Наша отечественная история знает события и даже периоды времени, которые поистине можно назвать переломными для судеб всего народа и даже человечества. Но многие из этих событий проходили тогда, когда народ русский уже был воссоединен, един и могуч. И довольно редко говорим мы о затерявшемся в слабом мерцании веков периоде собирания нашего народа, периоде его исторического возрождения из пепла батыевых пожарищ и жестоких всеуничтожающих набегов ордынских захватчиков. Этому посвящен новый исторический роман Дмитрия Балашова «Бремя власти».
Думаю, что сегодня русский исторический роман, историческая повесть вновь на подъеме. Глубину эрудиции, страсть патриота, панорамность взгляда показал в своем романе «Память» Владимир Чивилихин. Детальное знание предкуликовской обстановки на Руси, ордынский кризис предстают в романе Лебедева «Искупление». Героическая эпопея свержения ига запечатлена в романе Ф. Шахмагонова «Ликуя и скорбя» и в повести С. Гагарина «Евпатий Коловрат». Продолжает плодотворно трудиться на исторической ниве после выхода повести ,«Огнепальный» об Аввакуме Петрове Дмитрий Жуков. Широкую картину России XVI века создал в романе «Лета 7071» ворошиловградец Валерий Полуйко. Иван Грозный и его окружение, быт старой Руси и военный лагерь, жестокость времени и народное празднество удалось показать автору.
Не можем не назвать и Владислава Бахревского с его романтически-цветастым романом «Свадьбы» — о казацком походе на Азов и разгроме пятитысячным отрядом храбрецов Осипа Петрова трехсоттысячного войска турков, о горьких плодах неиспользованной победы, о жизни России, Турции, Индии, Персии того времени эта книга. Она о любви и смерти, о знаменитом сидении казаков, которое запечатлено в русской литературе. О грозных викингах, крестьянах, поморах, смелых путешественниках, освоивших наш Север, исторические повести Е. Богданова «Ожерелье Иомалы», «Черный соболь», «Чайный клипер». Его повесть «Лодейный Кормщик» — о подвиге «корабельного вожа» Ивана Рябова, этого морского Сусанина, посадившего корабли шведов на мель под пушки Новодвинской крепости. «Вьюга» — о последних днях Ивана Болотникова и его жизни в Каргополе. Болотникову же, драме первой крестьянской войны и бурному времени начала XVII века посвящена историческая повесть А. Рутько «Оплачена многая кровью...». Документально достоверны и убедительны художественные биографии «Дмитрия Донского» Ю. Лощица, «Державина» и «Суворова» О. Михайлова. Разрабатывает историю Дальнего Востока и русско-японского сотрудничества в прошлом в своих романах Н. Задорнов. Живое обсуждение, интерес, критику вызвали исторические романы В. Пикуля. Я тут не говорю о нашем историко-революционном романе, здесь разговор особый. Но широкое многообразие авторов, тем, периодов в освещении дореволюционной истории нельзя не заметить. Не все равноценно, не везде удалось управиться с фактическим материалом, быть верным исторической правде, иногда подводит еще робость перед схемой, творческий поиск самоограничивается боязнью быть обвиненным в «антиисторизме», безосновательно прозвучавшем в свое время. Но как бы то ни было, историческая тема за последнее десятилетие чаще появляется в публикациях некоторых журналов, является основой многих художественных произведений, вызывает интерес у читателей, уровень знания истории у которых значительно вырос.
Нет сомнения, что художественные произведения на эту тему и дальше будут привлекать внимание читателей, несмотря на неуспех некоторых авторов на их схематизм в отражении эпохи, незнание слова того времени. «Сегодня многое видится в истории», — сказал как-то в беседе с молодыми Михаил Александрович Шолохов. Вспоминаю, как К. М. Симонов, заходя в «Молодую гвардию», не раз поднимал вопрос об историческом журнале для молодежи, где печатались бы и исторические романы и повести. К сожалению, время, а скорее материальные возможности для такого издания еще не подошли, а многие «толстые» литературно-художественные журналы не спешат отвести свои страницы исторической теме. Аргумент бывает один: мы отдаем предпочтение современной теме. Но, следуя такой логике, никогда бы не издали «Петра Первого» Алексея Толстого, «Дмитрия Донского» Бородина, «Емельяна Пугачева» Шишкова, «Суворова» Осипова, «Чингиз-хана» Яна и других романов. А ведь они были изданы в суровое предвоенное время, когда пахло порохом, когда вынашивались бредовые планы раздела нашей страны, и их публикация сослужила добрую службу в деле патриотического воспитания миллионов молодых людей, в осознании исторического опыта поколений, того пути, который привел Россию к социализму.
