Кое-кому может показаться, что деревня груба, неотесанна, необразованна. Мат, пьянство, ни культурного, образованного слова, ни глубокой философской мысли, подкрепленной модным иностранным именем. И только лишь в городе – и культура слова, и речи, и мысли, исходящих из образованности и интеллигентности. Так зачастую и говорят об этом, отделяя «культурный» город от «бескультурной» деревни, не зная при этом, что мужики деревенские пишут стихи. Что за сила побуждает их к этому процессу раскрытия души в самом высоком проявлении – в поэзии?
А пишут они из желания так сказать о своей любви к родному дому, краю, к матери и всему окружающему миру, как никогда бы никому не сказали в обычной деревенской жизни. И вот – загадка: живет человек, носит в душе всю эту безмерную любовь, и редко кому скажет о ней, но волшебным, удивительным образом считает, что никак иначе не излить душу, открыть ее нельзя, если не «сложишь» ее, не зарифмуешь. Ритм, музыка слова снова, как генетический ключ способны открыться, раскрыться, развернуться душе, томительно и бессловесно носившей до этой минуты в «простом» человеке те слова, ту нежность и откровение, что прячет он в обычной деревенской жизни. Когда на это нужно решиться, и без этого уже нельзя – рождается поэзия, состоящая из тех же слов, что и в обычной жизни…
Добрый человек – уже поэт. Или лучше так – настоящий поэт всегда добр к этому миру, иначе он – не поэт. И таких «простых людей» в моем окружении оказалось неожиданно много. Причем географически в разных местах. Но сострадание к миру и близкому человеку, выраженное в их в стихах настолько сближает их, таких разных, что оказывается, что они и мыслят как один человек. Так, наверное, складывались народные песни – от желания выразить себя как частицу народа в свойственных ему словах, чувствах, мелодиях… Одних, таких близких каждому – одному из единого народа. Потому так похожи стихи о воробьях или кошке, мерзнущих в морозный день. Потому близки, как и любому русскому человеку, мысли об утраченном близком и родном – родителях, деревенском доме, родному полю или проселку. Как мало и как бесконечно много тем для стихов… И все они сводятся к теме любви.
Не ищите в их строках, часто со сбитым ритмом, стихотворного совершенства. Не этим они греют душу, а добротой и любовью. Когда они выражаются без суеты и желания понравиться кому-то, а лишь оттого, что не выносила душа мучительного желания отблагодарить весь этот мир высказанным словом – за счастье родиться и жить на земле, и выговорить это так, как не выговорит человек городской. Иначе. Потому, что они от земли – и эти деревенские поэты-романтики, и их стихи.
***
Кузнецов Михаил Иванович, 1954 г .р. Уроженец Воронежской области, Петропавловского района, Краснофлотского сельсовета. Окончив с отличием техникум, получил специальность агронома. Работал главным агрономом в Лебедянском районе. Живет на родине Ивана Бунина, рядом с Бунинскими Озерками, в с. Петрищево-Дмитриевском Становлянского района Липецкой области. Поет в деревенском хоре – единственный из сельских мужиков. Стихи свои не записывает, а просто читает по памяти, по этой причине никогда и нигде не печатался, но на смотрах в Домах культуры прямо со сцены экспромтом «выдавал» начальству частушки, которые он называет «Сатирические куплеты», на сиюминутные темы – радуя односельчан и вводя в смущение начальство, среди которых был однажды замечен и губернатор. Но не нужны почему-то стали в черноземном селе агрономы и механизаторы, и отсутствие постоянной работы в селе заставило его, как и многих односельчан, работать вахтовым методом на стройках столицы, сменить плуг на мастерок.
***
Незаметно пролетели годы,
Как мои родители ушли,
И в сухую жаркую погоду
Опустели старые ульи.
Пчелы зимовали в нашей хате,
Было им уютно и тепло.
Больше жизни их любил мой батя
И гордился перед всем селом.
