Спектакль «Человек» по мотивам книги Виктора Франкла «Скажи жизни «Да»: записки психолога, пережившего концлагерь» в Большом драматическом театре имени Товстоногова (БДТ). Режиссер спектакля Томи Янежич, автор инсценировки Катя Легин.
Сложное и странное впечатление производит этот спектакль, но тем интереснее анализировать такие постановки. Спектакль шел вечером на основной сцене, а днем я посмотрел в этом же театре на малой сцене уникальный спектакль «Когда я снова стану маленьким», так порадовавший меня. Контраст между дневным и вечерним спектаклями поразил меня.
Начиналось всё, казалось бы, очень мило. Зрители еще рассаживались на свои места, а на сцене уже играл небольшой оркестр щемящие душу композиции, такие как: Мартин Розенберг «Juedischer Todessang», «Vie nemt men a bissele mazel» в исполнении The Barry sisters, «Мazzel nur mit far mir» в исполнении Фулда, Мордехай Гебиртиг «Undzer shtetl brennt» в исполнении Бенте Кэхэн и другие. У сцены прохаживались дамы и господа, оказавшиеся артистами, и преувеличенно любезно приветствовавшие зрителей.
Одна из них, самая маленькая, настолько напрямую обратилась ко мне, а я усаживался в первый ряд, что я послал ей воздушный поцелуй. В ответ она подбежала к занавесу, на котором полуметровыми буквами было написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» и показала на них. Я остался доволен нашим необычным диалогом, и лишь потом, когда было сказано, что такие слова были написаны на воротах концлагеря, до меня дошло, что я приглашался не на спектакль, ведь я уже был в зале, а… в концлагерь! Спасибо, маленькая фурия, за приглашение. Брат моей матери, Романов П.Г., побывал в немецком концлагере, а затем получил 10 лет советских лагерей; брат отца погиб на фронте в 18 лет, муж сестры матери расстрелян в 1937 г., так что для нашей семьи этого достаточно.
Спектакль в который раз поднимает важную тему концлагерей, но с какой целью это делается и как воплощается сценически? Дело в том, что спектакля в обычном понимании этого слова нет. Просто пятнадцать человек беспардонно по очереди читают книгу Виктора Франкла, а остальные бродят, сидят или лежат. Нет ролей и персонажей, в программке просто перечислены исполнители, так что узнать фамилии их без специальных поисков невозможно. И это происходит в одном из старейших, знаменитейших и крупнейших театрах России. Только однажды чтение прерывается каким-то воинственным, угрожающим танцем всех участников, в котором моя маленькая блондинка (Ольга Ванькова), сжав кулаки, производила самое жесткое и пугающее впечатление. На этом, вы меня поймете, роман мой с ней закончился так же внезапно, как и начался.
Один из артистов чаще других берет микрофон, долго кричит в него, прижимая к самым губам и делая слова неразборчивыми, зачем-то снимает туфли (все артисты в современной одежде, а не в лагерной пижаме), затем – носки, уносит туфли в руках, а возвращается обутым. Это всё, на что способен режиссер Томи Янежич.
Любопытна сценография спектакля. Действие, если им можно назвать чтение, происходит на авансцене, а сама сцена наглухо закрыта, но вот она открывается, и зритель ошеломлен. Он видит огромную совершенно пустую сцену, сверкающей белизной стен, пола и потолка. Она сберегалась для того, чтобы… оставить ее для лошади. Живая лошадь серой масти привязана веревками слева и справа там, вдали. Она стучит подкованными копытами по, вероятно, металлическому настилу, и звуки эти раздаются, как по вселенной.
Явление коня настолько невероятно, настолько грандиозно, что кажется элементом какой-то мистерии. Для чего же приводят коня сюда, в повествование о концлагере, буквально минуты на три? Дядя рассказывал, что в лагере для военнопленных им привозили падшую лошадь, и они зубами разрывали ее, но здесь другое дело. В марте 2016 г. спектакль показывали в Москве, и коня с большими трудностями возили туда, настолько это важно. Ведь это не пассажиру сесть на 3 час 50 минут в сверхскоростной поезд «Сапсан». Я просмотрел петербургские рецензии и отзывы на этот спектакль и скажу, что коня заметили все, но никто не смог ответить, зачем он?
Петербургским критикам и театралам можно сказать, что вопрос этот простой для тех, кто знаком с Новым Заветом. Другого ответа быть не может: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными» (Откровение Иоанна Богослова, 6:8). Обратим внимание на последние два слова – «зверями земными», такой зверь появится в финале спектакля.
Итак, в Библии конь бледъ есть образ голода и бедствий. В контексте же спектакля он есть символ угрозы и мщения. Зверь земной будет представлен мощной овчаркой за праздничным столом, казалось бы, ни к селу, ни к городу, просто так. Напоминаю, я сидел в первом ряду, и мне было тревожно за свою безопасность. Если конь бледъ означает угрозу символическую, то овчарка опасность реальная, она здесь, рядом. Страшен оскал этого зверя и мертвая хватка у него.
Тема мщения мощно звучит в последней части спектакля. Кричит пожилая актриса: «Пусть отрубят мне руки, если я не замараю их кровью тех, кто издевался надо мной!» Никто из критиков как бы не замечает этих страшных проклятий, адресованных неназванным зрителям. Кому спектакль призывает мстить, ведь виновников и палачей концлагерей давно нет, а зачинщиков страшной Второй мировой войны еще надо назвать, прежде чем ставить такие спектакли? Свалить всё на неадекватного Гитлера – это не решение вопроса. Другая исполнительница призывает к активным действиям: «Наше место горит, а вы стоите и просто смотрите, как наше местечко сгорит. Тушите вашей собственной кровью. Не стойте, братья, просто так, тушите. Наше местечко сгорит!» Все остальные синхронно машут руками. На этом я отказываюсь от дальнейших догадок, что горит и отчего, оставляя их любознательным читателям. Скажу только, что понятия мщения и подобного демонизма нет в православном мировосприятии.
Спектакль оказался по содержанию не художественным произведением театрального искусства, а развернутым политическим плакатом с элементами мистификации и оккультизма, а по форме – неумелой и скороспешной поделкой с привлечением неповинных животных. Спектакль пышет злобой по отношению к каким-то врагам, которые не названы, а только подразумеваются, и дальнейшее углубление в этот вопрос слишком далеко уведет нас в историю. Он требует какого-то талмудического толкования, выходящего за границы театра.
Ясно одно: спектакль никаким образом не соответствует русским театральным традициям. Он не соответствует ни системе Станиславского, ни методу Брехта, ни каким-то новейшим театральным технологиям. Попросту сказать – это махровый примитив. Обидно за БДТ.
На фото Ольга Ванькова у Стены плача.
Лев Степаненко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
