Многие материалы, использованные мной в этой работе, были опубликованы в различных газетах, большей частью в 2008 году, некоторые – в 2009-м. Поводом к тому, чтобы свести их воедино и дополнить некоторыми размышлениями и фактами, послужил звонок главы Войковского сельского совета Шипуновского района Виктора Сапожникова:

– Помогите! Молоко принимают уже по четыре рубля с полтиной! Нет смысла ни доить, ни вообще держать скотину…

Наивный человек! Он до сих пор думает, что журналист, газета могут чем-то помочь, как-то изменить ситуацию в этой кутерьме, которую язык не поворачивается назвать экономикой в агропромышленном секторе. Все стало нынче другим – экономика и журналистика в том числе.

Коль речь зашла о молоке, с него и начнем.

ПОХОЖЕ – ДА НЕ ТО ЖЕ

Поселок Кировский Топчихинского района… А дальше рука так и тянется вывести – центральная усадьба совхоза «Раздольный». Между прочим – неспроста. Практически все здесь осталось по-прежнему: центральная усадьба, два отделения – Топольное, Садовое. Третье, Крутой Лог, не в счет, там сейчас живут несколько семей. Основное производство – молочное животноводство – как было, так и сохранилось, сейчас в хозяйстве три тысячи голов крупного рогатого скота, тысяча сто – дойное стадо. А вот со свиноводческой фермой распрощались, до семи миллионов ежегодных убытков приносить стала. Об этом мы сегодня еще вспомним. Директор прежний – Валерий Андреевич Янцен – еще в кои-то веки утвержденный на бюро краевого комитета КПСС. А вот название хозяйства изменилось, вместо совхоза – открытое акционерное общество «Раздольное».

Героиня наших заметок, одна из лучших доярок края по итогам 2008 года Ольга Бордакова, на вопрос о ее жилье отвечает: квартиру дал совхоз. Уж она-то, двадцати шести лет от роду, выросла в новое время, под новыми флагами и названиями, ан нет – совхоз! Скорее всего – привычка от родителей, от пожилых односельчан. И тут противоречие: слово старое, а день-то нынешний. В прежние времена, если мама с папой живы-здоровы, здесь же, по соседству, муж со всегда нужной мужской профессией – шофер, сама – передовик из передовиков, – скорее всего, смогли бы осилить собственный домик. Сейчас это – мечта из несбыточных: купить – неподъемно дорого, построить – еще дороже. Так и живет семья – отец, мать, 11-летний сын – в своем родном селе, в съемной квартире. Зато теперь есть машина, которую самим бы тоже ни за что не купить. Новенькую «Ладу-семерку» подарили Ольге за среднегодовые надои от коровы свыше семи тысяч килограммов молока. На торжественное вручение ездила в Барнаул, и там настырные телевизионщики все пытались усадить ее за руль.

– Да нет же прав у меня! – с трудом отбилась от них.

Интересно, кто скорее получит права – владелица автомобиля или ее сын, четвероклассник Николай? Второе более вероятно, уж слишком мама занята. Любимые блюда – борщ и вареники – может готовить только по выходным, в такие дни перерыв между дойками полтора часа, не успеешь. А вечером – ужинать и спать, невыспавшаяся – не работник. Нынешний Новый год встретила в девять вечера – с утра надо было на работу.

Про высокие мечты и поэзию труда на ферме доярки говорили в те самые времена, когда «Раздольное» называлось совхозом. Или за них придумывали слова расторопные журналисты. Однако, как бы там ни было, Ольге ее работа нравится. А на вопрос о детской мечте, – не дояркой же она замышляла быть в школьные годы, – отвечает так:

– А я вообще не мечтала о какой-либо профессии. У нас простая трудовая семья, мама и папа были рабочими, вряд ли смогли бы меня выучить. Рано родила, работать пошла с восемнадцати лет, сначала пояркой, потом дояркой…

В семье родителей Ольги еще сестра и два брата. Младший учится в восьмом классе местной школы, старшие уехали в Барнаул.

– Молодежь тянется в город, там возможностей заработать больше. Из моих одноклассников почти никого не осталось. Неизвестно, что дальше будет, но пока ребятишки в школе есть, хотя в годы моей учебы было всех классов по два и в каждом по двадцать человек, сейчас у сына Николая в классе всего девять учеников.

Какой-то невеселый у нас разговор получается. Праздники выпадают редко, гости – тоже, друзей особенно близких нет. Планы на будущее? Никогда, по словам Ольги, она их не строит. Утром встала – вот и день начался.

Говорим о мультиках, которые она до сих пор любит, только не те, что смотрит нынче сын, а наши, отечественные – «Ну, погоди!» и «Простоквашино». А от нынешних, по мнению Ольги, дети какие-то дерганые. О погоде, которая влияет на все – от количества и качества кормов, а, следовательно, продуктивности животных до приема телевизионных программ. О сертификате на отдых в Белокуриху, который достался ей в награду за производственные успехи. Собирается ехать не раньше будущей зимы, потому что нынче никак не управиться с делами по дому. А там лето, огород… К слову. В соседнем хозяйстве доярки, получившие такие же сертификаты, уже, было, чемоданы в дорогу собрали, да никто не объяснил, как эти бумаги, называемые сертификатами, обратить в путевки. Оказывается, это не одно и то же. Так у нас бывает: наградить – наградили, а дать пояснения забыли.

