В конце 70-х годов ХVIII века Эстонию посещает Михаил Никитич Муравьев. Увы, современному читателю это имя почти ничего не говорит. Между тем в свое время М. Н. Муравьев был известным поэтом, прокладывавшим путь русскому предромантизму, другом и учителем многих литераторов, видным деятелем в области просвещения. Эстонские впечатления нашли отражение в его стихотворении «К Феоне». В нем впервые в русской поэзии М.Н. Муравьев описывает природу Эстонии, усадьбу с находящимся вблизи замком на высоком берегу Финского залива, где останавливался поэт, путь из Петербурга в Эстонию. Упоминает М.Н.Муравьев в своем произведении и о «соломой крытых шалашах» эстонцев, которые «все свои печали топили в чашах». Особое впечатление на поэта произвела Нарва с суровым видом двух крепостей и с воспоминаниями о Петре I.
Гаврил Романович Державин
(1743 –1816)
Как нелегко о Боге говорить,
— Как мне свой этот тяжкий труд закончить?
Державин молвил, вновь берясь творить,
И в Нарве муза вдруг явилась ночью.
А в 1784 году в Нарву приезжает уставший от суеты столичной жизни русский поэт 18-го века, предшественник Пушкина, Гавриил Романович Державин. Здесь он снял квартирку у одной старушки и за несколько дней завершил свою знаменитую оду «Бог», переведенную впоследствии на многие языки мира. Некоторые краеведческие источники рассказывают о том, что оду «Бог», Гаврила Романович никак не мог закончить, и только ночью во сне, в Нарве, увидел необыкновенный свет, который не исчез, когда он проснулся. Поэт тотчас бросился к окну, и великое творение было завершено в считанные минуты. Конечно, эстонцам, любителям русской поэзии, хочется верить в то, что Нарва вдохновила поэта на окончание лучшего своего творения. Тогда, в ХVIII веке, ода «Бог» вызвала широчайший публичный резонанс, имела потрясающий читательский успех.
Денис Иванович Фонвизин
(1744–1792)
Фонвизин — письмописец и поэт —
Здесь описал страданья и тревоги,
Пролил на жизнь крестьян эстонских свет
Всего лишь проезжая по дороге.
В том же 1784 году, направляясь за границу, уже не в первый раз посетил Эстонию Денис Иванович Фонвизин. Как раз в это время здесь начались волнения эстонских крестьян, переходившие в бунты. В письме к родным замечательный русский сатирик и драматург отмечает мужество и самоотверженность крестьян, предпочитавших смерть рабству. Письма Д. И. Фонвизина были по существу образцами эпистолярной литературы, рассчитанной на широкий круг читателей. Увы, при жизни писателя они из-за цензуры в печать не попали.
Николай Михайлович Карамзин
(1766 –1826)
А Карамзин манеры описал —
Кто как одет
И говор здешний даже,
И коль писатель сей историк сам
Всё для него в поездке очень важно.
В мае 1789 года по пути за рубеж проезжал по Эстонии Николай Михайлович Карамзин, писатель и историограф, без трудов которого история русской культуры была бы значительно беднее. В своих знаменитых «Письмах русского путешественника» Н. М. Карамзин довольно подробно описал путь из Нарвы в Тарту (Дерпт), а отсюда в Ригу, остановившись и на местной природе, и на языке, одежде, даже характере эстонцев. Конечно, при езде на перекладных, наблюдая за жизнью края из окна кареты, трудно получить сколько-нибудь полное понимания и, тем более, глубокое представление о ней. Однако, читая и перечитывая страницы о своей Родине, понимаешь, насколько интересна её история, особенно такая, какой её увидел Карамзин.
Иван Андреевич Крылов
(1769 –1844)
Служил в Эстонии прекрасный человек —
Он сочинил немало метких басен.
Их помнят люди третий век
И слог их интересен и прекрасен.
