Начало нулевых, далеко за полночь, мы пьём пиво у ларька недалеко от троллейбусной остановки. Мы уже почти дома, наши девятиэтажки напротив друг друга, спешить не стоит, правда морозец минус двадцать с гаком, зима, однако.
– Ну, что, что-нибудь написал? – спрашивает Белов.
Между собой Виктора Ивановича все звали просто Белов, а официально – Виктор Иванович, хотя и просто Белов его не коробило.
– Написал, – отвечаю.
– Читай!
– Не… я ж могу и запнуться, – пытаюсь отвертеться я.
– А ты с запинками, – настаивает Виктор Иванович.
– После нас далёкие потомки… ыыы... ммм… – начал было я…
– Поганые стихи, – морщится Белов.
– Это почему же?.. Вы ж не дослушали…
– А то не стихи, если автор их не знает… Хотя строчка… Вот мы, бывает, помним поэта по одной строчке, не будь её, никто б и не знал о таком, или по одному стишку. Правда бывает строчка, ради которой и стоит писать всё стихотворение… И помнить его, даже всю жизнь…
– После нас далёкие потомки победят все смертные грехи… – опять начинаю я, но не тут-то было…
– А вот мне кажется, что на улице прохладно, – перебивает Белов. – Вот у тебя есть какие-нибудь деньги?
Я с недоумением смотрю на Виктора Ивановича и шарюсь по карманам.
– Малова-то будет, – смущаюсь я.
Белов роется в кошельке.
– У меня тоже не густо. А вот скажи, Миша, зачем мы тут стоим?
– Да уж не затем, чтоб пиво пить на морозе… Мы ж здесь, чтоб разговаривать, – умничаю я.
– Да, ты прав. – Белов покряхтывая, опирается на костыль. На его плече тяжёлая сумка с радийным епонским, как он его называл, магнитофоном.
Сегодня делали запись для радио-альманаха «Светоч» – детище Белгородского отделения Союза писателей России и Белова. Виктор Иванович закуривает.
– Вот, внутренний диалог, конечно, важно, но живой разговор это совсем другое… А знаешь, один автор, бывает, говорит, а другой разговаривает, я про литературу… Один пишет – он тебе говорит, а другой – с тобой разговаривает… Это же разные вещи, понимаешь?
– Да чего ж не понимаю, понимаю. Один буровит абы что, а другой ума пытает, – выделываюсь я.
– Да что ты всё ёрничаешь, всё с подковырками. Читай стихи!
Я рассказываю свои стихи на этот раз без запинки. А как, после такого приказного тона. Деваться некуда. Белов какое-то время молчит. Мне кажется, что нарочито долго, ждёт, когда я спрошу – ну что?
– Ты ждёшь, когда я спрошу – ну, как?.. Я бы про любовь убрал. Старик, это слишком пафосно, куды она там сойдёт, хотя новь – любовь не часто…
Старик… Так обращались друг к другу ещё в далёкие-далёкие, хотя сейчас кажется, что всё это было совсем недавно. Ещё было – чувак, чувиха…
Но Белов обращался так к собеседнику как-то запросто, и ты не ощущал себя стариком, но приятелем, своим…
– Но все равно погано, – достал ещё одну сигарету Белов.
– Чё, написано погано?.. – нервничаю я.
– Да, нет, написал, да написал. Денег у нас нет…
– Тю. Я ж про стихи…
– А знаешь Миша, я ведь, писательской жизнью так и не жил.
– Да, Виктор Иваныч, кипячусь я, – вы ж у нас корифей, во сколько публикаций всяких разных, книжек сколько!..
– Нет. Я не про то. Понимаешь, литература требует полной отдачи, полной. А тут… То я по партийной работал, то собкором, вот уже на радио охо-хо-о!…
– Но вы, Виктор Иваныч… вы ж нашим отделением Союза руководили, это ж…
– Да не то ты говоришь, Миша, – машет рукой Белов. – Надо полностью чтоб, понимаешь, чтоб не машало и не мешали… А, слушай, старик, посвяти это стихотворение мне…
Сколько лет уже прошло. Сколько было ещё таких встреч и разговоров. Теперь всё в прошлом. Не придёт Белов в Союз писателей, не откроет дверь и не скажет глубоким бархатным басом исконно русское слово, так что всем становился понятен его истинный смысл – ЗДРАВСТВУЙТЕ!
***
В.И. Белову
После нас
далёкие потомки
победят все смертные грехи.
Будут жить
без революционной
ломкии очистят воды
жизненной реки.
После нас,
презрев богатство, славу,
наши правнуки услышат Божий глас,
возродят великую державу,
если что-то
будет после нас.
Михаил Кулижников
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