А вот и неправду сказала – что не строит никаких планов.

– Уже думаю, как накопить денег на дальнейшую учебу сына. Я сама не получила образование, так хочу, чтобы мой ребенок учился. Бывает, придет – не хочу делать уроки! А я ему: учись, сынок, а то пойдешь на ферму коровам хвосты крутить!.. Я уж не говорю об институте, но настоящую мужскую специальность получишь.

А теперь посмотрим на жизнь в «Раздольном», на производство и быт его жителей глазами руководителя хозяйства Валерия Янцена. Он без лирических отступлений берет в руки бумаги с цифрами.

– В марте прошлого года мы сдали 461 тонну и получили за каждый литр 13 рублей 38 копеек, то есть чуть больше 6 миллионов 180 тысяч рублей. Нынче на нас свалилась засуха, какой не помню, едва половину от необходимого количества кормов заготовили. Шесть КамАЗов ежедневно возят из Павловского района сенаж, закупаем, два-три КамАЗа с отрубями из Алейска, солому стаскиваем – где только отыщем. В общем, спасаемся – как можем. И притом все-таки доим по 14,5 литров от коровы ежедневно. Нынче отвезли чуть меньше прошлогоднего – 407 тонн, зачетная цена – 9 рублей за литр. Мы получили 3 миллиона 954 тысячи. Два с лишним миллиона – долой.

Понятно, что с такой ценовой политикой трудно планировать хозяйственную деятельность. В «Раздольном» наперед расписаны расчеты по кредитам, с поставщиками ГСМ, запасных частей, за электроэнергию. Многое из этого за тот же год возросло в цене. Сегодня отчасти спасают опыт руководства, связи, простая крестьянская хитрость. Сдают молоко двум основным заказчикам. Один начал занижать цену – хорошо, мы к тебе не повезем, другой клиент дает больше. А поставка немалая – 15 тонн ежедневно! Так и выравнивают цену. Этакий легкий шантаж местного розлива.

Другое помогает – «Раздольное» входит в холдинг «Алейскзернопродукт», за счет чего в достатке получает концентрированные корма, удобрения, уголь, семена. Нельзя сбрасывать со счетов слаженную работу животноводов. Если на прошлогодний слет доярок-пятитысячниц от хозяйства ездили в Барнаул шестеро, то нынче – четырнадцать передовиков производства.

– Я раньше всегда знал: надо надоить, сдать, до февраля вывезти горючее, иначе меня на бюро райкома потянут. Даже в лихие 90-е больше было определенности: нельзя работать перечислением – тащи деньги в мешках, бездействуют суды – ищи неофициальных разводящих. Какие-никакие – правила игры. Не говорю, что раньше лучше было, но ясность присутствовала, и такой неуверенности в завтрашнем дне, как сегодня, не помню. Нынче говорят: нужно молоко! А мне кажется – не нужно! У меня зам по быту следит за торговлей. На прошлой неделе в магазине на рубль подняли цену на молоко, а нам – ни копейки! Самое дешевое молоко у нас в магазине – 25 рублей пакет, а мы сдаем в два с половиной раза дешевле, при том с жирностью 4,2 процента!

2007 год «испортил» производителей молока. Высокая цена на их продукцию вселила в них надежду и подтолкнула к тратам, к кредитам – естественная тяга к развитию. История не нова, не так ли? Вспомните недавнюю трагедию со свининой, когда резко упали закупочные цены, и следом рухнуло свиноводство, многие хозяйства и единоличники попросту разорились. Сейчас с героическими усилиями восстанавливаем.

За несколько последних лет сделано в хозяйстве немало. Построены новые дворы, родильное отделение, холодный телятник, проведен молокопровод, установлены охладители «Де Лаваль», увеличено поголовье скота. Приобретены жатки «Макдон», кормоуборочные комбайны и пресс-подборщик «Джон Дир», четыре зерновых «Дона», кормозаготовительный, белорусские комбайны «Полесье»… До сего дня директор планировал расширять производство и покупать новую технику, а нынче говорит: ничего не планирую, дай бог с текущим ремонтом управиться.

– Принято решение не субсидировать покупку импортной техники. Мы молодцы, да? Поддерживаем отечественного производителя. В прошлом году купил две канадские жатки «Макдон», они скосили 720 гектаров, а восемь отечественных комбайнов – 1800! Хотел им на замену взять еще один «Макдон» – нет, теперь он стоит пять миллионов и еще столько же надо будет отдать за кредит. Мне предлагается купить на этот объем работы 5-6 наших комбайнов, на что я должен потратить уже 15 миллионов. А сделают они меньше! И еще намаешься с ними… Второе – мне надо пять мужиков дополнительно, а где их взять? Некому в деревне работать! Представьте, появился старик Хоттабыч и говорит нашим людям: вот ночь думайте, а утром – кто пожелает – жильем в Барнауле будет обеспечен. Наутро «Раздольного» не было бы.