Оказывается, бывал в Эстонии и мой любимый баснописец Иван Андреевич Крылов. С октября 1801 по сентябрь 1803 года он служил в Риге правителем дел канцелярии прибалтийского генерал-губернатора С. Ф. Голицына, своего покровителя. Весной и летом 1803 г. Крылов по делам службы побывал в Валга, Таллине и других городах Эстонии, даже совершил поездку на некоторые острова Балтики. Жаль, но пребывание в Балтийском крае никак не отображено в творчестве Крылова. Но мне предположить, что Эстония его вдохновила, ведь после пребывания в нашем крае он начал писать басни.
Константин Николаевич Батюшков
(1787 –1855)
И Батюшков тут к Гнедичу писал
Про труд нелёгкий бедного народа.
Его он другом, ополченцем стал,
Чтоб тот скорей обрёл свою свободу.
В 1807 году, находясь в составе народного ополчения и отправляясь на войну, в Эстонии побывал замечательный русский поэт Константин Николаевич Батюшков. Впечатления от местной жизни отразились в его стихотворном послании «Н. И. Гнедичу»:
Там финна бедного сума
С усталых плеч валится;
Несчастный к уголку садится
И, слезы утерев раздранным рукавом,
Догладывает хлеб мякинной и голодной...
Несчастный сын страны холодной,
Он с голодом, войной и русскими знаком
Под финном здесь имеется в виду эстонец —
так нередко называли жителей
Эстонии русские авторы той поры.
Александр Александрович Бестужев-Марлинский
(1797–1837)
Николай Александрович Бестужев
(1791 –1855)
Два брата здесь как целое одно -
Бестужевы творили вдохновенно,
Сердцами опускаясь к ним на дно
Чтоб описать предельно откровенно.
Особенно много писал о жизни Эстонии крупнейший декабристский прозаик Александр Александрович Бестужев-Марлинский. Он внимательно изучил по книгам историю и современное состояние края и в 1820 г. отправился в Таллин, чтобы непосредственно ознакомиться с эстонской жизнью. Результатом путешествия явилась нашумевшая в свое время книга «Поездка в Ревель» (1821), которая и сегодня читается с живейшим интересом. В первую очередь она поражает многообразие материала. Здесь и небольшой очерк об истории Таллина, фактически превратившийся в очерк истории всей Прибалтики; описание быта и нравов жителей Таллина и Нарвы, исторические экскурсы в прошлое тех мест, которые проезжал путешественник. Здесь и картинки Ревельского театра, и рассуждения автора об этимологии слова «Ревель», и даже очерк геологического строения Эстонии.
Также Бестужев, после второго пребывания в Эстонии, пишет четыре исторических повести, посвящённых нашему краю. В первой из них — «Замок Венден» (1821) — подлинные исторические события, отображённые через передовые убеждения автора, ненависть писателя к феодальному рабству и его защитникам. Лично для меня самой интересной явилась третья из ливонских повестей А. А. Бестужева «Ревельский турнир» (1824), во многом по-новому освещавшая прошлое Эстонии. В этой повести, близкой по своей художественной системе к историческим романам Вальтера Скотта, ХVI век был раскрыт через подробное воссоздание нравов, быта, конкретной обстановки той поры. Здесь впервые в полной мере оказался раскрытым исторический колорит, видны попытки объяснения человеческого характера эпохой и даже в какой-то мере социальной средой. Уже эпиграф к повести указывал на эти новые черты: «Вы привыкли видеть рыцарей сквозь цветные стекла их замков, сквозь туман старины и поэзии. Теперь я открою вам дверь в их жилище, я покажу их вблизи и по правде».
К ливонской теме обращался и брат А. Марлинского морской офицер Николай Александрович Бестужев, также видный деятель декабристского движения, неоднократно бывавший в Эстонии. В ультраромантической по сюжету и стилю повести «Гуго фон Брахт» (опубликована в 1823 г.) действие происходит в XIV в. в Эстонии. Для этого произведения тоже характерно отрицательное отношение к феодальному прошлому.
