Четвёртого февраля 1873 года в фамильном имении Хрущево близ древнего Ельца, ныне это Липецкая область, родился русский писатель Михаил Михайлович Пришвин.
В канун собственного семидесятилетия Михаил Михайлович Пришвин подарил читателю «Фацелию» – поэму своеобычных притч в прозе. В одном из рассказов-капелек с мудрым прищуром улыбчиво заметил: «…ручей души моей всё ещё жив».
Когда в литературном календаре близилось девяностолетие писателя, его младший мастеровитый собрат Александр Яшин написал в рассказе «Солнечная кладовая»: «Не одно человеческое поколение ещё будет благодарно припадать к этой драгоценной живой воде, утолять ею свою духовную жажду, вспоминая добром великого жизнелюбца».
О верных предсказаниях обычно молвится затёртыми от частого употребления в обиходе, но – точными словами: как в воду глядел.
Идут годы, а серьёзный читательский интерес к книгам Пришвина не только по-прежнему устойчив, он возрос. Лишний раз, а для нас он после оказывается вовсе нелишним, заставляют обратиться к Пришвину, к его жизни, изданные в Москве книги «Наш дом» и «Круг жизни». Написаны они Валерией Дмитриевной Пришвиной, женой писателя. Можно даже сказать: написаны книги совместно с Михаилом Михайловичем Пришвиным, поскольку значительную часть повествования составляют дневниковые записи самого писателя, да и сам строй книг душевно близок пришвинскому.
Попытался в районной библиотеке разыскать книги В.Д.Пришвиной, мне ответили:
– На руках. Как возвратят, известим.
Впрочем, и в самой что ни на есть российской глубинке самого Михаила Михайловича в лицо помнят не только по фотографиям, по известному рисунку Георгия Семёновича Верейского: открытый залысиной крутой купол лба, венком осеняющие лицо густые волосы, стриженая клинышком бородка интеллигента XIX столетия, из-под курчавых бровей, сквозь стеклянные кружки очков сосредоточенно смотрят умудрённые опытом долгой жизни спокойные глаза. Глядят на тебя и куда-то вдаль…
Встречаю знакомого на улице нашего городка. Человека уже в преклонных летах, книгочея. Разговорились, конечно, о книгах: что прочитал? встретились ли на книжных листах свежие, незаёмные слова, мысли? Сказал ему о недавно изданных дневниках Пришвина, хранившихся в писательском архиве. А мой собеседник, это был поэт Михаил Фёдорович Тимошечкин, завершивший недавно свой земной путь, тут же вдруг припомнил, как в студенческие годы (учился в Москве) попал на слёт молодых писателей, проводившийся в марте 1951 года в столице.
– Зал набит битком, не протиснешься. Стоим в коридоре, задрав головы к динамику, слушаем выступающих. Предоставляется слово Пришвину. В зале, по коридорам все разом притихли – будет говорить известный «поэт в прозе», по тому времени для нас – преклонного возраста. «Приветствую вас, молодые товарищи!» – сказал обычные для начала слова. А продолжение речи было нежданным: «Поздравляю вас – грачи прилетели!» Мгновение непонятливо молчали, а затем, как обрадованные дети, разом захлопали все, загудели. Дошёл смысл сказанного: ведь это он о нашей молодости говорит, о весне жизни.
Мой собеседник стоял, будто вглядываясь мыслями в своё сокровенное, уже отдалённое годами.
– А ведь, знаешь, из других выступлений мало что запало так накрепко в душу. Мудрый был писатель…
Почему был? Как раз перед этим случайным разговором в «Незабудках» я читал записи Пришвина, среди которых была и эта, написанная им той тяжелой поздней осенью 1941 года: «Утром в полумраке я увидел на столе в порядке уложенные любимые книги, и стало мне хорошо на душе. Я подумал: сколько чугуна пошло на Днепрострой, на Донбасс – и всё взорвано, страна пуста, как во время татар или в «Слове о полку Игореве». Но вот оно, Слово, лежит, и я знаю, по Слову этому всё встанет, заживёт. Я так давно занят был словом и так недавно понял это вполне ясно: не чугуном, а словом всё делается».
О настоящем писателе нельзя сказать: был – ведь повторяем его слово, вдумываемся в его мысли – выходит, он с нами.