Нет, не паникер Валерий Янцен, он даже считает себя оптимистом. Но картина сегодняшней жизни в деревне – честно сказать, не очень благодатная почва для оптимизма. Большинство сельчан живут от магазина – как в городе. И котлеты оттуда, и хлеб, и молоко. Коров в частном секторе все меньше. А если кто хрюшку или рогатину у себя на подворье вырастил – спешит сдать перекупщикам, чтобы деньжата получить. И в магазин – за котлетами…

В хозяйстве девять главных специалистов, у всех по двое детей. Ни один в селе не остался.

В прежние времена за год строили 20-30 квартир, сейчас – ни одной.

Скромны претензии к собственному будущему у передовой доярки Ольги Бордаковой. Нет блеска в глазах и у крупного хозяйственника, опытного руководителя Валерия Янцена. Что-то ждет их деревню завтра?

Похоже, цена на молоко – это камень преткновения на долгие лета. Знаю нескольких закупщиков, живут – не деревенским чета, да и городские далеко не все так могут. И что, они просто так откажутся от красивой своей жизни? Примитивная арифметика, говорящая о разнице в цене на закупочное молоко и на пакет этого продукта в магазине, давно всем известна и повергает рядового покупателя в недоумение. Кстати, кому адресовать вопрос, почему государственное решение о продаже молочных продуктов с пометкой «натуральный продукт» приживается с таким трудом? В магазине, куда я хожу за покупками, нет такого товара. Замечу, это – самый центр города. Возникает и другой вопрос: а он вообще-то существует, этот самый «натуральный продукт»? То есть из-под коровы – разумеется – да, а после переработчиков? Сосед, семидесятипятилетний пенсионер, раз в два дня ездит за молоком в Пономаревку, а это добрый час пути. Благо, проезд у ветерана льготный.

Сейчас предлагаю заглянуть в деревню, живущую, в основном, на доходы от подворья, в том числе на деньги за сданное молоко.

ДЕРЕВЕНСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Татьяна приехала погостить на родину своих предков. Она бывает здесь не так уж часто, потому как близкой родни почти не осталось. В апреле схоронили прабабушку Секлетинью. Незадолго до того был вечер, на котором проводили конкурс: кто назовет самое редкое имя в селе. Про бабулю никто не вспомнил, а уж у нее-то имя – куда реже. Зато дальней родни, какой, пожалуй, и названия не придумано, – половина села. Встречный народ, а это женщины, в основном, то и дело спрашивает.

– А ты чья, Галинина или Валентинина?

Вишь, и сестер помнят, и что третья, Людмила, аж в самой Москве живет, и что бизюковские (это от фамилии Бизюков) красавицы все на подбор были. И следом начинают разбираться, с какого боку они с Татьяной родней друг другу приходятся.

Шипуновский район – один из самых больших в крае, а Татьянино село – пожалуй, самое дальнее. Совсем не обязательно быть ему по той причине захолустьем. Живут люди и под вулканами. Их сгонит лавой, спалит все добро дотла, а они опять там же пытаются жизнь наладить.

Хозяйствуют в селе по-разному. Кто-то работает в крестьянских хозяйствах, кто-то сидит дома. Все держат скотину. Если силенки еще есть, по нескольку коров, потому что деньги за сданное молоко – это самый «живой» доход. Полчища свиней разгуливают по улицам, не разбирая ни центра, ни окраин, что, конечно же, не красит село. Хотели кустовой волейбольный турнир провести – нельзя, площадку не успеешь подготовить – хрюшки изроют.

Свиней и коров держат Ирина с Владимиром, тоже родственники, у них-то и остановилась Татьяна. А вот из мяса видят только птицу, бычка и свиней по осени сдадут, чтобы получить деньги для дочерей, которые живут в городе, учатся, пытаются работать, да все как-то не очень удачно. В летней кухне мешки с мукой, полученной Владимиром в качестве натуроплаты, куда входит, помимо того, зерно, подсолнечное масло…

Пестрая жизнь в селе, разнится, как дома на его улицах – добротные постройки соседствуют с развалюхами. По словам сельчан, лучше всех дела идут у владельцев «комков». Оно, может, и так, но ведь не поставишь в одном сравнительно небольшом населенном пункте 50 коммерческих киосков. Стало быть, надо зарабатывать как-то иначе. А то и в «комки» некому и нечего нести будет. Есть и такие – не работают ни на себя, ни на хозяина, не держат никакой живности, не сажают огород – а живут. Как – тайна сия велика есть.

