Год назад ушёл от нас в жизнь вечную воронежский поэт, член Союза писателей России Николай Павлович Белянский. Из рабочей семьи, сам тоже поработал токарем на заводе, где «делают» космические корабли. Выпускник Воронежского университета. Руководил отделением Литературного фонда. На милой родине – Почётный гражданин города Николаевска Волгоградской области. Нам остались его светлые поэтические книги с мыслью – сделать жизнь добрее и светлее. В личном архиве хранятся неопубликованные рукописи Николая Павловича. Его размышления о творчестве близкого ему по духу товарища по литературному цеху предлагаем читателям «Русского воскресения».
Пётр Чалый
Многое роднит нас в жизни с поэтом Александром Голубевым. Оба – дети войны, родились в «пороховые сороковые», а точнее – в 1943 году. Испытали все тяготы полуголодного, житейски неустроенного лихолетья. Оба после окончания школьных лет, рванули в Воронеж продолжать образование, искать дорогу в жизнь… Покоя не давал поэтический зуд. Посещали при Воронежской писательской организации литературное объединение и поэтические семинары, проходившие под патронажем известного советского поэта, выпускника Литературного института, заведующего отделом поэзии журнала «Подъём» – Владимира Гордейчева. В одно и то же время наши первые поэтические опыты заметили маститые критики и поэты из столицы. Руководивший семинаром поэзии на областном совещании молодых литераторов в Воронеже, известный поэт Алексей Марков стал первооткрывателем самобытного таланта Александра Голубева. Доброжелательный отзыв московского мастера открыл ему дорогу на страницы областных газет «Молодой коммунар», «Коммуна», журнала – «Подъём». Регулярно стали печататься в периодической печати и мои стихи. Но было у Голубева существенное отличие от остальных новобранцев местной Евтерпы. Дело в том, что студент Воронежского пединститута родился в хуторе Краснояровском Вёшенского района Ростовской области, что находится на левом берегу Дона по соседству с хутором Плешаковским, где проходили детские годы Михаила Александровича Шолохова. Что тут скажешь?.. Голубев природный казак и к тому же земляк классика советской литературы.
Поэт Алексей Прасолов, один из тончайших лириков современности, говорил как-то: «Если бы я в детстве увидел картины из Третьяковской галереи, а не думал повседневно о куске хлеба, я и писать стихи начал бы гораздо раньше. И творчество у меня, наверняка, было бы иным». У Голубева детство – тоже не усыпано блёстками беззаботной радости: отец погиб на фронте, мать – колхозница. Послевоенная нужда, сродни нищете, – кособоко выглядывала из всех щелей бедной деревенской хаты. Но жил в его душе солнечный зайчик под названием поэзия. В 1957 году юный Александр ушёл из родного угла в Вёшенскую школу-интернат, чтобы продолжить учёбу в самой литературной станице России. Именно в Вёшенской он испытал благотворное влияние ауры шолоховского слова. Будущий стихотворец с младых ногтей впитал волшебную магию таланта великого земляка. Писатели, уроженцы тихого Дона, всегда знали на кого им равняться и под чьим благословением искать свою стёжку в прекрасный и яростный мир искусства. Александру Голубеву этот поиск удался. Провожая единственного сына на учёбу в станицу, мать, по старинному обычаю, троекратно перекрестила его, вряд ли думая тогда, что её Саша станет известным поэтом-лауреатом. За однотомник «Прощание с конём» и многолетние публикации о творчестве великого земляка в 2000 году ему будет присуждена Всероссийская литературная премия им. М.А. Шолохова, которую поэту вручил в знаменитом Колонном Зале Герой Социалистического труда, выдающийся русский писатель Михаил Николаевич Алексеев.
А дебют Голубева, как поэта, состоялся в октябре 1960 года в вёшенской районной газете «Донская правда». О чём пишет поэт с тех приснопамятных пор? Конечно же, о самом близком и родном:
За курганом седым, за отрогом.
У полоски плакучих ракит.
С тёмным верхом, осевшим порогом
Одинокая хата стоит.
