Повествование-хроника о том, как мы, славяне, разделяемся-отдаляемся в русско-украинском пограничье… Книга вторая. Окончание.
Глава седьмая. Год 2004-й
Год означен мирным сражением России и Соединённых Штатов Америки и их европейских сателлитов за Украину. Мы желали и впредь иметь рядом соседа – надёжного и равноправного друга во всех делах, на которого можно положиться как на самого себя. Американцам, прежде всего, хотелось быть хозяевами в республиках бывшего Советского Союза. Лучшее место для этой цели – Украина. Неоспоримо важно её географическое расположение. Отсюда под приглядом ведущие республики бывшего Советского Союза, прежде всего – Россия с природной «кладовой». Устраивало экономическое положение Украины. Именно она, по оценкам опытных западных экспертов, имела «на выходе из СССР самую лучшую промышленность, сельское хозяйство, инфраструктуру». Не республики Прибалтики, Кавказа или Россия…
Переизбранный на второй срок 14 марта 2004 года президентом Владимир Путин сухо, но точно объявил приоритеты во внешней политике: «…работа по углублению интеграции на пространстве Содружества Независимых Государств, в том числе в рамках Единого экономического пространства, Евразийского экономического сообщества». В связи с осенними президентскими выборами на Украине Путин семь раз побывал у соседей. По совету Леонида Кучмы, он поддержал кандидатуру Виктора Януковича. Именно Виктор Фёдорович и одержал с небольшим перевесом победу над другим Виктором – Ющенко во втором туре.
Тут-то в центре Киева, как выяснилось позже, по команде из-за океана закипела площадь Майдан Незалежности, окрасилась оранжевым цветом знамён партии Ющенко. Его сторонники родили «оранжевую революцию». Здесь два месяца шёл непрекращающийся митинг. Жители из палаточного городка, из палаток, доставленных из-за океана, тоже «помаранчевого» - апельсинового цвета, добились не прописанного в Конституции третьего тура выборов. Миллиарды долларов сработали в пользу США. Виктор Ющенко с такой материальной поддержкой из-за рубежа, при поддержке толпы завоевал власть.
На ликующем Майдане кто бы мог поверить, что стремившаяся к свободе и независимости страна попала в ловушку. Её до канцура - дочиста развалит «цветная революция». «Помаранчевые» поводыри, радостно поименованные «оранжевыми королями и принцессами», после уже содеянного русаками Горбачёвым и Ельциным, украинцем Кравчуком и белорусом Шушкевичем углубят раскол с Россией.
«Может быть, наш главный ориентир – Европа?» – вопрошал в эту пору, завершая свой многостраничный труд, Леонид Кучма. И утверждал далее: «Я твёрдо знаю, что поколение моей дочери, я уж не говорю о поколении внука, увидят «вступление» в Европу и Украины, и России, но повторяю: по главным показателям на душу населения и по благосостоянию народа Украина не будет позади России. Мои предвидения до сих пор сбывались».
…В те памятные октябрьские дни новую книгу стихов «Знак» и ранее выпущенное в Тирасполе (по словам автора, сказанными при встрече: не урезанное и самое полное), издание «Князь тьмы. Открытое письмо Михаилу Горбачёву» подарил мне народный поэт Украины Борис Ильич Олейник. Запоем читал на вагонной полке под перестук колёс поезда Киев - Луганск, а затем и в автобусе Луганск - Россошь.
Думалось: услышал бы, а, главное, прислушался бы народ Украины к голосу совести своего сына.
Но, как и во времена иные, народ безмолвствовал, а толпе на Майдане было не до стихов, не до пророчеств поэта.
Стихи из Киева
Борис Олійник
Європі
Ми тут жили ще до часів потопу.
Наш кopiнь у земну вростає вісь.
I перше, ніж учити нас, Європо,
На себе ліпше збоку подивись.
Ти нас озвала хутором пихато.
Облиш: твій пocмix нам не допече,
Бо ми тоді вже побілили Хату,
Як ти іще не вийшла із печер.
Живи co6i, уходжено i сито.
Ми не питаєм з усміхом кривим,
Якою б ти була у цьому світі,
Аби ми плуг, i колесо, i жито
Не дарували пращурам твоім.
Ми ж не виказуєм, яку недолю
To6i вістило знаками біди,
Аби козацький стан у Дикім Полі
Не зупинив азійської орди.
Живи coбі.
Ми зi свoїм уставом
Не сунемось до тебе в монастир.
Але дозволь i нам за отчим правом
По-своему облаштувати двір.
Так, ми в гешефтах – i невмілі, й cipі.
Ви ж на торгах сягнули верховіть,
Та навіть вам шагреневої шкіри
В роковий час усе ж не докупить.
Земні діла сповна оплатить небо.
I в Судний День воздасться всім ущерть:
I тим, хто зрадив побратимство Ельби,
I тим, хто сербів рокував на смерть...
Життя мина...
Усі ми перебудем:
Хто – при бандурі, хто – при гамані.
А що вже по coбi залишим людям,
Судити не тoбi, і не мені.
Відкриті наші предківські чертоги
Усім, хто має помисли незлі.
Прийдіте з миром!
Та, заради Бога,
Не вчітъ нас жить на батьківській землі!
У кожного – свої герби й знамена,
Свій лад i чин в державі й при столі,
Ми всяк своєї долі ковалі:
Вам до душі вертка синиця в жмені,
А нам до серця – в небі журавлі.
Такі ми є. А ви такі, як є.
* * *
Мы жили здесь ещё до дней потопа.
Наш корень ось земную утвердил.
И прежде, чем учить других, Европа,
Ты на себя чуть сбоку погляди.
Нас хутором зовёшь ты хамовато.
Оставь иным ехидный свой ощер:
Ведь мы тогда уж побелили Хату,
А ты ещё не вышла из пещер.
Живи себе ухожено, одето.
Не спросим тебя с посмехом кривым,
Какой бы ты была на этом свете,
Когда б мы плуг и жито
без секретов
Не даровали пращурам твоим.
Мы ж не твердим о том,
какой недолей
Тебе грозило знаками беды,
Когда б козацкий полк во Диком Поле
Не преградил кровавый путь орды.
Живи себе.
Мы со своим уставом
Не сунемся в соседский монастырь.
Но, в свой черёд, оставь за нами право
По-своему улаживать свой мир.
Да, мы в гешефтах, может быть, негожи.
Вы ж на торгах сильны руководить.
Но даже вам шагреневой той кожи
В миг роковой, увы, не докупить.
Дела земные все оплатит небо.
И в Судный День воздастся днесь и впредь:
И тем, кто продал побратимство Эльбы,
И тем, кто сербов обрекал на смерть...
Проходит жизнь.
И все мы, все пребудем:
Кто – при бандуре, кто – лишь при мошне.
А что мы по себе оставим людям,
Судить, конечно, ни тебе, ни мне.
Открыты предков светлые чертоги
Всем, кто не предал, не погряз во зле.
Придите с миром!
Только ради Бога
Жить не учите на родной земле!
У каждого – свои гербы, традиции,
Свой лад и чин, в державе и в селе,
Куём мы долю. Хлеб наш на столе...
Вам по душе держать в руке синицу,
А нам бы – в небе стая журавлей.
Такие мы. А вы – как есть, иные...
Перевод с украинского Виктора Беликова
Слобожанские новости
«Кочевник» побывал в Крыму
Приятными воспоминаниями о путешествиях в Крыму живут юные археологи из кантемировского районного научного общества «Кочевник». Под приглядом учёных школьники раскапывали княжескую цитадель в средневековом городе. А заодно осмотрели исторические достопримечательности Севастополя, его окрестности.
Никто не забыт
Ребята из Павловской школы, лишённые слуха, вместе с наставниками в очередной раз навестили село Басовка. Там они в зиму навели порядок у могилы советским воинам и мемориала жертвам фашизма – расстрелянным мирным жителям летом 1942 года.
Григорий Мелехов на Богучарке
Собирая материалы об истории Богучара, краеведы «откопали» любопытный факт. В молодости плёсы на речке Богучарке благоустраивал техник - мелиоратор Пётр Глебов. Да-да, будущий народный артист СССР, главный казак России, непревзойденный исполнитель роли Григория Мелехова в фильме по шолоховскому «Тихому Дону».
Памятный знак Михаилу Шолохову
На граните – барельеф великого русского писателя. О том, что в Богучарской гимназии, в здании которой располагается нынче школа - интернат, учился Михаил Шолохов, напоминает теперь памятный знак. Его открытие состоялось на праздновании сорокалетия интерната.
Язык до Киева довёл
Памятной стала поездка по святым местам Украины для православных паломников из Ольховатского района. Они поклонились иконам и мощам святых в Почаевской и Киево-Печерской лаврах.
В окопах Сталинграда
Путешествие в Волгоград для сельских учителей организовала районная администрация Верхнего Мамона. Педагоги увидели город - музей, поклонились защитникам Сталинграда на Мамаевом кургане. Склонили головы у гранитной плиты с именем Героя Советского Союза Василия Прокатова, закрывшего собой вражеский пулемёт у села Дерезовка. Бои на Дону являлись частью Сталинградской битвы. Так что – рассказывать ученикам есть о чём.
Берег левый, берег правый
У богучарского села Галиёвка вновь открыта дорога через Дон, ведущая в Петропавловку, Калач. Понтонный мост за средства областного бюджета (потребовалось более 20 миллионов рублей) в срок и надёжно капитально отремонтировали на Павловском судоремонтном заводе. Стосорокаметровая переправа держится на 35-ти понтонах.
Шли за лисой, а добыли волка
Охотники из приграничного села Бугаевка Кантемировского района Сергей Холодов, Борис Пустовойтов, Николай и Сергей Гарбузовы шли за лисой, а вспугнули стаю серых разбойников. Трёх волков убили, шесть же хищников скрылись в степных балках «нарушителями» в сторону Украины.
Болгарские лауреаты
На международном детском фестивале «Солнце, радость, красота» в Болгарии отличились ребята из Богучарской школы искусств. Они стали лауреатами в хореографическом и изобразительном творчестве. А соперников у них было немало – 74 детских творческих коллектива из Украины, Молдовы, Словакии, Чехии и других европейских стран.
В объективе – природа
Главное «оружие» у большого знатока природы из Петропавловки Александра Бровашова – фотоаппарат. В прицеле его объектива – родимый край, Урал и Кавказ, Сибирь и Дальний Восток, даже Индия, Югославия и иные страны. О том, как рождаются снимки, украшающие книги и фотоальбомы, Александр Фёдорович рассказал ребятам на встрече в районном молодёжном центре «Современник». Все были очарованы и выставкой работ фотохудожника.
Прощай, хутор
Из перечня населенных пунктов Ольховатского района упразднены караяшниковский Двороруб, юрасовский Гайдар, Старый Хутор близ райцентра. Эти места покинуты, лишь одичалые сады напоминают – здесь тоже жили люди.
За опытом в Украину
Специалисты богучарского сельхозпредприятия «Истоки» побывали в Синельниковском районе Днепропетровской области. Там они знакомились с опытом работы одной из крупнейших в Украине фирм «Агросоюз», которая «утёрла нос» ведущим европейским хозяйствам. На семи тысячах гектарах пашни посевы выращивают 12 механизаторов и получают отменные урожаи. Молочное стадо в тысячу голов скота с годовым удоем в 7,5 тысячи килограммов. Откармливают шесть тысяч свиней. Есть смысл позаимствовать и систему повышения плодородия почв за счет биологизации земледелия.
Чей ты, солдат?
Один из самих интересных краеведческих музеев на юге области – в школе села Дубрава Богучарского района. В этом недавно убедились гости из Павловска. И детей, и ветеранов поразили богатейшие выставки. Здешние следопыты вместе с наставником Николаем Львовичем Новиковым нашли и перезахоронили останки 270 советских воинов, павших в боях на среднем Дону. На раскопках добыты вещественные свидетельства военных лет. Не только принадлежавшие нашим воинам, но и вражеским. Среди них документы, фотографии. А особенно удивляют хорошо сохранившиеся фашистские мыло, крем «Нивея» и даже зубная паста «Блендамед».
Новая жизнь Успенского храма
Старинный православный Успенский храм решили всем миром восстановить жители села Зайцовка Кантемировского района. Освящены новосооружённые кресты, ведутся кровельные и отделочные работы. Что примечательно, в возрождении святыни участвуют школьники.
Здоровье на «Белой горке»
Первых отдыхающих принял на лечение новый санаторий в нашей Воронежской области «Белая горка», строительство которого продолжается. Расположен он у целебного источника в Богучарском районе. «Живая вода» лечит недуги органов пищеварения, системы кровообращения, сердечно-сосудистые, нервные, кожные и прочие заболевания.
Украина нам поможет
Завершив переработку сахарной свёклы, на Ольховатском сахарном комбинате готовятся к основательной реконструкции предприятия. Проект технического развития предложен украинскими специалистами. У наших соседей будет закуплена и часть технологического оборудования.
Белогорье встречало министра
В Подгоренском районе принимали уважаемого гостя из Москвы. Уроженец Белогорья профессор и академик Анатолий Иванович Потапов в своё время возглавлял Министерство здравоохранения СССР. Он навестил родное село. Поклонился могилам родных. Потапов подарил книгу своих воспоминаний, в которой, в частности, рассказывается, как в Воронеже строились областной больничный комплекс и диагностический центр.
Запрягли хлопцы самолёты
Из Луганска в Москву вновь открыты после четырёхлетнего перерыва постоянные авиарейсы. Первыми воздушный путь в столицу России проложили музыканты камерного оркестра Луганского института культуры и искусств. На самолете АН-140 они за час и пятьдесят минут добрались на международный фестиваль «Московская осень».
Первое место работы – от государства
Просьбу студентов Луганска, а среди них есть молодёжь из южных районов Воронежской области, выполнили правительство Украины и Верховная Рада. В стране принят Закон «Об обеспечении молодёжи первым рабочим местом». Исполнять его будет государственная служба занятости. Предусмотрено работодателю ежемесячно выделять денежные дотации с тем, чтобы он не расторгал трудовой договор с молодым специалистом по сокращению штатов в течение двух лет.
Сыром кормит Марковка
Марковский район, который граничит с воронежской Кантемировкой, славен нынче своим сыром. Из молока со степных пастбищ здешние мастера «растят» сырные головки таких сортов, как «Буковинский» и «Марковский», «Голландский» и «Российский», «Звенигородский» и «Новобугский», «Костромской» и «Мраморный». С завода отгружают в год до 1300 тонн продукции. Шестьдесят процентов сыров продаётся у себя в Луганской области.
«Азот» с «Золотым Меркурием»
Пережив экономические трудности, вновь «набирает обороты» ведущее химическое предприятие на Лугани – Северодонецкое государственное объединение «Азот». С ним, кстати, налаживают производственные контакты химики нашей Россоши. Торгово-промышленная палата Украины отметила генерального директора «Азота» Алексея Кунченко и весь коллектив «Золотым знаком Меркурия».
Из Рубежного в Богучар
Тепло принимали жители Богучара концертную программу гостей из города Рубежного Луганской области. Украинскими и русскими песнями порадовали самодеятельные артисты народного ансамбля.
Январь. Славяне на майдане
В Кантемировке состоялся большой сбор гостей – делегаций из соседней украинской Луганщины и нашей Воронежской области. Здесь проходил фестиваль российско - украинской дружбы «В семье единой».
Если политики устраивают свару на виду у всего мира, то народы дипломатично показывают и подсказывают им – как должны жить соседи.
Хоры и ансамбли из луганского села Лесная Поляна и райцентра Марковки, из воронежских районов Богучарского, Петропавловского, Россошанского, Подгоренского, Каменского, Острогожского и других вначале разъехались и выступили на клубных сценах перед жителями кантемировских сел Новомарковки, Журавки, Писаревки, Талов и иных, где тепло были приняты населением.
А в самой Кантемировке встретилась творческая интеллигенция, разговор шёл об исторических корнях добрососедских отношений России и Украины, об их укреплении на ниве культуры.