Журнал «Север» давно и плодотворно сотрудничает с историческим романистом Дмитрием Балашовым, мастерство которого растет от романа к роману. Широкий отклик получили его первые романы и повести — «Господин Великий Новгород», «Марфа Посадница», «Младший сын», «Великий стол».
И вот — «Бремя власти». Пришлось слышать после его первых произведений, что он превозносит новгородскую вольницу в противовес московской центральной власти, чуть ли не исповедует сепаратизм, независимость уделов. Новый роман все ставит на свое место. Раскрывается историческая закономерность борьбы с княжеским своеволием, раздробленностью русских земель, роль, которую сыграл в их объединении Иван Калита, решающее значение в этом Москвы.
Начало четырнадцатого века. Мужественный и гордый наш народ был вырезан, пленен, изгнан со своих мест. Единое огнище Руси распалось на несколько тлеющих пепелищ, в которых то возникал животворящий огонь русского духа, то, казалось, навеки затухал, превращая в прах и пепел былые дела, стремления и волю людей.
Уже низвергнут в запустение Киев, легенды о величии которого кажутся далекой сказкой, только жар слова летописцев напоминает о славе Галицко-Волынского княжества, вспыхивают неярким огнем и гаснут дела Новгорода и Пскова. По красным угольям Твери, Владимира и Рязани пробегают слабые, хотя и живые огоньки духа народного. Тогда Родина наша страдала от войн, междоусобий и произвола. «Светло светлая и украсно украшенная» земля русичей гибнет. Невиданное мужество и силу противопоставляет народ нашествию. И героическую песню, слово, дух. В Галицко-Волынской, Ростовской, Рязанской и Новгородской, Тверской летописи, в появившемся в начале века московском летописании главной темой становится тема борьбы с иноземными захватчиками.
Бесстрастный летописец из романа Д. Балашова «Бремя власти» вопрошает: «Да полно, сохранилось ли еще само понятие Руси Великой? Мыслят ли себя еще новгородцы и на Рязани единым народом с владимирцами, тверичами или смолянами? Или только в древних харатьях да в головах книгочеев-философов и осталась мечта о единой Великой Руси». Тогда и возникал, казалось, единственно возможный вывод: о неизбежном конце и гибели земли русской, народа нашего. И здесь Дмитрий Балашов, поднявшись на высоты истории и бросая оттуда взгляд (так и обозначив свое первоначальное присутствие — «Взгляд с высоты») к радости и торжеству читателя, обнаруживает еще многие скрытые силы и надежды, которые таили в себе эта земля, этот язык. Он делает важнейший и диалектический вывод, позволяющий (правда, только в будущем) оценить все великие усилия московского князя Ивана Калиты, которого не раздавило и не опустошило бремя власти, власти, использованной во имя великой цели. Преклоняясь перед сверхвозможной стойкостью «собирателя земли русской», автор-летописец провозглашает: «...не может даже самый великий спасти народ, уставший верить и жить, и тщетны были бы все усилия сильных мира сего, и не состоялась земля русичей и угасла бы, как угасла вскоре Византия, ежли бы не явились в народе силы великие и дерзость и вера, наполнившие смыслом деяния князей и епископов и увенчавшие ратными успехами подвиги воевод».
Не раз впадали в искушение те, кто, описывая деяния великих, видел только в их воле, силе и упорстве решающее условие торжества времени. Не раз восхищаясь характером мужей, облеченных властью, отдавая им свои безграничные симпатии, они выводили исторические победы страны только из их усилий.