Мысль Пришвина! Как её понимает и принимает читатель?
В военные годы в Берендеевой глуши Михаила Михайловича отыскало фронтовое письмо. Боец В.Борахвостов рассказывал, что в отбитом у фашистов селеньи в книжных развалах он встретил книгу неизвестного ему писателя Пришвина – роман «Кощеева цепь». Прочитал её в одну ночь, запойно, шагая вслед за степным пожаром, не обращая внимания на разрывы снарядов и мин. Солдат просил прислать продолжение книги.
Год, знаменующий иную – космическую эпоху. Герман Титов читал сборник Пришвина перед полётом в космос. Говоря о глобальных проблемах земной цивилизации, имя писателя называют ныне рядом с именами наших крупнейших учёных, таких, как Циолковский и Вернадский, Ухтомский и Чижевский. Появляются исследования по неожиданной вроде бы теме: «Космос Михаила Пришвина». В них утверждается прозорливость пришвинской мысли о том, что «русский народ… выйдет на широкий путь борьбы всего человечества за его первенство в природе», что «моя родная страна скажет новое слово и укажет путь всему миру».
Географическое общество в знак особой признательности заслуг писателя, посвятившего свои лучшие книги рассказу о нашей Родине, назвало именем Пришвина горный пик на Кавказе, озеро и мыс на Курильских островах.
Даже этот разнородный ряд фактов заставляет задуматься: почему же порой бытует весьма упрощённый взгляд на творчество Пришвина? Вроде того, какой «высвечен» вроде в шутливой эпиграмме Юрия Олеши – «один прозаик писал про заек». Надолго заказывал читателю так думать влепленный литературными критиками ярлык «бесчеловечного писателя». Рапповцы, «неистовые ревнители», наотмашь секли за «отрыв от современности». Поучали того, кто после первых лет революции пришёл в Госплан и «предложил себя в сотрудники, как исследователь жизни».
Поэтому и случилось так. «Этого человека некоторые знают по его книгам, другие – понаслышке: был такой писатель Михаил Михайлович Пришвин, писал он больше о природе. Поэтому и называют его часто «певец природы». Казалось бы, всё о нём ясно: певец природы, а на деле до ясности ещё очень далеко» – читаем на первой странице «Нашего дома».
Действительно, так и есть. С младенческих лет в нашу жизнь с именем Пришвина вошли и золотой луг, и тот ёжик, таскавший на своих колючках яблоки, и вечные дедушкины валенки, и юркие гаечки-синички. Увидеть в окружающей обыденности Удивительное приучают нас ставшие хрестоматийными в детском чтении книги писателя от его первой вещи «В краю непуганых птиц», вышедшей еще в 1907 году, до последней «Корабельной чащи», написанной перед кончиной в 1953 году.
«Моя страна» – так называется один из прижизненных сборников прозы Пришвина. Ёмкое название, вобравшее в себя значительную часть из созданного писателем за годы долгой и прекрасной жизни. Уроженец среднерусской полосы (чернозёмное сельцо Хрущёво близ города Ельца), он сказал своё слово и о малой родине, и о русском севере, и о Средней Азии, и о Дальнем Востоке. Причем, в каждой книге так или иначе идёт разговор о взаимоотношениях человека и природы. «Пришвин сказал нам здесь, – подчеркивает автор «Нашего дома», – своё слово, насущнейшее для нашей современности. Оно не о борьбе с природой, не о подчинении ей, оно – о дружбе, а, следовательно, о всенародной охране её. Припомним широко известную мысль Пришвина: «Охранять природу – значит охранять Родину».
Проповедуя заветную идею об охране, по нынешним понятиям, окружающей среды, писатель не мог не спорить со знаменитым в своё время мичуринским положением о том, что нельзя ждать милостей от природы, взять их у неё – наша задача. Скорее всего, сам учёный Иван Владимирович Мичурин не предполагал, что прямо в ближайшее время человек сможет с грабительским замахом двинуться опустошительным набегом за богатством Земли, ставя её, а значит и себя, под смертельную угрозу. Пришвин предчувствовал это, возражал: «В природе нет милости к человеку: нечего ждать от неё милости. Человек должен бороться с ней и быть милостивым, и охранять природу, раз он является её царём-победителем».
