На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Подписка на рассылку
Русское Воскресение
(обновления сервера, избранные материалы, информация)



Расширенный поиск

Портал
"Русское Воскресение"



Искомое.Ру. Полнотекстовая православная поисковая система
Каталог Православное Христианство.Ру

Литературная страница - Библиотека  

Версия для печати

Люди земли

Путь к сокровенной книге

Герой нового романа Михаила Алексеева «Драчуны», да, по сути, он сам, на последних страницах переносится из тридцатых годов, когда происходит основное действие, в наши дни.

Проходя по новой деревне, так изменившей свой облик, на широкой площади, образовавшейся на месте исчезнувших старых изб, видит он стрелой вонзившийся в синее небо обелиск. «Приблизясь вплотную, останавливаюсь, снимаю кепку — рука сделала это сама и даже не заметил как. Читаю сверху вниз длинный список, выделяя про себя имена тех, о которых только обжигалось сердце»... И дальше длинные столбцы фамилий погибших в войну его земляков, чьи имена упомянуты в «Драчунах».

Вместе с ними жил Михаил Алексеев в такую нелегкую, но освященную радостью юности довоенную пору, с ними вышел в большой мир человеческих дел. И многие из них могли бы жить да жить сегодня, шагать по земле, а потом и по произведениям своего прославленного земляка, радуя родных да и читателей своим жизнелюбием, полнотой чувств и неуемной жаждой деятельности. Чудовищная сила войны прервала их, полную надежд, жизнь, лишила возможности продлить себя в потомстве и его памяти.

Судьба сохранила их земляка, ставшего писателем, и ему предопределено было вспомнить их, рассказать о мире их детства, их деревни, их радостей и потерь.

Искренне и взволнованно любит он своих земляков, живых и павших, любит свою деревню, свой народ, свою отчизну. Но и он сам, Михаил Алексеев, не прятался от жизни, не искал себе легких путей, боролся, воевал, работая на самых трудных ее участках.

«Патриотизм — это не значит только одна любовь к своей Родине. Это гораздо больше... Это — сознание своей неотъемлемости от Родины и неотъемлемое переживание вместе с ней ее счастливых и ее несчастных дней», — писал Лев Толстой. И в этом смысле все творчество М. Алексеева, «переживание». Иногда встретишься с Михаилом Алексеевым и ощущаешь: он весь заполнен делами государственны­ми, делами депутатскими. Присмотришься, что решает он, тогда и видишь: дорогу помогает проложить, школу построить, санитарную машину для села «пробивает». А то расскажет о горькой переписке с человеком, попавшим в заключение, и понимаешь, что эти государственные дела есть дела человеческие, что дела родных ему людей — это и есть дела его государства, его народа.

И в этом общественном принципе творческое кредо Михаила Николаевича Алексеева.

Всем миром своего художественного творчества и предстает перед нами — как художник-патриот, певец Родины.

Патриотизм не умозрителен, не бесплоден, он глубок и страстен, он реальная душевная сила писателя. И естественно, что состоит он не из пышных возгласов, но из сердечной любви к людям и в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему во всякой земле, как писал В. Белинский.Один из буржуазных эстетов и кропотливых исследователей истории, философии, морали и литературы прошлого века, француз Ипполит Тэн, пессимистически заключал, что человек — зверь. Он полон, по мнению этого философа, животных инстинктов и покрыт лишь тонким слоем позолоты цивилизации. Поскребите позолоту — и перед вами зверь доисторических времен. Время его не изменило. Он остался внутренне таким же, каким был в пещерный период своей истории. На фоне человеческих трагедий, капиталистической алчно­сти и хищничества, войн и колониального разбоя, мафиозности и порнографии такие взгляды могли многим показаться убедитель­ными.

Литература социалистического реализма не могла не замечать зверств и искажений эпохи, но, опираясь на многовековую гуманисти­ческую мысль лучших сынов человечества, она четко осознавала причины такого озверения человека, массового затмения человеческой сути, зависящие не от его природы. В самом же человеке она ищет высокое, духовное начало, нравственные опоры, с помощью которых человек возвышается над животным миром, творит жизнь, ее действительную человечность и красоту.

Какие только бури и трагедии времени не проносятся над героями Михаила Алексеева, да и над ним самим!