Подоить, выгнать, засыпать, задать, сдать, сварить, накормить, отправить… Особые пояснения, очевидно, не нужны, здесь в одних глаголах утро неработающей Ирины. Вечером к перечисленному добавляется – помыть, постирать, охладить, полить, прополоть…

Летом село оживает, наезжают городские гости. Детское многоголосье на улицах, крики восторга на песчаном чарышском берегу, повеселевшие вечерние сходки в клубе…

Школьников в селе – полтора десятка. Боятся сельчане, что закроют школу за малочисленностью учеников, а с тем и совсем не станет здесь жизни, но районные власти твердо пообещали: нынче не закроют. Нина Ивановна Каунова приехала сюда после пединститута и проработала директором школы 32 года. Она тоже недавно встретила гостью, внучку Олесю.

– Я как приехала – мне село сразу не понравилось. И по сию пору не нравится. В Москве или еще где побываешь, возвращаешься – какое убожество! Поживешь, пообвыкнешься – ничего. Природа очень хорошая, красиво. Был совхоз, была работа, строили дома. Вот по этой улице Новой сколько я молодых учителей заселяла! А сейчас никто сюда не едет. У людей здесь нет стремления как-то жизнь свою изменить: привыкли в фуфайках ходить – и ходят. Несколько раз пыталась уехать, была возможность – а не могу, беда моя не пускает, держит – сил против нее нет. Вон она, за оградкой, под холмиком…

Кого что держит на месте… А фуфайка греет и работать не мешает. А в дубленке к корове не подойдешь.

Жара в те дни стояла над селом. В Барнауле дожди за дождями, здесь же ни одного с весны не упало. Худо для крестьянина. Без того дышать нечем, а тут еще Ирина печь затопила, опара подоспела, да и хлеб как раз подъели. Но когда хлебный дух поплыл по дому, и жара забылась, и все прочее отошло в сторону.

– А мне корочку! А мне!..

Кто кого выбирает – жизнь нас или мы ее – пойди отгадай эту непростую загадку. Жить надо, это знают все и всюду, а как это делать правильно – никто.

МЕСТНАЯ ВЛАСТЬ

Обычно сельский совет называют по имени населенного пункта, на чьей территории он находится. Войковский сельсовет получил свое название от бывшего совхоза «Войковский», самого крупного когда-то в округе. Местные жители чаще всего называют свое село Войково, но это неправильно. Знайте, на самом деле речь идет об Усть-Порозихе. Она, села Кособоково, Чупино и Воробьево и составляют территорию Войковского сельского совета.

От колхоза до колхоза

С главой администрации совета Виктором Сапожниковым говорим о том, что есть некий смысл в названии по имени хозяйства, ибо производство всегда первично. Есть производство, есть у людей работа – живет «социалка», существует организованный досуг, в школах заполнены классы…

Начало работы Сапожникова главой совпало с резким падением производственного сектора. В Усть-Порозихе посеяли всего 350 гектаров из двух тысяч. Следом Кособоково стало валиться, обанкротились четыре крестьянских хозяйства. Что делать? Виктор Александрович видел выход в объединении, но что толку объединять нищих? Они уже показали свое «умение». К тому времени один из немногих, кто крепко держался на ногах, был тезка Сапожникова, тоже Виктор Александрович – Кривошляпов. И тут мысли главы сельсовета нашли реальное воплощение в жизни. Ходоки без чьих-либо подсказок пошли проситься под крыло Кривошляпова. Сейчас его хозяйство базовое, земли больше 9 тысяч гектаров, за сотню перевалило число работающих. Подробно останавливаться на характеристике крестьянского хозяйства Кривошляпова не будем, рассказ об этом вы прочтете на последующих страницах. Однако, здесь надо отметить, что руководитель сам не рад такому стремительному росту объемов.

– Мне и три тысячи гектаров – за глаза, на них бы управиться.

– Управишься, – Сапожников ему, – а потом заскучаешь. Надо будет кредит брать на серьезную технику, а тебе в банке скажут: земли у тебя маловато. И другое. На твоих глазах кто-то чужой появится, заберет все это, каково тебе будет? А этот кто-то с чем придет? Мне, как главе, страшно. Тебя все знают, ты порядочный, по-собачьи с людьми не поступаешь.

Вот так и сколотился новый колхоз вокруг ярого противника колхозов Кривошляпова. Только Воробьево осталось в стороне. Там два крестьянских хозяйства покуда живы. Правда, поговаривают, одно уже пошатывается. А мысль объединить всех своих под сильным руководителем не уходит из головы Сапожникова.

Самое-то, пожалуй, интересное в этой истории, что одними из первых к Кривошляпову пришли крестьяне из Самсонова, там совсем другой сельсовет, «чужая» территория.

– Вот ведь не вырастили своего хозяина, – горячится Сапожников, – я бы, как глава, истерзал себя: как так, кто-то со стороны забрал землю! А там все спокойно! По справедливости бы так: вы своего не нашли – отдайте землю в Войковский сельсовет, это будет логично. А то мы работаем, а налоги с земли, – ее, кстати, у них больше, – получать будут они!

Понимание важности и главенства производства позволяет Сапожникову находить взаимопонимание у руководителей хозяйств. Главное – все тот же Кривошляпов всегда поддерживает. В районе двоих Викторов Александровичей не разделяют, так и говорят: они там на пару дела творят.

