Тамара прошла к топчану, на котором под механизаторскими бушлатами лежал Волков, потрогала его лоб.
– И без градусника ясно, – сказала Тамара, – еще горячее. И как вылезать отсюда? Что делать-то? Молчите? А вот Александр Григорьевич знал бы, что делать.
– Что делать-то? – повторил Мишка Дроздов вслед за Черепановой. – Раз бригадир вышел из строя, пусть комсорг слово скажет… Хаберев, слышишь? Откликнись, Витек!..
– Да здесь я, – откликнулся Хаберев. – Все равно надо выбираться наружу, завести трактор, подцепить вагончик и утащить всех нас на отделение. Но как наружу-то?
– На словах будь здоров, – первым откликнулся Коля Пашкевич. – А как выбраться, если так завалило? В буран лучше вообще не высовываться. Мало ли что, заметет… Другое дело, как Волкова спасти?
Все согласно загудели. Кто-то подкинул в буржуйку уголек. Кто-то подвинтил фитилек в керосинке.
– Ладно, пересидим как-нибудь…, – вздохнул Хаберев, поправляя очки на носу, – Ты скажи, Тамара, а почему у Волкова глаза часто открыты и в них ужас? Честно скажи?
– Он же в Сталинграде воевал, – вместо Тамары ответил Пашкевич. - Теперь в бреду и в жар этот ужас вспоминает.
– Вот именно, – подтвердила Черепанова. – Я ему мед с молоком дам, а еще аспирин. Еще у меня бабушкины травки есть со зверобоем. Пропотеет, и все худое позади будет. Спросите у Оржаховсого, я его так же лечила. Все очень просто.
– Подтверждаю, – сказал белобрысый Оржаховский, – сам могу, кого хочешь вылечить.
Тамара Черепанова саданула ногой дверь вагончика, но она, конечно, даже не шелохнулась, и даже звуком не откликнулась. Следом за Тамарой подскочил Дроздов, тоже саданул дверь ногами, двинул плечом, и тоже напрасно.
Коля постоял, внимательно посмотрел на дверь и поклонился ей.
– Ты что, уже с ума сходишь? – удивилась Тамара. – У меня лекарства от помешательства нет.
Ребята рассмеялись.
– Да я так, ради приличия и уважения, – объяснил Дроздов и еще раз поклонился двери, а потом и окну, наглухо заваленному снегом.
– Какого приличия и уважения? – удивилась Тамара.
– Я человек культурный. Дверь все же, вот извинился. А буран последний, скоро уже апрель. Последний буран, точно, вот снега и навалило. Уважаю...
– Ты скажи, что есть будем, культурный человек? – спросила Тамара. - Хлебушка совсем нет, сухарики одни. А тушонки и сгущенки на два дня осталось и картошки полмешка. Еще пару суток продержимся, и все.
– Как-нибудь пересидим, А там уже нас откопают, – подытожил Хаберев.– Труба выдержит, заметная. И флагшток с флагом и антенной выдержат, тоже заметно на всю целину.
– Выдержат, выдержат... – донеслось у рации, там дежурил Кумар Сулейменов. – Ищут нас по всей целине, будь спок.
Дроздов прошелся несколько раз из угла в угол и остановился у больного Волкова.
– Да, эту уважаемую дверь не открыть, – сказал Дроздов.– Извините, товарищи, за то, что глаза мозолю. Но движение есть жизнь, как сказала моя знакомая, когда упала с лошади и, охая, снова взобралась на нее.
Все, включая Сулейменова, снова рассмеялись.
– Скажи, комсорг, – обратился Мишка к Хабереву, – ты ведь очки не зря носишь. Что там в книжках пишут, скоро в космос полетим? На командира потянул бы?
– Не знаю, – ответил Хаберев. – Хотелось бы! Я на рядового согласен...
– Ну, понеслось, размечтались... – расхохотался Пашкевич. – А я вот на штурмана согласен...
Дроздов поддержал:
– На борту у нас больной, вот он, астрофизик Волков Александр Григорьевич!… А ты, Оржаховский, не забывай. Ты – помощник врача Черепановой… А я своими делами займусь, топливо экономить нужно. Энергетик я, поняли?
– Раз так, считаться с правилами не бу-дем, – решительно подчеркнул Хаберев. – На орбиту вышли все равно раньше срока. Садимся прямо сейчас, иначе за Волкова не ручаюсь. Слушай приказ, экипаж!
– Уже сели, командир, – перебил штурман Пашкевич.