Поистине все слои позолоты, да и других благородных и неблаго­родных пород металла должны были растворить потоки горя и страданий, жестоких испытаний, проходящие через души наших людей. Но писатель видит, что в простых рабочих людях не угасла человечность, не застыла душа, а в ней горит притягательный огонь добра, справедливости и разума.

В великом сражении на Курской дуге в июле 1943 г. назначили его, совершенно неожиданно для самого Михаила Николаевича, заместителем ответственного редактора дивизионной газеты «Совет­ский богатырь».

Судьба фронтового газетчика не раз воспета и показана во многих дневниках, очерках и даже стихах. Но стоит приподнять романтиче­ский покров, и становится понятно, что армейский журналист это такой же многотерпеливый, подвергающийся смертельной опасности воин, как и боец передовой. Ибо материал истинный газетчик должен был «организовывать» не в штабе, а с передовой, нередко отправляясь с разведчиками в поиск, переправляясь с авангардом на захваченный плацдарм, преодолевая с саперами минное поле и другие преграды. Помню, как маршал В. И. Чуйков рассказывал, что отправил обратно на тот берег Волги из штаба 62-й армии одного журналиста, прибывшего на израненную сталинградскую землю 3 февраля 1943 года: «Где вы раньше были?» — таков был его жесткий вопрос журналисту. Возможно, прославленный маршал не совсем прав, но вопрос этот он не задал бы Михаилу Алексееву. Михаил Николаевич был сам солдатом, был вместе с солдатами, воевал и шел по самым трудным дорогам войны.

Как-то с самого начала своего творческого пути предстал он перед читателями как военный писатель, кропотливый и честный летописец Великой Отечественной.

В его «Солдатах» еще натыкаешься порой на литературные штампы, незавершенность образа, неубедительность ситуации и пси­хологической разработки поведения героя. Но сквозь все это пробивается такое горячее дыхание войны, предстает такая драмати­ческая и живая картина солдатской жизни, что читатель сразу верит в этих мужественных, грубоватых, по-мужски верных, разных и единых в служении Родине людей.

Аким Ерофеенко, Семен Ванин, Федор Забаров, Петр Пинчук, сер­жант Шахаев, действительно все они разные, идущие вперед против бурного потока войны, ничего им не сулящего, кроме гибели. Но зато они несли в своих руках освобождение, спасение, защиту. Они были солдатами жизни, а их противник представал перед историей как апостол смерти.

Кто мог победить в этой смертельной схватке двух миров? Только те, у кого более сильная любовь, только те, у кого более глубокая вера, только те, у кого более высокая мечта. Только те, за кем более справедливое дело.

И поэтому смогли победить солдаты, поэтому пришла победа. Поэтому верили героям М. Алексеева, несмотря на то, что это был его первый роман. А вслед за ним повести «Наследники», «Дивизионка», «Автобиография моего блокнота», несколько военных сборников рассказов и очерков. И в памяти критиков, читателей он закрепился в пятидесятые годы как писатель исключительно военной темы.

Действительно, солдатская тема, тема подвига сделала М. Алексее­ва писателем. И с ней он шагнул в литературу, но воспоминания детства и юношества увели его в далекое и родное село. В 1961 году появился «Вишневый омут», удививший многих критиков поворотом писателя к новому слою жизни. Затем «Карюха», «Ивушка неплакучая». Но писатель знал, что в этом нет никакой неожиданно­сти. «Дело в том, что и в военных-то моих книгах главными героями, как правило, являются все те же землепашцы, по случаю войны облаченные в защитного цвета форму. Так уж испокон веку на Руси: при вражеских нашествиях сеятель сейчас же становится воином... Сеятель и хранитель, пахарь и солдат, по-видимому, останутся главными моими героями до конца дней моих».

Два героя его прочно завоевавших признание романов, Михаил Аверьянович Харламов из «Вишневого омута» и Феня Угрюмова из «Ивушки неплакучей», стали полнокровными символами нашего крестьянства, советских людей. Один из них — многотерпеливый садовник, взращивающий и оберегающий жизнь, вторая — ее прародительница, стойкая заступница за все доброе, светлое и человеческое на этой земле. Они не перекладывают со своих плеч тяжести времени. Да им и не на кого их переложить. Они верят, что если они будут держаться, то и все выстоят, если они будут беречь добро, то оно даст свои новые плоды в детях, внуках, новых поколениях людей. Но для этого нужна непрестанная ежедневная работа на всех нивах человеческой жизни.