Вильгельм Карлович Кюхельбекер
(1797–1846)
Кюхельбекер часто приезжал в Эстонию
Ещё совсем ребёнком.
и впечатлился так,
что написал «Адо»,
своей душой проникнув тонко
в беду крестьян,
в их рабский, тяжкий труд,
что испытал народ когда-то тут.
То, что было лишь слегка намечено в «Гуго фон Брахте» Н. А. Бестужева, в полной мере развито в замечательной «эстонской повести» В. К. Кюхельбекера «Адо» (опубликована в 1824 г.). Детство Вильгельма Карловича Кюхельбекера прошло в Эстонии, он был хорошо знаком с этим краем и даже в стихах, написанных в заключении после восстания декабристов, не раз вспоминал о нем, считал Эстонию своей родиной. В исторической повести «Адо» Кюхельбекер попытался воссоздать ХIII век в Эстонии. Кюхельбекер в центр произведения поставил борьбу древних эстонцев за свою свободу. В повести выдержан национальный колорит, автор «Адо» стремится отобразить обычаи, обряды, верования древних эстонцев. С этой целью он даже вводит в произведение образцы эстонских песен. В текст повести включены отдельные эстонские слова и местные географические названия.
Василий Андреевич Жуковский
(1783 –1852)
Учитель Пушкина —
прозаик и поэт —
Жуковский посещал немало лет
Прекрасные места Эстонии,
Чтоб изучить её историю.
Часто приезжал в Тарту Василий Андреевич Жуковский. Иногда он живет здесь по многу месяцев, заводит широкий круг знакомств в здешнем обществе, посещает лекции в университете, становится посредником в литературных связях с Петербургом. В Тарту Жуковский написал ряд стихотворений, многие из которых посвящены местным деятелям (проф. Г. Эверсу, Т. Э. Боку и др.). Поэт вообще заинтересовался Эстонией, ее прошлым, ее жителями и городами. Об этом свидетельствуют неопубликованные рукописи Жуковского («География и история Эстляндии и Лифляндии», «История и мифология финских племен»), представляющие собой выписки из разного рода источников о топографии и истории Прибалтики, о древней религии, обычаях и фольклоре эстонцев и латышей.
Николай Михайлович Языков
(1803–1846)
Хоть сам учился — зарождал в других
Здесь Языков любовь к литературе.
Он вёл к добру соратников своих
Поддерживая вкусы и культуру.
В Дерптском (в исторических летописях город Тарту упоминается под названиями Дерпт с 1223–1893 гг.) университете и в существовавшем при нем в конце 1820-х - в 1830-е гг. Профессорском институте учились многие русские поэты, функционировал литературный кружок, главой которого был Н. М. Языков. Всё это делало Дерпт-Тарту интересным русским культурным центром. Причем этот центр поддерживал тесные связи с Петербургом. Очень близкие отношения установились между дерптским русским очагом и А. С. Пушкиным, особенно в 1824–1826 гг., в период его ссылки в село Михайловское Псковской губернии. Через соседа Пушкина дерптского студента А. Н. Вульфа сюда даже быстрее, чем в столицу, приходили сведения о новых его произведениях и списки их. Между Дерптом и Михайловским шла оживленная переписка, обмен стихотворными посланиями. В некоторых источниках нашла сведения о том, что Пушкин мечтал приехать в Дерпт и предпринял для этого некоторые шаги.
С местным русским культурным центром связана и поэтическая школа дерптского студенчества. Однако всеобщую известность из поэтов дерптского студенчества приобрел только Николай Михайлович Языков, проживавший в Тарту в 1822–1829 гг. В эти годы он был идейно близок к декабристам. В своих свободолюбивых стихах, написанных в Дерпте, Языков протестует против самодержавного гнета, его возмущает молчание народа, который не поднимается на борьбу.
