Надежде Ардатовой – и то, только потому, что ты просила…
Эпиграф:
Пожилой, опытный советник-африканец (дипломат чичеринской, понимаешь, школы) – начинающему атташе: «Сынок, хто есть самый страшный для нас зверюга на африканском континенте?»
Атташе: «По статистике, товарищ советник, самое большее число нападений на человека в Африке – от бегемотов…»
Советник: «Ни, зовсим нэ то…»
Атташе: «Ладно, очень опасны и агрессивны буйволы».
Советник: «Ни, вовсе ни …»
Атташе: «Понял! Конечно, крокодил!»
Советник: «Ни хрена ты не понял, сынку… Самый страшный зверюга для нас – то есть африканский комар, он же, на местных диалектах – москит или мустик. Поживешь в Африке с мое, попьешь всяких-разных напитков, почешесся, понимаешь, в самых разных, пардон, местах, глядишь, и дойдешь, и поймешь мою правоту…»
***
Увы, это есть горькая, но истинная правда…Не знаю, как у кого из тех моих однокурсников, кого угораздило попасть на работу в тропическую, либо, как иногда говорят, Черную Африку, но у меня есть немалый личный опыт, вполне себе горький. Хвалиться и правда не чем, но поделиться – стоит...
Опытные африканисты считают по пальцам: «Ты сколько раз «залетал?» – спрашивают они, имея в виду приступы малярии. Лично я, хотя хвалиться-то, повторяю, абсолютно нечем, – раз семь, никак не меньше. Из них пару случаев – вполне серьезных, вплоть до отбрасывания коньков и склеивания ласт, как сейчас говорят.
К слову, отсюда и название зарисовки: по-английски эта бяка зовется «малярией», нам понятно, а по-французски она именуется красиво и даже загадочно – «палю», от французского медицинского термина «паллюдизм» (она же, естественно, малярия). Звучит, конечно, красиво и несколько даже загадочно, хотя суть от перемены названий не меняется: и при той, и при этой жить совершенно не хочется и даже не можется, от той, и от другой – одинаковые лекарства, по сию пору основанные на старой, доброй и всем давно известной хине. Похоже, что вопрос разницы медикаментов – только в глубине очистки лекарственного элемента и добавках. В Камеруне, например, один местный сильно смугло-коричневый товарищ, работник Посольства и без малого кореш по имени Бенуа, сказал мне однажды: «Патрон, главное – уловить момент, когда тебя начинает корежить, и сразу принять, точнее, разжевать кору местного дерева, немного похожего на баобаб, и, не менее важно, тут же разбавить его добрым глотком (лучше тремя-пятью) местного пива «Гиннес», и, глядишь, лихоманка-палю оставит тебя в покое. Один раз у меня это сработало, но не более...
Зачем я все это излагаю? Во-первых, небесполезно вспомнить о наших мирных, пусть уже и далеких, трудовых свершениях. Во-вторых, может, кому-то из наших последователей-мгимовцев, глядишь, это станется и полезным, кто знает… Африка меняется значительно медленнее, чем весь остальной мир (честно говоря, не очень вижу, как там в Австралии? Бывать не приходилось). Однако знаю точно, что многие мои знакомые, в том числе из ооновских деятелей, в последние времена выдерживают в малярийных ареалах Африки не более двух или чуть более лет.
Ладно, вернемся к «палю». По личному опыту утверждаю, что более мерзких и вредных кровопийцев, нежели африканские москиты, не встречал за всю свою долгую и разнообразную жизнь. Правда, у нас в июне-июле, по всему Подмосковью и далее житья от комарья тоже никому нет. Севернее будет даже похуже, поскольку к ним прибавляется еще мошка и кошмарные пауты (по-научному, оводы).
Но!!! Наши комары, по сравнению с африканцами, – почти воздушные рыцари, летчики-вертолетчики. Они, заразы, жужжат аки «чинуки» изобретения нашего соотечественника Игоря Сикорского, прежде чем приземлиться и впиться тебе в сосуд (артерию, вену, капилляр, жилу – не нужное зачеркнуть). У тебя есть время отреагировать, пристукнуть эту бяку, прицелиться к другой, вообще подумать о дальнейшей жизни, словом, как-то отреагировать, если, конечно, дорогой, ты не в полной нирване после возлияний на рыбалке/охоте/ танцах (и т.д. – ненужное вычеркнуть).