– У нас, славян, духовный простор един и неделим, – подчеркнула ведущая Ольга Шалагинова, главный библиотекарь Кантемировки.
Это подтверждали и выступающие.
Редактор газеты «Россошь» Виталий Климов рассказал об особенностях ставших традиционными фестивалей Слободской украинской культуры. «Изначально они задумывались как творческий конкурс. Цели и задачи фестиваля таковы: возрождение и сохранение традиций наших прадедов в искусстве песенном, танцевальном, народного костюма, в бытовых празднествах, обычаях, обрядах. Эти знания воспитывают у молодёжи любовь к отечеству, которая начинается с любви к родному краю, к его истории. Эти знания укрепляют дружбу между братскими славянскими народами».
Фестивали в Россоши и Кантемировке собирают большое число участников и зрителей. При том, что Россошанский является как бы стихийно, «без указаний и поддержки власти», а Кантемировский «заофициален». Люди не замечают различий. Они идут услышать «живое слово». Значит верно почувствована и востребована идея возрождения и сохранения народных культурных традиций.
Об этом же говорили, приводя иные примеры, взявшие слово от Общественной палаты Воронежской области Людмила Пикалова и представлявший Луганское объединение Всеукраинского товарищества «Просвита» Олекса Нежывый. «Я люблю мою Украину. И не может быть иначе, – сказал Олекса Иванович. – Мне приятно, что вы знаете наш язык, как и мы русский. Знания делают человека богаче, прибавляют уважения друг к другу. Я просто счастлив, что слышу на улицах Кантемировки украинскую речь». Профессор Воронежского университета Николай Бирюк сообщил об изучении славянских языков, в том числе и украинского, студентами и школьниками. Библиотекарь из Луганской Марковки Людмила Удовенко рассказала, что они записывают непозабытые бабушками обряды. И тут же вместе с кантемировцами под дружные аплодисменты и веселый смех представили шутливые «вечерницы».
Украинский поэт Иван Низовой, кому «кровно близки Тарас Шевченко и Александр Пушкин», мечтал побывать в Кантемировке на родине выдающегося поэта Украины, которого называют Тарасом Шевченко двадцатого столетия. Речь о Евгене, Евгении Павловиче Плужнике, выросшем в воронежских южных слобожанских степях. Гость был приятно удивлен «прекрасно изданным в Воронеже однотомником поэта, особенно хорошо, что часть стихов напечатаны на украинском и русском языках». Гость из Луганска познакомился с членом Союза писателей России, поэтом Виктором Беликовым, который тоже перекладывал на русский язык лирику и поэмы Плужника.
Низовой, Беликов и другие говорили о том, что самобытная народная культура пробуждает добрые чувства в человеке. Только она пока спасает и защищает от «князя тьмы», который «вольготно поселился на телеэкране, в печатных изданиях, в радиоэфире и навязывает нам зло в пропаганде хамства, бесстыдства, насилия, в искажении истории славянства, в пренебрежении к родному языку», будь он украинским или русским.
В зале называли известных в русской литературе «луганчан по рождению» Владимира Даля, Всеволода Гаршина и уроженцев воронежского края Николая Костомарова, Олексы Коваленко, Кости Буревия и других, внесших немалый вклад в развитие украинской литературы.
Как нас, славян, разделить?
Эти же вопросы прозвучали с большой сцены Кантемировского дома культуры перед тысячей зрителей в начале сводного концерта фестиваля. Начальник Воронежского областного управления по культуре и туризму Иван Образцов вспомнил, как его трудовой путь начинался на предприятии в Луганской области. Взял в руки баян, сыграл и спел под гром аплодисментов русскую и украинскую песни. Коллега из Луганска Заслуженный артист Украины певец Иван Шербул поддержал его. «Вот что нас объединяет».
Глава Кантемировской районной администрации Иван Алейник сказал о том, что «в Воронежской области проживают тысячи украинцев, в Луганской – тысячи русских. Многие связаны кровно – семейными узами родства. Потому государственная граница для нас проходит через сердце».
«Мы – славяне, мы – православные, – подытоживали выступавшие, – у нас одна многовековая история. Нынешний год шестидесятилетия Победы в Великой Отечественной войне особо напоминает: грех вычеркивать прожитое и пережитое из памяти народной!»
Первый заместитель главы Луганской областной администрации Зиновий Гузар выразил надежду на то, что «текущие трудные времена в наших государственных взаимоотношениях скоро останутся позади. Упростятся переезды через границы. Восстановятся экономические связи. Будем жить по-добрососедски». «Особенно население приграничных районов ждет этих перемен к лучшему», – поддержал его первый заместитель главы Марковской районной администрации Александр Гнедко.
Услышат ли политики «глас народа»?
Февраль. Моряк с «Варяга»
Степной ветер развернул полотнище морского Андреевского флага в небе воронежского села Колодежного, что в Подгоренском районе. Опало покрывало, открыв надгробье. С гранитного камня, прищурившись, взглянул матрос.
На голове бескозырка с ленточкой со знакомым до боли сердечной именем корабля – «Варяг». Медаль на груди.
Собравшиеся и приехавшие с городов и весей России здесь, вроде бы в далёком далеке, вдруг ощутили свою личную причастность к истории Отечества в её неразрывной цепи времён. Глава Подгоренской районной администрации Иван Воробьёв и капитан первого ранга, уроженец Россоши, председатель Воронежской региональной общественной организации «Колыбель русского флота» Николай Титоренко, ветеран, житель Павловска, бывший командир подводной лодки Владимир Верещагин и гость из Севастополя и уроженец Лисок Юрий Лисовский, житель Тюменской области и уроженец Колодежного Николай Бакалов и другие напомнили о первом дне русско - японской войны столетней давности. Он был ознаменован событием трагическим и славным. Наши крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» вынужденно приняли неравный бой с японской эскадрой, в которую входили шесть крейсеров и восемь миноносцев. Из жестокого сражения побеждённые русские офицеры и моряки вышли победителями.
В команде «Варяга» служил рослый и крепкий воронежский сын – Василий Бакалов. Ему повезло, он остался жив. Благополучно вернулся домой…
Уже со школьной сцены в переполненном зале об отце Василии Фёдоровиче Бакалове рассказала его дочь Мария Васильевна Колесникова. «Всегда добрым словом поминал командира крейсера Всеволода Фёдоровича Руднева. Под настроение говорил о морских походах, о сражении. Гордился специальной медалью участника боя. Хранил серебряную ложку – память о приёме в царском дворце Николаем II. Работал отец в колхозе. Характером был крут. Когда в оккупацию 1942 года фашисты попытались его заставить стать старостой, отказался наотрез. Верил и говорил нам: мы победим.
В 1954-ом в стране торжественно отметили 50-летие подвига гордого «Варяга». Я ездила с отцом в Москву, где его награждали медалью «За отвагу». Её вручил адмирал Николай Кузнецов. Назначили хорошую специальную пенсию.
Прожил отец восемьдесят лет. Без слёз не мог слушать песню:
«Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».
Пощады никто не желает!»
…Время отдаляет героические события. Грязью пытаются очернить их современные дёгтемазы, числящие себя историками. Не получается. Сквозь траву забвения слышен голос:
«Любите Россию, мои земляки!
С «Варяга» Бакалов вас просит».
Апрель. Засекреченные земляки
Космический бухгалтер
– Меня порой принимали за жену Королёва. Серьёзно! – Собеседница улыбается и утверждает, – я не шучу. Сергей Павлович любил, чтобы вокруг него были одни и те же люди. Горничная в домике - гостинице. Официантка в столовой. Вот и я, бухгалтер, приносила ему необходимые документы на подпись. Бумаги сразу закрывал в сейфе полковник, который, кстати, и охранял нашу «кассу».
Мария Тимофеевна припомнила ещё, что Юрия Алексеевича Гагарина она увидела уже после его полёта в космос. «Но он оставался таким простым и скромным. Называешь по имени - отчеству – поморщится и рукой досадливо махнёт».
Слушаю жительницу воронежского села Архиповка Россошанского района, и – самому не верится, что эта женщина, куда уж проще – счётный работник, была не просто живым свидетелем великих исторических событий, а их непосредственным участником.
Перебираем фотографии из её домашнего альбома. Девчата у стартовой площадки – «тут я, молоденькая, еще незамужняя». Космонавты перед стартом. «Укрытие ракеты у меня на балансе числилось – как не заснять». А вот «корочки» удостоверяют, что Мария Тимофеевна Щербак награждена знаком «35 лет военного строительства Байконура».
Уроженка Архиповки. Родители колхозники. Марфа Дмитриевна Ткаченко – мать-героиня. Тимофей Трофимович, отец, был инвалидом Великой Отечественной войны. Шестерых детей поставили на ноги. «С моей лёгкой руки все пошли в бухгалтеры», – с улыбкой отмечает Мария Тимофеевна.
Она училась рядом с домом – в Россошанском техникуме мясной и молочной промышленности. А направили на работу в распоряжение Министерства обороны СССР.
«Служащая Советской Армии. В 1962 году попала на Байконур, он тогда числился под номером – назывался Москвой, Ташкентом, Ленинским. Привезли и поселили в комнате при штабе у стартовой площадки. Тут и домики Королёва и Гагарина».
Вот как их описал космонавт-2 Герман Титов: «Две ступеньки на крыльце с перилами, дверь, обитая коричневым дерматином, небольшой узкий коридор с низким потолком и полом, покрытым линолеумом. Направо – комната врача, прямо – комната отдыха и она же рабочая – для уточнения последних деталей полёта. И ещё одна комната – в ней первые космонавты проводили последнюю ночь перед стартом. Круглый стол, покрытый узорчатой скатертью, на тумбочке радиола «Аккорд», шахматы. В углу большое зеркало. Справа и слева вдоль стен стоят две железные односпальные кровати с пружинными сетками. У той, что слева, обычная солдатская тумбочка, покрашенная белой краской, и на ней настольная лампа».
Не курортными остались в памяти Марии Тимофеевны те первые байконуровские годы. «Штаб в полуземлянке. Вода привозная. Степь – как на ладони, ровная во все стороны, голимые пески. Летом жара в пятьдесят градусов: яйцо в песок зароешь – сварится. Обеденный перерыв с двенадцати до шестнадцати. Спасаешься тем, что кутаешься в мокрую простыню, намочив её в холодной воде. В выходные иногда выбирались на речку. Если есть на свете рай, то только там: зелень бушует, волна приятно прохладная, небо радует.
Зима холодная и ветреная. Морозы в те же пятьдесят градусов. Снега нет. А буран подует – света белого не видишь.
Мы – молодые. Трудностей этих не замечали. Даже сейчас вспоминается только хорошее. Гагарину чехи подарили инструменты для эстрадного оркестра. Сразу нашлись свои музыканты. В столовке стулья - столы раздвинули, и – танцы до упаду. Там я будущего мужа встретила. Офицер. После квартиру получили, городскую, со всеми удобствами. Дочь родилась. Всё складывалось хорошо. Да осиротели с Леной, погиб наш папа при испытании ракеты. Дочь сейчас живёт в Подмосковье, а я вернулась в отчий дом».
Пересматриваем молча любительские снимки.
Ракета на стартовой площадке. «Всякий раз поражал пуск. Гул. Землю трясёт за сто километров в округе. Облако дыма скрывает громадину ракеты, а снизу бушует огонь. Вроде она сгорит сейчас в этом костре! Нет – уходит в небо. И ты с облегчением переводишь дух. Повторяешь слово Гагарина: поехали! Будем теперь ждать счастливого возвращения».
Мария Тимофеевна вдруг припомнила, когда готовился совместный полёт нашего «Союза» и американского «Аполлона», зарубежные гости навестили впервые Байконур, «нам приказали ходить в гражданской одежде, смешно: военный город сразу стал цивильным».
A ещё Байконур выделялся изобилием детских колясок на улицах. «Население молодёжное». Гостили - дружили семьями, любимым напитком оставался чай. «В жару в горле пересыхает, слово не выговоришь. Курсанты из Мурманска служили. Непривычны к такому сухому климату, головы в холодильник всовывали морозца вдохнуть».
Тимофеевна вновь говорила о Королёве: невысок, крепок, с виду строгий, но добрый. Гагарин напоминал ей сельского парня: всегда открыто шутливый, умный – на равных говорил хоть с Главным Конструктором, с генералом, хоть с высоким зарубежным гостем. «Это у него, наверное, природное. От родителей, от мамы». Показала фото Анны Тимофеевны Гагариной: в тёплой вязаной кофте, немаркий халат, волосы подобраны в пучок на затылке – деревенская женщина. Сложила руки на столе и чуть наклонилась к магнитофону. Для жителей Байконура она рассказывала о своём сыне Юре. В том 1984 году ему бы исполнилось пятьдесят. А он ушёл от нас молодым. Человек, первым шагнувший в космос.
* * *
…Горько об этом писать: подвиг Юрия Гагарина и его товарищей вычеркивают из отечественной истории её современные толмачи в угоду властелинам мира сего. Откройте роскошно изданный величиной в Библию и весь в картинках том «Энциклопедия для детей». Книга посвящена истории России в ХХ веке, и его составитель и главный редактор С. Исмаилова, Москва, 1995 год. В книге не нашлось места советской космонавтике. Эта книжища рекомендована Министерством образования Российской Федерации для учащихся. А в пособии для студентов высших учебных заведений «История России. ХХ век» (ответственный редактор, доктор исторических наук В.П. Дмитренко, Москва, 1997 год) «космическая эра» описана фразой, цитирую: «Высадка в июле 1969 года на поверхность Луны американских астронавтов во главе с Н. Армстронгом покончила с лидерством Советского Союза в освоении космического пространства». Это, видимо, единственно необходимая информация для будущих учителей о величайшем событии в жизни человечества.
Впрочем, историю можно переписывать, но её невозможно переделать.
* * *
– Закрою глаза и вижу море тюльпанов. Расцветают они по весне, недели за две до мая. Тридцать пять лет прожила там и не могла привыкнуть к этому чуду.
Слушаю Марию Тимофеевну и тоже пытаюсь увидеть земное диво: степь в красных тюльпанах.
Кто закалял сталь
Когда будет рождаться энциклопедия Воронежского края, в неё обязательно должен «войти» Анатолий Васильевич Шептухин, наш именитый, но пока на родине мало кому известный земляк.
Кто знал, с какой радостью вошёл он в отчий дом.
– Сынку! – вскрикнула мать.
– Здравствуйте, мамо!
– Ны забуваешь родыму…
– Як же можно, мамо!
В «домик окнами в сад» на тихой улочке Россоши Анатолий Васильевич прибыл из Москвы, точнее – прямо из Кремля, маме первой сам сказал, что стал лауреатом Государственной премии СССР. Она держала в ладонях тяжеловатую книжечку и беззвучно плакала, не зная, чему больше радоваться – нежданной встрече с родимой кровинкой – с сыном или его успехам.
Кстати, о наградах Анатолия, то была не первая и не последняя, мать не могла порадоваться вместе со своими близкими, подружками - соседками. Соответствующие правительственные указы не появлялись в печати – сын был человеком «засекреченным», поскольку работал в атомной и ракетной промышленности.
* * *
Его единственная сестра Анна Васильевна помогла восстановить историю семьи Шептухиных, биографию брата, хотя и сама она заслуживает особого рассказа: инженер-программист, «мозг цеха» – называли её на «Пермских моторах», на пенсии вернулась на родину в опустевший родительский дом.
– Пo отцу мы из Ровенёк. Теперь это райцентр в соседней Белгородской области. Мамa из большого рода Двирников – из села Шапошниковки Ольховатского района.
О дедушке рассказывали: работал он в Ровеньках на мельнице механиком по найму, случилась поломка, четыре дня ломал голову – запустил-таки паровую машину. Сына, нашего отца Василия Ивановича, двенадцатилетним привёл с собой на работу. Было это в 1910 году. А в гражданскую войну, когда фронт проходил через Ровеньки, отец ушёл в Красную армию. После окончил в Харькове школу автомехаников. Вступил в Коммунистическую партию. Как директор занимался организацией, создавал по Воронежской области – МТС – машинно-тракторные станции. Переводили его из Гороховки в Кантемировку, Митрофановку. В 1936 году осели в Россоши. Здесь нас застала война. Отец воевал. Дождались его в сорок пятом. Вернулся с наградами – орденом Красной Звезды, медалями, а, главное, живой. Его назначили директором чугунолитейного механического завода.
