Эти два трогательных рождественских рассказа были опубликованы в 1935 году в журнале «Православная Русь» – органе Русской Православной Церкви Заграницей, имя их автора указано не было, в конце стояла подпись: «***» – три звёздочки.
От публикаторов
ПРОФЕССОРСКАЯ ЁЛКА
Нас собралось в маленькой комнатке у непышной ёлочки семеро, семь бедных Московских студентов. Было это в сочельник 1912 года.
Ни один из нас не мог добраться на Рождество к своим. У одних и своих не было, другим – средства только-только позволяли скудно прожить в Москве. Сложивши копейки, купили ёлку, леденцов, орехов, снеди дешёвой и сошлись праздновать у худого и высокого студента Пети М. Свечи догорали, чуть потрескивали в печке берёзовые дрова. В полутьме помолчали – свои думы думали.
Нарушил молчание я.
– Расскажи-ка, Петя, про себя что-нибудь. Ты будто в скорлупе сидишь всегда, ни откуда ты, ни о родных твоих никогда не скажешь.
– Нечего мне рассказывать, ничего радостного не было в моей жизни, кроме, разве…
Петя помолчал, поправил кочергой дрова; оставив дверцу открытой, он долго смотрел в огонь.
– Ну, ладно! Буду рассказывать то, о чём молчал до сих пор. Про родных скажу мало; Я из «кухаркиных» сыновей. Отца своего я не знаю. Мать похоронил давно, ещё будучи малолетним. В гимназию и сюда попал случайно. Было это так.
Мне было около трёх лет, когда случилось то, о чём сейчас расскажу.
В тот год сочельник пришёлся на воскресенье. Утром, в одной из церквей города Харькова, после службы, когда народ уже разошёлся, у иконы Божией Матери священник увидел завёрнутого в тряпьё мальчишку. То был я. Мать моя, не в силах прокормить меня, оставила меня в церкви. Ни кто я, ни где живу, я сказать не мог. Священник решил взять меня к себе, чтобы после праздника через полицию отыскать родных или устроить меня в сиротский дом. Был он многосемейный, и лишний рот был бы ему в тягость. После я узнал его близко и теперь вспоминаю его латаную ряску и кучу ободранных ребят. Взял он меня за руку, и мы вышли из тёплой церкви на мороз на модную улицу.
Встретился нам старичок, профессор М., (со слов которого я и рассказываю теперь так подробно эту историю). Был он старый холостяк, живший в маленьком домике, куда изредка приходил старый отставной солдат для уборки. Он же ежедневно приносил профессору из ресторана еду. Увидя нас, профессор остановился и спросил батюшку, откуда и куда ведёт он карапуза в потёртой кофте и тряпках вместо сапожков на ногах. Батюшка рассказал, как он нашёл меня и что решил сделать со мной.
– Вот, – прибавил он, – покажу ему ёлку. Впервые ему, видно, это будет. Да и потом увидит ли ещё ёлку?
Задумался профессор, попрощался и пошёл. Потом, вдруг повернулся и изо всех старческих сил побежал за батюшкой.
– Знаете, батюшка, дайте его мне, на праздник только, а там уже сделаем что надо. Вам трудно, у Вас своих куча, а я один.
– Да кто же у Вас смотреть за ним станет? Женская рука нужна, моя матушка привыкла к обращению с детьми, а Вам обуза.
Упрося, профессор взял меня и на извозчике доставил к себе. Как раз и солдат с обедом, поздним в этот день, подошёл. Тотчас откомандировал его профессор покупать ёлку, орехи, сласти, да заодно и одежду мне. Сам вымыл меня, расчесал, подстриг, как умел, старыми как сам ножницами. Вдвоём с солдатом одели меня, накормили и спать на профессорскую кровать уложили. А сами тем временем ёлку убирали, как дети радуясь и увлекаясь, споря часто о всяких мелочах. Наконец, справились, всё приготовили к ужину и на извозчике же совместно – профессор и я на сидении, солдат с извозчиком на облучке – отправились в церковь, где я был подобран священником. Служба уже началась. Меня сморило, и я заснул.
Кончилась служба, осталось несколько человек исповедников и среди них хилая, худая, бедно одетая женщина. Мы вышли, я на руках у солдата, и отправились домой. Солдат остался со мной в столовой, а профессор прокрался в комнату, где бывала ёлка. Зажёг её и сразу распахнул к нам двери. Мне кажется, что я и сейчас помню её, эту ёлку, небольшую, как-то криво стоящую, но такую, каких никогда и нигде не увидишь. Она была как бы частью меня, царицей всех ёлок будущих, которые я видел потом. Солдат пропел какую-то песню, народную, про Рождество.
Мы втроём, держась за руки, стали ходить вокруг ёлки – это только и помнил профессор из ёлочных обычаев. Свечки таяли, гасли, и мы перешли в столовую к Рождественскому столу. И тут, когда профессор стал раскладывать еду по тарелкам, он увидел, что солдат поставил лишний прибор.
– Видно, гость будет, – смущённо сказал он.
И точно – в дверь со двора постучали, робко и неуверенно.
– Показалось, что ли, – сказал профессор, – некому прийти ко мне в такой час.
Стук повторился. Солдат открыл дверь, и в прихожую вошла моя мать – та самая худая и болезненная женщина, что ждала очереди к исповеди.
– Сын мой у вас, – тихо сказала она.
Сжалось сердце у профессора:
– Да, – говорит, – здесь.
– Мне батюшка сказал, исповедоваться пошла в грехе своём… Пришла посмотреть, добрые ли люди взяли. Сочельник сегодня... Невмоготу мне…
Поникла, бедная, и замолчала.
– А Вы, с нами... Раздевайтесь… – первым опомнился солдат.
– Да, да! Что же я? – засуетился профессор и стал помогать матери стаскивать старую кофту и платок. Уговорили мать и усадили у оказавшейся кстати лишней тарелки. Солдат торжествовал. За столом мало ели, как бы смущаясь друг друга, и только я то ласкал мать, то улыбался профессору и солдату. Никто не мог уловить момента, когда следовало встать из-за стола. Наконец солдат авторитетно заявил, что «дитю спать надо». Мать поднялась и хотела со мной уходить, опять в тёмную, чужую и холодную ночь... Не тут то было. Меня уложили на профессорскую кровать, а матери устроили в той же комнате ложе на диване. Профессор лёг на кушетке в кабинете. Солдат ушёл, обещая рано прийти назавтра с продуктами.
Не спал профессор в ту рождественскую ночь, всё слушал кашель матери и меня сторожил.
Мать осталась со мной у профессора и вскоре слегла, чтобы уже не вставать. Мы втроём схоронили её. Профессор попросил у матери право на моё усыновление, и я теперь пишу его фамилию. Вот почему мне удалось поступить в гимназию, кончить её и сюда попасть. Помните, в позапрошлом году я ездил зимой в Харьков? В самый сочельник похоронил я профессора, и тот же, уже теперь древний и дряхлый священник отпевал его в той же церкви, где нашёл меня...
Собственно, не о чем было рассказывать, да уж раз просили, да и день такой... Сочельник...
* К новой публикации текст подготовила М.А. Бирюкова
Икогнито
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