– Я выхожу первой, – добавила врач Черепанова, – уже бегу к лифту. Есть там лифт?
– Есть, есть...– донесся по рации целый хор встречающих.
– Молодцы! – похвалил Хаберев. – Остальные за мной. Не терять ни минуты.
– Давайте посерьезнее как-то, – попросил Сулейменов. – Степь шуточек не любит. Забыли, что ли?
– Привет Черепановой... – донеслось из рации.
Тамару встречающие сразу узнали, но встретили молча, сочувствуя экипажу.
Космонавты тоже выбрались молча, бережно поддерживая каталог. Груз был невелик и не тяжелый, но за каталку держался каждый. Только Пашкевич, с какой-то книгой в руках шел чуть в стороне.
Навстречу несся высокий кудлатый врач из Центра, напарник Оржаховского по ДТ-54.
– Быстро в вертолет, и в больницу! – скомандовал он.
Экипаж остановился, Хаберев прикрывал его.
– Никаких гвоздей, – сказал Хаберев. – Быстро в Центр!
– Да-да, – подхватила Черепанова, – быстрее в Центр… И все – к ближайшей скорой.
Впрочем, и так уже, без всяких команд и разъяснений все, махнув рукой на скафандры, сидели на нарах.
Кто-то из экипажа тихо сказал:
– Да-а, заглянули туда, куда нельзя.
Оржаховский крикнул вслед Черепановой:
– Волкова в самую светлую палату, Тамара! Ту, что выходит в сад. И приготовьте там все. Поторапливайся, шеф!
Врач из Центра в негодовании, сжав кулаки, смотрел то него, то на Хаберева, и все наступал.
– Да какое вы имеете право, – начал он, – здесь Земля, а не ваша пустота. И здесь я командую! Остались считанные…
– А, бросьте... – махнул рукой Хаберев и тоже пошел к машине, остановился у буржуйки и подсыпал туда уголек. – Вот именно, считанные минуты…
Странное дело, но Хаберева слушались все, и следующая машина, верхние нары, направилась к Центру. Бригада протянула руки к буржуйке.
– Пойдемте, – уже в машине, пристроившись на топчане, рядом с Волковым, сказала Черепанова врачу из Центра. – Я минуту-две отдохну… Признаться, раньше я была просто врачом, а не профессиональным космонавтом. Так что знаю, что такое последние часы. А у Волкова… – она смотрела на пламень в печке, вслед машине. – Он же физик, и у него обожжены глаза. Ну, смотрел на объект, светило одно непонятное. Еще вопрос, можно ли его спасти.
– И что из того? Что? – дернулся врач из Центра, – Надо же срочно помочь ему, а не болтать.
Черепанова схватила доктора за воротник халата и притянула к себе.
– Не кипятись... Я же тебе говорю, у него в глазах ужас застыл. А перед тем, как застыть, он все просил, как бы ему еще раз посмотреть, ну, на Землю уже. Вроде как завещание… Его еще можно спасти, я же говорю.
– Но мы же врачи, – теперь уже в смятении проговорил врач из Центра. – Это же свято...
– Конечно, свято, – усмехнулась Черепанова. – Все сделаем, чтобы спасти, как он не раз спасал нас… А в полете я же была с ним с самого начала, а не ты. Когда мы улетали, тебя даже в пеленках не было, извини, ты еще тогдв не родился, забыл о времени? И Волкова все любили, то есть любят!
Врач из Центра как-то весь обмяк и махнул рукой, соглашаясь.
– У нас запас на час с чем-то, – добавила Тамара. – Ну, сократим, зато настоящую землю увидит…Глаза у него мертвые и страшные. Да, страшные!
– Значит, он успел сказать кое-что? – задумчиво прошептал врач из Центра. – Удивительно...
Он хотел просто, по человечески выразить восхищение выдержке знаменитого Волкова, думающего перед тем, как застыть в параличе, о мелочах в общем-то.
Тамара снова перебила его и тоже сказала нечто странное:
– Конечно, успел бы. Еще бы!... На это у каждого из нас времени нашлось бы, наверное… Каждому свое.
– Конечно, успел. Еще бы!.. – повторив, согласился врач из Центра. – На это у каждого из нас нужно время найти. И верно, у каждого свое…
Черепанова задумалась, будто заглядывая в собственное будущее.
– Просил позаботиться о близких, – стала перечислять она. – Не говорить им о глазах. Вот…ну, о выражении. Еще кое о чем просил. Энциклопедию хлеба захватить, ребята позаботятся… Однако, я уже могу, кажется!