…В архивах предприятия помогли отыскать «дело директора Шептухина». В нём хранится краткая характеристика, сообщающая о том, что Василий Иванович «вывел завод из отстающих в передовые в системе Министерства пищевой промышленности РСФСР», выпуская в плановом количестве необходимое оборудование. В 1954 году Шептухин - старший скончался, можно сказать, молодым.
– Село Гороховку, теперь оно, кажется, в Верхнемамонском районе, точнее – его название, я хорошо запомнила потому, что там родился Анатолий, – сказала Анна Васильевна. – Наши детские воспоминания начинаются, по сути, в Россоши. Учиться пошли с братом в нынешнюю третью среднюю школу. Летом сорок первого Толя с друзьями обивал пороги военкомата, грозился убежать на фронт. Но военком оказался мудрым человеком – нашёл время, чтобы убедить мальчишек – тут вы нужнее. Давал им какие-то поручения.
В эвакуацию с мамой уезжали дважды. Сначала в Оренбургскую область, а затем в Саратовскую. В Дьяковке Краснокутского района учились в школе и выхаживали на ферме ягнят.
После оккупации снова дома. В сорок шестом закончили среднюю школу. У Анатолия в аттестате – пятёрки, только за сочинение вроде бы получил четвёрку.
Поступил он в Московский авиационный институт. Но там ему не дали места в общежитии. Сын директора. А я ведь тоже студентка. Жили, как все, скудно. Только что должность у отца «громкая». Что делать? Анатолия пригласили в Ленинград. В химико-технологическом институте нашлась ему и общежитийская койка.
– Теперь, – говорила сестра, – уже можно рассказывать: учился он в спецгруппе. Учебники выдавали в аудитории. После занятий вместе с конспектами тут же их запирали в сейф.
На работу его направили в известный ныне Челябинск-40. Там Игорь Васильевич Курчатов вместе с единомышленниками уже «ковал» советский атом. Школу прошёл Анатолий, можно догадываться, академическую. И прошел её успешно. В тридцать три года ему доверяют руководить единственной в стране уникальной лабораторией металловедения от ядерного центра на Северском химическом комбинате близ Томска.
Здесь он, по словам тех, кто затем проработал долгие годы с ним плечо к плечу, от «нуля» начал пестовать высокопрочный материал и тугоплавкий металл особой закалки. Ведь из них изготовляли оборудование, выдерживающее неимоверные неизвестные условия – космические, радиационные, температурные и прочие.
Доктору технических наук Шептухину звание лауреата Государственной премии присвоили за разработку систем «оптимизации водного режима и очистки от отложений контуров атомной станции».
Трудился воронежец в одной когорте с великими учёными - конструкторами Игорем Васильевичем Курчатовым, Сергеем Павловичем Королёвым и их соратниками. Умел отстаивать свою точку зрения. На одном из высоких и ответственных заседаний по отзвучавшему докладу Шептухин получил замечания от председательствующего Анатолия Петровича Александрова, академика, президента Академии наук СССР. Шептухин не согласился – напористо, с фактами доказывал, почему «наше дело правое». Александров не выдержал, хлопнул дверью. А позже направил коллеге письмо, извинился за то, что погорячился и пригласил его «на чашку чая».
Сотрудники Анатолия Васильевича, с кем он создал в атомной и космической промышленности школу практического металловедения, которая и поныне служит Отечеству, теперь вспоминают, как дни и ночи «горели в работе». Отмечают его доброту и справедливую требовательность. С радостью и болью, с вопросом, за советом каждый мог войти в директорский кабинет. Секретарь как-то попыталась облегчить его участь – назначила часы приёма. Но Шептухин деликатно снял с двери «расписание», пошутив, жизнь продолжается, как и шла.
Трудился он на износ. Потому чуток не дотянул до семидесятилетия – скончался в сентябре 1998 года.
* * *
В Россошь Шептухин приезжал в 1983 году на похороны мамы – Акулины Ивановны. Когда сестра заговорила с ним о наследстве, Анатолий Васильевич приобнял её: что, мол, нам делить, самое дорогое на этом свете ушло невозвратимо…
Поставим памятник деревне!
Это событие достойно не только внимания и поддержки. В Воробьёвском районе, там, где некогда стоял хуторок Ломы, у степного пруда жителями райцентра заложен парк. Ивы у воды, берёзовые аллеи, дубовая роща опоясаны красивой изгородью. Расти им да расти...
Решением главы Калачеевской районной администрации Анатолия Бакулина объявлена акция «Живые истоки». Взрослые и молодёжь собирают материалы к биографии исчезнувших населённых пунктов для районного историко-краеведческого музея.
Среди жителей Россошанского района немало тех, у кого место рождения тоже осталось лишь строчкой в паспорте. Входит в традицию: на Троицу земляки съезжаются в покинутые сёла и хутора, уже вычеркнутые из списка населённых пунктов. Вспоминают прошлые радости и печали…
Наша «газета в газете» «Поле слободское» печатает перечень селений, существовавших на территории Россошанского района лет сорок назад. Обращаемся к читателям с просьбой: расскажите о ваших уже исчезнувших или исчезающих хуторах. Письма будут обязательно обнародованы. Есть, наверное, смысл тоже подумать об увековечении былых селений памятными знаками, как это сделали в Ржевске близ Еленовки, где в имении просветителя Владимира Черткова гостил великий русский писатель Лев Николаевич Толстой.
Ведь это наша история, забвение которой превращает народ в население. Не будем Иванами, не помнящими родства.
Наше село Нагорное Второе когда-то называли участком птицефабрики. Здесь, у речки Черной Калитвы вблизи нынешней Морозовки, выращивали уток.
С Нагорным связано мое детство в 1950-е годы. Рядом – речка Чёрная Калитва, а за ней – Эсауловские рощи. Дальше, где сейчас находится химзавод, был аэродром. И мы, детвора, с холма следили за полётами самолётов. Очень памятная картина: будто на грибочках спускаются с неба парашютисты.
От стариков слышала притчу. Давным - давно место, где Нагорное, облюбовал священник. Он привёз сюда француза - садовника, который вместе с прадедами вырастил замечательные сады. У железной дороги росли яблони, сливы, груши. Огорожены они были плетнёвым забором. Из всех сортов яблок нам нравились лимоновка, белый налив и ещё большие, полосатые, красные, до того сладкие: разломишь пополам – как будто мёдом намазаны.
Однажды залезли мы в сад. Нас заметили сторожа. Кто попроворней, перепрыгнул через плетень и – на конюшню. А я зацепилась платьем за кол и попалась. Управляющий, фамилию его не помню, поговорил с родителями, и нам, детям, дали работу. Мы рвали вишни, яблоки не только по наряду, но и брали себе домой. Да и ели сколько хочешь.
Девушки постарше готовили себе приданое. Повязывали фартуки и собирали на птичнике утиный пух на подушки, перины. Мне одно лето даже пришлось быть подпаском, чтобы заработать себе на пальто к школе. Я маме помогала продавать молоко: пока дойду до станционного рынка, у меня в бидоне пусто – раскупали по пути.
Росли мы крепкие, сильные, редко болели.
У берега на речке стоял паром, который соединял два берега. Паромщиком работал дед Лёша Стасенко, очень добрый человек. Он же и охранял ближний вишнёвый сад. Однажды в этом саду мы нашли каменную плиту с надписью на непонятном нам языке. Решили, что здесь похоронили садовника.
В кино ходили в Морозовку, и если фильм нам нравился – смех всю дорогу не смолкал.
Рыбу по тем временам в речке можно было поймать даже рукой, плетёными корзинами. Сейчас рассказываю об этом своим детям и внукам – не верят.
Осталось детство в Нагорном далёкой и счастливой сказкой.
Мне деревня досталась в наследство.
За конюшнею – дом на углу.
Там прошло босоногое детство,
И забыть я его не смогу…
Мне снятся порой деревенские сны
И запахи давней минувшей весны.
Как будто я вновь на пароме в реке,
И мама мне хлеб принесла в узелке…
Сентябрь. Урок, который всегда с тобой
Как-то незаметно прошло это событие. А ведь факт примечательный. Школьники нашей Воронежской области получили нужный и важный подарок. В их руках своеобразный учебник краеведения, который разместился – попытайтесь угадать – на страницах ученического дневника.
В нём, хочется верить, надёжно прописались: на обложке – виды знаковых зданий, памятников культура, а далее – карта области, гербы и флаги области и Воронежа.
Каждая страница открывается портретом и кратким, но ёмким рассказом об именитом человеке, чья жизнь была связана с нашим краем.
По праву – это царь Пётр Первый и птенцы его гнезда. Ведь их «тщанием» Воронеж стал колыбелью русского флота. Благословлял кораблестроителей первый епископ Воронежский святитель Митрофан.
Известен и другой церковный деятель и историк, можно сказать, воронежский Карамзин, в миру – Евфимий Алексеевич Болховитинов, в монашестве Евгений. Автор «Исторического, географического и экономического описания Воронежской губернии». Позже служил митрополитом Киевским и Галицким. Кто посещал святыню Православия Софиевский собор в Киеве, тот знает, что под сводами храма покоится прах нашего земляка.
Алексей Кольцов, Иван Никитин, Иван Бунин – классики отечественной литературы, коими гордимся не только мы. Их читает и перечитывает весь образованный мир. Сын крепостной крестьянки Николай Костомаров – историк, звезда первой величины на славянском небосклоне. Николай Ге, Иван Крамской – великие русские художники.
...Заполняет школьник листы дневника на новую рабочую неделю и его ждут новые знакомства. Скажем, с личностью маршала из Кантемировки, дважды Героем Советского Союза Александром Ефимовым. Или – с мичуринцем из Россоши, «отцом» известных в России яблоневых сортов Михаилом Ульянищевым. Или – с прославившими Воронежский край певицей Марией Мордасовой и композитором Константином Массалитиновым.
Круглый учебный год у ребят на виду «книга - свод жизнеописания замечательных людей Воронежского края». Что-то да запомнится! Положено начало доброму делу. Ведь чтобы любить Родину, надо знать в лицо и её героев. Краеведение в старину не зря называли «отчизноведением».
Живёт в Киеве писатель
Однажды на страницах московского журнала «Наш современник» встретилось имя: Евгений Васильевич Карпов. Публиковалась повесть. Сообщались краткие сведения об авторе: родом из Россоши Воронежской области. Поговорил со старожилами и библиотекарями, но о Карпове, к сожалению, никто не знал. Да это и не удивительно…
* * *
Исполнилось 85 лет русскому писателю Евгению Васильевичу Карпову. Так сложилось, что в воронежском литературном поле его имя только прописывается. Причины тому – житейские.
Карпов родом из Россоши, если точнее – из Эсауловки, некогда пристанционного хутора. Родился 6 октября 1919 года. Отца потерял в младенчестве. Машиниста бронепоезда Василия Максимовича расстреляли белоказаки. Мальчишка с сестрёнкой росли не сиротами. В их доме хозяином стал давний друг отца, тоже железнодорожник Дементий Иванович Иванов. В семье вскоре прибавилось ещё два сына. И тут вновь остались без кормильца. Похоронив второго мужа, мать продала дом, который сохранился и поныне огородом к речному плёсу на улице Максима Горького. В 1934 году семья Карповых - Ивановых навсегда покинула родимую Россошь.
Евгений учился, работал. Молодым воевал на фронтах Великой Отечественной. Участник Сталинградской битвы. В 1943 году попал в плен, находился в концлагерях. После войны любовь к слову привела его в Литературный институт имени Горького. Занимался в семинаре известного писателя Константина Паустовского. С дипломом литератора уехал на строительство Сталинградской гидроэлектростанции, где работал арматурщиком, диспетчером, журналистом.
Написал рассказы и повести, из которых выделяется напечатанная в 1961 году в журнале «Роман-газета» полумиллионным тиражом книга «Сдвинутые берега». Она была переведена на польский и чешский языки.
С 1960 года Карпов является членом Союза писателей СССР. Он возглавлял Ставропольскую краевую писательскую организацию. Евгений Васильевич жил на Северном Кавказе, в Подмосковье, а сейчас в Киеве.
Пережитое запечатлелось и продолжает, дай Бог здоровья и сил писателю, «переплавляться» в книги. Недавно Карпов завершил работу над итоговыми в своем творчестве повестями – «Гога и Магога», «Всё было, как было», «Умом вас, люди, не понять».
– И что бы я ни писал в своих книгах, – признаётся Евгений Васильевич, – там обязательно духовно в той или иной мере присутствуют мои Россошь и Эсауловка с речкой Чёрной Калитвой, вечно памятные мне земляки, паровозные гудки над лугом и церковный колокольный перезвон из ближней к нам слободы Морозовка.
В киевском кабинете писателя на видном месте, как оконце в страну невозвратимого детства, – родная сторонка в небольшой картине кисти художника из Россоши Цимбалиста. Покойный Владимир Георгиевич был соседом Карповых.
В Эсауловке (так по-прежнему называется восточная окраина городка) старожилы тоже не позабыли хлопчика Женьку.
– Помню, как сейчас, утро, солнце поднимается над речкой, на железнодорожном переезде у моста трубит в горн пионер Евгений Карпов, барабанит его друг Осипов, – рассказала учительница, сейчас она на пенсии, Надежда Ивановна Сердюкова (Бурьян). – Женя первым из Россоши побывал тогда в Крыму – в пионерлагере «Артек», только организованной Всесоюзной детской здравнице. А туда ведь направляли лучших...
Сейчас в Россошанской районной библиотеке создаётся книжная полка писателя - земляка. Есть посвящённая его творчеству выставка. С участием учащихся техникума-колледжа мясомолочной промышленности прошёл литературный вечер. Рассказывали о жизни и книгах Карпова. Прозвучали и строки из письма Евгения Васильевича дорогим землякам:
«…Если идти от станции к Чёрной Калитве, то слева от переезда пятый дом, говорят, он ещё цел, построил в 1912 году мой отец Карпов Василий Максимович. В нём я родился 6 октября 1919 года и прожил до 1934. А потом – и по сей день – меня мотало от Сахалина до Германии, от Алма-Аты до Норильска, от Сталинграда до Бреслау – то в военном строю, то под немецким конвоем, то за колючей проволокой, но...
Протоиерей Сергий Булгаков говорил:
«Родина есть священная тайна каждого человека, так же, как и его рождение. Теми же таинственными и неисследимыми связями, которыми соединяется он через лоно матери со своими предками и прикрепляется ко всему человеческому древу, он связан через родину и с матерью-землёй, и со всем Божьим творением... Моя родина... Там я не только родился, но и зародился в зерне, в самом своём существе, так, что дальнейшая моя, такая ломаная и сложная, жизнь есть только ряд побегов на этом корне. Всё, всё мoё – о-т-т-у-д-а...
Так что, я весь оттуда, где бы и каким ни был – из Эсауловки, эсауловец. Я весь ваш. И что бы я ни писал в своих книжках, там обязательно духовно в той или иной мере присутствуют Чёрная Калитва, Баба Дырдыха, Дид Ягор и благовест из Морозовки.
Побывать бы в Россоши, где лежал в тридцать третьем в тифозной палате больницы, как тогда говорили, на «Писках», посидеть над тихой водичкой Чёрной Калитвы, но, мне восемьдесят пятый год – шутки в сторону.
Низко всем вам кланяюсь, а вы за меня поклонитесь Чёрной Калитве, дому, пятому от переезда, или тому месту, где он стоял.
ВСЕГО ВАМ ДОБРОГО, МОИ POCCOШAHE!»
Евгений Карпов: Наш храм. Из книги «Новое небо»
1. Узенькая, мощённая изразцами дорожка с весело расцветшими по обеим сторонам чернобривцами, ведёт в храм Святого равноапостольного Великого князя Владимира. Предстоятель – Блаженнейший Владимир, митрополит Киевский и Всея Украины. Размещается этот храм в очень небольшом помещении, отведённом ему в 18-ой городской больнице, при университете имени Тараса Шевченко.