Красиво да не мило

Если говорить о селах, входящих в состав Войковского совета, покрепче других будут Кособоково и Усть-Порозиха. Воробьево – самое дальнее, убывает помаленьку, школу отстояли, но она, похоже, перейдет из разряда общих в начальную. Чупино – уже почти что и не село. На 8 дворов 14 жителей, и ни одного работающего, ни одного школьника. А красота кругом! К Кособоково Чарыш подходит крутым изгибом и поблескивает водным зеркалом из-под крутого берега. На берегу Чарыша стоит и Воробьево. А за рекой открываются луговые дали, переходящие постепенно в холмы, в предгорье. Усть-Порозихе достался бор, который местное лесничество заботливо приращивает ежегодными посадками. Рассказывают, в самые «свирепые» годы перестройки здесь, не переставая, сажали сосны. А еще на краю села большое озеро…

Знакомство с Виктором Сапожниковым напомнило мне притчу о двух лягушках, попавших в кринки со сливками. Одна, поняв тщетность попыток выбраться наружу, затихла да с тем и померла. А другая без устали молотила лапками и, в конце концов, взбила под собой масло. Оттолкнулась от него и выскочила на свободу. Сапожникову говорят: гибнет село, да он и сам это видит. Но не может и не хочет смотреть на это спокойно. Организовал грандиозный праздник – 260-летие Чупино, с приглашением гостей из района и из края, с экскурсом в историю и большим концертом.

– Танцы у постели смертельно больного?

– Да хоть как понимайте. А вдруг! А если!.. Мой долг – живого перед живым, похоронщики без меня найдутся.

Давайте хоть маленько умоемся!

Про Воробьево заговорили – там будет такой же праздник на следующий год, тоже 260 лет исполнится. Как бы там ни было, а кое-какие изменения и здесь происходят.

– Клуб открыли при помощи руководителей крестьянских хозяйств. Я пообещал, что новогоднюю елку в новом клубе проведем. Провели. А то – старый списали, закрыли и умыли руки, мотивировка одна: нет молодежи. Меня это из себя выводит. А остальное население? Кто вам сказал, что клуб только для молодежи? Клуб занимается культурно-просветительской работой среди всего населения. На день молодежи турнир футбольный провели, воробьевцы команду выставили – нашелся народ. Мы уже в третий раз подобные турниры проводим, и всегда в Воробьево есть команда. Вы просто вокруг себя ничего не видите, в этом все дело!

12 июня в Воробьево отмечали День независимости и праздник русской березки. Так здесь заведено – большие праздники отмечать всей территорией по очереди в каждом из сел. А в подготовке задействованы до ста человек. У Сапожникова тетрадка специальная, там за каждым расписано, кому и что делать.

– Моя задача – чтобы работала общественность. Люди говорят: ты получаешь деньги – вот ты и работай. Так я их за то и получаю, чтобы другие работали на общественных началах. Была бы возможность – оклады пораздавал – и нет вопросов. В чем и есть искусство руководителя – ты должен активом обрасти. Это сложно, согласен, но если хоть чуть начинает получаться, люди на любом мероприятии превращаются из наблюдателей в участников. А как только стал участником, ему все начинает нравиться, на обсуждение уже времени нет.

С открытием клуба в Воробьево стали в нем проводить регулярные сходы, появилась самодеятельность. Заиграли, запели. А что же, ведь помнят еще местные жители, как женский вокальный ансамбль из Воробьево в Москву ездил… Заведующей клубом Сапожников добился целевое направление на учебу в колледж культуры.

– Сейчас там актив начинает появляться – завклубом, староста неплохая, Совет ветеранов формируем. В Кособоково уже восстановили Совет ветеранов, там женсовет работает, совет клуба.

Смотрю на него – честное слово, человек из прошлого. Какие советы, какие активы, какая общественность! Все давно уже разбрелись и расселись по своим углам, уйдя в беспросветный быт. А он не согласен, он не собирается мириться с таким устройством жизни.

– Поставил задачу – прекратить в Воробьево роспуск свиней по селу. Собрались возле клуба уборку сделать, площадку задернить – а куда там, свиньи сразу же на свежий дерн прибегут. Само население не хочет жить хорошо, их устраивает беспорядок. А кто-то виноват! Постоянно ругаюсь с ними: делайте свинарники! Отговорка – кормить нечем. Да в Шипуново, в райцентре по сто голов держат, там не погуляешь по улице! Проводили сход. На следующий год юбилей, большой праздник, ну, давайте хоть маленько умоемся!

Неграмотные главы и образованный телевизор

Первые помощники у главы по селам – старосты. И тут головная боль, как растянуть хилый бюджет. Одна ставка на двоих – в Воробьево и Кособоково, по тысяче с небольшим на брата. В Кособоково староста – она же завклубом, чуть больше выходит. Если учесть, что в Воробьево, кроме старосты и завклубом, есть еще библиотекарь, получается женский взвод под командованием Сапожникова. Впрочем, как известно, с кадрами у нас проблемы повсеместно.