По весне тропинкою знакомой,
Ранней предрассветною порой,
Подхожу я к старенькому дому,
Слышу, что в стене хлопочет рой.
Дом наш пуст. Усадьба в беспорядке.
А деревья все белым-белы…
Вдруг ко мне из-под кирпичной кладки
Выползли навстречу две пчелы.
Жалобно жужжат, и больно слушать.
Я стою, с тоской смотрю на них,
Думаю: а, может, это души
Умерших родителей моих?
***
Я помню тот вечер весенний,
Когда из села уезжал,
И куст белоснежной сирени
На добрую память сажал.
Сажал возле нового дома,
На память - любимой родне,
На память друзьям и знакомым,
Что были так дороги мне.
А птицы, на юг улетая,
Те годы с собой унесли.
И долго меня в доме ждали,
Но так не дождались – ушли.
Дом пуст. Сад стоит в запустении.
Давно здесь никто не живет,
Но куст белоснежной сирени
Весной так же буйно цветет.
Стою у куста, а к избушке,
Увидев, как я подъезжал,
Подходит соседка - старушка:
«Сирень эту Мишка сажал».
***
Зимний вечер длинный, скучный,
Ветер воет во дворе.
Снег идет сухой, колючий,
И мороз стоит трескучий
При алеющей заре.
У скамьи, где чуть потише –
Воробьи, их было шесть,
То летят стрелой под крышу,
То в снегу чего-то ищут,
Видно, хочется им есть.
Так им плохо в этом мире,
Больно мне на них смотреть.
Распахнуть бы окна шире,
Всех впустить в свою квартиру,
Покормить и обогреть.
Александр Федорович Терлянский – редкий рассказчик простых хуторских историй. Они – в двух его книжках «Рев белуги» и «Длинная душа», вышедших в издательстве «Издательский дом Кнауб», г. Волжский в 2001 и 2003 г .г. А недавно – и его первый поэтический сборник «Деревенька моя, деревянная, дальняя».
Не умом, а сердцем написаны его стихи, причем сердцем открытым, добрым, внимательным к окружающему миру Заволжья. Сердцем памятливым, трепетным, открытым красоте мира природы и людей. Жар степного ветра, духмяный запах гривных трав, настоянных на полой воде, мир Заволжского займища – мир его поэзии, не знающей ни словесных вывертов, ни заумных оборотов. Потому нет нужды искать родину этих стихов – все они с хутора Глухой Волгоградской области, стоящего у Волги-Воложки на границе с Астраханской областью, откуда родом и сам Александр Федорович, и написаны они ясным, простым, даже бесхитростным языком, ведь для автора все, о чем он пишет – родное, кровно-родственное. Чего уж проще и яснее:
Я по стерне все пятки изрешетил,
Когда ходил за стадом босиком
По тем лугам, где бродит волжский ветер,
Где за работу платят молоком.
Стихи А.Ф. Терлянского сродни народной песне, частушке, которыми так богата наша родня, да и сам он, к счастью – явление редкое, но не единственное; во все времена в народе находились те, кто словом и мелодией выражал то сокровенное, близкое каждому, что потом становилось народной песней, скоро теряющей своего автора.
Встану утром спозаранку,
Еще дымка на реке,
Ирьянка попью с колодца
На портошном молоке.
Грабли, вилы и литовку,
Перехватку в узелке, -
Ухожу к реке, в низину
Косить травы в тальнике.
И чем ближе к сердцу каждого эта народная поэзия, тем скорее забывается автор, а, вернее, сам народ, принявший слово и песню как свои, становится их настоящим автором. Не для красного словца говорю это, и не по кровной родственной связи, мол – как не славить племяшу дядю своего! – нет, истинно знаю, что слово поэтическое, им однажды оброненное, превратилось в песню народную, птицей вольной вылетевшую из под его пера и поется нынче по всей России как песня, почитаемая за старинную, почти кант. Такова судьба песни-романса «Отчего так быстро вянут розы», написанной Терлянским лет пятнадцать назад, напечатанной вначале в газете «Казачий круг», а затем ставшей народной песней.