В стародавние времена девятнадцатого века в университете, как и полагается высшему учебному заведению, был храм, духовно возвышавший студентов, удовлетворявший духовные потребности преподавателей университета.
Во время большевистского безбожия и произвола храм не только закрыли, но и разрушили, растащили...
Слава Богу, ушла из нашей Родины в небытие пора разбрасывания камней и настала пора собирания, пора нового духовного возвышения нашего народа.
Тесно, очень тесно в помещении нынешнего храма. Люди приходят и во время богослужений, и между ними, чтобы поделиться своими домашними бедами или радостями, чтобы обвенчаться любовью с любимым, принять святое крещение. О ком-то надо помолиться о здравии, а о ком-то – за упокой.
Сказать, что храм находится при больнице, будет не совсем верно. Точнее: храм и больница – единое целое.
В стародавнее время говорили: «В здоровом теле – здоровый дух». Но у человека с больным, угнетённым духом даже самая незначительная телесная болезнь часто приводит к тяжелым последствиям, к большой беде, а человеку духовно здоровому дух помогает одолевать, достойно переносить даже большие, неизбежные тяготы. Именно поэтому больница и храм – взаимопомощники. Не только больные приходят в церковь за помощью, но и сам отец Андрей идёт к ним в палаты со своей пастырской духовной помощью.
Без такого единства не может быть сильного народа, сильной державы.
Идут в храм бабушки и дедушки, внуки и внучки, профессора и студенты. Многие из них делают свои самые первые шаги духовного рождения и возвышения. Как сказал один мудрый человек, любую машину, даже очень и очень сложную, куда как проще сделать на заводе, чем выстроить, выпестовать душу человека, поднять её на достойную Создателя высоту.
Все мы, весь наш народ после большевистского безбожного безвременья делает свои первые шаги возрождения, как больше тысячи лет назад их делал из язычества наш народ, ведомый к крещению, к Православному возвышению Великим князем Владимиром.
2. Речка Рось, она же Росса, Русь – правый приток Днепра, длиною346 километров.
Всего 346, а история её берегов, духовная высота необозримы.
Рос – так звался в древности народ, обретавшийся на этих землях.
Россы.
Позже – Святая Православная Русь на челе с Киевом, Православная Россия на челе с Москвой, Ростов Великий, Рославль, Русская Поляна на Украине, Русская Поляна в Сибири, Россошь близ Дона, Русское море…
Неоглядные просторы православия.
На берегах Роси – Корсунь-Шевченковский, основанный Ярославом Мудрым в одиннадцатом веке.
В мае 1648 года казаки, предводительствуемые гетманом Богданом Хмельницким, разгромили здесь польских захватчиков.
В Белой Церкви, основанной в двенадцатом веке, был заключён победный Белоцерковский договор 1651 года.
В 1944, в знаменитой Корсунь-шевченковской операции, Красная Армия наголову разбила немецко-фашистскую группировку – было убито, ранено и взято в плен свыше семидесяти тысяч вражеских солдат и офицеров…
…На крутой горе, над привольным плёсом Роси, над небесным зеркалом вечности стоит белоколонная церковь Георгия Победоносца. Её золотые купола с крестами смотрятся в зеркало вечности, возвышаются до небесной выси, благословляют Господние дали бесконечности...
...Он услышал музыку.
Пение.
Остановился, прислушался.
В соборе пели.
Пение ему показалось знакомым.
Вошёл в храм.
Бывал он в соборах Московского Кремля, в Киеве бывал в Лавре, как в музеях бывал, а тут вдруг – всё живое. Огоньки лампад, созвездия свечей. Со стен смотрели тоже живые люди, а не рисованные. И вокруг – молодые и старые женщины в платочках, девочки и мальчики, мужчины – это они пели:
– Отче наш, Иже еси на небесех...
– Да святится имя Твое, – выговорилось в нём.
Вспомнилось: пел! Но когда?!
Этого вспомнить не мог.
Закрыл глаза и долго, очень долго стоял, пытаясь понять, что с ним происходит, что произошло. И самое интересное, он почему-то не удивлялся происходящему... Ему даже показалось, будто это или что-то подобное должно с ним рано или поздно произойти.
Что-то подобное, но что?
Вспомнились слова деда: «Мастера, дорогой внук, работают руками, а ты что-то на язык перешёл. Ой, смотри, как бы тебе не потерять нашу родовую, казацкую славу».
3. В Киеве есть место, откуда виден не только весь город, но в ясные светлые дни – и его окрестности, за пятьдесят-шестьдесят километров. Место это – большая колокольня Киево-Печерской Лавры, и если, стоя на колокольне, прикрыть глаза, уйти душою в глубину, то всё услышится, увидится отсюда неизмеримо дальше – в пространстве и времени.
Поднялся я сегодня, 29 июня 2003 года, в воскресенье, на колокольню, отсчитав двести тридцать девять ступенек, возвысился над землёю, над Днепром.
Православная церковь в этот день торжественно праздновала светлую память всех святых, на земле нашей просиявших.
Произошло в Киеве в этот день и ещё одно знаменательное событие...
...Более двух тысяч лет тому назад проходил здешней тропою на север Апостол Андрей Первозванный и сказал пророческие слова об этом святом месте, а сегодня его святые мощи, дух его – в Крестовоздвиженской церкви Киево-Печерской Лавры.
Трое суток, от зари до зари в короткие летние ночи не закрывались двери церкви – шли и шли люди приложиться к мощам великого Апостола, шли просить Его молитв пред Господом о Благодати Создателя для них, грешных.
Смотрел я на живой людской поток, протянувшийся от входных ворот, через всю Лавру к церкви, и мне думалось, что это после семидесяти лет оголтелого безбожия наш народ возвращается в лоно Христовой церкви.
А ещё...
Мне хочется вспомнить нашего мудрого писателя, православного христианина Михаила Михайловича Пришвина.
В дневниковой записи за 25 сентября 1918 года он пишет:
Друг мой, – шепчу я, – не входи до срока в алтарь исходящего света, обернись в другую сторону, где всё погружено во мрак, и действуй силой любви, почерпнутой оттуда, и дожидайся в отважном терпении, когда голос тайный позовёт тебя обернуться назад и принять в себя свет прямой.
Давно не бывал я в Воронеже
В шестидесятые годы прошлого века ещё ходил через Россошь «ждановский» поезд Воронеж - Мариуполь. Ещё не разделяли нас границы. Мои сельские сверстники уезжали учиться в Луганск и Донецк. А у нас в Воронежском педагогическом среди студентов было немало парней и девчат из Украины.
На филологическом факультете свела нас судьба с Володей Черепковым, хлопцем из Донбасса. Выделялся он высоким ростом и звучным голосом, а ещё писал стихи. Их-то мы и «печатали» в стенгазете «Алый парус», какую нескончаемо лепили из листов ватмана чуть ли не во всю длину институтского коридора. Володя охотно читал свои творения на студенческих вечерах во весь свой звонкий голос.
После учёбы разъехались на работу. И вот недавно, спустя три десятка лет, отыскался след Володи, Владимира Фёдоровича. Учительствовал он в Забайкалье. Вернулся домой на родину, был директором большой средней школы, награждённой знамёнами ЦК КПСС, о которой сняли документальный фильм. Владимира Черепкова наградили медалью А.С. Макаренко. Избрали секретарём Артемовского горкома Компартии Украины. После запрета Компартии вошёл в Политсовет Социалистической партии. Два созыва представлял Донбасс в Верховной Раде как народный депутат Украины. А Воронеж и наши края, признаётся он, «не уходят из памяти, как золотые и сказочные времена».
Мой друг студенческой поры стал известным поэтом. С участием Владимира Фёдоровича увидели свет интереснейшие антологии – «Киев. Русская поэзия. ХХ век», «Украина. Русская поэзия. ХХ век», «Библейские мотивы в русской лирике». «Солдатом Добра» назвал его Борис Олейник.
Предлагаем читателю стихи Владимира Черепкова, кавалера государственной награды России – медали Пушкина – из новой книги «Соль жизни».
* * *
Рот открыт – ладонью не закроешь:
Всё же годы в гору, не с горы…
Как живёшь?
Как здравствуешь, Воронеж,
Соловей студенческой поры?
Помнишь хлопца с томиком Кольцова?
Не менял я кожу, как змея,
Я тобой навеки окольцован,
Юность зарубежная моя!
Ностальгия
Прибывает московский в Харьков,
И мне как-то не по себе:
Как обычно, бросив цыгарку,
Заиграл мужик на трубе.
Изменились внезапно лица,
И бормочет перрон слова:
«Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!».
Беловежьем мир исковеркан.
Бродит каждый, как в поле грач.
Без салютов и фейерверков
Созывает в Союз трубач.
Пусть пока что в руках синица,
Но всё громче звучат слова:
«Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!».
По живому ножом – границы.
Ветеран что глухонемой,
Но, как гетьман Богдан Хмельницкий,
Приглашает гостей домой,
Слёз не прячет и не стыдится.
За него я твержу слова:
«Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!».
Украине
Страна моя, моя краЇно,
как сын, тебя боготворю!
Я – украЇнець, Украина,
Хоть и по-русски говорю.
Мои и Пушкин, и Шевченко,
Как пальцы на одной руке,
Як в украЇнськiй мовi «ненька»,
Как «мама» в русском языке.
Но и меня,
Як син прохаю
(Я сердцем каждый взгляд
ловлю),
Люби, як я тебе кохаю,
Кохай, как я тебя люблю!
* * *
Сегодня в распри
Втянуты народы,
Разорваны,
Разодраны межой.
Я – украинец
Из Союза родом,
А Родина не может быть чужой!
Ульянищевские яблони
Когда Россошь, как город, в 1973 отмечала полувековой юбилей, был объявлен конкурс на лучший геральдический знак города. Предпочтение отдали гербу, на голубом щите которого красовалось наливное золотобокоеяблоко.
Выбор оказался не случаен. Люди старшего возраста помнят: подстепье Воронежской областисадами особо не было отмечено. А в 1970-е россошанские яблоки на вкус знали в Сибири и на Урале, в Москве и Ленинграде. По осени во все концы страны здешние садоводы отгружали яблоки железнодорожными вагонами. Колхозные и совхозные сады наших мест исчислялись сотнями гектаров. Создали производственные объединения. Всему этому во многом способствовали учёные зональной плодово - ягодной опытной станции, возникшей ещё в тридцатые годы.
…Из личного. В ту пору я начинал работать корреспондентом в районной газете. Из окна второго этажа старого купеческого дома вся улица на виду. В послеобеденный час внизу часто останавливался малый и броский цветом оранжевый «Запорожец». Из салона легковушки, из-за руля выбирался рослый человек в неизменной шляпе. Я однажды пошутил в адрес водителя: как в кабинке вмещается. Мой сосед по кабинету глянул в окно. На правах старожила гордо объяснил мне: «Это наш Мичурин!». А хозяин автомобиля привычно шёл в стоящие рядом магазины – книжный и хлебный.
1
Ночь была студёной. К утру на вымороженном оконном стекле цвели райские сады, да и только. И в комнате яблочный запах: на столе лежали круглобокие яблоки, красный румянец на сочной зелени. Яблоки не из того остуженного сада, а из настоящего. Женщина бережнобрала плоды на ладонь и называла: «Апрельское. Ренет воронежский. А это ещё без имени. Номерное».
Руками, которыми она сейчас перебирает яблоки, всю свою жизнь вынянчивает ещё неведомые людям сорта яблонь, груш. Зовут женщину Анна Михайловна.
Кандидат сельскохозяйственных наук, работает на Россошанскойопытной плодово-ягодной станции. Фамилия её известна не только в Россоши, но и садоводам, профессионалам и любителям всей России. Известна больше по отцу - Михаилу Михайловичу Ульянищеву. Впрочем, заявлять так не совсем верно. В садоводстве Центрального Черноземьяотец начал и проложил торную тропу. Дальше ведут другие. Селекция любимой Михаилом Михайловичемяблони - на плечах дочери Анны Михайловны. Сегодня за свои дела она сама в ответе перед людьми и памятью отца.
На белом свете немало ремесел. Всякое своеобычно. Но ремесло человека, держащего в руке колос, плод, какого до него (непросто даже представить - нигде, никогда) в глаза никто не видывал, согласитесь, удивляет любого из нас. Удивляет при всём том, что учебник школьной ботаники ещё в детстве понятно объяснял: рождение нового сорта растения – процесс, в принципе, простой. Скрещивание, прививки, опыление - и как живая смотрится на цветной картинке мичуринская груша Бере зимняя.
Просто? Не совсем. Тут к месту будет известное присловье: скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается.
Не копаясь в увесистых справочниках, припомним хорошо знаемое: яблоневых сортов выведена тьма. Новых, районированных, перспективных (как их ещё величают?), но из садов средней полосы России вот уже третью сотню лет не уходит антоновка безвестного крестьянина-помолога (так в старину называли садоводов-селекционеров). Та самая Антоновка, какая Англию от цинги спасла.
Факт менее известный. Доктор наук Михаил Михайлович Ульянищевдал жизнь тридцати шести новым сортам яблонь. А самым - самым оказался сорт Россошанское полосатое. Ареал его распространения, говоря учёным языком, только в промышленных садах Воронежской и Белгородской областей - три тысячи гектаров. А ещё Волгоград, Курск, Ростов, Липецк. Россошанское полосатое растет в Кремлёвском саду и на ВДНХ, в садах Германской Демократической Республики, как «дерево дружбы» отправлено за океан, в Канаду. Россошанская станция принимает из разных краев нашей страны от организаций и просто садоводов просьбы: помогите обзавестись ульянищевскими яблонями, в списке сортов почти всегда на первом месте стоит Россошанское полосатое.
Родословная сорта вместилась в несколько строк главнойкниги Михаила Ульянищева «Яблоня»: «получен путём посева семян Кронсельского прозрачного от свободного опыления. Целый ряд признаков как плодов, так и самого дерева доказывает, что отцом нового сорта является Апорт красный».
В биографии учёного-помолога, в его научном наследии, рождение Россошанского полосатого помечено «зарей туманной юности». Подчеркиваем, в биографии учёного. В жизни же к тому времени годы юные прошли. То время - двадцатые годы двадцатого столетия. За плечами учителя Россошанской единой трудовой школы тридцать прожитых лет. И как прожитых!
В прошлом — зеленотравое слободское детство. Отец рано помер, сын его ине запомнил. Растила мать, сельская учительница. Кто знает, может, с той поры в детской душе родилось так и не покинувшее всю долгую жизнь чувство привязанности к дереву как к живому существу. В степной слободе Ольховатке, судя даже по имени, дерево было у жителей в особом уважении. Как и яблони, груши в дворянских, помещичьих и крестьянских усадьбах.
В прожитом и пережитом – учёба в воронежской гимназии, три курса естественного отделения Московского университета. И первая мировая война, на фронт германской ушел рядовым солдатом-охотником. Брусиловский прорыв, две медали «За храбрость» и два серебряных Георгиевских креста. В гражданскую войну – сапёр Красной армии, воевал против белой гвардии на Украине.
В мирные двадцатые годы – возвращение на родину. Учительствовал в Россоши. Вёл домашний огород, с приусадебной полоски кормилась семья.
После подытожит в автобиографии: «Империалистическая война оборвала мою учёбу на середине и познакомила меня с землёй, но несколько с другой стороны – как с надёжной защитой от пуль и снарядов: я стал сапёром, рыл землю, строил окопы, убежища
Только после гражданской войны, сделавшись учителем, я познакомился и другой стороной земли, засадив учительский огород. Вот здесь-то растения овладели мной: меня поразили необыкновенная отзывчивость растений к уходу и необыкновенное разнообразие растений одного вида. У меня возникла тогда мысль об исключительных возможностях даже самого простого отбора среди такого богатого многообразия».
