«Книга эта возникли из нашего специального курса по Гомеру в Московском государственном педагогическом институте имени В. И. Ленина. Лежащее в основе этого курса исследование было произведено нами еще во второй половине 30-х годов и неоднократно перерабатывалось в течение 40-х и 50-х годов».
Так писал о своем «Гомере» Алексей Федорович Лосев, которому не довелось подержать в руках труд нескольких десятилетий, вышедший недавно, в серии ЖЗЛ. Строго говоря, он вряд ли и мог при жизни рассчитывать на то, что его сугубо научное, специально-филологическое изложение Гомеровской проблемы, лишенное каких бы то ни было, даже самых ничтожных элементов популярного, занимательного, завлекающего рассказа, приглянется издателям широко известной в стране массовой биографической серии. Дело тут не только в качестве авторского повествования, но и в том, что, конечно, у Гомера никакой биографии фактически нет, и невероятно, чтобы она оказалась возможной когда-либо.
«Уже в древности, – пишет А. Ф. Лосев, – вопросы об авторе, месте и времени появления гомеровских поэм были лишены всякой определенности». С присущей его оценкам безапелляционной строгостью он же добавляет: «Имеющиеся 9 античных биографий Гомера полны вымыслов и являются позднейшей подделкой». Эту безапелляционность выдающегося исследователя древнегреческой письменности мы понимаем, разумеется, как дисциплину ума, на дух не принимающего ничего баснословного и легендарного. Единственное, что можно себе позволить в отношении проблемы личности Гомера, полагает ученый, это сформулировать «традиционный образ Гомера у греков»: «Этот традиционный образ Гомера, существующий уже около 3000 лет, если отбросить всякие псевдоученые вымыслы позднейших греков, сводится к образу слепого и мудрого (а, по Овидию, еще и бедного), обязательно старого певца, создающего замечательные сказания под неизменным руководством вдохновляющей его музы и ведущего жизнь какого-то странствующего рапсода».
Согласимся, что для биографа, привыкшего работать в традиционных рамках своего жанра, перечисленных сведений ничтожно мало, так что у кого бы не опустились руки. Десятки героев, воспетых самим Гомером, биографически оснащены несравнимо богаче вдохнувшего в них вечную жизнь певца. Он как бы всю свою личную жизнь израсходовал на них без остатка. Созданные им песни почти досуха выпили Гомера как личность. Так величайший творческий гений человечества остался без биографии.
Но если говорить о «биографии» порожденных Гомером сказаний, если, далее, говорить о море литературы, посвященной его эпическим песням, о библиотеках исследований, беспрерывно пополняемых по всему миру новыми и новыми томами, чьих авторов часто занимает уже не столько сам Гомер и его творения, сколько многочисленные проблемы, накопившиееся в гомерически разросшемся гомероведении, – то для такой «биографии» на сегодня материала имеется даже чересчур много. Щадя своего читателя, А. Ф. Лосев представил в «Гомере» лишь самые заметные имена и труды, начиная от античных знатоков и почитателей великого старца и кончая маститыми учеными второй половины XX века, писавшими на английском, французском, но больше всего на немецком. В этом собрании авторитетов, на этом научном Олимпе знатоков и разведчиков гомеровских древностей никто не обойден щедрым и пристрастным вниманием русского мудрого слепца, его поистине зевесовским великодушием. Чтобы не быть голословным, приведу здесь лишь один из громадного числа примеров того, с каким знанием дела, с какой уверенностью, с каким искусством матерого кормчего Лосев ориентируется в море посвященной Гомеру литературы: «Еще в 1884 г. В. Гельбиг в своей работе «Гомеровский эпос, объясненный с помощью памятников искусства», удачно сопоставил найденные Шлиманом изображения с тем, что дает нам Гомер. В 1933 г. появилась большая книга М. П. Нильсона «Гомер и Микены», а в 1950 г. работа Лоример «Гомер и памятники», где мы находим уже огромное количество такого рода сопоставлений. Отметим самую последнюю работу из этой области, ставящую перед собою не просто проблему сравнения, но проблему сравнения в отношении стиля. Это работа К. Шефольда «Археологические данные к стилю Гомера». Шефольд исходит из тех исследований Гомера, которые намечали в нем напластования многочисленных предыдущих эпох, ближайшим же образом из работ Шаденвальдта и Мюлля».
Остается надеяться, что и русский «Гомер» А. Ф. Лосева не останется вне поля внимания античников всего мира, и они по достоинству оценят поистине выдающийся вклад нашего соотечественника в науку о гомеровском эпосе. Именно в этой среде ученых-античников могла бы родиться инициатива (никогда не поздно) о международном признании целой библиотеки исследований А. Ф. Лосева по античной эстетике, его серьезнейших работ, посвященных Платону и Аристотелю, его итогового труда о создателе «Илиады» и «Одиссеи». Такое признание могло бы, к примеру, выразиться в учреждении международной Лосевской премии, поощряющей философские, богословские, филологические и исторические исследования в области античности и медиевистики или в создании Лосевского международного фонда. Словом, была бы воля к объективной авторитетной оценке его подвижнической деятельности и тех жестоких жизненных испытаний, что выпали на долю великого мыслителя и ученого.