Однако после крушения декабристского восстания 1825 года характер студенческих песен Н. М. Языкова меняется. Из них постепенно исчезают острые политические намеки. Среди стихотворений Языкова второй половины 1820-х гг. есть великолепные образцы поэзии, в частности стихотворения «Пловец» («Нелюдимо наше море...») и «Из страны, страны далекой». Переложенные на музыку, они стали популярнейшими песнями русского демократического студенчества, распевавшимися в течение многих десятилетий.
Творчество Н. М. Языкова оказало огромное влияние на всех других поэтов дерптского русского студенчества. Языков стал их учителем, образцом для подражания, поэтому школу поэтов дерптского студенчества можно назвать языковской.
Владимир Александрович Соллогуб
(1813–1882)
Делится своими дерпскими впечатления и В. А. Соллогуб, литературная известность которого началась с повести «Два студента», опубликованной в 1837 г. в основанном А. С. Пушкиным журнале «Современник». Материал для повести писатель почерпнул из своих дерптских впечатлений, героями ее являются два студента Дерптского университета — русский Виктор и немец Эдуард, действие же разворачивается в маленьком провинциальном городке в Эстонии. Незамысловатый сюжет повести построен на любовном треугольнике. Для нас эта повесть интересна детальными, списанными с жизни, зарисовками обстановки провинциального эстонского городка и студенческого быта. Также у Сологуба есть повесть «Аптекарша» (1841), одна глава которой посвящена Тарту.
Но Тарту не был единственным русским культурным центром в Эстонии. В конце 1810-х – 1840-е гг. небольшой русский культурный очаг существовал и в Таллине. Это было связано с тем, что в эти годы Ревель-Таллин стал модным курортом России, куда на лето приезжали отдыхать «на воды» столичная знать и многие писатели. Напомним, что морским купаньям придавали в те годы исключительную целительную силу. «Живописный и прелестный Ревель, — писал один из современников, — в летние месяцы превращается в шумный уголок Петербурга, кипящий жизнью и удовольствиями. В Ревель ездили в большом количестве из Петербурга и больные, и здоровые, ибо поездка считалась необходимостью поклонников моды». Еще в конце 1810-х гг. в Ревеле побывал В. А. Жуковский. В 1824 г. поездку сюда совершили И. А. Крылов и известный знаток искусства, президент Академии Художеств и директор Публичной библиотеки А. Н. Оленин, близкий друг многих литераторов. Сохранился любопытный дневник их путешествия и пребывания в Ревеле. Неоднократно отдыхал в Таллине видный русский поэт П. А. Вяземский, заинтересовавшийся языком и фольклором эстонцев. В 1827 г. в Ревеле провел лето поэт А. А. Дельвиг, близкий друг А. С. Пушкина, с которым он переписывался из Таллина. Позже, уже в 1840-е г. — Ф. М. Достоевский, Н. А. Некрасов.
Ревельские впечатления нашли отражение и в творчестве отдельных русских литераторов. Появляются многочисленные описания «путешествий» в Ревель. Впечатления от Таллина и вообще от Эстонии отразились в поэзии П. А. Вяземского («Нарвский водопад», «Поручение в Ревель», «Балтийское видение», «Ночь в Ревеле» и др.).
Иван Иванович Лажечников
(1792–1869)
К прошлому Эстонии обратился в своем романе «Последний Новик, или Завоевание Лифляндии в царствование Петра Великого» (1831–1833) Иван Иванович Лажечников, один из основоположников русской исторической романистики. Он еще в 1814–1815 гг., находясь в Дерпте, заинтересовался историей Эстонии и посвятил ей немало страниц в своих «Походных записках русского офицера». В новом романе Лажечников обратился к одной из самых героических в истории России эпох — к Северной войне начала ХVIII века и деятельности царя-преобразователя Петра I. Действие же романа происходит в числе прочего и в Эстонии.
