Если некто, пытаясь обратить на себя внимание, запустит в ваше окно камнем, вы вряд ли обрадуетесь. Но ведь запомните этого «удальца», верно?
А если осенней темью скребётся, трогает окоченевшими пальцами тёплое ваше окно одинокая ветка? А у вас в комнате, положив ноги на стол, телевизор расселся, «Познером» или «Вечерним Ургантом» мозги вам вправляет. Услышите ли вы ветку эту заоконную, грусть её, надежду её тихую?
Так и с поэзией.
Иной начинающий стихотворец, не успев до конца первую тетрадку виршами своими измарать, глядишь, уже увесистый булыжник в руке зажимает – а как, дескать, по-иному о себе заявить? Да и чему удивляться: все эти новомодные «актуальные» слэмы да биеннале, где «ненормативное самовыражение» считается безусловным признаком таланта, не этому разве учат?
А вот Ольгу Лукьянову, издавшую недавно свою первую книгу стихов[1], с камнем – в руке ли, за пазухой – представить трудно.
Нет, она вполне «от мира сего», земная, «здешняя», но… Даже названия разделов книги: «Утро», «День», «Вечер» - на первый взгляд, очень уж скромны, привычно-обыденны. И только взгляду глубокому, вдумчивому открывается за тремя этими поставленными в ряд существительными не просто скрытая метафора, но сама жизнь.
А жизнь человеческая, она с чего начинается? Правильно, с детства. «Небо детства» О. Лукьяновой – такое необыденное, влекущее. В самом деле, где ещё такое встретишь, чтобы «в небе удил рыбу рыболов»?
И ни волн прилива, и ни плеска,
Лишь в счастливый срок над суетой
Из небес выдёргивалась леска
С толстобокой рыбой золотой.
Мир, который обретает – и дарит нам автор – светел, надёжен, зовущ. С ним не хочется расставаться.
Туманы над речкой колечками.
И смех, разрезающий страх.
Берёзы – слепящими свечками.
Охапки сирени в руках.
И счастье, как небо безбрежное.
Плывут и плывут облака.
И в память навеки всё врежется:
Весна, откровенье, строка…
Мне, читателю, хочется, чтобы облака эти всё плыли и плыли, возвращая сердцу давно утраченное щемяще-зябкое ощущение недолгой земной вечности. Но нить, из которой ткётся земное наше существование, сурова, и вот уже рядом с этим исполненным радости жизни воспоминанием-созерцанием – такие вот строгие прозрения: «А мне крест свой нести», «Моя жизнь – «ложе прокрустово».
И вот уже кончается утро-молодость, «листья дышат на крыше», но это не повод для отчаяния: «прошу ещё жизни средь листьев тёплых». И – такое необычное, неканоническое, может быть, но очень естественное для человека творческого понимание Божьей милости:
А осень? Она ведь – Твоим талантом! –
И светит, и греет до дней морозных…
И за всё, что выпало, - молитва-благодарность, глубокая, ненатужная, искренняя:
Благодарю Тебя, Господи!
Я ни о чём не жалею.
Как отрадно к иконе заветной припасть.
Светятся лики. Оклады туманно белеют.
Нынче медовый, а следом и яблочный Спас.
Второй раздел книги, «День», почти целиком состоит из стихов, как теперь принято говорить, «духовных», то есть, так или иначе связанных с жизнью души и повседневными реалиями человека воцерковлённого, глубоко верующего. И посвящения – всё больше людям духовного звания, священнослужителям: схиархимандриту Власию, архимандриту Исаакию, иеромонаху о. Илие.
Казалось бы, какое дело до такого рода стихов человеку, от жизни Церкви достаточно далёкому? К тому же, у таких стихов в поэтическом мире дурная слава: в них, как правило, много специфических сведений, много риторики, пусть даже и канонического свойства, но мало собственно поэзии.
Однако, в жизни, к счастью, не всё имеет заранее установленную цену. Вот читаю я стихотворение, посвящённое схиархимандриту Власию – и дивлюсь растерянно: не столько даже необычности взгляда на житие священнослужителя, сколько тому, что этот неведомый мне пастырь Божий, кажется, знаком мне, и даже – близок и дорог.
А за очками с учтивыми стёклами –
Детский сияющий взгляд.
Сколько же судеб, молясь, перештопал нам?!
Небо, вон, всё из заплат!
Тучею жгучею, облаком горестным
Наши грехи – в Божий дом.
Молишься ты, чтоб хоть детскими горстками
Мир наполнялся добром!
И никаких тебе словесно-конструкторских вывертов: эти «учтивые стёкла», эти «детские горстки» - находки разве? Да, находки – и ещё какие! Ведь благодаря им вижу я не схему некую, а живого человека – и понимаю его, и со-чувствую. Может быть, потому, что и поэзия так же, «детскими горстками», пытается нести надежду людям?
Стихи завершающего книгу раздела «Вечер», тематически и интонационно продолжая разделы предыдущие, вовсе не создают ощущения надвигающейся безжалостной тьмы.
Тема конечности земной жизни, разумеется, присутствует («Без слёз, без слов Матрёну хоронили»), но в контексте, который можно назвать и христианским, и стоическим – тут каждый выбирает то, что ему ближе. Даже одинокая Матрёна, которая «с войны одною памятью жила», не осталась в свой смертный час без заботы-памяти людской: пусть и хоронят её «на самой никудышней из подвод», всё же « в холмика податливый суглинок воткнули старики дубовый крест».
А на поминках стихли разговоры.
И фронтовик, рванув больной баян,
Шагал, шагал по памятным минорам,
Как по воскресшим заново боям.
Не все стихи сборника удались: например, стилизации «под фольклор» («Птицы в небе – к ясну дню…», «Сронила колечко…» ) показались мне несколько искусственными, «сделанными». Есть и мелкие технические огрехи в поэтических «мазках»: например, ветер плачет «в трущобах ивняка» (почему «в трущобах»? тогда бы уж – «в чащобах», всё точнее).
Но в целом книга собралась цельная, из стихов хорошего уровня. Заслуга в этом, в первую голову, автора, это понятно. Но не стоит недооценивать и роли редактора-составителя (он же – автор вступительного слова) Вячеслава Лютого. Ведь когда автор, скажем так, уже не юн, работает со словом давно, а книга выходит первая, то очевидная задача – отсечь от глыбы лишнее – становится вовсе не вспомогательно-технической, а поистине творческой.
Благодарности заслуживает и Римма Лютая: это её усилиями оформление книги удалось сделать органичным, полностью соответствующим тональности и глубинному душевному (духовному) строю собранных в ней стихов.
Ну, а что касается извечного негласного спора камня и ветки…
Для того, чтобы остаться в нашей памяти, Ольге Лукьяновой, автору книги с «тихим» названием «Горлинка», нет нужды прибегать к эпатажу. Стихи сами за неё заступятся, сами всё скажут.
И молния, как Божий меч, блистает.
А стук в висках пронзительней и чаще!
Здесь, на земле, так далеко от рая
Стою, накинув тополиный плащик.
Именно такой, на фоне гроз и горестей земных, О. Лукьянова нам и запомнится: умеющей говорить «о времени и о себе» просто и трогательно, стоящей здесь, рядом с нами, на знобящем поднебесном ветру в накинутом на плечи «тополином плащике».
[1] О. И. Лукьянова. Горлинка. – Воронеж: ОАО «Воронежская областная типография», 2013. -128 с.
* Сайт Ольги Лукьяновой www.gorlinca.ru
Александр Нестругин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