«Доброе-то в человеке заглушить легче, чем дурное. Дурное так и лезет в глаза всем. А хорошее надо еще увидеть, разглядеть, да все время ухаживать за ним, чтобы не увяло, не засохло, не пропало в человеке»,— говорит Феня Угрюмова, всю свою жизнь творя и оберегая это добро.

Вроде бы и нет единого сюжета у повести «Хлеб — имя существительное», нет главного персонажа, но с каждой новой новеллой разворачивается увлекательная и драматическая, радостная и грустная картина народной жизни. И уже с середины повести заинтересованно следишь за энергично действующими сегодня и романтически возникающими в далеких годах персонажами. А их в повести немало — все запоминаются своим характером, поступками, приметами, языком. Да и автор не отсутствует, он реальный их собеседник и ваш поводырь по дворам Выселок. А тут и неутомимый иронист, резонер и человеколюб — дед Капля; получивший поворот от Журавушки с такими полыхающими жарким огнем ушами, «что от них можно прикурить», охранник Самонька; однорукий почтмейстер- почтальон Зуля, из соображений гуманного свойства решивший вскрывать письма; добрая старая учительница, которой из-за любви своей автор в детстве нанес большую обиду; вечный депутат, утешитель вдов кузнец Акимушка Акимов; терпеливец и честяга парторг Стышной Аполлон; жертва святец «полесовный» защитник Меркидон Люшня.

А рядом, в этом Ноевом Ковчеге Выселок, куча переизбранных председателей, неверующий, но уверенный в своей правоте отец Леонид, хитрющая и способная воровка и спекулянтка Глафира. Там живут они, работают, спорят, выпивают, отдыхают, любят, женятся и, по привычке хочется написать, разводятся. Но нет, не разводятся в Выселках, жизнь там хоть и не безгрешная, но основательная.

А сколько вдовьих слез видел автор, сколько бабьих бед, которые заготовила для женщин России судьба. И, может быть, поэтому самой яркой звездой в ожерелье новелл сверкает повесть «Журавушка» и ее героиня непорочная и прекрасная, как Вечная Любовь. Может быть, от того, что талантливый и самобытный режиссер Николай Ильич Москаленко с изумительной актрисой Людмилой Чурсиной сделал одноименный светлый и грустный фильм, кажется, что новелла существует сама по себе. А может, автор так сконструировал повесть, что вершиной, апофеозом ее и должна была быть «Журавушка». Думаю, что этот образ русской женщины — девушки, невесты, жены, матери — в своей верности и красоте является одним из самых значительных и замечательных в нашей советской литературе.

«Хлеб — имя существительное». Эти слова стали уже хрестома­тийными. Мудрый дед Капля, растолковывая их московскому охраннику, говорит: «Хлеб! Что может быть важнее хлеба?! Хлеб — имя существительное! — Дед Капля вымолвил эти слова особенно торжественно и по-ораторски воздел руки кверху, поднялся за столом и стал вдруг как будто выше ростом.— Поэтому как все мы существуем, поскольку едим хлеб насущный!.. — И он повторил с хрипотцой в голосе: «Хлеб — имя существительное, а весь остальной продукт — прилагательное».

За словами героя повести скрывается глубокая убежденность автора в первородстве хлеба, его облагораживающей святости, проявлении в нем человеческого разума. Хлеб для Михаила Алексеева не дар божий, а плод изначального людского труда, мудрости земледельца, результат его добрых взаимоотношений с природой.

И он всюду выступает за хлеб. Вспомните его знаменитое письмо- книжку, обращенную к юным, о бережливом отношении к хлебу. Значимость этой небольшой на первый взгляд обычной книжечки оказалась намного больше, чем ее объем. Недаром на VII съезде советских писателей в Отчетном докладе Первого секретаря Союза писателей Г. М. Маркова было сказано об этом, как о большом гражданском деле писателя.

М. Алексеев любит землю, знает ей цену, борется за ее благоустройство. Почти в каждом его романе и повести есть настоящий радетель природы, земли, почвы.