– Нас иногда критикуют: главы неграмотные. Возьмите грамотных – вы, господа власть, из судов вылазить не будете. Царь на свою голову выучил декабристов да народников…

Приглядываюсь внимательно: шутит? Взгляд лукавый, с усмешечкой. Шутит.

– У меня дороги в рытвинах, люди идут с утра до вечера, мне их проблемы надо решать. А опираться на букву закона – только и говорить: это не мое, это мне не положено… Люди на меня надеются, они меня выбирали.

Мы познакомились возле здания администрации, удачно встроенного в опушку леса. Чистота и вокруг здания и внутри многое говорит о хозяине. Я увидел еще из машины, как Сапожников отобрал литовку у бомжеватого вида мужичка и показывал тому, как надо косить. Наверно, из приезжих, не может же в деревне взрослый мужик не уметь косить! Хотя нынче и этим не удивишь. Как бы там ни было, еще один бедолага получил работу около главы. У них как раз шел разговор об оформлении документов.

А наша беседа потом уже подошла к местным бедам и победам, начали с другого.

– Посмотришь телевизор, – разводит руками Сапожников, – такие умные мужики выступают, такие мудрые решения, столько заботы – а дел-то особых нет. Давайте честно ответим: мы что, хотим мегаполисы создать? В город все поедем? Он готов нас принять? До каких пор можно на одни и те же грабли наступать! В 60-70-е сколько деревень побросали, сколько шишек набили – все не наука… Я бы этих умных и мудрых почаще вывозил на экскурсию в Чупино. Или рядом с Кривошляповым на денек определил. Посмотрите, как он борется сам с собой: умом не хочет брать к себе разоренный народец, а сердцем не может их оставить, свои!

Со своими собственными задачами наперед Виктор Александрович особо не мудрит: мне необходимо всех тут расшевелить. Хватит сидеть у телевизоров да самогонку каждый день пить!

ВЫ, БРАТЦЫ, ТУТ ЛИШНИЕ!

Радетелей у деревни – хоть отбавляй. И чего ей, непонятливой, хорошо не живется? Смотришь, тут и там новую технику покупают, да какую! Новые животноводческие комплексы возводят – да с каким оборудованием! А вот все тот же глава крестьянского хозяйства Виктор Кривошляпов заявляет: деревня живет все хуже и хуже. Можно, конечно, отмахнуться от пессимиста из Шипуновского района и обратить свой взор на оптимистов. Но не дает покоя еще один жесткий приговор деревне другого фермера, удачливого, современного, оснащенного техникой – как дай бог кому другому. Владимир Устинов из Косихинского района считает, что лишь 6-7 процентов сегодняшнего населения деревни в перспективе будут выполнять нынешний объем сельхозработ. Он связывает это, прежде всего, с дальнейшей интенсификацией производства. Но и не только.

– Пока что деревня не готова оказывать нам необходимые услуги, – утверждает он, – все это делает город – перерабатывает нашу продукцию, назначает цену за нее, обувает, одевает, снабжает топливом и стройматериалами. У нас сейчас нет токарей, слесарей, электриков, комбайнеров. В деревне нравственный порог стал заметно ниже, интеллектуальный – соответственно тоже.

Этот разговор состоялся два года назад. Тогда у Устинова в хозяйстве шла стройка, и работали на ней десятеро приезжих. А в деревне Контошино, за забором – 170 безработных. Сказать, почему не они у фермера в работе, или сами догадаетесь? Владимир Игоревич бескомпромиссен: мне балласт не нужен!

Впрочем, мы еще вернемся к разговору с Устиновым, пока речь не о нем.

Виктор Кривошляпов зарегистрировал свое крестьянское хозяйство 18 марта 1992 года и до сих пор, пройдя мыслимые и немыслимые испытания современного российского фермера, глубоко убежден: колхозы – абсолютно бесперспективная форма ведения хозяйства. По его мнению, оптимальное количество работающих под одним руководителем – 15, от силы 20 человек, здесь не спрячешься за другого, не пофилонишь. Сейчас у него в хозяйстве три отделения – Кособоковское, Войковское и Самсоновское, причем, как уже было сказано, последнее относится к территории другого сельсовета, и только в нем трудится около 80 человек. Всего же в крестьянском хозяйстве – более 130 работников. Земли – 9 с лишним тысяч гектаров, крупного рогатого скота – почти тысяча голов, коневодство, вновь возрождаемое овцеводство…

Ничего не понимаю, – скажет внимательный читатель, – это ли не колхоз! Вот о том-то и наш разговор сегодня. И еще о том – почему Кривошляпов не во всем согласен с Устиновым.

За что наказали лучших?

Сразу отметим, Кривошляпов никого к себе не звал, все просились сами, причем, было, чуть не ночью присылали ходоков. Это что касается Войково и Самсосново. А в его родном Кособоково дело обстояло так. Прекратило существование крестьянское хозяйство Батюка, земля перешла к Кривошляпову вместе с частью рабочих. Затем рухнули СПК «Нива» и крестьянское хозяйство Ковальченко, следом – СПК «Ключи»… Техника не отремонтирована, нет ни ГСМ, ни семян, земля абсолютно не подготовлена к севу.