С особым волнением, признаётся поэт: «Я написал стихотворение о нашей хате, от которой, ещё несколько лет назад, оставался целым потемневший бревенчатый сруб, но теперь и его нет». Вот таким образом обозначилось поэтическое кредо и жанровая многогранность выходца из донской глубинки. В собственном творчестве он чурается модных изысков, к чему иной раз стремятся иные поэты, играя строками и рифмами, как щенята с мячиком. Александр Голубев нашёл свой путь в поэзию, путь трудоёмкий, кропотливый, но единственно верный. Учась у классиков, он, по своей строчечной сути, стал одновременно эпическим поэтом и лириком, умело использующим в своих стихах мозаичную, колоритную лексику родной казачьей речи, сдобренную неповторимым донским диалектом и юмором. То, что с детства ему запало в душу, впоследствии вылилось на бумагу: «Мы в детстве редко улыбались. Мы в детстве без отцов остались». Многие горько-щемящие открытия поэта проявятся потом, как на фотоплёнке, в повествованиях о вдовах, инвалидах, живущих рядом в донских хуторах и станицах, о бойцах и командирах Великой Священной войны, кому не суждено было вернуться к родному порогу.
Герои многих стихотворных произведений Голубева не выходят за круг его детских и юношеских восприятий, связанных с годами жизни на Дону. Доярки, механизаторы, бакенщик – «Дона тихого ночной хозяин», бахчевник, который «к чахлому песку прозрачной плетью, как арбуз привязан». Словом, главные герои его книг – обычные казаки и казачки, выписанные талантливо, выпукло, зримо. И, конечно, Дон с его удивительно-колоритными пейзажами.
Первая книга донского воронежца «Мой первый снег», вышедшая в 1970 году в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве, была весомой заявкой в его последующие издания. Поэт пишет, как дышит, без напряга, раскованно и увлечённо. Святая любовная тема постоянно присутствует в его поэзии. Вообще надо сказать, что Голубев умеет и любит передавать состояние души через природные явления и делает это убедительно и мастерски.
Звезда в воде так явственно близка
И, кажется, руками ощутима.
Она, как свет любви издалека,
Желанна так, и всё ж недостижима.
Название его книг, да и сами стихотворения, на первый взгляд, кажутся незатейливо-обыденными: «Прощание с конём», «Весна на белом свете», «Ракитов куст», «Степные звёзды», «Луговая рябина»... Но именно в этой «безыскусности» кроется очарование и драма жизни, подспудно высвечивается яркость красок бытия, заметнее становится авторская мудрость, его житейская философия, что является подтверждением творческой зрелости мастера. Такая поэзия панорамна, в ней есть – раскаяние и боль, добро и радость, Бог и вера в судьбу, ниспосланную им. Родное Придонье, к которому Голубев прикипел душой намертво, составляют жизненную суть самобытного лирика. «Откуда я родом гадать не надо», – признаётся поэт. – Конечно же, оттуда. Из края лазоревой степи, земли чарующей и легендарной». Его лучшие стихи о природе, будто написаны самой природой, а не рукой автора. «Цветёт терн», «Лунные блики», «На восходе», «Март», «Апрельская акварель», зимний цикл и многие другие могут украсить любую антологию пейзажной лирики о красоте земли русской.
Один из своих сборников под названием «Весна на белом свете», уже из Воронежа, бывший краснояровский хлопец послал ещё здравствовавшему в те годы земляку, лауреату Нобелевской премии М.А.Шолохову. Писатель прочитал скромно оформленную книжку и в разговоре с доктором исторических наук, профессором Воронежского пединститута Иваном Фёдоровичем Бирюлиным, уроженцем станицы Вёшенской, сказал памятные слова: «Стихи у Голубева тёплые, как андроповские песочки летом». Для справки: хутор Андроповский, по воле своих предков – основателей, расположился в эпицентре песчаной, солончаковой степи, что находится в двадцати километрах от Вёшенской... В знойное лето здесь частенько стоит невыносимая жара.