В одном сельском клубе я увидел высказывание: «Обидеть землю — значит обидеть наше будущее; украсить землю, сделать ее еще более плодоносной и жизнетворящей — значит сделать будущее страны прекрасным». Написанное во всю стену, оно не имело подписи. А ведь слова-то принадлежат М. Алексееву. Сказал завклубом, он засмущался, обещал дописать. Но думаю, что для автора это уже награда, когда мысли его и слова возвращаются пусть даже в безымянном виде к людям, от которых усвоил он великую мудрость земли.

Удивительна щедрость писателя к друзьям, старшим товарищам и собратьям по перу и искусству. Не снисходительное похлопывание, а дружеская поддержка и даже заинтересованная критика. Далеко не все любят отрываться от своих дел для дружбы. Но не все и имеют право на это. Михаил Алексеев имеет. Он обращал свое писательское внимание и не раз писал о М. Шолохове, Л. Леонове, А. Твардовском, С. Воронине, О. Гончаре, Р. Гамзатове, М. Горбунове, Н. Грибачеве, А. Довженко, П. Загребельном, М. Зарудном, Г. Жукове, А. Иванове, Кешокове, В. Кожевникове, В. Кочетове, В. Кулемине, Н. Камбулове, И. Карабутенко, Г. Маркове, А. Макарове, Ф. Панферове, Г. Регистане, С. Сартакове, Л. Соболеве, И. Стаднюке, В. Солоухине, И. Тарбе, В. Федорове, Г. Холопове, С. Шуртакове, В. Шукшине. И это только те, слово о ком вошло в шестой том собрания сочинений. Поистине небольшая, но емкая антология советской литературы, в которой по праву первое место занимают М. Шолохов, Л. Леонов, М. Горький, а продолжает большой ряд мастеров.

В такой небольшой по объему статье надо изложить кредо автора, дать характеристику его творчеству, отметить особенность, поэтому М. Алексеев предельно собран и афористичен в оценках.

В своих публицистических статьях и очерках, эссе М. Н. Алексеев предстает и сам как большой мастер, умеющий обобщить факт, придать ему социальное звучание.

Блестяще продемонстрировал он это в статье «Богатыри», опубликованной в «Советской культуре». Под пером автора из события художественного выставка двух великих художников — наших современников, Сергея Коненкова и Аркадия Пластова, — превраща­лась в явление историческое. Да, писатель показал общественную зна­чимость художников, по творчеству которых можно было скользнуть лишь восторженно дилетантическим либо профессионально холодным взглядом. «Богатыри» — Сергей Коненков и Аркадий Пластов. «Богатыри. Они и воспевали в своих творениях богатырей, только не сказочных, а вполне реальных, до боли сердечной близких и знакомых нам, тех, что живут с нами, окружают нас от первого до последнего часа нашего пребывания на земле по имени Россия».

Удивительным бывает неумение видеть пророков в своем Отечестве, но выставка в Манеже, которая проходила, правда, значительно короче, чем иные зарубежные экспозиции, сделала нас соучастниками такого события, когда мы, так же, как люди прошлого века, приходившие на выставки Репина, Сурикова, Врубеля, Васнецова, можем с гордостью сказать, что являемся современниками великих художников. Михаил Алексеев приковал внимание тысяч непрофесси­оналов к этому незаурядному событию в художественной и обще­ственной жизни. Словом благодарности закончил он статью: «...счастливая эта оказалась мысль: поместить работы двух русских советских великанов под одной крышей. А мы им, оставившим нам в наследство, как бесценный дар, свои творения, в молчаливом молитвенном поклоне скажем «спасибо». Спасибо за то, что они дали нам возможность поглубже заглянуть в самую душу Родины нашей, наговориться с нею как бы наедине, с еще большею силой понять ее и уверовать в ее могущество, в ее великое будущее. В ее бессмертие».

Эта статья — продолжение замечательной традиции деятелей русской культуры, заинтересованно и внимательно относящейся ко всему, что в ней происходит.

Александр Блок в апреле 1921 года писал: «Россия — молодая страна, и культура ее — синтетическая культура. Русскому художни­ку нельзя, не надо быть «специалистом». Писатель должен помнить о живописце, тем более прозаик о поэте и поэт о прозаике. Бесчисленные примеры благодетельного для культуры общения... у нас налицо; самые известные — Пушкин и Глинка, Пушкин и Чайковский, Лермонтов и Рубинштейн, Гоголь и Иванов, Толстой и Фет» (Без божества, без вдохновенья. Сб. о Родине. 1945, с. 141).