– Скажу честно, взял всех с большой неохотой и вложил огромные средства, чтобы ввести их в хозяйство, в производственный цикл. В том, что мы объединились, большая заслуга главы сельсовета Виктора Александровича Сапожникова.

Мы уже знаем, что два Виктора Александровича не без труда, но нашли общий язык. Может, им яснее других непреложное правило: нет производства – нет ничего прочего, сама жизнь может остановиться. Кусок дороги до Кособоково, два километра от трассы, точно дорога в ад, – почему-то не взял на баланс «Автодор». А в местном совете денег нет. Вот и гадай. Сделаем, – заверяет Кривошляпов.

Поняли руководители друг друга – и хорошо. Но есть другие, те двадцать изначальных кривошляповских работников, которым жить в «непрошенном» коллективе стало трудней. Нагрузки увеличились, потому что надо доделывать, а то и делать за кого-то, порядка в некоторых подразделениях стало меньше, и зарплата упала, потому как один с сошкой – семеро с ложкой. Разговаривали, убеждали и – опять– таки – находили понимание…

– Я зубами скриплю, но даю работу этим дополнительным двум десяткам человек. Пусть они хоть что-то заработают. Да, они разгильдяи, да, больше месяца не могут продержаться, не сорваться, но у них трое сопливых ребятишек! Но они для себя получат хоть сено, зерноотходы – все в семью! Бизнес местной власти говорит: есть у вас 131-й закон, вот вам налоги, занимайтесь дорогами, похоронами… Но на данном этапе денег нет, особенно в малых селах. Люди-то, в основном, живут возле какого-то хозяйства. Дровишек привезти, уголька, соломы…

Хитрый директор и сытые буренки

А вот не такая уж далекая история – но весьма подзабытая. Те, кто подался в фермеры по первому зову младореформаторов, не как-нибудь, добрым словом вспоминают Егора Гайдара. Потому что денег в то время фермерам выделяли немалые. Виктор Александрович ушел в фермеры с должности управляющего отделением, самого крупного, кстати – и по количеству земли, и по поголовью стада. По его словам, они сумели «затащить» в бывший совхоз «Войковский» более ста единиц техники!

– По-моему, это был единственный совхоз в крае, где руководитель по-настоящему понял ситуацию. Был у нас Иван Александрович Кириллов – грамотный руководитель и немного авантюрист. Он понял, что каждого работника можно оформить как крестьянское хозяйство, на которое выделяется по 300 тысяч. Миллиарды могли получить – не успели.

Дальше история крестьянских хозяйств такова. Цена на молоко упала до копеек, начали вырезать скот, пошла чехарда с руководителями, стали к руководству приходить кто ни попадя. И поредели стада, и засиротела пашня… А жизнь никаких послаблений не отпускает крестьянину. И уж ученые-переученые стали, всякого навидались, а не каждый устоять смог. И по сей день продолжают падать хозяйства. Но об этом мы уже говорили выше.

Было бы нечестным обойти молчанием некоторые положительные сдвиги в новом кривошляповском «колхозе». Начнем с животноводства. Сегодняшние надои в среднем составляют 14,7 литра молока на корову, кроме того, хозяйство забирает у населения ежедневно до 4 тонн. Кстати, в прошлом году за каждую сданную тонну молока выдавали 15 центнеров сена бесплатно. Наладили племенную работу, прекратили растащиловку, создали нормальную кормовую базу… Уже упоминалось о решении возродить овцеводство. Закупили в Угловском районе 73 овцематки, два барана-производителя. Кривошляпов намерен вернуть былую мощь в этой отрасли, когда в Кособоково стадо овец насчитывало более 6 с половиной тысяч голов.

Из посевов – основной упор на товарное зерно, тысяча гектаров заняты подсолнечником, чуть больше – гречихой, полторы – овсом, помимо того сеют травы – как многолетки, так и однолетние… Используются в необходимом объеме гербициды, удобрения, чего большая часть пашни долгое время не видела.

Как говорит руководитель хозяйства, хвалиться особо нечем, но потихоньку движемся вперед. Это сказать легко – в один год купили два трактора «Ньюхоланд», посевной комплекс «Сэлфорд» и самоходную жатку «Макдон». А цифры за этими приобретениями таковы – 19 миллионов общая стоимость, 450 тысяч ежемесячная выплата по кредиту. Эти деньги, как сами понимаете, с неба не упадут.

Мелеющий Чарыш и логика вне теории

Первое, что я увидел при въезде в Кособоково – машины со скарбом у одного из домов: кто-то переезжает.

– Хороший работник, – морщится Кривошляпов, – и ведь сам не хочет уезжать. А жена запилила: поехали к сестре в Ануйское – и все тут. Не устоял.