На одной из страниц его «Гомера» мы найдем рассуждение, касающееся так называемого «эпического спокойствия», которое, по Лосеву, есть неотъемлемое свойство гомеровского мировосприятия. «Спокойствие, существующее в человеке до несчастий и катастроф, – пишет Лосев, – и основанное на том, что человек еще не видал никакого горя, такое спокойствие имеет мало цены, и не ему предстоит быть принципом того или иного художественного стиля. Ценно то спокойствие, которое создалось у человека после большого беспокойства или сохраняется у него в окружающей его беспокойной обстановке. Мудро то спокойствие, которое создалось у человека после больших несчастий и горя, после великих бурь и катастроф, после гибели того, что он считал для себя родным, близким, ценным, необходимым. Вот такое-то спокойствие характерно для эпического художника». К процитированному размышлению можно лишь добавить, что оно могло прийти на ум только автору, перенесшему на своем веку бури и катастрофы, гибель родных устоев.
Но Лосев в гомеровском мировоззрении разглядел не только мудрое спокойствие человека, претерпевшего до конца. Он разглядел и описал для нас нечто большее, а именно: «...свободомыслие поэта, который никогда и нигде не унывает, но везде находит предметы для своего рассмотрения и интереса, а то и прямо любования. Перед нами здесь люди, которых необходимо считать сильными натурами и независимыми деятелями. Они ровно ничего не боятся. Они свободно странствуют, где им захочется или куда закинет их судьба; и для них все решительно в жизни интересно. Такие эпитеты, как «прекрасный» или «божественный», применяются у Гомера ко всем предметам без исключения, ко всем вещам и лицам. Можно прямо сказать, что роскошь, обилие, полнота и цветущее состояние жизни являются у него самыми настоящими принципами изображения действительности. У него никогда нет будней. Для него жизнь вечно празднична, вечно торжественна, всегда неистощима в своей стихийной красоте, в своей неисчерпаемости, в своей неутомимой пульсации. Для Гомера нет ничего непрекрасного».
Какое смелое суждение! – поразимся мы. – Какая отважная характеристика! Какой дерзкий вызов в адрес всех существующих художественных и эстетических систем: «Для Гомера нет ничего непрекрасного». Мы привыкли жить среди «художников», для которых, наоборот, в мире не осталось уже ничего или почти ничего прекрасного. Мы привыкли жить среди осквернителей всего прекрасного, мы уже почти смирились с этой своей участью, с тем, что диктующие нам свои условия «художники» постоянно низводят человека до уровня паука или похотливой жабы. Лосев же призывает нас опомниться, оглянуться на великого зрячего слепца, для которого не было ничего непрекрасного, который любил все живое и неживое как собственное совершенное творение.
Алексей Федорович Лосев в русском (и советском) XX веке – явление слишком высокое, чтобы и после своей смерти не оставаться камнем преткновения для «эстетики анти-прекрасного», для всего этого нигилистического воинства, способного лишь разрушать, разлагать, растлевать – за неимением собственного содержания, конструктивного и жизнеутверждающего. Поэтому нет ничего удивительного и неожиданного в том, что недавно первая после его кончины открытая атака на великого ученого была произведена. Платцдармом для атаки стали страницы «Сегодня» – газеты, щедро финансируемой нашим компрадорским капиталом. 16 октября 1996 года сей орган, старательно исполняющий заказы оккупационного антирусского правящего режима, ощетинился против безответного уже А. Ф. Лосева сразу тремя ядовитыми перьями – Константина Поливанова, Леонида Кациса и Дмитрия Шушарнна. Хотя фамилий, как мы видим, три, но впечатление такое, что статьи написаны одной рукой, и остается лишь догадываться: то ли Кацис изобрел Поливанова и Шушарина, то ли Шушарин надул из мыльной пены Кациса и Поливанова, то ли Поливанов прислонил для надежности к своим плечам картонных Шушарина и Кациса. Нервное трио дружно «шьет» выдающемуся мыслителю обвинения в антисемитизме, фашизме, сталинизме, еретичестве, а также в том, что еще в 1932 году «дважды женатый» (двоеженец, что ли?) Лосев тайно принял «монашеский постриг».
Отчего бы такая визгливая истерика на страницах респектабельной свежее буржуазной «Сегодня»? Оказывается, поводом послужил старый, еще в 1929 г. написанный Лосевым текст «Дополнения к «Диалектике мифа», извлеченный недавно публикаторами из рукописных сокровищниц ОГПУ. Поливанов-Кацис-Шушарин торопливо выдергивает цитаты из «Дополнения», пытаясь доказать, что написаны они то ли под диктовку Сталина, то ли по заказу гитлеровского идеолога Розенберга. Ну, например, такие: «Только человек без роду и племени, ненавидящий все родное и интимное, убийца близких и родных может уничтожить догмат о троичности»... «Каббала есть обожествление и абсолютизация Израиля. Израиль – принцип отпадения от христианства и оплот всей мировой злобы против Христа»... «Историческим носителем духа сатаны является еврейство.
Марксизм и коммунизм есть наиболее полное выражение еврейского (сатанинского) духа»...
Попутно цитируются и другие вырванные из контекста резкие или даже жесткие определения Лосева, с незамедлительным пристегиванием их автора то к сталинизму, то к гитлеризму. Но в таком случае идеологами-предтечами сталинизма или гитлеризма придется считать и Достоевского с Гоголем и даже Маркса с Энгельсом, которые тоже иногда позволяли себя некоторые резкие характеристики в адрес разных народов мира, в том числе и еврейского. Словом, вся эта почти беспрерывная возня мышиная в нашей буржуазной прессе вокруг новейших или старых (как в случае с Лосевым) мнимых рецидивов «нацистской идеологии» на территории оккупированной компрадорской буржуазией России выглядит весьма омерзительно.
Но, к счастью, все меньше остается в стране простаков, верящих лживым стенаниям «Сегодня» и прочих русофобских листков.