Дмитрий Балашов избежал как вульгарно-социологического взгляда на историю, где отсутствуют конкретные лица, своими усилиями в немалой степени изменяющие облик мира, так и субъективистского преклонения перед выдающейся личностью, которая не может добиться закрепленных в веках результатов, если не будет опираться на историческую волю и чаяния миллионов людей своего отечества, лучших представителей человечества. Нелегок удел Собирателя, Правителя. Автором показан исторически обусловленный тип героя, руководителя, отличного от белоконных Георгиев, вооруженных и сражающихся в бою, ниспровергателей зла. Не честный бой, в котором глядишь в глаза врагу, не драка, где все зависит от твоей силы, не схватка, когда ты в строю соратников, не поединок с противником перед ратью соплеменников. Нет, полное подчинение врагу, согласие с ним, «опущенные долу очи» в знак покорности, и непрерывная работа ума, сдержанность сердца, во имя великой цели. Действительно, это новый художественный тип героя, новый образ в нашей литературе. Невероятны напряжение и собранность князя Ивана Калиты. Он добивается того, чего.не удавалось добиться другим князьям ратной силой. За серебро, податливость, внешнюю покорность покупает у хана волость за волостью, собирает земли, свозит людей, строит храмы и дворцы. Он знает, что будет и бой, но для этого следует набрать силы, земли, людей. А за это ему хула, ославление, поносные слова: кровопивец, Иуда, изверг, лиходей.
«Знали бы, что в замыслах его тайных — совокупить всю Русскую землю. Знали бы! Не знают и добро. Стоит вызнать одному лишь суздальскому князю — и не усидеть Ивану на столе! А нужно не только усидеть, надобно ее усилить на столько, чтобы уже не дерзали противу».
Как оправдать его грабеж соседей? Правда, не разорение до смерти, не на убой битье, а для платы хану, чтобы тот не напустил орду, не вырезал, не сжег дотла. Князь Александр Тверской, выступавший открыто против ордынцев, был безрассуден в своей храбрости, и это вело к напрасным жертвам и даже катастрофе. Калита мучается своей ролью. Сыну рассказал все под тайною. Семен понял, как должно. Спросил только: «Не берем ли себе излиха? Пришлось показать отроку всю казну, грамоты, расчеты княжие... Другой бы обрадел, а этот враз о справедливости помыслил! И хорошо. Честь, совесть, правду терять не след... Власть — бремя. И пока она для тебя пребудет бременем, дотоле ты прав». Тяжко быть все время распятым на кресте собственной совести, но творить дело надо. Дипломатия, обращение к церкви, строительство, забота о землепашце — все подчинено главной идее. Не пришло еще время дать прямой бой, идет поиск объединяющего символа (недаром крестник его Алексий взывает к Ивану: «Нужен святой»). А Иван принимал это и понимал, что в жизни надо принимать то, что есть, и из этого делать потребное...» Поучая сына, он говорит ему: «Основа прочности власти — предание»,— понимая скрепляющую силу традиции. Он понимает, что свой план, свои замыслы он может осуществить, только когда будет опираться на весь народ. Иногда сын сомневается в возможностях народных и говорит отцу: «Тяжко, отец, требовать ото всех высокого! Величие разве не удел избранных? Я вот пьяных не люблю, даже боюсь...» Иван решительно возражает: «Пьянство от лени!.. Труженик, он не пьет, а пирует, да и то в свой праздничный час! А требовать ото всех, ото всего народа величия надобно, сын!»
Тут уже свое великокняжеское представление о народе, который сам потребовал величия духа от своих правителей. Но народ в романе не пассивен, не безропотен, не потерял веры в жизнь, в будущее. Символична сцена в прологе, когда снова и снова возрождается жизнь. И к пепелищу, где не будет убитого татарами хозяина, идет мать с сыном, купив корову и тихо следуя за ней к новому очагу. И «пока они,— восклицает автор,— будут гнать корову (вновь и опять, вновь и опять), пока будет молоко для детей, будущих пахарей и воинов, дотоле пребудут города и храмы, гордая удаль воевод и книжная молвь, многоразличные науки, художества и ремесла, дотоле пребудет страна и все сущее в ней!»
