Сборник стихов Владимира Александровича Петрушевского, изданный Австралийским округом корпуса Императорских Армии и Флота в 1966 году тиражом всего 500 экземпляров, содержит около ста стихотворений. Издание посмертное. Автор в то время уже пять лет, как покоился на русском кладбище города Сиднея в Руквуд. Казалось бы, и в 1966, и, тем более, сегодня, можно было бы не тревожить его имени, не вспоминать, оставить это детям и внукам. Благо, что и сына и дочь вырастил поэт, так что, есть кому его вспомнить и о нем помолиться. Но, как и пять лет после смерти, стихи не оставляли людей равнодушными, так и сегодня, более полувека спустя, читая поэтические строки на пожелтевших от времени страницах, нельзя таковыми остаться.
Всмотримся в строки сборника. За ними – душа и судьба русская, достойная памяти и почитания. И не только за стихи.
Владимир Александрович Петрушевский родился в феврале 1891 года в Москве. Его дед – генерал-лейтенант артиллерии Василий Петрушевский был известным ученым и преподавал химию будущему императору-миротворцу Александру III . Отец – генерал Александр Васильевич Петрушевский – крестник императора Александра III, служил в гренадерской артиллерийской бригаде. Во время Боксерского (Ихэтуаньского) восстания в Северном Китае (1899–1901 гг.) был направлен на службу на Дальний Восток, где остался на постоянное жительство, приписавшись к Уссурийскому казачьему войску.
Когда у него родился сын – получил от Императора Александра III поздравление: «Поздравляю с пажем». Но пажем Его Императорского Величества новорожденному не случилось быть – молодой Владимир Петрушевский был определен по месту службы своего отца в Хабаровский кадетский корпус. В 1908 году он его окончил и поступил в Михайловское артиллерийское училище, но уже в 1909 году перевелся для продолжения учебы в Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге, по окончании которого в 1911 году в звании хорунжего казачьей "царской" сотни был зачислен для прохождения службы в Уссурийский казачий дивизион.
С началом Первой Мировой, боясь, что война может окончиться без него, Владимир Александрович перевелся в Пятый гусарский Александрийский Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк. С первых дней войны этот полк отбыл на фронт, и именно в его рядах сражался молодой Петрушевский.
В страшную Гражданскую служил он в армии Колчака. Затем – изгнание…
Корабли, корабли, корабли,
Сколько вас в безграничном просторе?
Это дети несчастной земли
На чужбину везут свое горе.
Судьба забросила Петрушевского на остров Яву, в те годы принадлежащего Голландии. На нем и начал строить свою жизнь с нуля русский офицер. В1921 поступил на службу в Горный департамент в отдел геологии. Путь прошел от мелкого чиновника до начальника геологической службы разведки вулканов, изучил голландский и малайский языки, с тал видным вулканологом, профессором, именем которого назван вулкан на острове Ломблен в гряде Малых Зондских островов. Его работа постоянно была связана с риском для жизни и требовала от исследователя личного мужества. Его длительные походы по тропическим джунглям и спуски на дно кратеров, исследования в районе подводных извержений, во время которых он на лодке подплывал как можно ближе к месту извержения, много раз давали повод считать Петрушевского мертвым. Но судьба его хранила, и деятельность Владимира Александровича получила признание среди его коллег-ученых – на послевоенном конгрессе геологов в Осло он был объявлен "чемпионом", так как был единственным, кто спускался на дно шестидесятивосьми кратеров.
Но, не смотря на профессиональные успехи и вулкан по имени «Петруш» (полной фамилии местное население не могло произнести), Петрушевский не принял чужого подданства, оставаясь верным России:
Ни за звонкий металл, ни за блага земли
Я тебе изменить не желаю,
И где предки мои родились и росли,
Там душою своею витаю…
За тебя ль ни учил я молитвы читать
И шептал их устами дитяти?
За тебя ли ни шел на войну умирать
Я в рядах нашей доблестной рати?