Здесь же, этот африканский садист, он никогда не торопится, он ждет своего часа, он – маленький, тихий, не громкий, даже скромный, может ожидать своей минуты сутками, в том числе под кроватью, в матраце, в шторе, в шкафу, за шкафом, в ванной и под ней – везде и повсюду, особенно, где повышенная влажность. Избавиться от этого бича Божьего – крайне непросто. А если эта, не побоюсь сказать, вражина, перед тем покусала какого-то местного индивида, да еще приболевшего той самой малярией, – туши свет. Почти все – 100% и с гарантией та самая «палю».
Бороться с этим летающим вредителем рода человеческого тоже очень сложно. Есть много вариантов – прыскалки, спреи, всякие там китайские спиральки, электро-фумигаторы, светящиеся ракетки с сеткой и проч. На мой вполне опытный и реально пострадавший взгляд, наиболее эффективным остается простой, традиционный накомарник плюс хороший спрей (желательно, российского производства) и постоянное внимание к летающим паразитам на предмет их «деления на ноль».
Кстати, по последнему, сенегальскому опыту, неплохо получается при полностью погашенном свете включить компьютер и внимательно ожидать на расстоянии 40-50 см от экрана – через пару-тройку минут вы ликвидируете ладошками всю (или почти всю) порхающую бяку. Примерно так…
Итак, та самая палю. Индивидуально, понимаешь….
Первый раз по серьезному я стал отбрасывать коньки непосредственно в канун 7 ноября, кажется, году в 1983. Как полагается, тогда в эту дату проводился главный государственный прием в году, и я набегался, как последний бобик, готовя приглашения и, особенно, развозя их по адресатам по всему городу Яунде, который все-таки был столицей Камеруна, то есть, не вполне деревней. Видимо, где-то хватанул, скорее всего, когда уже в сумерках присел передохнуть на лавочке под раскидистыми бутылочными деревьями. Было хорошо, но недолго.
7 ноября все прошло почти «комм иль фо», к концу действа мы в очередной раз напоили местных подруг-африканок из различных нужных нам контор (каждая не менее шести пудов живого веса) обожаемой ими «Столичной», перед тем, как и положено в Африке, вышибив пару незваных гостей. Затем – работа с полицейскими, много и конкретно помогавшими нам, опять же, с той же водкой, оливками и несерьезными печеньями. К концу вечера стало ясно, что есть кору баобаба и пить местный «Гиннесс» – поздновато и «не в кассу», остается, стало быть, бухнуться в койку и страдать. Сказано – сделано, хвала Аллаху, успел донести до сведения окружающих, что вырубаюсь, и самому до дому не доехать (тогда я квартировал в городе). Довезли – и дней на пять, как говорится, пришлось «уйти в астрал». Спасибо нашему посольскому врачу, незабвенному Анатолию Антоновичу (дай ему Бог здоровья), он пришел сам и стал понемногу вытаскивать меня из нетий. Вытащил-таки, хотя трясло необычайно сильно, было совсем не весело и очень плохо, жить совсем-совсем не хотелось (при хорошем приступе малярии постоянно прыгает температура, выламывает суставы, болит все – вплоть до кожи, которой как бы постоянно делают «крапиву», как в детстве, только значительно посильнее). Оказывается, случалось и так, даже в условиях жизнеутверждающей и всепобеждающей тогда коммунистической идеологии. На ноги я тогда с трудом встал дня через четыре, а за руль сел только через неделю после малярийной атаки, когда перестало трясти на ходу. Ладно, на тот раз – обошлось. Кстати, мой добрый доктор нарвался на приступ той же «палю» дней через десять, и тогда уже я его кормил кашкой с ложечки, убеждая, что все будет нормально.
Во второй раз все произошло значительно хуже. Собственно, из-за него и весь сыр-бор данной зарисовки. Были мы в очередной командировке в славном городе Нджамене, она же столица Чада, с моим тогдашним советником, который условно именуется, как и ранее, Василием Ивановичем.