И. И. Лажечников стремится показать и отличительные особенности эстонцев и латышей, их язык, верования, суеверия, обычаи, празднества, одежду. Однако само описание этнографических особенностей жизни обитателей края нельзя признать особенно удачным: автор часто смешивает эстонцев с латышами — то латыши у него вдруг заговорят по-эстонски и поклоняются древне-эстонским богам, то, наоборот, у эстонцев обнаруживаются черты, характерные именно для латышей.
Федор Иванович Тютчев
(1803–1873)
Погуляв среди красот природы,
Размышляя в чудной тишине,
Наслаждался видом и свободой
Тютчев в удивительной стране.
Впечатлениями от природы Эстонии навеяно превосходное стихотворение замечательного русского поэта Федора Ивановича Тютчева «Через ливонские я проезжал поля...» (1830). Но оно интересно не столько как отображение эстонской природы, сколько как выражение философских размышлений поэта о прошлом и настоящем, жизни и смерти, природе и человеке.
Афанасий Афанасьевич Фет
(1820–1892)
Тонкий, нежный сей поэт
Пробыл здесь немало лет,
От того «Воспоминания» —
Вроде прошлого привет.
Несколько больше места заняла эстонская тема в творчестве другого выдающегося русского лирика Афанасия Афанасьевича Фета, в молодости учившегося в частном пансионе Х. Крюммера в Выру (город в Эстонии), а в период Крымской войны два года проведшего в Эстонии в качестве офицера русской армии. Местные впечатления отразились в его пейзажной лирике, ярко и красочно воссоздающей картины природы эстонского взморья (цикл «Море» и другие стихотворения) и в то же время выражающей лирическое чувство поэта. В конце жизни А. А. Фет работал над воспоминаниями, в которых рассказал и о годах, проведенных в пансионе Крюммера. Книга воспоминаний Фета «Ранние годы моей жизни» (1893) вышла в свет уже после смерти автора.
Фёдор Михайлович Достоевский
(1821–1881)
Здесь Достоевский жадно находил
Изюминку в характере любого.
Он своей прозой будто говорил,
Что каждый ценен — больше нет такого.
Оказывается, неоднократно бывал в Ревеле и великий русский писатель Достоевский. Он проведывал своего брата, служившего здесь в Инженерной команде (в июне-июле 1843 г., июне-сентябре 1845 г., мае-августе 1846 г.). Летом 1845 года в Ревеле Достоевский начал работу над повестью «Двойник», а в 1846 г. трудился над рассказом «Господин Прохарчин». Ревельские впечатления впоследствии нашли отражение в творческом замысле повести о Картузове, которую Достоевский хотел назвать «Рассказом о неловком человеке» и над которой работал в 1868 - начале 1869 года. Повесть не была закончена, от нее сохранились только черновые наброски, которые позже были использованы писателем при создании знаменитого романа «Бесы». Местом действия повести должен был стать Ревель. На фоне отдыхающего на «ревельских водах» светского общества и офицерства Достоевский хотел изобразить «смешного человека» капитана Картузова, своего рода нового Дон-Кихота.
Николай Семенович Лесков
(1831–1895)
В конце 60 гг. ХVIII века побывал в нашем крае замечательный русский писатель Николай Семенович Лесков. Прибалтика ему очень понравилась и впоследствии он часто отдыхал в Аренсбурге и Гунгербурге (Нарва-Йыэсуу), а потом охотно писал об Эстонии. Однако после посещения Прибалтики в сознании Лескова прочно утвердилось враждебное отношение к господствующим в Остзейском крае немецким сословиям. Этому мог способствовать инцидент, имевший место с писателем в Ревеле в 1870 г. Здесь ему пришлось лично столкнуться с оскорбительными для русского человека проявлениями немецкого национализма. Дело дошло до того, что однажды Лескову, защищавшему русскую честь от оскорблений остзейских молодчиков, пришлось пустить в ход свою трость. Это привело даже к длительному судебному процессу, завершившемуся лишь в Сенате, где Лесков выступал в роли обвиняемого. Историю своего столкновения с остзейцами и суда Лесков подробно изложил в публицистической статье 1872 г. «Законные вреды». К тому же в Ревеле ему стали известны и другие факты антирусских выступлений местных немцев.