Общение с землёй предопределило тягу к науке. Читал труды нашего биолога Эрвина Бауэра, американца Вильяма Гардвуда, учёного-селекционера из Калифорнии Лютера Бербанка. Того, кто вывел сливу без косточек, кактус без колючек, грецкий орех почти с бумажной скорлупой. Впрочем, зачем за море ходить! Дела, можно сказать, земляка Ивана Владимировича Мичурина – на глазах. Асудьба долго безвестного писателя Андрея Тимофеевича Болотова, отца русской агрономии, подарившего человечеству новую науку о сортах плодовых и ягодных растений – помологию, а России - картошку, помидор! Он же открыватель гибридов, зачинатель лесоводства, ихтиологии, электролечения, микроскопического анализа. Самородок, шагающий через столетия из своего восемнадцатого века.
Читал, работал и думал Ульянищев.
Позже он обмолвится в служебной автобиографии одним, но значащим предложением, хорошо объясняющим его тогдашнее состояние, – «захватила идея обновления земли».
Идеи славных предтечей всю жизнь будут стоять перед ним. Памяти Болотова – поименует Ульянищев один из своих яблоневых сортов.
А пока слободской учитель с 1922 года на собственном приусадебном участке пытается улучшить распространённые в здешних местах сорта картошки и помидоров. Он создаёт сельскохозяйственную артель «Речная». Поступает в сельскохозяйственный институт. Учится «без отрыва от производства». И – начинает серьёзно заниматься садоводством. «Вскоре случилось так, что сама природа помогла энтузиасту Ульянищеву выбрать материал для селекционной работы. Не все плодовые деревья смогли устоять перед губительной морозной зимой 1927-1928 года. Именно тогда молодой селекционер создал наиболее морозоустойчивые экземпляры. Плоды, собранные в Ольховатском районе с двух «сильных» деревьев абрикоса послужили ему исходным материалом для выведения новых сортов – Золотое лето, Фиалковый, и других. В эти же годы будущий учёный намечает широкую селекционную работу по плодовым, ягодным, цветочным культурам, винограду. И, как человек обязательный, выполняет её».
Тогда к его худощавой рослой фигуре привыкают в базарных рядах, где он, сутуловатый, маятником ходит у прилавков, заваленных яблочными горками, присматривается и выкупает самые лучшие плоды.
Запомним дату: в 1927 году Ульянищев держал на ладони тёмно - коричневые семечки, из которых и родится Полосатое.
На высоком не затопляемом в водополицу берегу Черной Калитвы, там, где она сливается с речушкой поуже – Россошью, на глазах набирает рост тополёвая рощица – застава суховею и студёным ветрам. За плотной зелёной спиной растут сеянцы яблонь, груш, абрикосов, слив.
Рабочее место – в саду и за письменным столом над первой рукописью «Мои опыты с плодовыми».
Защищает диплом. Выступает с докладом в Мичуринске. На его опыты обращают внимание учёные Центральной генетической лаборатории иНаучно-исследовательского института имени И. В. Мичурина. Они приезжают в Россошь на «смотрины». Принимается решение: за хуторской околицей отвести землю институтскому садоводческому опорному пункту. Заведующий М. М. Ульянищев получает 25 гектара чернозёма, плетневую хатёнку и25 тысяч рублей на организацию работ.
Очевидно, тогда уже Ульянищева занимала одна дума, высказанная таким же «самодеятельным» садоводом: селекционер лишь тогда добьётся большого успеха в работе над новым сортом, когда начнет мечтать не о маленьком участке перед домом, а обо всей земле - как о бескрайнем молодом саде.
Двадцать пять гектаров лугового чернозёма в речной пойме – ещё далеко до всей земли, но уже и не клочок приусадебного надела, на котором, впрочем, главная работа учёного-садовода продолжалась без перерыва.
Наработанные за двадцать лет труды чуть было не порушила война в полгода немецкой и итальянской оккупации с 7 июля 1942 года по 16 января 1943-го. Ульянищев вместе с помощниками Татьяной Петровной Чеховой, Михаилом Андреевичем Гозенко, Яковом Михайловичем Девятко, Семёном Митрофановичем Беликом и другими сумели сберечь садоводческий сортовой фонд и селекционное богатство. Уже в январе 1944 года Постановлением Воронежского обкома ВКП (б) и облисполкома Россошанский плодово-ягодный Опорный пункт имени И.В. Мичурина был реорганизован в Воронежскую областную плодово-ягодную опытную станцию.
«Со временем (в 1947 году) Михаил Михайлович представил свои материалы для присуждения учёной степени, – вспоминает академик Евгений Николаевич Седов. – По правилам защиты он мог присутствовать на обсуждении заслуг. И когда один профессор воспел их, а второй подлил ещё оливкового елея, то Ульянищев попросил слова и сказал: «Вот тут я прослушал уважаемых коллег, но всё, что они сказали, – это не про меня, я не такой. Я садовод, а здесь говорили о крупном учёном». И в тех словах не было никакой рисовки. Он был твердо уверен, что он действительно простой садовод. Учёные мужья зашикали: «Лучше ты уходи, а мы тут без тебя разберёмся, кто ты и каковы твои заслуги». И без сомнений, единогласно проголосовали за присвоение ему ученой степени» кандидата сельскохозяйственных наук».
Учителю и музыканту, композитору Борису Геньбе в молодости таким запомнился учёный – садовод:
– После службы в армии меня сманили поработать в отделе опытной станции - в качестве техника. Помещение небольшое, кабинеты крошечные, ульянищевский - рядышком. Я ни разу не услышал, чтобы он «тыкал», его интеллигентность любого ставила на своё место. В разговоре – мягкий, сдержанный и совсем не въедливый. И лишь однажды удалось наклонить Михайловича на партию в бильярд, в результате чего сам же и был посрамлён. Я-то думал, что я игрок.
А позже был сражён, услышав его игру на гитаре и романс «Я вас любил в младые годы» (а о нём говорили – строгий, педантичный). Да! Удивительная работоспособность заставляла и окружающих так же относиться к делу - наука не терпит неорганизованности. Может, поэтому Ульянищев так многого в ней достиг.
…Обратим внимание ещё на дату: в 1937 году Ульянищев держал в руке первые яблоки сорта «Россошанское полосатое» – округлые, как точёные, по зелёному с желтизной цвету, будто полосатые оранжевые мазки кистью.
Больше десяти лет жизни отдано сорту, у него уже есть имя.
Испытаны сотни сеянцев, из множества вариантов выбран показавшийся самым нужным. И впереди – испытание жизнью. Ни сам учёный, ни разумная голова со стороны не могли сказать определённо, точно, чего стоит многолетний труд.
Впереди у Ульянищева будут занесены в авторский список десятки новых сортов яблонь, абрикосов, слив. Опорный пункт Россоши станет научным садоводческим центром на юге Центрального Черноземья. Будут написаны статьи и книги, учебные пособия. Без защиты диссертации за научный труд учёному присвоят степень доктора сельскохозяйственных наук. Ульянищева наградят большими и малыми золотыми, серебряными мелями ВДНХ СССР, ему вручат высший орден страны – орден Ленина.
Его в научном поиске поддерживают Александр Евграфович Величко, Василий Николаевич Попов, руководители опытной станции.
Впереди будет избранная любимая работа, целая жизнь.
Но вот и она, отмеренная судьбой, человеком пройдена. А первенец – Россошанское полосатое – зацветает по весне тысячегектарными садами, а по осени одаривает людей соковитыми плодами.
Недавно мне попалась на глаза репродукция работы интересного художника из костромской деревни – Ефима Честнякова: крестьяне, взрослые и малые, везут на телеге большущее яблоко. Картина к сказу о воплощении народной мечты названа – «Чудесное яблоко». Так можно сказать и об ульянищевских яблоках, над новыми сортами которых сегодня работает Анна Михайловна.
– Ещё отец начал скрещивание Россошанского полосатого и американского сорта Джонатан. Сейчас из потомства есть тридцать перспективных сеянцев.
Продолжаем испытывать, отбирать пока непривычные низкорослые сорта плодовых – яблонь, груш, слив. Это новое направление в садоводстве. Выращиваем, так называемые, колоновидные деревья с малой пряморослой кроной. Плоды растут на коротких веточках прямо у ствола. Яблоня похожа на колонну, овитую яблоками. Урожайность хорошая. Занимает мало места. Хороша она для сада на небольшом участке. Ухаживать за деревом проще.
– А каковы конкретные результаты вашей работы, допустим, за прошедший год?
Анна Михайловна улыбается.
– Односложно не ответишь. Районированы – значит, приняты в промышленное садоводство в Ростовской области Россошанское вкусное, в Воронежской - Россошанское августовское и Ренет воронежский.
Из таблицы, вывешенной в простенке между окнами, выписываю любопытные цифры: 358 центнеров с гектара (12 трёхтонных грузовиков) - урожайность Россошанского августовского; в тех же условиях на четыре трёхтонки меньше урожайность контрольного известного канадского сорта Мельба.
Ульянищева говорила о селекционной работе. В кабинет из лаборантской заходила девушка, советовалась:
– Какую оценку ставить сорту?
На столе Анны Михайловны стопы книг, научных журналов, исписанные и чистые листы бумаги.
Конечно, сегодня ей как селекционеру работать вроде и легче. В её распоряжении, не будем говорить - прекрасно (всегда хочется лучшего), хорошо оборудованные лаборатории, где быстро и точно выполняют биологический, агрохимический анализы плода, листа, почвы. Не надо ходить по базарным торговым рядам в поисках нужного яблочного семечка - на станции гибридный фонд в 150 тысяч саженцев. В её распоряжении, наконец, неоценимый опыт отца, опыт его соратника, кандидата сельскохозяйственных наук Георгия Дмитриевича Непорожнего, Юрия Ефимовича Пухтинского и других селекционеров из первого поколения научных работников станции. Однако всё это не облегчает работу создателя нового сорта дерева, которое нас кормит. Впереди всегда дорога не менее трудная, чем у предшественников. Показывая биохимическую лабораторию, уставленную разномастными приборами, заведующая в минуту мне объяснила, из каких кислот-витаминов-сахаров состоит яблоко. Все мы вроде уже знаем, до всего докопались. Но вот, попробуй-ка, сотвори его - краснобокое, наливное, на тоненькой веточке. Учёный, в конце концов, остаётся один на один в конкретном случае - с яблоней, и никакая электронно-вычислительная голова не сможет за него найти тот самый верный путь к рождению нового яблока.
– Ваш любимый сорт? – допытываюсь я у Анны Михайловны.
– Апрельское и ещё, пожалуй, Россошанское полосатое.
– Любимый цветок?
– Трудно ответить.
Спросил я о цветах не случайно. В конце сороковых годов с цветоводства началась самостоятельная селекционная работа Анны Михайловны.
«Селекция груши в Воронежской области» – тема кандидатской диссертации. В соавторстве с Георгием Дмитриевичем Непорожным выведены знаменитые сорта груш – Мраморная и Десертная россошанская.
А сегодня главные хлопоты – у яблони. «Яблоня нужней всего, она самая ценная из всех деревьев и поэтому воспета Гомером», – давным-давно, ещё в начале семнадцатого века, и надолго категорично высказались французские доктора естественных наук.
Заглянула на минутку в кабинет младшая сестра Ольга Михайловна. Тоже научный сотрудник станции, цветовод.
– А ваши дети? – спрашиваю у Анны Михайловны.
– Не садоводы, – с прежней улыбкой отвечает она. – Пошли в химический институт. Пока не садоводы. А там кто его знает, отец ведь тоже учителем химии был...
2
В свежей раме на высвеченной молодым декабрьским снегом стене портрет.
Не без любопытства всматриваюсь: лицо мужчины в летах, над большим лбом ровно зачёсаны вверх высветленные годами волосы, старательно художник писал руки учёного, они сразу притягивают к себе внимание – тяжеловатые, перевитые узлами вен руки, немало поработавшие как в саду, на земле, так и в лаборатории, за письменным столом.
Евгений Георгиевич Бисти, садовод, агротехник. Знакомясь, как всякий человек, постоянно занимающийся физическим трудом, сильно пожимает ладонь.
В январские дни Нового года у доктора сельскохозяйственных наук Бисти свой личный праздник, какой бывает у каждого из нас, – день рождения.
Подобная дата непременно заставляет человека пристальнее оглядеть пройденную дорогу лет, а их набирается уже больше семидесяти.
Слушая Евгения Георгиевича, не мог не задать ему этот вопрос.
– Как стал учёным-садоводом? – повторил он и отвечал, будто рассуждая сам с собой. – Дорогу родителей не повторяю. Они у меня были сельскими врачами. Место рождения, пожалуй, уже как-то определило в детстве мои интересы. Рос в ярославском селе, какое искони славилось огородничеством. Ближнее к дому учебное заведение – садоводческий огородный техникум. Где и учился. В коллективизации участвовал участковым агрономом. После армейской службы поехал в Мичуринск, поступил в плодоовощной институт. Студенческие годы были отмечены счастливыми событиями и горькими. В печальном карауле провожал в последний путь своего главного учителя – Ивана Владимировича Мичурина.
Научным сотрудником поехал трудиться в Астрахань.
Война заставила взяться за сапёрную лопатку, командовал взводом под Сталинградом. После отозвали на трудовой фронт. Учёный агроном должен был кормить армию.
Кончилась война – пришёл вновь учиться в аспирантуру научно-исследовательского института имени И.В. Мичурина. В 1949 году направили на работу в Россошь – на опытную плодово-ягодную станцию. Здесь стал кандидатом сельскохозяйственных наук.
В конце шестидесятых Высшая аттестационная комиссия, утвердив защиту моей новой работы, присвоила звание – доктор сельскохозяйственных наук…
Евгений Георгиевич рассказывал, оглядывая свой большой письменный стол. В понятном только хозяину порядке стол был заложен исписанными листами, блокнотами, стопками журналов и книг.
К услышанному необходимо добавить: Бисти был награждён медалью «За трудовую доблесть».
* * *
…Газета «Семейный летописец» Ярославского историко-родословного общества, благодаря её автору Елене Глаголевой, дополнила уже в 2016 году то, о чём, возможно, не ведал и сам Евгений Георгиевич.
«Историю земского врача Георгия Матвеевича Бисти я узнала из документов Государственного архива Ярославской области.
Точная дата рождения доктора – 29 мая 1877 года. Произошло это событие на острове Андрос в Греции. В 1900 году Георгий окончил Афинский университет с званием доктора медицины. В России с 1890 года в Крыму проживал его родной дядя Леонид Георгиевич Бисти. К нему и переезжает в 1904 году молодой доктор. Однако Георгий Матвеевич не задержался в южных краях. Во время японской войны ввиду надвигающейся холеры он поступил эпидемическим врачом в Романо-Борисоглебское земство Ярославской губернии. Как записано в деле, с условиями русской жизни свыкся вполне, в совершенстве владел русским языком, по прибытии в нашу страну за границу не выезжал, со своими родителями вел переписку.
В 1906 году Георгий Матвеевич венчался в селе Раменье с шестнадцатилетней дочерью местного священника Софьей Александровной Лавровой. В январе 1908 года родился сын Евгений, а в январе 1910 года – сын Матвей. Интересный факт – в восприемника при крещении Матвея записан «греческий подданный Константин Матвеевич Бисти». Скорее всего, это был родной брат.
Верой и правдой служил в наших краях земский врач - эпидемиолог. Случаев опасных инфекционных заболеваний в те годы было немало: оспа, скарлатина, дифтерия, брюшной тиф. В Ярославской губернии с 1907 по 1910 год было пять холерных эпидемий с 2915 случаями заболеваемости и 40-процентной смертностью больных. В 1926 году была последняя вспышка холеры в селе Норское (тогда заболело 82 человека). Летом этого же года умер земский врач Бисти. Провожать его в последний путь собралось множество народа. Похоронен Георгий Матвеевич на скромном сельском кладбище Давыдкова.
…Врача Бисти помнит жительница села, хранительница местной старины Татьяна Андреевна Любимкова.