В одном из писем другу М.М. Спасовскому Владимир Александрович свою жизнь описывает скупо, буквально в несколько строк: «Я родился «случайно» в доме графа Зубова в Москве, на Поварской. Это было 4 февраля ст.ст. 1891 года. Отец мой в то время служил в Гренадерской Артиллерийской Бригаде в Москве. 24-го августа 1920 года я покинул родные берега из Владивостока. Поехал на о. Яву, где с 1921 года числился при Горном департаменте в отделе геологии, в «вулкановедческой» службе и, пройдя все звания, был за отличие назначен в 1945 году начальником разведки вулканов в звании геолога-практика. Изъездил, исходил и облетел Яву, Суматру, Целебес, Борнео, Бали. В общем, кроме Новой Гвинеи, имел в своем подчинении 130 вулканов…»
…Когда туман над кратером сгустится
И облака, нависнув, скроют даль,
В моей душе опять зашевелится
Подруга верная – безбрежная печаль…
Не правда ли, его поэзия говорит больше о Петрушевском, нежели строки его биографии? Так что, дадим ей слово:
Я – часть Руси на южных гранях моря:
Со мной мой меч и черный доломан*,
Портрет Царя, как вечный призрак горя,
И в сердце след от пережитых ран.
Я часть Руси, которую невзгода,
Как мяч, забросила за море-океан,
Я – верный сын великого народа,
Солдат душой и дней былых баян.
Говорят, человек, как, впрочем, и страна, своей судьбы не выбирает. Она предназначается свыше. А судьба Петрушевского, как истинного русского человека, нераздельна с судьбой России. Тема России, тема русской трагедии, как трагедии личной – основная в его творчестве:
Там, за Божею околицей
С небом сходится земля,
Царь Никола крепко молится
За родимые поля.
С Ним все русские угодники
И мильоны душ святых,
Всех последних лет колодники,
Имена Бог знает их.
Императоры Российские
И Цари Святой Руси
Бьют поклоны Богу низкие:
– Боже, Родину спаси!
Сыновья любовь к своей стране, сыновья преданность и боль за судьбу своей Отчизны в каждой строке:
Ты стоишь предо мной одинокая,
Моя бедная Родина-мать,
На челе твоем складка глубокая
И страданий великих печать.
Знал тебя я когда-то богатою,
Ты красавицей первой была,
А теперь ты старушкой горбатою
Побираться по миру пошла…
А вот строки, где не таясь сияет его душа, душа истинно русского человека, главные дары которой – широта:
Для меня, вся Россия родная –
Дорог мне доломан и чекмень**,
Не теряю я сладкой надежды,
Чтоб в папахе пройтись набекрень…
Для меня – что ребенку гостинец,
Коль услышу, как грянет гопак…
И еще он жалел. Жалел… что поздно родился. Потому что:
Тогда б не видел я годины лихолетья,
А славу родины и дни Бородина.
Тогда б вступив в Париж, где русския знамена
Так гордо реяли, простив Москвы пожар,
Поставил б часовых в дворце Наполеона
Из бравых усачей и доблестных гусар…
В 1950 году по состоянию здоровья Владимир Александрович вышел в отставку и переехал в Австралию. Получая голландскую пенсию, он мог позволить себе не зарабатывать на хлеб, и все свое время посвящал общественной деятельности, сотрудничал с австралийскими и заокеанскими печатными органами русской эмиграции, писал стихи и прозу. Защищая интересы своих соотечественников, он входил в состав 14 общественно-политических, церковных, военных и казачьих организаций. Во многих из них был председателем, и в каждой – активным участником. Был неутомимым, когда приходилось помогать русским людям в их нужде и заботах. А таковых было у русских эмигрантов предостаточно – ведь чужая земля и требует по иному. Как почетный председатель Союза инвалидов в Австралии, постоянно собирал средства для помощи пострадавшим на фронтах Первой мировой и Гражданской войн. И даже умирая завещал положить в кафедральном Свято-Петропавловском соборе подписной лист, чтобы в день его похорон, все кто пожелает с ним проститься, вместо покупки венков и цветов жертвовали эти деньги на помощь инвалидам.
К ак писали о нем в предисловии к книге его друзья, чьими усилиями и был издан сборник – капитан первого ранга Фомин, В.Е. Милоданович и М.М. Спасовский, – Петрушевский был не только общественным деятелем русской эмиграции, а еще нумизматом, книголюбом и глубоко религиозным человеком. В Индонезии он в течение долгих лет исполнял обязанности старосты одного из приходов Русской православной церкви заграницей.