Самым крупным произведением Н. С. Лескова об Эстонии была повесть «Колыванский муж» (1888), действие которой разворачивается на фоне Таллина конца 1860-х – начала 1870-х гг. и в которой мы встречаемся с реальными историческими лицами и конкретной обстановкой, наблюдавшейся писателем во время его пребывания в городе летом 1870 г.
«Колыванский муж» это чуть шутливая, но и чуть грустная история русского морского офицера Ивана Никитича Сипачева, женившегося на прибалтийской немке и поселившегося в Ревеле. Добрый, симпатичный даже в своих недостатках, горячий, но непоследовательный и нерешительный Сипачев оказывается бессильным перед остзейцами, с железной педантичностью и последовательностью проводящих в жизнь свою немецкую «линию», считающих всё русское чем-то низшим.
Николай Иванович Пирогов
(1810–1881)
Он написал историю свою о том,
Что доктор должен быть полезен,
Борясь за жизнь людей в святом бою,
Не уступать коварнейшим болезням.
Многие воспоминания о Тартуском университете относятся к числу лучших образцов русской мемуарной литературы вообще. Особенно надо выделить книгу воспоминаний знаменитого русского хирурга Николая Ивановича Пирогова, в 1828–1833 гг. учившегося в Профессорском институте в Тарту и вслед за тем, в 1835–1838 гг., преподававшего здесь же в университете. Полное название его мемуарной книги «Вопросы жизни. Дневник старого врача, писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что может быть когда-нибудь прочтет и кто другой». Она создавалась незадолго до смерти ученого в 1881 г. Это предельно искренняя исповедь его перед самим собой. Замечательная наблюдательность и отличная память помогли Пирогову сохранить впечатления полувековой давности, а литературный талант, любовь к слову и опыт предшествующей писательской деятельности запечатлеть их в ярких художественных картинах прошлого. Самым важным и интересным для нас в мемуарах Н. И. Пирогова, естественно, являются зарисовки Дерпта и Дерптского университета 1820–1830-х гг. Автору «Дневника старого врача» прекрасно удается обрисовать атмосферу тогдашнего Тарту, его студенчество, здешнее общество. Мемуарист создает выпуклые и запоминающиеся типы людей, с которыми ему приходилось когда-то встречаться.
Викентий Викентьевич Вересаев
(1867–1945)
Одним из лучшим образцов русской мемуарной литературы об университете этой поры были воспоминания видного русского писателя Викентия Викентьевича Вересаева, написанные уже в советскую эпоху, но воссоздающие жизнь Тарту 1888–1894 гг., когда здесь учился автор. Как и «Дневник старого врача» Н. И. Пирогова, «Воспоминания» В. В. Вересаева — это не просто повествование о себе, это произведение о пути русской интеллигенции в тяжкую пору «безвременья» конца 1880-х - начала 1890-х гг., когда старые общественные идеалы развеялись, поблекли, а новые еще не были выработаны, когда царила мрачная реакция, лучшие люди не знали, что им делать, как быть. Русское тартуское студенчество интересовалось теми же проблемами, жило в тех же условиях, что и передовая русская интеллигенция, и потому, рассказывая о студенчестве, о его мыслях, чувствах и переживаниях, Вересаев повествует о мироощущении передовых людей вообще.
Подробно выписаны в «Воспоминаниях» В. В. Вересаева и специфические условия Тарту: обычаи, нравы, нелегкое положение русских студентов в этой своеобразной обстановке.
