Нелегко жилось о. Николаю. Заштатный, вдовый, восьмерых детей схоронил. Один на свете как перст. Только верная, от старости уже оглохшая Матрёна, всех детей нянчившая и с о. Николаем их и матушку хоронившая, опекала дряхлого, «ветхого деньми» старого батюшку. В крохотной хатинке, на глухой окраине городка, ждали они часа смертного и, бывало, и один и другой думали, что пора бы уже оставить эту жизнь. Весь год о. Николай жил отшельником, изредка заменяя кого-нибудь из штатных священников на службе, да по большим праздникам сослужил то в одной, то в другой церкви – чаще всего в своей бывшей. Остальное время перечитывал подслеповатыми глазами в железных очках, древние книги свои, каждый раз находя в них новое, неизвестное. Только раз в году, тайком даже от Матрёны, хорошо, конечно, знавшей этот «грех» батюшки, он нарушал течение своей тихой жизни. В сочельник, под ряской, приносил он скраденную где-нибудь жалкую веточку ёлки и доставал из заветного кованного сундучка звезду, помятую и потускневшую, да два проволочных самодельных подсвечничка. Отправив глухую Матрену спать, он тихо украшал свою ветку, зажигал свечи и беседовал с матушкой покойной, с детьми отшедшими... В этот вечер они все бывали в сборе. Слышал о. Николай неземное пение, чудную речь и понимал их. По временам и сам старческим тенорком подпевал что-то, будто вступал в хор. И сидя у догоревших свечей тихо засыпал, старый ребёнок. Год за годом шли, дряхлел о. Николай, всё тяжелее ноги становились, всё круче сгибалась спина под тяжестью лет.
В тот год была лютая снежная зима. С трудом добирался старик до церкви, но не пропускал, все же, ни одной рождественской службы. И в сочельник вечером вышел он на полиелей, величать Христа родившегося. После долгой службы вышел он из церкви. Один из бывших прихожан предложил подвезти его до дому, но упорно отказывался, несмотря на метель, о. Николай. Надо было бы подъехать ему, особенно тяжелы были ноги в тот день, да не мог он – не было ещё заветной ёлочной веточки у него, и была мысль добыть её на городском катке, на реке, по дороге. Даже ножичек захватил он на этот случай. В темноте, под ветер побрёл он знакомой дорогой. Трудно идти, точно ощупью бредёт старец. Ноги будто к земле прилипают, но идёт он, весь в снегу, точно древний дед Мороз с заиндевевшей бородой. Вот, наконец, и пустынный, заметённый снежной пеленой каток. Только ёлки кругом чернеют. Не слушаются замёрзлые руки, ножик в них не держится, но старец не оставляет мечты своей. И когда доставать ножик, ветер будто набросился на него, заполыхал полами ряски и пополз под ней, обжигая едким холодом иззябшее тело. Наконец справился о. Николай, спрятал на грудь заветное сокровище, выронил ножик и не нашёл его. «Знать в последний раз», – мелькнула мысль, но радость успеха тотчас прогнала её. Тяжело было добираться домой, ещё больше отяжелели ноги, тело плохо сопротивлялось ветру, и то в жар бросало о. Николая, то железными тисками охватывал его мороз, сковывая льдом сердце. С трудом взошёл он на косое своё, занесённое снегом, крыльцо, как бы в полусне схоронил свою веточку, не чувствуя вкyca отведал бедной кутьи и взвара и поскорее ушёл в свою клетушку, на беседу к своим. И казалось ему, что громче обычного небесное пение, и веточка не с двумя огнями, а с массой звёзд; движутся звёзды, и среди них одна огромная, дрожит и переливается необычайным светом. Вот и милые лица, радостный отблеск неземного света на них. Они сегодня ближе, кажется, можно рукой погладить дорогие головки. Но не поднимается рука, привязана она к телу, не оторвать её.
Тело дрожит, не пускает двинуться...
Старую Матрёну во сне будто кто-то пребольно толкнул в бок. «Иди к о. Николаю», – почудился ей голос. Осторожно прошла она в клетушку старца и видит: веточка с звездой, и два огарочка догорают, а перед ними сидит батюшка, глаза открыты, блестят от огоньков. Голова как-то закинута на спинку ветхого кресла, и уста что-то шепчут, а что не понять. «Батюшка, о. Николай!». Скорее догадалась, чем разобрала по губам слова: «Отца Василия! Причастить!». И пошла старая в метель и холод звать о. Василия. Не поспевала, идучи назад, за спешившим отцом Василием. Было сокрушение: «Не успею «грех» батюшки убрать». Исповедался отец Николай, нашёл силы поведать свой «грех» о. Василию и глазами показал на веточку, с древней звездой. Причастившись благоговейно, лёг покорно с помощью о. Василия на свой одр и тихо, во сне, отошел к Господу. Будто внезапно стихла метель, засияли в чистом небе ясные декабрьские звёзды.
Есть сказание в народе, что Господь призывает к себе праведников чаще всего в день Пасхи или Рождественскую ночь. Ни на панихидах, ни на погребении не плакала старая Матрёна, бабьим воем провожавшая матушку и детей о. Николая.
Подпись: ***.
* К новой публикации текст подготовила М.А. Бирюкова
Икогнито
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