Писатель вынашивал самобытнейшие раздумья о единстве человека и природы, ложащиеся в русло современной мировой философии, опровергающей надуманное разделение природы и человека в их вечном противоборстве. Раз человек высшее явление природы, её венец, то он вместе с ней прошёл бесконечным путем развития живой материи. Разделение наступило, когда благодаря труду человек выделился из природы и стал противопоставлять себя ей. Но это разделение не стало отчуждением, поскольку жизнь ещё теснее связывает человека с окружающей средой. Получается по присловью: чем больше брёшь, тем больше должен. «Так миллионы лет тому назад нами были утрачены крылья, такие же прекрасные, как у чаек, и оттого, что это было очень давно, мы ими теперь так сильно любуемся.
Мы потеряли способность плавать, как рыба, и качаться на черенке, прикреплённом к могучему стволу дерева, и носиться из края в край семенными летучками, и всё это нам нравится, потому что это всё наше, только было очень, очень давно».
Начисто отделиться от природы, жить с потребностью только «взять» означает – своей же рукой рубить собственный корень. Об этом вот уже кои десятилетия упреждающе тревожно гудит писательский колокол Михаила Пришвина. Промышленность «должна охранять и преображать природу на земле, а не разорять». Сказано это в «Журавлиной родине» ещё в 1929 году. Сказано задолго до экологических лозунгов, начертанных научно-технической революцией уже в наши дни, когда человеку отступать порой некуда. Когда – выглянь в окно своего дома, поймешь без объяснений: природа принимает «власть» человека, если он пользуется ею разумно, учитывая законы жизни самой природы.
И – как сегодня записано на страницах писательского дневника: «Вот говорили, что власть земли, а, оказывается, нет у земли власти и нет никакой, – если бы её-то власть, можно бы разве допустить такое бесчинство над собой, такое издевательство!»
Кстати, этими сокровенными пришвинскими мыслями о сотворчестве человека и природы проникнуты известные книги наших современников – «Русский лес» Леонида Леонова, «Лад» Василия Белова, «Прощание с Матерой» Валентина Распутина, книги Владимира Чивилихина, Фёдора Абрамова и их товарищей по писательскому цеху.
«Тот маленький дом, в котором мы рождаемся, разрушается со временем, как и гнездо у птиц: птицы вылетают на большой простор, предоставляя гнездо дождям и бурям, а человек должен непременно достигнуть такого простора, чтобы тело своё почувствовать вместе со всей землей, её воздухом, светом, водой, огнём и всем населением, как свой собственный дом».
Вчитаемся, вдумаемся в эти строки писателя, ставшие эпиграфом к книге «Наш дом» Валерии Дмитриевны Пришвиной. Согласитесь, ведь они в корне изменяют привычно устоявшееся мнение о том, что главное в творчестве писателя – песнь природе. Главное в его книгах все-таки – песнь человеческой жизни на земле, песнь природе человека.
Вот теперь в этих позиций раскроем романы «Кощеева цепь», «Осударева дорога», книги-дневники «Лесная капель», «Глаза земли», «Календарь природы», «Незабудки», «Мирская чаша». И, пожалуй, утвердимся в одной мысли, что самое сущее в книгах писателя – «душа человека в её сокровеннейших переживаниях» (Валерия Пришвина).
Писатель предстаёт перед нами не просто как вдохновенный художник, но и как философ, учёный. Причем выступает в ряду классиков ХХ века, достойно наследуя и продолжая лучшие традиции всей предшествующей русской литературы. Это и даёт право литературоведам сегодня заключать: Михаил Михайлович Пришвин сделал значительный шаг вперёд в художественном осмыслении глубокого и всеобъемлющего воздействия природы на духовный мир человека. В своих книгах он художественно утвердил мысль о том, что соприкосновение с природой рождает в человеке думы о тайнах и красоте, величии и гармонии мироздания, о смысле жизни и назначении человека. Пришвин учит нас через понимание природы уважать в себе человеческое и побеждать скверное.
Надо было быть Максимом Горьким, чтобы вопреки мнению тогдашней критики прозорливо сказать в письме писателю: «Вы делаете огромнейшее дело, которое не скоро будет понято и почувствовано».