Добрались мы тогда до пограничной реки Шари без особых приключений, потому как ехали с спецзаданием и не могли отвлекаться на всякие побочные частности. Приехали в Нджамену, разместились в одной из двух «лучших» гостиниц и попробовали прийти в себя. Получилось средне, настроение было тяжкое, не хотелось ни пить шикарное местное пиво «Гала» (на мой взгляд, лучшее в регионе, если не во всей Африке), ни глядеть на здоровенных пятиметровых крокодилов, не пуганно украшавших берег реки Шари с песчаной чадской стороны.
После невеселого ужина с трудом доплелся до номера, кондиционер, естественно, не работал, на этом и отрубился. Проснулся с трудом уже к утру и понял, что та самая «хана» очень и очень недалеко: вовсю колотило, крутило и ломало, по-народному, плющило и корежило, жить не хотелось. Похоже, попал я на тот самый новый, танзанийский «штамм», о котором нас предупреждали знакомые медики-французы. Билась почему-то всего одна мысль; «Ближайший советский человек от нас, ежели что, на расстоянии одной тысячи миль, где-то западнее, в Нигере, ближе нет никого». Сразу стало и скучно и грустно, и некому ногу подать, в минуту, понимаешь, душевной невзгоды…
Вдруг, без стука, открывается дверь номера (похоже, я ее вечером так и не закрыл, что было в тех условиях большой ошибкой), и появляется незабвенный Василий Иванович. Стоит, смотрит на меня, кажется, даже любуется картинкой. Потом вдруг заявляет: «Как оно, плохо?»
И вдруг он здесь, как истинный мастер слова: «А ты градусник-то пробовал ставить, некоторым, говорят, помогает?»
Вот здесь я почти озверел, насколько это возможно было в той ситуации, и не вполне членораздельно попытался воспроизвести известный куплет В.С. Высоцкого: «…если б был я не калека и слезал с кровати вниз, я тому, который слева, просто б глотку перегрыз…» Получилось так себе, публика не оценила.
Похоже, советник меня просто не понял, да и трудно было расшифровать текст, артикулировать поэзию, как и прозу тоже, в тот момент было трудновато. На том ситуация тогда и завершилась, советник пошел праздновать пребывание в Нджамене далее..
Ночью я пытался пить какие-то лекарства, без особого эффекта. Следующим утром, с серым рассветом, с трясущимися руками, болтающейся, как у паяца, головой, на одной воле, выбрался я из гостиницы, не без труда загрузился в автомобиль, и по пустому городу тихим маршем доплелся до нашей пустой «Амбассады» (тогда все его сотрудники были эвакуированы, мы наезжали для поддержания контакта и надзора за собственностью), благо, это было не так уж далеко. Становилось все более светло, однако оставалось молочно-серым, как и положено в Африке, пока солнце еще только восходит вверх. Вскипятил воды (благо, был газовый баллон и вода), бухнул в большой медный чайник полную пачку доброй чайной заварки, прихватил с собой мед и сахар, не без труда забрался на плоскую цинковую крышу Амбассады. Там, почти половина крыши покрывалась кроной местного лимонного дерева, на ветвях которого созревало многое-жество мелких зеленых плодов. Начал не пить, а системно потреблять крепкий черный чай с медом и лимонами, нещадно и бессчетно выжимая их в чашку. До сих пор не знаю, что сработало больше – острый лимонный сок, мед, чай, все в совокупности или просто простое человеческое упрямство, но через час-полтора такого усиленного потребления темно-коричневой жидкости на утреннем, все более красноватом африканском солнце стало чуть полегче. Через два часа, завершив чаепитие на крыше в Нджамене, я вполне уверенно довел авто до гостиницы и сразу же заснул, заперев предварительно дверь. Утром следующего дня проснулся почти нормальным, смог делать работу и даже благополучно водить авто, доведя его в конечном итоге до постоянной базы. Кстати, чай после этого я долго не пил, перешел на кофе, благо в Камеруне он – великолепен, и есть повсюду.
Так оно было. Объяснений исчерпывающих дать не могу, так и не нахожу, но всем своим коллегам на будущее искренне желаю того же, а лучше – вообще избегать этой самой «палю». Пускай она обходит вас стороной, ну ее, красавицу, в самом деле, как и всех этих комаров…
Владимир Чамов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