Иван Калита — собиратель, объединитель всего важного и нужного для будущего мощного государства: земель, серебра, мастеров, воинов, державных людей. Как истинная историческая личность, больше всего он любит строить, созидать. «Градское велилепие» — его цель. И страницы зодчества в романе все пронизаны радостью, истинным пафосом. Но не только смоляным духом, топорным перезвоном встречала тогда Москва. Она училась возводить каменные здания, утверждала свой неповторимый облик, не озираясь даже на великих предшественников: Константинополь, Киев, Владимир. «Люди в лаптях и рванье, в домодельном сукне и посконине, в портнях и кожаных передниках, подвязав по обычаю мастеров волосы кожаными чайтанами, в жаре, грязи, поту, в шуме и крике, посеребренные белой каменной пылью, тьмочисленно шевелились повсюду: и под стенами и на стенах, и вокруг возов, и у высоких костров сплошного каменья, и там, где резкими всплесками взлетала, ярко и часто, взлетала земля из-под копыт...» Ордынская сабля висела над Русской землей, а тут, в Москве, кипела созидательная работа, и ее впечатляющие сцены удались Д. Балашову не меньше, чем мудрые беседы, вскрывающие время и историю, баталии и пейзажи.
В «Истории Государства Российского» А. Карамзин восклицает: «...Но справедливо хваля Иоанна за сие государственное благодеяние, простим ли ему смерть Александра Тверского, хотя она и могла утвердить власть Великокняжескую? Правила нравственности и добродетели,— продолжает историк,— святее всех иных и служат основанием истинной Политики. Суд истории, единственный для Государей... не извиняет и самого счастливого злодейства...» Трагический этот вопрос и трагическая фигура князя предстает в романе «Бремя власти». Автор не вершит суд, не дает откупа грехов за преступление, не прощает Ивана за гибельные для отдельных князей решения. Он воспроизводит объективную картину времени, вскрывает логику поступка, психологическую мотивировку действия великого князя, показывает тяжкую ношу власти, историческую обусловленность объединения русских земель, закономерность движения народа.
Язык романа Д. Балашова едва ли не главное достоинство произведения. За неторопливым, тихим речением Ивана Калиты, быстрой, импульсивной речью Семена, прозрачным, несколько поверхностным словом Александра Тверского, книжной премудростью грека Феогноста, вещими рассуждениями Алексея, ограниченной суровостью Узбека четко ощущается характер героев. Если первые несколько страниц ты читаешь, как бы на ощупь, чувствуя в полузабытых контурах бессознательно известное издавна, заложенное в твое языковое сознание слово, то в дальнейшем идешь по этой праздничной улице русской речи, радостно узнавая и восторженно приветствуя своих старых знакомых, уведенных кем-то из твоего обихода и употребления.
Ученый-фольклорист Дмитрий Балашов как никто другой чувствует образную силу слова, его выразительность и необходимость. И если в его предыдущих романах «Господин Великий Новгород», «Марфа Посадница» иногда было (употребляя часто встречающееся у него слово) «излиха» старых выражений, то здесь, мне кажется, он применил ту необходимую «дозировку», когда, воссоздав древним словом образ эпохи, он не преградил им путь к сознанию современного читателя.
При обсуждении журнала «Север» на совете по прозе СП РСФСР в Петрозаводске В. Астафьев, В. Распутин, С. Залыгин, В. Лихоносов, В. Потанин — сами замечательные мастера слова — оценивали язык романа как великолепный, умело создающий единство былого и современного.
Утверждение народного духа самосознания, беззаветная преданность Родине, стойкость, мужество и неустанное служение ей убедительно воссозданы в романе Дмитрия Балашова и делают его современным и важным участником дела патриотического воспитания советских людей.
В свое время мне с группой комсомольских работников довелось поздравить с 70-летием маршала Г. К. Жукова. Мы вручили ему любимый им «Тихий Дон» и сборник патриотической поэзии «О, Русская земля!». Перелистывая сборник, прославленный полководец сказал: «У нас всегда была замечательная патриотическая литература. Надо, чтобы каждый молодой воин знал ее». Подумав, он добавил: «Наши солдаты в Великую Отечественную неплохо знали историю, наше героическое прошлое». Действительно, знание героического прошлого — наше оружие в защите рубежей страны, народ которой созидает, творит, борется за светлое будущее!
Валерий Ганичев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