Чтобы с любовью писать о родине, не обязательно заканчивать Литинститут и литкурсы. Любовь, если она настоящая, а не показная, не может быть пустой, пустословной. Сегодня я узнаю об этом по стихам, а прежде, с моего детства, видно было по его глазам: и в тех и других – любовь к родному Займищу, хуторам, Волге, своей родне и, конечно, матери, на могиле которой не успевают вянуть цветы, приносимые сыном. И ей, и родному хутору, и простым хуторским жителям посвящено много добрых, щемящих душу стихов, А моя собственная литературная судьба сложилась во многом благодаря дяде Саше.
Александр Федорович живет сейчас в Волжском, но всякий свободный день он на родном хуторе Глухой. Там его родной дом, там источник его вдохновения.
Ностальгия
Посидеть люблю я обрыва
На скамейке из дубовых плах.
Волжский плес у ног моих в разливе
И заката огненный размах.
Лайнер белый – весь в огнях нарядных -
Рейс круизный в Астрахань спешит…
Я ж иду у этого обрыва
Жизнь свою и память ворошить.
За спиною – отчий дом родимый,
Волжским ветром, рыбою пропах.
К Волге я хожу как на свиданье
На скамейку из дубовых плах…
Октябрь 1990 г .
Ошибка
Я всем читал тогда стихи,
И было мне чуть-чуть за сорок.
В деревне пели петухи,
И я решил уехать в город.
Что там нашел? Вдали от рощ
И от полей в духмяном зное,
Я потерял былую мощь,
Как нерабочий конь в застое.
Согнула жизнь меня в дугу,
На плечи давит коммуналка.
Я эту жизнь видал в гробу,
Прошедших лет мне просто жалко.
Не надо мне градских духов
И той зарплаты в «рубль сорок»,
Мне б снова слушать петухов,
Вернуть года – чуть-чуть за сорок.
Грибник
В осенний лес войду
Тропинкою лосиной,
Там, где грачи горланят на окрест.
Я с рюкзаком заплечным
И корзиной –
Охотник по грибы
И житель этих мест.
Заманят тополя,
В чьих ветвях дом орлиный,
Руками разгребу
Опавший желтый лист.
Лес одарит меня
Рядовкой тополиной,
А мне ценней всего,
Что воздух свеж и чист.
Обнял ветвями дуб
Красавицу осину.
Шурша листвой
В осенней тишине –
Нет цели у меня
Набрать грибов корзину.
С природою побыть хочу наедине.
Октябрь 1975 г .
***
Хуторок свой не забуду,
Из деревни не уйду –
Шапку старую надвину,
К речке полем побреду.
Бредень, сетка ли подмышкой,
Вентерёчек ли в руках…
Я блесною и мормышкой
Увлекаюсь - но не так.
Взглядом рощицу окину
И знакомые луга,
Сети в ерике раскину,
Где зеленая куга.
Все до кустика знакомо,
И до птичьего гнезда.
Где бы ни был – тянет к дому,
Как прохладою – вода…
Декабрь 1991 г .
Сенокос
Время мошек пролетело,
Комарья ослаблен звон,
Навожу косу-литовку:
Начинается сезон.
Я иду по косогорам
И низиной у реки,
Из осоки ставлю вешки
На густые тальники.
Вешкой место обозначу,
Где наметил сенокос.
На селе одна забота –
Начинается покос.
Встану рано спозаранку,
Еще дымка на реке,
Ирьянка попью с колодца
На портошном молоке.
Грабли, вилы и литовку,
Перехватку в узелке.
Ухожу к реке в низину
Косить траву в тальнике.
Я вхожу в прокос с размаха,
Пот струится по спине,
Дышит грудь травою мятной,
Росы – бисером в траве.
Не знаком кто с сенокосом
И с литовкою пока,
Не вершил стога с рассветом –
Вкус не знает молока.
Сентябрь 1993 г .
Косари
Выхожу по утрам
В заливные луга,
Где растут на полянах дубравы.