- У моего отца было много друзей. И учитель Артюков Александр, и наш агроном, и доктор – все были дружны с моим отцом. Раз гуляли мои родители у кого-то из односельчан на свадьбе. Невесте с женихом стали гости кричать: «Горько!». А уважаемый всеми доктор Бисти сидел рядом с моей мамой Марией Васильевной. Он разгорячился и кричит: «А ну-ка нам с Марией кричите «Горько!». Гости его послушались и грянули весело: «Ой, горько - горько!». Мария засмеялась: «Как же я буду с вами целоваться – у меня муж сидит напротив за столом!» Но доктор не отступился, пока не поцеловал Марию». Тут встал батя с полной чаркой и говорит: «С моей-то женой и доктора не брезгуют целоваться». И выпил вино».
Краеведу Елене Глаголевой удалось найти следы младшего сына врача – Матвея. Брат Евгения Георгиевича принадлежал к подвижническому племени председателей колхозов. В его дневнике, исписанном аккуратно и убористо, есть важная запись характеризующая род Бисти: «Нужно прожить созидательной жизнью. Жизнь может быть тяжёлой, трудной, неуютной, но она должна быть созидательной...».
* * *
– Основная моя работа, – рассказывал учёный, – исследование пригодности почв для садоводства в степной зоне Центрально - Чернозёмной полосы и вопросы обработки земли, – говорит учёный. – Круг проблем немалый...
Стоящий напротив шкаф плотно заселён книгами – научные труды, изданные в Москве, в Воронеже, в Мичуринске. Автор и коллективных сборников, и отдельных книг – Е. Г. Бисти. «Летучим дождём» – розовые, небольшого размера брошюры, выпускаемые областной сельскохозяйственной выставкой, какие нередко можно видеть в руках агронома, на полевом стане бригады. Переписываю в свой блокнот названия книжек – «Выбор местоположения и почвы под сады в областях Центрально-Чернозёмной зоны», «Улучшение водного режима сада – основа повышения его продуктивности». Записываю: больше четырёх десятков научных работ подготовлено Евгением Георгиевичем.
Доклады, сборники, популярные издания – это один из итогов научного труда. У учёного, который всей своей работой связан с землей, есть и другой, не менее важный итог. В конкретном случае у Евгения Георгиевича – это плодовые сады на землях Воронежской, Липецкой и Белгородской областей. К садам Черноземья Бисти, как и любой другой учёный Россошанской плодово - ягодной опытной станции, лично причастен.
В садоводстве, когда речь заходит о роли учёных, об их вкладе в науку и производство, в первую очередь называются имена селекционеров. Тех, кто стоит на самом ответственном научном посту, – у колыбели нового сорта. Но, пожалуй, не менее важен труд и других учёных, воспитывающих «новорожденного», выводя его в люди. Не потому ли Михаил Михайлович Ульянищев, приступая к созданию своей книги «Яблоня», справедливо заметил: «Положение И. В. Мичурина, что «сорт решает успех дела», следует понимать шире: успех дела в садоводстве решают сорт, плюс подвой, плюс агротехника, включая в неё очень ответственный момент – выбор места под насаждения».
Уж кто-кто, а сам селекционер знает, чего стоит труд его товарищей по ремеслу.
– Чтобы с чистой совестью дать обоснование со всех сторон, конкретные советы – где и как лучше сажать промышленный сад, пришлось объездить, обходить, обследовать все подходящие для садоводства земли Центрально - Чернозёмной зоны, – говорит Евгений Георгиевич. Он подкрепляет сказанное, перекладывая – схемы, таблицы, землеустроительные карты, где говорилось о рельефе местности, о типах почв, о состоянии и урожайности разных сортов, в которые он вчитывался, как в любимую книгу. – Подобные исследования в нашей местности, – подчёркивает Бисти, – частично проводились лишь в тридцатые годы, так что у нас был непочатый край дел. Теперь же выдаём рекомендации о садовой пригодности почв любому хозяйству.
Меня заинтересовала узкополосая фотография: корень яблони в свой полный рост – причудливо сотканный природой узор. Учёный усмехнулся.
– Пришлось покопаться.
Вначале и я подумал про себя с улыбкой: копаться ведьпришлось ради одного только, пускай и любопытного, факта, засвидетельствованного потом в книгах, – у 25-летнего дерева сорта Анис суммарная длина корней150 километров.
Но, оказывается, факт этот необходим и для обобщений серьёзнее.
Привыкли: наступала осень, и в сад заезжал трактор с плугом и крест-накрест полосовал зяблевыми бороздами междурядья. Общеизвестна истина: без постоянной обработки почвы саду щедро не плодоносить. Но садоводы замечали и другое. Плуг неизбежно рвал корни, и по весне деревья болели; зелёные листья, распустившись, вдруг сворачивались в трубочку. Борозды нередко превращались в устройство «с гор вода», по канавкам талые, дождевые ручьи скатывались в овраг, смывая и плодородный чернозём.
Учёные давали рекомендации – обрабатывать почву в саду лущильниками. Бисти ставил опыты, чтобы научно обосновать агротехнические советы. Определил, чтокорни яблони, к примеру, ежегодно прирастают по радиусу на 30-50 сантиметров. А это означает, что в саду десятилетнего возраста при обычных в ширину восьмиметровых междурядьях «ступить негде с лопатой»: свободной от корней дерева земли нет. Сплошь сплелась живительная сеть, заденешь которую – навредишь дереву.
Садоводы уже прикидывали: а будет ли польза только от поверхностной обработки почвы, не заглушит ли сады дурнотравьем?
Учёный, по сути, вслед за крестьянином – академиком Терентием Мальцевым сравнивал и выявлял, как влияет на развитие, на урожайность сада обычная вспашка на одном участке и обработка почвы тяжёлыми дисковыми боронами в соседнем яблоневом квартале. Опытным путём он доказал, что в условиях Центрального Черноземья в сад с плугом заезжать не обязательно. Преимущество, и серьёзное, за лущением почвы: во-первых, не губятся корни деревьев, во-вторых, бороной можно рыхлить почву чуть ли не вплотную к стволу дерева (лопата в отставку), в-третьих, поверхность взрыхлённой земли выравнивается лучше, чем при вспашке, в-четвертых, лущение почвы обходится хозяйству дешевле, да оно и всегда короче в сроках...
Для читателей, не посвященных в эту отрасль, небезынтересно следующее: когда Ульянищев писал в своей «Яблоне»: «За последние годы... вместо старой шаблонной агротехники разработаны биологически обоснованные приёмы новой агротехники» в садоводстве, то он, несомненно, подытоживал весомые итоги работы агротехнического отдела своей станции, руководил которым долгие годы Бисти.
3
Если бы в далёком детстве услыхала, что её судьбу высветит вишнёвое солнце, станет она учёным - садоводом, «мамой» новых сортов вишни, сливы и черешни, то девочка Саша из алтайского села Усть - Пристань посмеялась бы.
– Плыла на пароходе по Оби в город сдавать экзамены в текстильный институт, – рассказывает Александра Яковлевна Ворончихина. – А попала в эвакуированный к нам Воронежский сельхозинститут на плодоовощной факультет. Началась учёба, понравилось. Когда после первого курса, в сорок четвертом, институт возвращали домой, менять будущую специальность не захотела. С первой группой отправилась в Воронеж – сторона мне не чужая, мама корнями тамбовская.
Знала, что война несла разруху, но увидеть такое не представляла. Город весь в развалинах. Трамвай не ходил. В кузов грузовика сложили пожитки. Учиться сразу не пришлось. Рядом с институтом в поле закапывали, засыпали землёй окопы.
Сталинская стипендиатка поныне с благодарностью говорит об институте, преподавателях и сокурсниках. Диплом с отличием она получила вместе с направлением в аспирантуру. Ехала в Мичуринск и в вагоне запомнилась попутчица.
На вороте пальто у девушки приколота брошечка – кисть наших сибирских яблок. Поговорили и расстались. Не знали, что вскоре встретимся снова на её родине – в Россоши. Её отец Михаил Михайлович Ульянищев, основатель опытной плодово-ягодной станции, определил направление работы молодым научным сотрудникам. Анна Михайловна Ульянищева займется селекцией плодовых, а я – косточковых.
...С пятьдесят первого года по текущий день пятый десяток лет жизнь Ворончихиной связана с садом. Здесь тоже, как и в любом другом деле, «Москва не сразу строится». Здесь тоже – «терпение и труд всё перетрут». А ещё, считает Александра Яковлевна, требуется чуточку везения. Начинала она не на голом месте – стараниями садоводов в Россоши уже была собрана богатая сортовая коллекция. Есть с чем работать селекционеру. Рядом добрые советчики – сам Ульянищев, а ещё муж, опытный учёный - агротехник Евгений Георгиевич Бисти, а ещё уже сложившийся коллектив. И – всё впереди. Колхозное садоводство в те годы переживало взлёт, схожий с нынешним дачным бумом. От учёных уже ждали сорта высокоурожайные, не поддающиеся капризам погоды и болезням-вредителям.
– Вишня по популярности у нас вторая после яблони, – напоминает Ворончихина. – В целебности яблоку мало уступает. Сотни лет она служит человеку, а он столько же стремится вывести и вырастить сорт по душе. Чтобы был зимостойким, при цветении не поддавался весеннему холоду, терпеливо переносил летнюю засуху.
Закладываются опыты десятками, сотнями, пока не явится желанное деревце. Хорошее «дитя» родилось от опыления цветков вишни Ульянищева смесью пыльцы черешни. Плодоносит с трёхлетнего возраста. Ягодки весом до шести граммов, приятно кисло-сладкие. Дерево сильнорослое, стройное и красиво в любом саду. Схоже появился Сюрприз, Он скороплоден, ростом поменьше. А ещё теперь растут в наших садах Гирлянда, Гриот россошанский, Лада, Прима, Россошанская чёрная, Салют, Чёрная крупная, Щедрая россошанская. На все вкусы вишня.
Её сладкая дочь – черешня. Ещё древние греки писали о ней, нахваливали за раннюю спелость. В Центральном Черноземье до недавнего времени черешня оставалась заморской гостьей, теперь приживается у нас. К этому лично причастна Ворончихина. Журнал «Приусадебное хозяйство» сообщает, что даже в Подмосковье хозяйкой себя чувствует черешня Россошанской станции. А это сорта Галочка, Оригинальная, Ранняя розовая, Россошанская золотая, Россошанская крупная и, конечно, Юлия. Она, кстати, давала с дерева до восьмидесяти килограммов светло-кремовых с розоватым румянцем ягод.
Слива, как и вишня, в старожилах. Да ведь её тоже хочется видеть лучшей. Красновато - вишнёвая цветом Награда вознаградила за труды Ульянищева и Ворончихину. Ренклод советский, Ника, Голубка, Братская глянутся многим садоводам.
Учёный - садовод награждена Памятной медалью им. Н. И. Вавилова, медалями «За доблестный труд», «Ветеран труда», серебряной медалью ВДНХ СССР.
Двум десяткам сортов вишни, сливы и черешни дала жизнь Александра Яковлевна. Из них семь районированы, выдержали испытания и рекомендованы для разведения.
– Как появляется название сорта? – Ворончихина рассказывает, что обычно легче проходят через Государственную комиссию имена, связанные с местностью, с родительскими сортами.
– Захотелось черешню Юлией окрестить. Мне заявляют: имя не из говорящих, измените. Выручил Михаил Михайлович Ульянищев. Доводы нашёл быстро, мол, черешня из южного края, имя Юлия тоже пришло из Древней Греции...
Считают, что сливу Ника я называла в честь богини. Это самой уже после дошло. Брала же от имени Вероника.
– Какая же пора года вам больше по душе, Александра Яковлевна?
Призадумалась лишь на миг.
– Когда цветут сады...
4
В конференц-зале на одном из межоконных простенков сразу бросается в глаза фотография: с птичьего полёта оптическим взглядом охвачена нынешняя станция – на приречной луговине по вздыбленным взлобкам меловых кряжей ровными клетками сады, сады, сады. Приметны и светло-кирпичные кубики лабораторных корпусов, производственных зданий и жилых домов, выделяются сверкнувшие стекольным блеском теплицы.
На сотнях гектаров земли – сотворённый человеком памятник природы. Здесь новое поколение учёных - садоводов разрабатывает узловые проблемы селекции и агротехники плодовых, ягодных деревев и кустарников, цветов в Центральном Черноземье. Учёные Таисия Макаровна Мамаёва, Виктор Тимофеевич Пьянников, Сергей Иванович Шалимов, Юрий Евгеньевич Фоменко, Татьяна Михайловна Фоменко, Варвара Григорьевна Хомко и их коллеги анализируют очередные итоговые выкладки. Рисунчатые схемы-чертежи вводят в круг сегодняшних забот. Вырисовывается новый промышленный сад. В нём многолюднее станет деревьям, их число значительно увеличится на том же гектаре земли. Первые опыты показали - намного возрастёт и урожайность. Но для того чтобы дать добро в жизнь такому саду, нужно в комплексе решить немало вопросов: выбрать, какие сорта лучше переносят «тесноту», как должны действовать орошаемые установки, как вносить удобрения, как обрезать кроны деревьев, как защищать их от болезней и вредителей, как убирать урожай с помощью машин...
Новому саду нужна и новая технология ухода за ним.
Ученых ждут дела, в которых им уже явственно видятся сады, какие украсят завтра наш отчий край.
За окном же в этот час зима рядила кружевами инея яблоневый сад. И когда в ветвях искрился солнечный свет, яблони и впрямь стояли майскими невестами в белом цвету.
5
…Так было до девяностых годов прошлого двадцатого века.
Если чеховские герои мечтали украсить Родину садами, то в воронежской Россоши – во глубине России – жили люди, какие это делали. «Пенсионный» возраст на плодово-ягодной опытной станции нынче здесь встречают в тяжких условиях. Вживание в «капиталистический рынок» даётся нелегко.
– До недавнего времени главной нашей заботой было научное развитие садоводства, – говорит нынешний директор станции Александр Николаевич Поляков. – Разрабатывали, совершенствовали технологию возделывания промышленного и любительского сада, выводили новые перспективные сорта плодовых, ягодных. Именно для этого, кстати, и создавалась станция.
Как и вся наука, жили под опекой государства.
И вдруг в одночасье, как во фронтовой обстановке, кинуты на произвол судьбы. Самообеспечивайтесь! Вот и приходится искать золотую середину между наукой и производством.
Поляков, Ульянищева и новый заведующий отделом селекции косточковых культур Александр Иванович Сычёв пригласили в сады, чтобы ознакомиться с текущей жизнью станции.
Сычёв до недавнего вёл селекцию абрикоса, алычи, персика в Донецком филиале садоводческого института на Украине близ города Артёмовска.
– Новые хозяева сразу мне разъяснили, что селекция их не интересует, – рассказывал Александр Иванович. – Затраты окупаются не сразу. Потому станция превращается в садоводческий питомник. Выращиваем и торгуем саженцами. Это работа не для меня. Пришлось искать иное место под отчим солнцем. Ближе всего оказалась Россошь, о садоводах которой хорошо знал. В директоре станции Александре Николаевиче Полякове увидел человека, радеющего о науке, потому решил обосноваться здесь.
– Осмотрелся, – подчеркивает Сычёв, – не на голом месте начинаю работать. Основатель станции Михаил Михайлович Ульянищев ещё в тридцатые годы довольно удачно разводил персики, виноград. Его прекрасные сорта абрикоса свидетельствуют, что труд учёного оправдан.
...Просёлочная дорога ныряет под шлагбаум. Первая в опояске лесопосадок «клетка» на пути, увы, не сад, а огород.
Конечно, для учёного-селекционера огородные заботы, мягко говоря, не по профилю. Они забирают немало сил и времени. Но куда деваться? Ведь на этих грядках растут «живые деньги». Капуста-морковка позволяют регулярно выдавать людям пусть скудноватый, но заработок. А ещё позволяют купить горючее для того, чтобы тракторист мог выехать на главное поле селекционера, которое не без гордости показывали мои собеседники.