Превосходный знаток деревни, крестьянской психологии, окружа­ющей нас природы, певец земледельческого труда Михаил Алексеев еще раз погружается в сельскую стихию в только что вышедших «Драчунах». Он мастерски описывает деревенскую избу, изобильный дедушкин сад, весеннюю встречу скворцов, удаль деревенских мальчишек, яркую сельскую ярмарку, преображение природы в разное время года.

Но на этот раз, пожалуй, роман М. Алексеева менее всего может вызвать умиление сельской жизнью, а радость деревенских ребятишек от познания живого окружающего мира только подчеркивает его сложность и противоречивость.

«Драчуны» — рассказ о конфликте, о драме, разворачивающейся в жизни детей, их родителей, о сложностях жизни всего общества. По незначительному поводу двое ребят начинают драку. В нее втягива­ется весь ребячий коллектив, а за ним и все село. Только что оно казалось единым и артельным сообществом, но искра разлада подожгла весь сельский уклад — заполыхал пожар серьезной ссоры. И уже вползает драка в большой социальный конфликт времени. Не столь безобидными представляются детская несдержанность и бездумие. Да, сколь же пустячными бывают поводы для ссор, размолвок и раздоров?.. Как же далеко простирается разрушительная, поистине сейсмическая сила первотолчка конфликта? Как остановить его? Где найти силы для сдержанности и благоразумия?

Остановиться, оглядеться, не дать себе пойти дальше по линии саморазрушения смогли юные герои романа Ванька Жуков и Миша Алексеев. Они протянули друг другу руки и сумели снова приобрести себе весь мир. Это большая человеческая победа. «Подлинные размеры и значение любых утрат познаются лишь тогда, когда мы утраченное обретаем вновь. В этом случае потерянный и вскоре найденный пятак превращается в полтинник; обыкновенная палка, кривая и небрежно, плохо отесанная, к которой ты, однако, привык... в конце концов все- таки найденная, превращается бог знает в какую драгоценность, засыхающее деревце в саду становится во сто крат дороже, когда одолеет недуги и войдет в прежнюю силу, окинувшись по весне свежею, сочною листвой... Подобно этому, наверное, познается нами и доподлинная цена утраченной некогда, но, к счастью, вновь обретенной дружбы и любви». Автор романа раздумчив и тревожен, его мучает вопрос:

«...Неужели для того, чтобы стать вполне счастливым, то есть ощутить и оценить это счастье в полную силу и полную меру, ты должен прежде пережить какое-то большое горе, то есть быть несчастным?» И хотя он и отвечает на этот вопрос утвердительно, но в ответе звучит неуверенная интонация: «Не знаю, не знаю. Может, оно и так. Во всяком случае, у нас с Ванькой случилось именно так...»

Потери детства быстро и далеко уходят в прошлое. Но в зрелом и пожилом возрасте они всегда рядом, они сходятся на одной площад­ке прошедшей жизни, перед которой уже нет большого, манящего бу­дущего и поэтому-то встают вместе все утраты, явственно видно, что можно было не потерять. Конечно, в жизни не может не быть потерь, иначе она бы затвердела, застыла, стала неподвижной, то есть переста­ла бы быть жизнью. Но в возможных ли пределах несем мы их иногда? Не можем ли предотвратить многие жертвы?..

...Не раз обращается в своей публицистике и творчестве Михаил Алексеев к трагедии голода, когда погибли тысячи людей. В чем причины этой страшной трагедии, может быть, и не мог понять школьник Миша, но уроки прошлого должны жить для взрослых, для тех, кто ответственно и серьезно думает о жизни, о своем предназначе­нии человека.

Михаил Алексеев получил свое коммунистическое крещение под Сталинградом. И все эти годы вынашивал мысль: посвятить свою сокровенную книгу этому городу, тем, кто сломал здесь хребет фашистскому зверю, кто совершил непостижимое и сверхчеловеческое.

В таинстве рождаются книги хороших писателей, многое вынаши­вается годами. И преждевременно говорить о книге, давать оценку, но, зная Михаила Николаевича Алексеева, мы все ожидаем роман «Сталинград», на обложке которого может быть обозначена рубрика великой серии советской литературы:

РОДИНА, ПОДВИГ, СОЛДАТ.

1981 г.

Валерий Ганичев


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"