Там литовкой-косой
На росистой заре
Я кошу ароматные травы.
Солнце рано встает,
Луч на землю кладет
И роса на траве серебрится,
И от звона косы,
И от запаха трав
Голова в разнотравье кружится.
Ноги мою росой,
Пот струится с лица,
Мышцы рук наливаются силой.
И от этой красы,
И от этой тиши
Наша жизнь так мне кажется милой.
Выпью кваса глоток,
Косу вновь наведу,
Смою пот ключевою водою,
Отдохну под дубком,
Снова выйду в луга,
Косарей поведу за собою.
Август 1987 г .
Зубарёвка
Тихий хутор Зубарёвка:
Речка, домик и лесок.
У дубового мосточка
Ждёт дурняшку паренек.
Трактор в стороне оставил,
Приглушив мотора треск.
Что же делать холостому –
В Зубарёвке нет невест.
На одной дурняшке Маше
Свелся клином белый свет,
Нарожала ребятишек,
И не знает, кто отец.
Не девица и не баба,
Не соломенна вдова.
Что от этой встречи будет
Он то знает, а она?
На плёсе
Бабьим лет отпуск мне дали –
Хорошо в эти дни отдохнуть.
Не поеду в заморские дали,
Я короче свой выберу путь.
Запетляла лугами дорога,
Журавли надо мною кричат, -
Я на плесе у старого сада
Повстречаю осенний закат.
Раздаются гудки теплоходов,
Рядом Волга, запахло дымком.
А с высокого звездного свода
Месяц светится медным рожком.
Ветер бродит в тальнике шатком,
Ветка с веткой ведет разговор.
Сняв рюкзак, разбиваю палатку,
Развожу у заплеска костер.
Ночь уходит, и звезды пропали,
И рожка надо мной не видать.
Не поеду в заморские дали,
Здесь, на плёсе люблю отдыхать
Ноябрь 1985 г .
Старые пенаты.
Снега кругом, порыло людом
Ту речку, что кружит лениво,
И в иней лес, как серебром
Мороз укутал всем на диво.
Родимый дом, старушка-мать,
Что ждет в любое время года –
Ей что дожди, что холода,
И что нелетная погода.
Теплом ласкает в доме печь,
В узорах красочных окошко,
Шумит старинный самовар,
С мороза в дверь скребется кошка.
Я все отдам за день такой,
Забуду горе и утраты!
Лишь только вновь побыть с тобой…
Родные старые пенаты…
Декабрь 1995 г .
Родное
Есть на свете такой уголок,
Что в лесной глухомани затерян,
Где туман как пуховый платок,
А леса - перламутровый терем.
Там в реке полновесны лини,
А вечерняя даль краснопольна.
От сверкающей яркой луны
И восторженно глазу, и больно.
В неудачах, в сердечную сушь,
Клеветой или злобой остужен,
Я спешу в эту дивную глушь,
Как паломник, спасающий душу.
Там не спросят тебя за стихи,
И за то, что отчаялся малость,
Застарелые снимут грехи,
Заврачуют любую усталость.
И, волнуя раздольностью строк,
Хлынут в песню и солнце, и ветер.
Как я рад, что такой уголок
Для меня существует на свете…
Май 2005 г .
Грусть
По полям, по лугам неисхоженным,
Где тропинки травой поросли,
Я брожу вечерами погожими –
До чего же места хороши!
Хуторок наш над волжскою кручею,
Где стремнины уверенный бег,
Где калина цветами пахучими
Одурманит, привяжет навек.
Беззаветно люблю ту сторонку,
Где тяжелые годы прожил,
Научился трудиться, где смолоду
Столько трав я в лугах покосил!
И, наверное, тянет поэтому
Постоянно в родные места,
Чтобы с детством там встретиться заново,
Чтобы жизнь там понять до конца.
Мне с годами проходит прозрение,
Я с природою встречи ищу.
Потому вечерами погожими
Я брожу по лугам и грущу.