Представьте чистую и ровно вспушённую пашню. На ней, как под линеечку, высажены деревца. Квадраты зелени по чернозёму. Это участок первичного изучения сортов. Тут коллекционный сад, где собраны сотни сортов абрикоса и персика, алычи и сливы, вишни и черешни, грецкого ореха. Здесь лаборатория учёного, где рождается сад будущего.
Вслух удивляешься:
– На усадьбе деревце холишь – не всегда приживается. Как же вам удаётся без потерь вынянчить большущий сад?
– Дерево любит простор, – растолковывает добродушно Александр Иванович.
* * *
Мои спутники рассказали, что Россошанскую зональную опытную плодово-ягодную станцию недавно посетили китайцы. Гости представляли научно-производственную фирму «Гуанхэ» из провинции Шаньдун, расположенной чуть южнее Пекина на берегах Жёлтого моря. Занимаются они «преобразованием природы» – озеленением своего края, что является частью экологических программ, которые осуществляются в масштабах всей страны.
Китайцам нужен посадочный материал декоративных культур. Но при осмотре здешнего питомника, богатого парка, садов их заинтересовали ягодные, плодовые. Конечно, в свои списки они сразу занесли сирень, жимолость, лещину, можжевельник, жасмин, барбарис, приглядывались к каштану конскому и ореху грецкому. Посчитали, что в парках и полевых лесопосадках украшением могут стать здешние сорта вишен и черешен.
– Общаться с ними интересно, – рассказывает Александр Сычёв, заместитель директора станции по науке. – В делегации был профессор Чжан Годжень, давний выпускник Киевской академии. Прекрасно знает русский язык, понимает украинский. Сам он учёный-биохимик, не отказывает в помощи своим ученикам, взявшимся за преображение степей.
Чуть раньше Сычёв гостил в Китае.
– Нас там привлекли китайские вишни, зимостойкий финик, груши лёжкие, которые очень долго хранятся, – говорит Александр Иванович.
Подписан договор о сотрудничестве. Китайцы намерены закупать в Россоши саженцы. Но вопрос этот непростой. Его должны основательно изучить и проработать специалисты карантинных служб обеих стран.
Неподдельный интерес гости проявили к истории нашего края. Побывали в краеведческом музее. Кстати, тут они увидели портрет знаменитого преобразователя русских степей Василия Васильевича Докучаева, который утверждал, что ветры, бури, засухи и суховеи – «не зло, их только надо изучить и научиться управлять ими, и тогда они же будут работать нам на пользу».
* * *
…Останавливаемся в опытном грушёвом саду. Здесь хозяйка – Анна Михайловна.
– Ещё в довоенные годы отец выделил для себя селекцию яблони, а грушу передал Непорожному. Мне довелось продолжить дело, начатое ими с пятидесятых, – рассказывает Ульянищева. – Ставилась задача вывести сорта груш – зимостойкие, урожайные, скороплодные и, конечно, вкусные и красивые, с разными сроками созревания, с хорошей лёжкостью при хранении.
Ульянищевские груши именно таковы. Они выдержали испытания и постоянно прописаны не только в садах Черноземья. «Бере русская» с урожайностью не ниже, чем у яблони. «Десертная россошанская» с двухсотграммовой грушей на ветке. «Мраморная» – медалистка и дипломантка на зарубежных выставках. «Подгорянка» хранится до декабря. «Гранатовая», «Лучистая», «Нежная», «Память Непорожного», «Россошанская красивая»...
«Россошанская ранняя» уже с конца июля в зелени листвы загорелась жёлто-красным спелым румянцем. Ешь – не наешься. А на другом дереве ещё зелена и крепка груша. Крупна же – в два богатырских кулака!
– Сорт пока номерной, – говорит Анна Михайловна. – Назвать его хочу «Тихий Дон». Из груш новый сорт должен бы быть самым долговечным, как и знаменитая книга Шолохова. Михаил Александрович ведь гостил у нас. Выбирал саженцы для своего сада.
Ульянищева подводит к другому дереву.
– Тоже новый сорт. В сентябре плод станет нарядным, округлится, румянец уже появится. Как сказочная девочка Дюймовочка. Согласится Госкомиссия – такое имя и дадим груше.
Мечта у Анны Михайловны – подарить садам грушу с плодами, которые в обычном бы подвале спокойно хранились до будущей весны. И она сбудется. Если...
Если вынесет рыночную «бомбёжку» опытная плодово-ягодная станция.
Не выдержала. Селекция в забвении. По сути, сейчас остаётся питомник, пусть прекрасный, только ведь это хозяйство, занимающееся лишь выращиванием и продажей плодов и саженцев.
…Есть в Подгорном сельская улица Ульянищева, на которой жил Михаил Михайлович. В Россоши на здании ныне колледжа мясной и молочной промышленности стоило бы установить мемориальную доску с текстом «В 1930-е годы здесь в Птицепромышленном институте и техникуме работал преподавателем Михаил Михайлович Ульянищев (15 (27).04.1894 – 25.08.1972 гг.). Известный русский учёный-садовод, основатель Россошанской зональной опытной плодово-ягодной станции».
Из личного. Среди зимы в Воронеже зашёл в магазин купить гостинцы. Остановился возле контейнера - большой металлической трубчатой корзины. Горкой доверху лежали сетки с яблоками. На меня улыбалось по окрасу «Россошанское полосатое»? Не ошибся! Подтвердила это торговая этикетка Острогожского плодового хозяйства. Внучата ели Ульянищевские яблоки – за ушами трещало. А знаменитому сорту пошёл уже девятый десяток лет!..
Поле слободское, поле Памяти
Братья и сёстры
Посвящаю моим украинским друзьям –
поэтам Леониду Череватенко и Владимиру Черепкову
В воронежскую Россошь житель украинского Львова, ветеран войны и труда Шматко, приезжает как домой. Хотя корнями Владимир Максимович полтавский, а в древнем городке Прилуки поныне стоит родительский дом.
– В Россоши я как бы второй раз «народывся на свит», – говорит гость. – За что «по гроб жизни» обязан прежде всего большой семье Протопоповых, моим названым отцу с мамой – Семёну Михайловичу и Евдокии Даниловне, моим названым братьям и сёстрам.
В большой семье Протопоповых было три сына. Четвёртый, Владимир Шматко, нашёлся в лето сорок второго, когда донские места опалило пламя войны.
* * *
Окраина городка Россошь, здесь железнодорожная рабочая улочка Деповская и сейчас по-сельски выбегает прямо в поля.
Тут отыскался нужный мне дом. Было то ещё осенью семьдесят пятого. Потоптался у калитки, высмотрел под карнизом нужный номер 103, указанный львовским рабочим Владимиром Максимовичем Шматко, чьё письмо, написанное в редакцию газеты, привело меня сюда.
Во дворе стучал топор, за домом спряталась кухонька, в ней-то гомонили люди.
– Протопоповы? Мы самые. Тут живём, как раз тут, – отвечал мужчина. Рядом с ним на самодельном стульчике сидел сухонький, пышная борода и густые седые усы, старичок, сидел, опершись на палку. Сразу стало заметно, что он плохо слышит и старается вникнуть в суть разговора.
– Отец! К тебе пришли! – чуть не прокричал мужчина, наклонившись к самому уху старичка. – Владимир в газету письмо написал!
– Сын? Володька писал? Зачем в газету? – Старик взволновался, подумал, что нежданный гость принёс ему недобрые вести. Сообща успокоили его.
– Я-то на фронте был, – объяснял сын. – Знаю обо всём по рассказам, отец лучше скажет.
Действительно, Семён Михайлович оказался словоохотливым собеседником.
– Я в тот июльский день на сенокосе был. Домой возвращаемся, а тут уже немцы в городе. Мы понимали, что придут. Наши ведь сколько дней уже отступали за Дон. Но до последнего надеялись, вдруг да обойдётся, споткнётся фриц…
Иду домой, а жена мне с порога – раненый солдатик у нас, чуть живой, на чердаке схоронили. Я сразу сообразил: пошто прячете? Немцы найдут, всех под распыл пустят. Командую: застилай, старая, кровать. Сюда его перенесём. Солдатское с него снимите. Рубаху, штаны Гришкины из сундука достаньте.
Баба мечется, не поймёт, зачем на виду раненого держать. Толкую ей: наш, сын, говорю, будет. Немцы нас не тронут за то, что красноармейца приютили.
Старик припоминал всякую мелочь. По приставной лесенке спускали солдатика с чердака, а в ней одна ступенька выломана, чуть не оступился, за малым не упали. Цвет одеяла назвал, в каком несли солдата. Даже показал, кто и как за углы одеяло держал. «Тут я, а там жена с дочкой, Полей».
Непостижима память человеческая. Ведь уже тридцать три года тому минуло, старик за девяносто прожил, а в этой туманной дали ему всё видна та сломанная перекладинка - ступенька в лесенке.
Так украинский парень, кадровый военный Советской армии Владимир Шматко, стал своим в русской семье колхозников Протопоповых.
Раны ему перевязывала Поля. Девушку этому совсем недавно учили в медицинском училище. Когда Владимиру вдруг стало хуже, пошли звать знакомого врача – Антонину Алексеевну Никитину. Её мама услышала, что лечить нужно нашего солдата, забоялась, не отпускала дочь. «Расстрел, казнь, смерть» – чернели зловещие буквы в листках-приказах, расклеенных по уличным заборам.
А фашисты не только писали приказы, но и выполняли их. Принародно повесили парня: не явился в управу на регистрацию. На людях казнили женщину – укрывала подлежащие сдаче оккупантам вещи. Весь город знал о каждодневных расстрелах у силосных ям возле концлагеря.
Врач Никитина пошла на Деповскую. Очистила раны, шины из дощечек наложила на перебитую руку. Рассказала Поле, как лечить, принесла и оставила лекарство.
Все заботы по уходу за лежачим недужным взяла на себя хозяйка дома Евдокия Даниловна. Впрочем, эти хлопоты для женщины привычны, не в диковинку. Страшило другое – жили-то под страхом казни. Беда нередко заходила в дом с резким стуком. Непрошеный гость сразу направлялся к кровати.
– Зольдатен? Ауфштеен!
Даниловна забегала наперёд, собою заслоняла доступ к раненому.
– Сын родненький! Никакой он не солдат. В депо под бомбёжку попал. Недвижимый он.
– Сын? – зло ворчал какой-нибудь прислужник-полицай. – Сын, небось, на фронте воюет.
Не ошибался: трое из Протопоповых сражались с фашистами – братья Иван, Григорий, Алексей, все Семёновичи. А дома мать стояла на своем.
О том, что Протопоповы укрывают солдата, знали соседи, вся улица. Никто не донёс врагу, не выдал.
* * *
…Семён Михайлович пригласил зайти в дом. Показал фотографии.
– Тут у Владимира гостили. С Полей были в Львове, внучат брали с собой. – Указал, где кто на снимке. – Жаль, Даниловна не дожила, а то бы вместе к сыну поехали. Володя и его семья как хорошо нас гостили. Родных так не привечают.
К нам Володя вскоре после войны приезжал. Сейчас часто бывает. Сразу все сыновья и дочери со своими детьми к нам тоже являются. Поля приезжает, она в Подгоренском, тут недалеко, прямо в райцентре проживает. По мужу – Буткова, в медпункте работает.
Дедушка повторял: – Владимир приезжает – вся родня собирается. Как в праздник…
* * *
Спустя двадцать лет в очередной свой приезд в дом по Деповской, 103 меня вновь позвал Владимир Шматко, гость из Львова.
За семейным столом поредело у Протопоповых. Умер Семён Михайлович. Кто из родных болел, не смог прийти. Но приезду Владимира Максимовича все рады. И он счастлив от встречи с названными сёстрами и братьями.
Попросил его подробнее рассказать о себе.
– Родом полтавский. Дедусь до ста десяти лет на панщине работал. От него знаем, вроде бы царица Екатерина у пана за собаку выменяла крепака, крепостного мужика, и сказала: дайте ему земли шматок. Кусок, значит. Прозвище стало фамилией – Шматко. Царица уехала, а прадед остался подневольным у пана.
Я рос в советское время. Родители мои в годы коллективизации перебрались на жительство из села в райцентр Прилуки. Построили хату. Городок с древней историей. В летописях сказано, как сначала половцы, а потом орды хана Батыя выжигали его под корень. Учились вместе с сестрёнкой. После уроков бежал в драматический кружок. Я так полюбил рабоче-крестьянский театр, что не пропускал ни одного спектакля. Меня даже на сцену выпускали, играл в массовках.
Окончил школу. Попал в Киев, хотелось артистом стать. В студии при театре Ивана Франко занимался. Со знаменитыми в ту пору актерами на сцену выходил, ставили «Богдана Хмельницкого». Мне настойчиво советовали в консерваторию поступать.
В декабре тридцать девятого стал артиллеристом. Призвали в армию. В 111-м гаубичном артиллерийском полку войну встретил на границе с Ираном. С фашистами принял боевое крещение только через год – в сорок втором на Северском Донце. Нашу часть разбили. Из окружения выходили группами. В Острогожске собрались, начали готовиться к боям…
Мне хотелось подробнее записать рассказ Владимира Максимовича о здешних событиях в его жизни. Но застолье неизбежно уводило разговоры в сторону. Да и мой собеседник уже спешил на поезд. Попросил его дома восстановить в памяти как можно обстоятельнее те дни, месяцы, прожитые в ставшей родной семье. Даже вручил ему «вопросник».
Максимович исполнил мою просьбу. В очередной свой приезд Шматко принёс мне кассеты. «Не спится ночами. Кладу перед собой ваш листок, включаю магнитофон, и вроде как беседуем…»
«Второго июля я получил приказ – доставить пакет в штаб Юго-Западного фронта. В полдень третьего попадаю в Россошь, а штаб уже эвакуирован. Правда, пакет я вручил задержавшемуся офицеру.
Пошёл на вокзал. Решил по железной дороге через Лиски добираться в свою часть. Выехать удалось пятого июля. Немецкие самолёты всю дорогу допекают. Команда «Воздух!». Разбегаемся в поле. Ночью остановились на станции Пухово. Железнодорожники - рабочие сообщили: Острогожск горит, а возле узловой станции, у Лисок, у Свободы, так тогда называлась станция, немцы дорогу перехватили. Пришлось возвращаться в Россошь.
Людей в вагонах битком набито. Еле устроился в открытом тамбуре. Едем, как на волах – ползём черепахой. Фонари не включены, светомаскировка. Как там машинист паровоза в глухой темноте путь видит, не знаю. Резко притормозил – я не удержался, висок о железную стойку рассёк.
Дорога сплошь забита эшелонами. Долго стоим. Шестого июля, часа в четыре дня, только двинулись со станции в Подгоренском. Цементный завод не минули, опять налёт. Ехать бы быстрей, а машинист остановил состав. Вой бомбы заставил упасть нас на землю. Показалось, что пламя вспыхнуло прямо передо мной, землёй засыпало. Жив – цел. Вскакиваю, оглядываюсь – прямое попадание в вагон. Кто на ногах – бежит подальше, в степь. Не представляю, как перескочил через высокую сетку - забор возле цементного завода. Оказались в поле. Люди метушатся – мечутся. Гражданские, военные.
А самолёты летят и летят.
Дождались темноты. По высокой пшенице вдоль полотна правимся в Россошь. Впереди зарево в полнеба. Попутчики из местных сказали: птицефабрика горит.
В дороге познакомился с девушкой Аней Сухомлиновой. Она училась в медицинском институте в Воронеже, добиралась домой. Я расспрашиваю, как мне к Дону выйти. Аня успокоила: «По нашей улице дорога самая прямая, покажу».
Очень устали. Светать стало, когда добрались к железнодорожному вокзалу в Россошь. Солнце вставало красное – никогда такого не видел. Страшный красный круг.
Так начиналось седьмое июля.
Мы с Аней не переходили через рельсы к вокзалу, направились к ней домой, как она объяснила – в сторону Дона, на восток. Улица пустынна. Песок. Мелом побелены хаты. Огорожены плетнём из лозы. Под окнами мальвы. Подсолнухи зацветают в огородах. Как у нас на Полтавщине.