Тартускими впечатлениями во многом была навеяна и нашумевшая книга В. В. Вересаева «Записки врача» (1901), в которой раскрыты сложные нравственные, социальные и профессиональные проблемы, встающие перед молодым врачом.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
(1852–1912)
В 1896-1898 гг. в Гунгербурге отдыхал Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Бывал он и в других местах Эстонии — в Таллине, Хаапсалу, Палдиски. Реальные впечатления от местной жизни дали ему материал для очерка «Русская заграница. Путевые заметки» (напечатан в 1903 г.), где он описывает свою поездку в Эстонию. Выведенные в нем образы попутчиков автора по купе — остзейского барона и студента Готфрида фон Мооля весьма любопытны. Запоминается образ Барона, который с глубоким презрением смотрит на русских и искренне убежден, что порядок есть только у немцев. Примечателен и студент фон Мооль. Он увлекается Ницше, презирает всех и вся. Студент, правда, с иронией относится к своему рыцарскому происхождению, но, тем не менее, с гордостью повествует о своих предках, не считавших туземцев за людей. Он убежден, что Прибалтика скоро будет захвачена Германией, поскольку русские отстали от немцев в военном отношении и не в силах защитить край. Хотя Мамин-Сибиряк посмеивается над простодушным и незадачливым москвичом Щекиным, который удивляется немецкому засилью в Прибалтике, но на самом деле автор с тревогой смотрит на создавшееся здесь положение.
Валерий Яковлевич Брюсов
(1873–1924)
Лето 1900 г. провел в Таллине один из вождей русского символизма Валерий Яковлевич Брюсов. В его дневниках сохранились интересные записи, посвященные городу. В них он называет Ревель мировым городом. Поэту представлялось, что Таллин как бы воплощает в себе весь ход мировой истории, все контрасты современного общества, цивилизации.
Таллинские впечатления отразились и в поэзии В. Я. Брюсова. Здесь он написал ряд стихов, в том числе цикл зарисовок северного моря «Балтика» и знаменитое стихотворение «Старый викинг». Море, которое рисует поэт, — это вольная стихия, суровое, дикое и вместе с тем исполненное мужественной красоты. Люди моря тоже смелые, сильные духом, героические личности. Таков старый викинг, в образе которого Брюсов воспевает героизм, борьбу.
Но особенно ярко и художественно выразительно ревельские размышления В. Я. Брюсова сказались в его сатирической поэме «Замкнутые» (1901). В описанном в поэме Безвестном Городе не трудно увидеть черты реального Таллина, поэтически преображенные. Брюсовский Безвестный Город — это город седой древности, в котором живы традиции средневековья, рыцарства. Он даже, по-своему красив, но это красота старого умирающего мира, где господствует затхлая тишина, неизменяемость и где повсюду ощущается разложение, тлен. Этот мир особенно ненавистен поэту. В нем он видит отвратительное господство «единого кумира» — «обычной внешности», т.е. жизни, подчиненной традиции, привычке, общепринятым условностям. В этом мире все одинаковы, всё стандартно, в нем стирается своеобразие личности и властвуют пошлость и ложь. Этот мир Безвестного Города представляется поэту замкнутым, причем замкнутым вдвойне — и во времени, и в пространстве. Во времени потому, что жизнь, развитие в нем заменены вечным движением по кругу, вечным повторением пройденного. В нем люди из года в год ходят в один и тот же парк, восхищаются одними и теми же руинами, говорят одни и те же слова о любви. Безвестный Город одновременно замкнут и пространственно — он отгорожен от всего остального мира морем и песками.
Александр Александрович Блок
(1880–1921)
Потомственный поэт здесь навещал
Он матушку свою,
Влюбляясь в Таллинн,
И с нею говорил о тех вещах,
Какие для него важнее стали.