Макаров Юрий Алексеевич. Родился в 1961 г .р. в деревне Кожинка Становлянского района Липецкой области, в местах литературных, бунинских. Живет в райцентре Становое. Работал в районном Доме культуры, где двадцать лет назад создал агитбригаду. Сам писал для нее сценарии и тексты песен, среди которых и гимн района. Стихи опубликовал в нескольких тоненьких книжечках с простыми добрыми названиями «Ягодка», «Родное», «Деревенские напевы». Иллюстрировала их Юрина жена – Лена, и рисунки эти – нарисованная копия Юриных стихов, такие же простые и по-детски добрые. Вышли книжечки крошечными тиражами по 100 экземпляров. Юрий - Лауреат областной премии «Хранитель традиции» за 2005 год. Тяжелая болезнь привела его к ослаблению зрения и почти полной потере слуха, но это вдруг побудило писать детские стихи.
- Я ведь когда пишу, сам становлюсь ребенком. Я вдруг понял, что только такие стихи писать сейчас и могу. Не специально – так теперь пишется, - и показал рукописи двух книжек детских стихов, издать которые никто не берется. - Из дома выбираюсь лишь когда «Скорая» увозит. Пару раз откачали… Сижу теперь в четырех стенах. Вот так вот подойду к окну, встану и смотрю, смотрю на небо. Я на него часами могу смотреть.
А в окне кроме неба – лишь заборы палисадника и стены соседних домов. Зато в стихах…
***
В.М. Петрову,
русскому писателю
Кружится вороньё над полем,
Полынью отчий край пропах…
Кому нужны мы с нашей болью,
С печалью русскою в глазах?..
Нам, пробавляясь хлебной коркой,
Одним нести свой тяжкий крест
И жить по давней поговорке:
Не выдаст Бог – свинья не съест!
Старушка
Завалило снегом деревушку,
Глухо плачет ветер за стеной.
В валенках залатанных старушка
Поплелась с ведерком за водой.
Обросло все инеем ведерко,
Сердце ноет, голова болит.
Постоит старушка на пригорке,
На поля, сугробы поглядит,
И чему-то грустно улыбнется,
Покачает грустно головой…
И назад, вздыхая, поплетется
Мимо изб по стежке снеговой…
Тишина. Томительная дрема.
Ни проехать в поле, ни пройти.
Ей бы только добрести до дома
И с водой ведерко донести.
Тетя Шура
Хоть еще морозы в силе,
Солнце душу веселит.
– Вот и зиму пережили, –
Тетя Шура говорит.
Поглядит она в окошко,
Улыбнется – и опять:
– Ну, племянничек, немножко
Нам весну осталось ждать!
Тихим, светлым ожиданьем
Вновь душа ее полна.
Много горя и страданий
В жизни видела она.
Но, как прежде, верит в чудо
И хороших ждет вестей.
Верит, что весенним утром
Постучится счастье к ней…
За окном кудахчут куры,
Расправляет крылья гусь
И в глазах у тети Шуры
Словно льдинки, тает грусть…
Незабываемые ночи
Девчонки в Кожинке в окошко
Тук-тук, бывало вечерком:
– А ну-ка, Юр, бери гармошку
И за околицу пойдем!
Сирень цветет, а ты все дома,
Гляди-ка, месяц-то какой!..
И сердце тот час же истома
Окатит сладкою волной.
И станет дом родимый тесен,
И скучно от ученых книг,
Захочется хороших песен,
Частушек новых, озорных…
Идем по улице с гармошкой,
Поем на радость старикам.
И сыплет белую порошу
Черемуха под ноги нам.
А звезд-то в небе – мать честная!
В садах колдуют соловьи,
И сердце сладко замирает,
И хочет счастья и любви!
Звенят задорные частушки,
Гоня ночную тишину.
Вздохнут на лавочках старушки:
- И мы когда-то, в старину,
Вот так на выгоне плясали,
Едва лишь солнышко зайдет…
Еще не ведая печали,
Гармонь в руках моих поет.