Дома у Ани никого не было. Но она знала, где спрятаны ключи. Открыла хату и взялась по-быстрому спроворить, поджарить яичницу. Тут – грохот за окном. Я выскочил на улицу. Думал, наша бронемашина, хоть разузнаю обстановку. Но – пулемётчик дал, как теперь понимаю, вдоль улицы бесприцельную очередь. Меня, как кнутом, стегануло в бок – и рука повисла. Немцы!».
* * *
Да, в Россошь, буквально, ворвались фашисты. С их стороны это был рискованный марш - бросок. Ещё вечером шестого июля передовые части 40-го танкового корпуса вместе с 1-м батальоном 3-го стрелкового полка 3-й танковой дивизии стояли километрах в восьмидесяти от Россоши. Не хватало горючего. А по немецкому радио прозвучала весть о взятии Воронежа. Как оказалось впоследствии – поторопились отрапортовать. Фашисты не на дни, а на месяцы увязли в уличных боях, так и не овладев ключевым пунктом пересечения железнодорожных, автомобильных и речных путей от Москвы на юг, на Кавказ, к Каспийскому и Чёрному морям. Но тогда, окрылённый удачным началом операции «Блау», майор Вельман «решил положиться на волю судьбы и силами двух танковых рот, одной из батарей 75-го артиллерийского полка продолжил наступление».
Майору запомнилось, как «под усыпанным звёздами небом они незамеченными пробрались мимо русских частей». Столкновений с противником старались избегать по причине острой нехватки боеприпасов и горючего. В три утра с Острогожского тракта увидели первые хатки Россоши. Немцы спешили взять в свои руки мосты через речки. Им удалось прошествовать «по сонному и ничего не подозревавшему» городку. Часовые тоже «ничего подозрительного и тем более враждебного в поднимавшей пыль колонне не усмотрели».
Без выстрела были захвачены мосты. Только тогда начался почти пятичасовой ожесточённый бой хоть и с захваченными врасплох, разрозненными, однако достаточно сильными танковой и стрелковой советскими частями. Фельдфебелю Науману показалось, что он со своими солдатами смог пленить «два с лишним десятка штабных офицеров, а сам маршал Тимошенко в последнюю минуту сумел выбраться из города». Фельдфебель преувеличил свои подвиги. Никакого важного штаба, тем более, во главе с маршалом, в Россоши уже не было. Зато майор Вельман и его ротные командиры Бремер и Буш утверждали то, что «русские оборонялись с невиданным» упорством. Не подоспей на выручку основные силы 3-й танковой дивизии, для немцев «дело могло окончиться весьма плачевно».
Здешним старожилам памятно: храбро сражались наши танкисты. Не только отстреливались, а таранили и давили на улицах городка вражеские автомашины с пушками на прицепе. Горько, но силы-то были неравные. Воины погибали, смертью смерть поправ. Это отчаянное сопротивление лишь отдельных отступающих советских частей срывало фашистам их планы. Ведь они рассчитывали одновременно двумя встречными ударами – с севера от Воронежа и с юга из Донбасса – в донской излучине взять в «клещи» русских, сломить хребет Красной армии. В руках врага оказались бы хлебные и нефтяные «житницы» Советов. Страну помышляли свалить без взятия Москвы и Ленинграда. В случае удачи всё остальное стало бы «делом техники».
В такой обстановке судьбу Отечества решала даже кратковременная задержка противника, на ту самую минуту, которая дороже золота. Кстати, южнее Россоши у сёл Екатериновки и Лизиновки, Чагари, у Поддубного и Кривоносово немцев основательно «притормозили» вначале 22-й танковый корпус полковника Шамшина, а затем бойцы 9-й гвардейской стрелковой дивизии Белобородова. Фашисты вязли в «заслонах», организованных и стихийных, «разбирались» с боевой частью или отдельным воином. А наши армии, сохраняя живую силу, уходили из нависавшего в знойном мареве вроде бы неотвратимого «котла». Шли горчливой полынной степью, чтобы воскреснуть на Волге. Там развернётся решающее сражение Великой Отечественной и Второй мировой. «Новая тактика русских, конечно, больше способствовала сохранению их сил, чем попытка оборонять словно специально созданную для танков обширную открытую местность», – признает участник Восточного похода Курт Типпельскирх после войны. А тогда в июле сорок второго гитлеровцы не скрывали своей радости.
«Сопротивление Советов сломили. Берлинская дивизия генерал-майора Брейта взятием Россоши отвоевала решающее очко на пути вдоль Дона» к желанному Сталинграду.
* * *
Вот тут-то оказался боец Шматко на передовой – один в поле воин.
«Ранен, а боли не чувствую. Заскочил в дом. Ане кричу: «Ложись на пол!». Пули с блёстками прошивают стены. Светится решетом хата. Во дворе взорвалась граната. Я поднялся и пошёл к двери. Наверное, понял, что сожгут в доме вместе с девчонкой. В ушах звенит крик Ани: «Не выходи!».
Во дворе меня в кольцо взяли солдаты в касках, автоматы наперевес. Подошёл офицер в фуражке, пистолетом грозит. Деркочут что-то, переговариваются по-своему. Тычут пальцами, смеются нагло. Вид-то у меня, действительно, не бравый – в пыли, в крови. Кричу: «Стреляйте, сволочи!». А в глазах темнеет от боли в руке. Со зла плюнул офицеру прямо в морду его фашистскую. А он выстрелил. Лицо мне огнём опалило. Падал, вроде в темноту провалился.
Счастье моё: в упор немец целил и промахнулся, лежачего добивать не стали, посчитали мёртвым.
Очнулся, хлопчики теребят. С их помощью поднялся, перебрался на соседнюю улицу. В сарай меня затащили. Глечик - кувшин молока принесли, чуть хлебнул и – снова сознание потерял. Петя Дутов, я с ним после познакомился, сбегал за своей хорошей знакомой Полей Протопоповой, она в медицинском училище училась. Поля пришла с бутылкой марганцовки. Обмыла раны. Нательную рубаху на бинты порвала, перевязала. Ещё помню, крынку молока допил.
«Дяденька, дяденька, не больно», – успокаивает. Какой там из меня дяденька – двадцать четвёртый год.
Не помню, как попал к Протопоповым. Они и вытащили меня с того света. Рискуя собой. Мир не без добрых людей. Врачу Никитиной спасибо. Аня Сухомлинова в гости после приходила. Её, оказывается, тогда тоже ранили. Потому не смогла мне сразу помочь. Говорила: «Как бы за Дон, к нашим тебя переправить?». Старосту Григория Андреевича Звягинцева тепло вспоминаю, немецкий паспорт – «аусвайс» – мне выхлопотал. Его сменил другой полицай. Он грозил арестом.
Поля - Поленька, сестричка родненькая, недавно напомнила мне, как я старательно нацарапал на стене у кровати, где лежал, незаметную для других надпись «Протопопов». Боялся, вдруг при внезапных проверках и допросах забуду свою новую фамилию.
Боже, как представлю, сколько выдержки и терпения надо было иметь совсем молоденькой девчонке. Лечение не для слабонервных. Раны гноятся. Повязки присыхают. Менять их больно. Стараюсь сдерживаться, не стонать. У Поли и без того руки дрожат. Жалеет, а я говорю: делай своё. Зубы стисну, как не раскрошатся.
Ей ведь вскоре пригодится неожиданная и добровольная медицинская практика по уходу за мной. Это оказались ещё цветочки. Когда в январе сорок третьего наши освободят Россошь, в учебных корпусах техникума и педучилища расквартируют военный госпиталь. Потребуются женские рабочие руки. Поля, не задумываясь, пойдёт туда, как будущий фельдшер.
Война открылась ей жуткой стороной. Посейчас не позабыла, как её сразу отправили в операционную. Стояла возле хирурга на подхвате. Взялась относить только отрезанную, ещё не потерявшую человеческое тепло ногу и – потеряла сознание, грохнулась на пол. Всё приходилось делать. Принимала раненых. Солдат и офицеров привозили из полевых лазаретов, где им наспех оказывали первую помощь.
Я после сам лежал в госпитале. Хорошо представляю эту картину. Крики, стоны, ругань. А медсестричке надо держаться. Надо улыбаться, хоть и сквозь слёзы. Глядя на неё, кто-то застесняется, притихнет. Иной настырно требует доктора. Рядом умоляют дать обезболивающее лекарство. Медсестра же должна быстро разобраться с каждым, отправить в палату по назначению или прямо к врачу. Минуты порой решали: жить ли человеку.
Ухаживала Поля за «грудниками», теми, кто получил ранение в грудь, чаще тяжёлое. Тут тоже ни присесть, ни передохнуть. Уколы, раздача лекарств, перевязки. Бинтов, как всегда, вечно не хватает. Стирай старые, пропаривай их утюгом. Постель недужному поправить непросто. Попробуй приподнять тяжеленного мужика, когда он даже при лёгком движении корчится от боли.
Завыла сирена. Сигнал воздушной тревоги. Госпиталь в небольшом городке – приметная цель для вражеского лётчика. Спасение в бомбоубежище. Лежачих в палате не кинешь. Хватайся, девочка, за носилки. Поспешай не спеша, чтобы до разрыва бомб успели всех вынести в подвал и как можно бережнее, не причиняя страданий.
Полина мне рассказывала, что медицинского персонала не хватало. В госпитале находились сутками. Старшая медсестра видит, что сестрички на ходу засыпают, пожалеет: прилягте хоть на часок. Тряпьё на пол – и падают в изнеможенье.
Где только силы брались, чтобы вынести все эти нечеловеческие муки. Низкий поклон вам, наши спасительницы.
К зиме я уже на ноги встал. Воин из меня ещё никудышный, рука не работала. К нашим через линию фронта не переберусь. Вражеские заслоны наглухо перекрыли пути. А вот домой на Украину, к родным, чувствую, доехать уже смогу. Протопоповы меня отговаривали. Но я ведь понимал, добром моё житье здесь для них и для меня может не кончиться. Настоял на своём. Отец дал телогрейку. Староста Звягинцев принёс свитер. В начале декабря покинул спасительный кров. Пешком добрался до Харькова. Дальше – в товарном поезде. И среди врагов были люди. Немцы взяли в вагон и даже к печке усадили погреться. Доехал в Прилуки к родным. Встретила мама Ефросинья Терентьевна. Узнал, что отец в эвакуации на Урале. После войны Максим Иванович, дорогой мой человек, рассказывал, что сутками не выходил из цеха, на танковом заводе работал.
А осенью, как нас освободили, прямо в гражданской одёжке с 18 сентября 1943 года уже был в боевом строю – второй взвод, вторая рота, 1318-й стрелковый полк, 163-я стрелковая дивизия. На Днепре воевал на Лютежском плацдарме. Освободителем прошёл по родному Киеву. В бою контузило. Из медсанчасти вновь попал в артиллеристы, в свой родной 111-й гвардейский гаубичный Белоцерковский ордена Ленина полк РГК (Резерва Главнокомандования). Воевал в Польше, в Германии. Тяжело заболел, и день Победы встречал в госпитале.
Демобилизовался инвалидом…»
* * *
«И на груди его светилась…» не одна медаль. Две «За отвагу», ордена Красной Звезды, Отечественной войны.
* * *
Родственные связи семьи Шматко и Протопоповых хранят и поныне. Переписываются, гостят друг у друга.
Владимир Максимович недавно вновь, как сталось, в последний раз навестил Россошь. За столом его принимала молодая «поросль». Окончили путь земной родители. Полину Семёновну, по мужу – Буткову, проведал в Липецкой области. Постаревшую её к себе забрал сын.
– Встреча была не без слёз, – говорит Владимир Максимович. – Не потому, что жизнь уходит. Жалеем о том, что оставляем детям, внукам, правнукам. Раскололи Украину с Россией. Втягивают народы в распри. Вроде неродные мы, братья и сёстры…
– Сейчас всяк по-своему толкует о нашем прошлом, – говорит Владимир Максимович. – Освобождение Львова вот уже не отмечаем. Да и день Победы кому-то очень хочется не считать праздником. Дожил – таможни, пограничника увидел на меже Украины с Россией. Дружбы народов, оказывается, вовсе не было. Выдумка всё. А как же моя судьба?..
Что ответить солдату?..
* * *
Его боевые собратья по оружию не молчали. Писатели, о которых до нас сказано: инженеры человеческих душ, Слово которых недавно было значимо для миллионов и миллионов читателей, обращались к ним, не чураясь любых трибун. Фронтовики старались вразумить «неразумных» своих сыновей.
Из Киева Александр Александрович Сизоненко обращался к Юрию Васильевичу Бондареву, доверительно обращался с открытым письмом и на украинском языке с надеждой, которая умирает последней, дабы его услышали люди, прежде всего, на «Украйне милой».
ЮрІєві Бондареву
Дорогий Юро!..
В то трагически подлое время ты лучше всех других понимал и даже чувствовал, какие лукавые и подлые подкопы ведутся под нашу державу, какие мощные мины закладываются под её фундаменты, какую горькую долю нам готовит мировая закулиса при потворстве и помощи наших бездарных и подлых правителей, иуд, оборотней, продажных шкур, какие прикрывали своё гнилое нутро партбилетами и демагогией. А сами уже продавали с торгов не только идеологию, но и народ, его надежды и чаяния на лучшую и вольную жизнь.
И ты, Юрий, сказал об этом (ещё 29 июня 1988 года!) с трибуны XIX партконференции:
– Самолёт «перестройки» взлетел, но никто не отважится назвать место его приземления…
Ни слуха, ни ума, ни совести, ни достоинства не выявилось у наших «кормчих». Они не услышали это предупреждение, не осознали его, не задумались или не захотели задуматься о нашем будущем. А скорее всего, уже тогда они были куплены с «потрохами», потому изменили и отреклись от Отечества, как апостол Пётр от Иисуса, когда ещё и петух не пропел, и гром не грянул.
Все это видели, догадывались. Но только ты понял и текст, и подтекст «перестройки». А скорее – интуитивно чувствовал. Или предчувствовал.
…Меня поражало: в президиумах съездов ты был самый хмурый и строже всех.
А твоя суровая задумчивость, твоя неотступная печаль были величавы и настоящие: за тобою стояла Россия, которую ты защищал не «с лейкой и блокнотом», а командуя противотанковой батареей. Это – на войне. А в литературе – своими честными и талантливыми книгами. Защищал и там, и тут. И, жаль, так и не смог защитить. От погибели и распада.
Я украинец до мозга костей (генетичный, как модно ныне выражаться) – понимаю тебя умом, а ещё больше и глубже – сердцем. Всю жизнь чувствую потребность защищать их вместе – и мою Украину, и твою Россию от недругов наших, какие выцеловывают нас обоих…
Наш полдень – полдень солдат Великой Отечественной – давно уже минул и не вернётся…
А когда настанет полдень России и Украины? Не знаешь ли ты, мой мудрый товарищ, талантливый и честный мой друже?
Над Россией петухи поют –
Скоро будет день на святой Руси…
Всё чаще и чаще всплывают со дна памяти эти пророческие и обнадёживающие стихи конца 19 или начала 20 столетия.
Не личит нам, фронтовикам, отрекаться от наших надежд на благополучие наших держав и народов. Для них мы жили, за них воевали. Верными нашим народам до конца мы и уйдём «в мир иной, где тишь и благодать…».
…Спасибо тебе, друже и брат мой по оружию и литературе.
По - солдатски крепко и сердечно обнимаю тебя!»
Для славных воинов Отечества остался неповторным триумфальный победный полдень 1945 года. Верю и надеюсь: он всё же придёт к нам, к потомкам. Для того и складываю эту хронику, поскольку – «Богаты мы, едва из колыбели Ошибками отцов и поздним их умом» – не в первый раз. И горький урок на Руси всегда шёл впрок…
На снимке: 2004-й год. «Мама» плодовых, учёный - селекционер Анна Михайловна Ульянищева у сорта груши Тихий Дон, названного так в память о М.А. Шолохове. Автор знаменитого романа в 1950-е годы гостил у садоводов Россоши.
Пётр Чалый (Россошь Воронежской области)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