Ранее я уже говорил, что критикой и читателями в разные годы были доброжелательно встречены голубевские поэмы «Ногайский зять», «Седая весна», «Наталья», «Луговая рябина», «Лунный берег», «Судный час». Героев этих произведений связывают простые человеческие чувства – любовь к Отечеству, и – любовь земная: святая и грешная. Но именно на такой и держится весь род людской. Есть и ещё один объединяющий узел для всех его персонажей – донской: вольнолюбивый, несгибаемый и непокорный характер… Из сюжета поэмы «Ногайский зять» известно, что есаул Фёдор Прокошин попал в непростую жизненную, а точнее – любовную ситуацию. Бежав из турецкого плена, он на пути к дому отбивает у насильника – кавказца ногайскую девушку, с которой и возвращается на Дон. Но в крепости его ждёт верная жена Мария. Вроде бы благое дело совершил казак, а оно обернулось семейной драмой: и ногайку оставить среди чужих людей жаль, и перед женой, повенчанной с ним, грех на душу принимать не дозволено. Понимает это и Мария. И все же перед нелепой своей гибелью она прощает Фёдору его случайную измену. Вся эта семейная драма происходит на фоне битвы с турками за Азов. Батальные и бытовые сцены переданы автором зримо, достоверно, с использованием исторических фактов, живой казачьей речью, показом природного антуража окрестностей южного Дона. Может быть, поэтому с особым, я бы сказал, – родственным для автора чувством, читаются запевные строки поэмы «Ногайский зять:
Живи, Азов, всем недругам назло.
Мы подвигом твоим гордиться вправе.
Люблю тебя воистину светло
за верность Дону и казачьей славе.
Поэма «Луговая рябина» не менее привлекательна в творчестве Голубева. Эту вещь смело можно причислить к жанру повести-трагедии. Две женщины любят одного мужчину и обе погибают, сгорая, буквально, в пламени горящего сельского дома и символически – от большой любви к нему... Рассказывают, будто один впечатлительный читатель, прочитав поэму, близко к сердцу принял смерть юной фельдшерицы Тони, возлюбленной главного героя лесничего Пантелея Нечаева. С горестным чувством сельский старожил из Нижней Ведуги посчитал крайне необходимым обратиться через Семилукскую районную газету к автору с просьбой оставить понравившийся ему персонаж в живых. Почитателям творчества Голубева остаётся только позавидовать поэту за его умение находить к сердцу своих поклонников безошибочную тропинку, которая рождает высокие мысли о человеческом счастье и нетленной людской ценности под названием любовь.
Я часто перечитываю поэтические сборники своего коллеги и ровесника. С приятным открытием для себя заметил, что Голубев стал одним из немногих наших земляков-стихотворцев, чьи произведения достойно продолжают классическую традицию реалистического начала в поэзии, особенно в повествовательном жанре. Ближайшими родственниками его Музы, по моему ощущению, являются Иван Никитин, Сергей Есенин и более поздние поэты – ростовчанин Ашот Гарнакерьян, воронежцы – Анатолий Жигулин, Владимир Гордейчев, Егор Исаев, Михаил Тимошечкин и, однокашник по Литинституту, блистательный лирик из Вологды – Николай Рубцов.
Цитировать Голубева, чтобы подтвердить эту взаимосвязь, бессмысленно. Надо просто его стихи прочитать. И тогда более чётко обозначатся достоинства не только коротких стихотворений этого самобытного автора, но и станет более понятен стержень его лирических и гражданских мироощущений. Главное – Александр Голубев поэт русской классической традиции. Той, что в последние годы катастрофически теряет свою неповторимость, превращаясь в нечто дистиллированное, до неприличия постное и разительно бездарное. Стихи Голубева я перечитываю, испытывая каждый раз душевное удовольствие от естественного восприятия поэтом очарования русской природы, точности изображения характеров героев его произведений и правды жизни. Голубев – мастер слова. Желаю своему другу – ровеснику новых удач и непреходящего вдохновения.
* На снимке: Александр Голубев на встрече с читателями в Острогожске. Фото Анатолия Хрипкова.
Николай Белянский
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