Надо быть Михаилом Александровичем Шолоховым, чтобы ещё в 1933 году писать актрисе Московского Камерного театра Марии Ивановне Гринёвой: «…про такого чудеснейшего писателя, как Пришвин, забыли? Кстати, читали Вы его «Корень жизни»? Если нет – очень советую: прочтите. Непременно прочтите! Такая светлая, мудрая, старческая прозрачность, как вода в роднике. Я недавно прочитал и до нынешнего дня на сердце тепло.
Хорошему слову радуешься ведь, как хорошему человеку».
К такому пониманию книг писателя подводит нас и В.Д.Пришвина, помогая по-настоящему почувствовать его поэтическую прозу.
Знакомясь с тем, как Пришвин писал свои книги, как он жил, как его книги приходили и приходят к читателю (об этом обстоятельно рассказано в «Нашем доме»), вольно или невольно обращаешься к одной мысли: писателю был необходим человек, ему одному целиком посвятивший свою судьбу. И таким нужным человеком стала Валерия Дмитриевна. Это она готовила собрание сочинений Пришвина, из дневниковых записей составила «Незабудки», подготовила к печати немало новых книг писателя и написала о его жизни. Это она приложила все силы для того, чтобы в подмосковном сельце Дунино, где последние годы жил и работал писатель, действовал литературный мемориальный дом-музей М.М.Пришвина. До самого своего последнего земного часа многое сделала В.Д.Пришвина для того, чтобы ближе и родней читателю стали книги большого писателя, чтобы радостнее были наши встречи с ними. Будем ей за это памятно благодарны.
Век девятнадцатый и век двадцатый соединять выпало на долю поколения Михаила Михайловича Пришвина. Он был сыном своего времени. Перелистаем страницы его биографии. Родился в купеческой семье. Стал агрономом, получив богатые знания в области естественных и философских наук. Участие в марксистском студенческом движении, тюрьма и ссылка за революционную пропаганду. Затем наступило разочарование в марксизме-ленинизме. То был путь не для глубоко верующего православного человека, каким оставался в душе Пришвин. Прозрение пришло в земледельческой работе. Она приблизила Пришвина к народной жизни. Помогла ему найти единственного учителя, «которому обязана своей силой, глубиной и задушевностью русская литература. Этот учитель – русский народ».
Писательская судьба Пришвина связана с путешествиями по родной стране, начиная с первого – на север России, когда языковеды-этнографы уговорили тянущегося к словесности агронома отправиться в экспедицию собирать народные сказания, поверья, песни, пословицы и поговорки. Из этой поездки Пришвин вынес первую книгу, какая сразу сделала его имя известным в писательском ряду, с которой он и начал долгое и верное служение литературе. Питала его, как каждого настоящего поэта, родная земля, по российским просторам которой он немало кочевал. В Чехословакии ещё при жизни писателя тонко уловили существо души художника, назвав его «очарованным странником».
В путешествиях он собирал фактический материал для своих книг. Вживался в него не с той конечной целью, чтобы просветить нас, какое дерево растет на дальневосточной сопке. От первой до последней строки его помыслы были об одном – о коренных вопросах человеческого бытия. Человек и Земля – это главенствующее звено в пришвинском наследии, за ним тянутся другие – человек и Родина, личность и народ, человек и природа. А такими проблемами жила и живёт как наша, русская литература, так и мировая. Пришвин решал их самобытным путём: определял устои нравственности человеческой жизни через себя, как поэт большой лирической силы исследовал внутренний мир своей души.
Он был провидцем: «Как страшно это наше близкое будущее, как при расчёте жизни поднимают и ходят какие-то чёрные волны, и в них виднеется мой утопающий челнок, а рассудишь умом – всё хорошо идёт для будущего России, будет она жить хорошо непременно, оправится, никакая сила с нею не справится…»
Он, как никто, понимал значимость своей работы. Потому в глубокой старости с чистой совестью и лёгким сердцем заносил в дневник эти раздумья: «Семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотыми солнышками в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками».
На могиле Михаила Михайловича Пришвина расправляет крылья изваянная руками Сергея Тимофеевича Конёнкова каменная Птица Сирин, почитавшаяся в древней русской мифологии как птица счастья.
– Когда я думал о памятнике поэту природы, – писал скульптор в книге «Мой век», – то ясно представлял себе: ведь каждая строчка Пришвина вечно будет дарить людям счастье.
Пётр Чалый (г. Россошь)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