Владимир Александрович Петрушевский скончался в 1961 году от тяжелой болезни, похоронен в Сиднее, на русском кладбище в Руквуд.
Перебирая, как самоцветы, его стихи, затрудняешься в выборе – какое из них предпочесть, процитировать… Это хорошо, и это… А вот строка еще пронзительнее… И испытываешь чувство благодарности людям, тоже давно почившим, издавшим сборник стихов Петрушевского и, тем самым, явившим читателю образец бескорыстия и верности.
В своем «Завете», написанном в 1955 году, за пять лет до смерти, Владимир Александрович, поэт для души, а не для славы, наказывал:
Мне цветов на могилу не надо –
Лучше горсточка Русской земли,
То для воина будет награда:
Мнить себя от родной не вдали…
Если тебе в жизни удалось прикоснуться хотя бы и к маленькой книге стихов русского человека помнившего, любившего и знавшего нашу Родину «первой красавицей», не позабывшего ее ни в горе, ни в радости, и жившего во имя этой любви, невольно ловишь себя на мысли о том, что ты тоже… поздно родился. Не испытал, не изведал ни истинного величия своей Родины, которого, ой, как не хватает, ни истинной гордости за нее… И горько и остро понимаешь и умом и сердцем, как много мы потеряли. Найдем ли? Большой вопрос.
И грустишь, и вздыхаешь ты над стихами почти никому в современной России неизвестного русского человека, который и в самой дальней дали не мыслил себя вне её. Да что там дали – даже за гранью жизни желал быть, уж если не в России, то хотя бы с горстью земли русской на могиле своей. И это ли не повод для нас к раздумью и осмыслению самих себя, ныне живущих если и не с той старушкой горбатою, что с котомкой побирается по миру, то и не с первой красавицей?
Только задуматься бы крепко-накрепко, чтобы найти выход из нынешнего мира махрово расцветшего мата и вседозволенности, не обремененного ни верностью, ни гордостью, ни элементарной порядочностью, в надежный и прочный русский мир, в котором бы также надежно росли сыны верные, дочери славные. И хорошо бы было попробовать собрать галерею портретов, не только известных и выдающихся (слава Богу, мы о них все же кое-что знаем), а и самых обычных для того мира людей, – но таких замечательных, и таких настоящих. Простых сыновей и дочерей России. Где бы они ни проживали, какие бы лихие времена и события их ни пытали. Знаю, что уцелели из того мира только крохи, но даже крохи российской истории огромны и, конечно же, не будут ни напрасными, ни лишними, ни мелкими. Тогда мы, пусть и с грустью, но сможем с большей долей реальности узнать время, когда белое на Руси было просто белым, а красное не только означало красное, а еще и красивое, и которое еще много охотников окрашивать в черное.
"Буду безгранично счастлив, – писал Петрушевский, – если мои стихи заставят сильнее забиться сердца русских патриотов, находящихся на чужбине, и вдохнут в них надежду и веру в светлое и славное будущее дорогого нашего Отечества".
Он в это верил.
"И верить хочется до боли,
Что загорится вновь заря,
Заря счастливой русской доли..."
Он и в нас, получается, верил.
*Доломан – гусарская куртка.
**Чекмень – казачий полукафтан с перехватом и сборами на мелких пуговках.
Елена Пустовойтова (Москва – Сидней)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Сборник стихов Владимира Александровича Петрушевского, изданный Австралийским округом корпуса Императорских Армии и Флота в 1966 году тиражом всего 500 экземпляров, содержит около ста стихотворений. Издание посмертное. Автор в то время уже пять лет, как покоился на русском кладбище города Сиднея в Руквуд. Казалось бы, и в 1966, и, тем более, сегодня, можно было бы не тревожить его имени, не вспоминать, оставить это детям и внукам. Благо, что и сына и дочь вырастил поэт, так что, есть кому его вспомнить и о нем помолиться. Но, как и пять лет после смерти, стихи не оставляли людей равнодушными, так и сегодня, более полувека спустя, читая поэтические строки на пожелтевших от времени страницах, нельзя таковыми остаться.