Она вытянула руку, посмотрела на нее и пошевелила пальцами:
– Ну, да, могу…
– Я буду ассистировать, – сказал врач из Центра.
…Операция уже заканчивалась, когда дверь тихо открылась, и Дроздов передал штурману для Оржаховского литровую банку, заполненную белой жидкостью. Штурман благодарно кивнул и поставил банку рядом с книжкой, которую принес из корабля. И снова замер, он ведь был единственный, кого пока допустили в комнату.
– Все, – прошептал Оржаховский и, перекрестившись, махнул Хабереву, чтобы тот звал остальных.
Они вошли на цыпочках. Двое подкатили Волкова к окну, и он почти сразу очнулся.
-Туда посмотрите, Александр Григорьевич, – показала Черепанова на окно, наглухо припечатанное бураном. – Видите?
– Успел экипаж, – облегченно, вслед за Черепановой, вздохнул Оржраховский, вытирая пот со лба. – И накосить, и скопнить… И корову с теленком нашли, хотя какие в эту в эту пору отелы.
Астрофизик увидел дальний, голубой лес, зеленый роскошный луг, часть которого была уже скошена и сметана в большой стог. Недалеко чинно стояла корова, задумчиво жующая жвачку, неторопливо покручивая хвостом.
– Спасибо, братцы, – почти беззвучно прошептал Волков.
Он выпил всю банку парного молока, из сгущенки. Глаза его живые, теплые, довольно, по-домашнему, блестели, будто он у матери, в отпуске.
– Теперь почитай, Дроздов, – снова зашептал Волков. – Иди ко мне и почитай… Да нет, не читай. Миша. Я наизусть помню. Страница сто сорок три. Сравнивай. При испытании муки, прежде всего, следует обращать внимание на ее цвет, запах, вкус…Дальше. Хорошая пшеничная мука должна быть желтовато-белой, без всякого голубоватого или красноватого оттенков и без серых, красноватых или черных точек. Так? Так. Мука должна иметь приятный, освежающий запах, никоим образом не кисловатый, плесенный, или затхлый. Вкус ее должен быть сладковатый, а не кисловатый или горький. На ощупь доброкачественная мука должна быть сухой, нежной, мелкой, хотя и зернистой. Она должна приставать к руке, легко сжиматься рукою и издавать при этом хрустящий звук…
Волков замолчал, перевел дух. Бригада слушала молча. Снег, прикрывший вагончик со всех сторон, не пропускал внутрь ни звука. Слышно было треск горевшего угля в буржуйке и тихий вой в трубе.
– Слюнки текут, – наконец сказал Дроздов.
– А эта энциклопедия со мной по всем фронтам прошла. – сказал Волков. – Да, самый большой урожай будет, точно. Ты, Миша, еще подбрось уголька. Скоро нас найдут…Дрожжи, воду и виды теста пропустим. Вот, на странице сто сорок пять. Следи, Миша…Приготовление пирожков и т.д. Пирог с мясом и яйцами и т.д. Пирог с вязигою, рисом, яйцами и рыбой и т.д. Переверни страницу…Пирог из кислого теста, капустою и яйцами. Пирог со свежими грибами. Пирог с гречневой кашей и грибами. Пирог с морковию и яйцами. Пирог с зеленым луком и яйцами. Ох-хо-хо!…
– Ох-хо-хо!... повторил экипаж.
– Слушайте дальше, не перебивайте. Кулебяка из рыбы. Следующая страница. Блинчатый пирог. Ватрушки. Жареные пирожки с творогом. Блинчатые пирожки. Скороспелые пирожки. Пирожки с сушеными грибами. Расстегаи. Расстегай со свежими сельдями… Чуть дальше, там слоеные пирожки с фаршем из телятины или говядины, слоеные пирожки с капустою или с морковью. Пирожки из слоеного теста с мозгами, пирожки со свежими грибами, пирожки с рисом, вязигою и яйцами, постный пирог с гречневой кашей и селедкой, постные пироги с рисом и сигом, или грибами и вязигою..Дальше там пудинги пошли?
– Пудинги, пудинги, – горячо подтвердил Дроздов, сглатывая слюну и постучав своими стальными зубами. – А раньше были паштеты. Дальше там блины, булки…
– Хватит, Александр Григорьевич, – взмолилась команда.
– Пожалуй, хватит, – согласился Волков. – Не зря, не зря в Космос слетали. Спасибо! А такого бурана еще не было, ребята, ни в прошлом, ни в позапрошлом году. Пусть повоет, а мы радуемся. Самый большой урожай соберем, точно.