Незабываемые ночи!
Не раз вздохну о них тайком
И напишу вот эти строчки,
Но это в будущем, потом…
Грибная дорожка
Сторонка лесная,
Дорожка грибная.
Стою, удивляюсь
Что делать – не знаю.
На горку взошел
И – грибная дорожка.
Ах, как хорошо,
Что с собой есть лукошко!
Шагаю по стежке,
Сбиваю росу,
Грибную дорожку
В лукошке несу.
Воробей
Завывает снеговей.
Мерзнет бедный воробей,
Еле теплится сердечко.
Люди в доме топят печку.
На лежанке кошка спит,
Он на веточке дрожит:
«Где бы зерен поклевать?
Где бы перезимовать?»
Деревня просыпается
Деревня просыпается –
В окошках огоньки.
Поют, перекликаются
Как прежде петухи:
– Живой?
– А что нам будет!
– И я, братки, живой!..
И солнце, словно чудо
Восходит над землей…
Пляска
Дядя Миша взял гармошку,
Она голос подала,
И по стежкам и дорожкам
Прибежало пол-села!
Остальные – тут как тут,
Пляшут, весело поют.
Пляшут бабушка и дед,
Внук пяти неполных лет,
Пожилые,
Молодые,
Пляшут гости городские.
Каблучками стук-постук.
Шире, шире, шире круг!
У калитки коза
Дроби отбивает,
Коза-егоза
Поплясать желает.
А коровы на лугу
Подпевают громко: «Му-у!
Мы сплясали б тоже,
Только жаль, не можем.
Но зато наш пастух
Пляшет лихо – во весь дух.
Эх, с носка на пятку,
А потом вприсядку…
Люди улыбаются,
Солнышко сияет,
Видно, солнцу нравится,
Как гармонь играет.
А черемуха порошей
Сыплет нежно и светло…»
– Вот спасибо, дядя Леша,
Распотешил все село.
Ремонтируем квартиру
Ремонтируем квартиру –
Клей, обои, дружный смех.
Папа важно:
– Малость вира! –
Поднимите, то есть, вверх.
Поглядит, сравнит:
– Нормально,
Словно новый потолок!
А порою скажет:
– Майна!
Опустите вниз чуток…
Мы работаем охотно,
Так приятно все уметь.
Приходите и работу
И квартиру посмотреть…
Гармошка
Внук с гармошкой под окошком,
Дед доволен: «Весь в меня!»
Улыбнется вдруг прохожий:
– Музыкальная семья!
Хлопнет, топнет в такт гармошке,
Деду с внуком подмигнет,
А гармошка под окошком
На всю улицу поет.
Листок
На деревце осеннем,
Продрогшем, облетевшем,
Листок один,
Последний,
Намокший,
Пожелтевший.
Висит, не улетает,
Дрожит, но не сдается…
А скоро вьюга злая
По парку
Пронесется.
Но, не пугаясь ветра
И вьюгу ледяную,
Все крепче он за веточку
Держится
Родную.
Примета
Если у сестренки Светы
Вновь веснушки на носу,
Это – верная примета,
Что недолго ждать весну.
Выедешь с городских тесных улиц, да большаком – по краю черноземному, плодородному, по земле нашей, украсно украшенной - полями, лесами да речками малыми и большими, а свернешь на проселок и обязательно заедешь в какую-нибудь деревню с удивительным, добрым названием – Ключики, Травинка, Колыбелька, Заполенка… Может, и государевыми указами ставились они, да не указы им такие имена давали. Только сам народ. А прямые потомки тех первопоселенцев – те самые мужики, что родились в них. В Ключиках или Травинках. И стихи пишут. Вот эти самые. Их много, таких мужиков, в наших русских деревнях. Поглядите карту России, не торопясь поглядите. А еще – почитайте имена сел и деревень наших и поймете, что Россия – это не только география, но и Поэзия. От земли, от сохи…
Январь 2008 г .
Александр Новосельцев (г. Елец)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