В 1907-1910 гг. неоднократно бывал в Таллине Александр Александрович Блок, навещавший здесь мать-поэтессу и переводчицу Александру Андреевну Кублицкую-Пиоттух. В Ревеле он написал несколько стихотворений. Одно из самых известных — «Не спят, не помнят, не торгуют...», помеченное «30 марта 1909, Ревель», но эстонская действительность не нашла в них почти никакого отражения.
Константин Дмитриевич Бальмонт
(1867–1942)
Тон символистского отображения Эстонии задал русский поэт Константин Дмитриевич Бальмонт, которого в свое время называли «королем поэзии». Без преувеличения можно сказать, что Бальмонта знала вся читающая Россия, по словам В. Я. Брюсова, он в течение целого десятилетия «нераздельно царил над русской поэзией».
К. Д. Бальмонт лето 1903 г. провел в Меррекюле (Мерекюла), а лето 1905 –в Силламэгги (Силламяэ). В сборники его стихов «Только любовь» (1903), «Фейные сказки. Детские песенки» (1905) и некоторые другие вошли произведения, написанные им в Эстонии. Но эстонских реалий в них почти нет. Только по названиям отдельных стихотворений, например, «Меррекюль» или по пометкам о месте их создания мы можем догадаться об их эстонском происхождении. Само отсутствие реалий, намеренное исключение всего конкретного из произведения, отказ от каких-либо социальных или политических мотивов — это принципиальная установка поэта. Символистская поэзия Бальмонта — это прежде всего отражение мира души автора, его мечтаний, его субъективного взгляда на окружающее, шире — на мироздание.
Игорь Северянин
(1887–1941)
Холодное море Балтийское
Согрело душевно поэта,
Он что-то родное в нём выискал
И даже встречал с ним рассветы.
Вернувшись, чтоб здесь поселиться
И жить, словно вольная птица.
Из представителей более молодого поколения русских модернистов наиболее тесные связи с Эстонией установились у Игоря Северянина. Он в детстве побывал на Нарвском взморье, в Гунгербурге, а с 1912 г. сравнительно регулярно проводил лето в Тойла.
Первые эстонские впечатления Игоря Северянина, первые эстонские мотивы в его стихах связаны с Балтийским морем, всегда восхищавшим поэта. При этом почти сразу же образ северного Балтийского моря связывается в поэтическом сознании Игоря Северянина с романтической Скандой, краем мечты и грез, воплощением всего прекрасного. Не случайно стихотворение-воспоминание о Балтике 1913 г. носит название «Тоска по Сканде», а в другом стихотворении того же года — «Балтийское море» — это море прямо именуется Скандой.
Игорь Северянин оказался единственным видным русским автором начала ХХ в., который позднее, начиная с 1918 г., связал свою судьбу с Эстонией, провел здесь всю свою последующую жизнь и в творчестве которого эстонская тема заняла очень важное место, получила дальнейшее развитие.
Таковы связи русских писателей с Эстонией. Как показывает история эстонской темы в русской литературе, эти связи привели к созданию большого числа произведений, отразивших самые разные стороны жизни Эстонии и эстонцев. Но для нас, русскоговорящих эстонцев, произведения русских писателей интересны не только своей познавательной стороной. Они важны и своим сочувствием к эстонцам, к их нелегкой судьбе. Как мы видели, для подавляющего большинства русских авторов, писавших об Эстонии, характерно отрицательное отношение к остзейским баронам — основным угнетателям эстонского народа. Однако мы гордимся и тем, что эстонские впечатления познакомили русских читателей с жизнью нашего края и его жителей, да и не только русскую, но и читателей других народов, владеющих русским языком или имевших возможность познакомиться с переводами с русского.
Теперь, прогуливаясь по родному Таллину, чудесному Тарту, богатой историями Нарве, вспоминаю прекрасных русских писателей, которые оставили в своих бессмертных произведениях воспоминания о моей Родине, судьба которой всегда переплеталась с судьбой России.
Анна Карай (Таллинн, Эстония)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