Горечь руководителя объясняется просто, и здесь тысячу раз прав Владимир Устинов. Не готовят сегодня для села ни специалистов, ни механизаторов. То есть специалистов университет, конечно, выпускает, да где они, ау! Сам Виктор Александрович закончил Рубцовский совхоз-техникум, управляющий Кособоковским отделением Сергей Викторович Вялых – строительный техникум, агроном без специального образования, управляющий Войковского отделения – тоже. Люди-то они старательные и грамотные в силу опыта – всем, кроме войковского Александра Кашникова порядочно за сорок, но кто пойдет следом?

– Молодежь надо правдами и неправдами затаскивать сюда, не будет молодых – все наши усилия бесперспективны.

– Мы говорим о конкретных вещах, а какой конкретный смысл в ваших «правдой-неправдой»? Зарплаты нет, жилья нет, культурной жизни – тоже…

– Надо заманить, женить, чтобы прирос сюда корнями, чтобы невозможно было отсюда уехать.

– Блажен, кто верует… А мне вот видится это – как Чарыш мелеет год от года, и ничего ты с этим не поделаешь.

– Можно, я покурю?..

Виктор Александрович закуривает и рассказывает, что обе его дочери в этом смысле не показатель – отрезанный ломоть, за мужьями потянутся. А вот у механика сын готов хоть сейчас из города уехать, не нравится там. Надо им условия создать, технику современную предоставить, супертехнику. Пока не даем, – говорит он, – но научим – дадим.

Получается какой-то ведьмин круг: старая техника – плохо, 1,5 миллиона на одни запчасти уходит, новая имеет такую производительность, что единицы механизаторов нужны для обслуживания ее даже на больших площадях, что уж говорить о фермерских 500-700 гектарах, она там попросту нерентабельна! И тут логика Владимира Устинова незыблема. Ах, вся бы наша жизнь по ней протекала, по логике!

Муха между стекол, и «любовь к родному пепелищу»

Сегодня на территории большого бизнеса земля становится одним из ходовых товаров. Говорят, в Шипуновском районе уже сейчас есть покупатель, готовый заплатить за 140 тысяч гектаров, а это три четверти всех районных угодий. Нынче крестьянам здесь предлагают от 35 до 40 тысяч за пай. Соблазнительно – когда на селе простые работяги такие деньги видывали! Кривошляпов понимает, что деньги – всего лишь бумага, которой в иных местах развелось безумное количество.

– Предмет бизнеса земля – это серьезная опасность. С иногородними деньгами – двойная. Понятно, куда сегодня деньги вкладывать, больше-то, по большому счету, и некуда, а где земли много? За Уралом. И цены подешевле, и качество зерна отменное, и Горный Алтай рядом… Грядет мировой кризис продовольствия, это тоже играет свою роль… А хорошо бы землю стараться отдавать своим. Приезжали москвичи, готовы поставить животноводческий комплекс на 6 тысяч голов. Все, говорят, будет, и зарплата у рабочих по 15-20 тысяч. Но… нужна земля. Оно понятно, а где гарантия, что землю купят и следом комплекс построят? Боюсь, кто-то не устоит, найдутся руководители, «сольют» свой совхоз миллионов за пять.

Кривошляпова всерьез беспокоят разговоры о крупном бизнесе, входящем в село, о грядущей реорганизации сильнейших хозяйств района. Для чего? – размышляет он. – Чтобы легче было продать? А что будет с деревнями, с людьми, населяющими их? Да, технологии в сельскохозяйственном производстве таковы, что можно приехать на поле издалека, за сутки его засеять и оставить наместника в палатке. Или просто сторожа. До уборочной. Люди за всем этим не подразумеваются, разве что – единицы. Куда ни кинь – Устинов прав, да только Кривошляпову от этой правды тошно делается.

– Я здесь родился и помирать здесь буду. Если из-под меня землю выбить, зачем мне техника, которую я приобрел? Не ради же самой этой совершенной-пресовершенной техники и технологии я это делаю! Да, не могу пока достойную зарплату платить, но к осени будем серьезно пересматривать возможности оплаты. И не пропадем, я уверен! Никакой приезжий, для которого земля – это всего лишь товар, – не возьмет на себя социальную ответственность и нагрузку, чтобы деревня нормально жила.

– И где же выход? Деньгами сегодня меряется почти все.

– А у нас шкура толстая, выдержим. Рубиться будем. Вот прямо сейчас в банк собираюсь, буду просить кредит для закупа земли. Своим надо брать, своим!

По правилам нашего прагматического века можно и даже нужно вычесть из жизни лишнее – пустеющие деревни, не приносящие большого дохода производства, людей, не умеющих организовать себя, многое другое, не дающее выгоды. Но как, скажите, быть с излучиной Чарыша возле Кособоково, с открывающимися взгляду со взгорья над селом великими просторами почти до самых Алтайских гор, с бором, что темнеет неподалеку от села, с многочисленными озерами, разбросанными по округе?..

Его бы, Кривошляпова, сватом от местных красавиц засылать к сбежавшим женихам. Убежденность в правильном пути, уверенность в своих силах, страстная любовь к своей малой родине держатся у него на какой-то удивительной внутренней мощи. Силен мужик, за таким идти не страшно.

Живет в машине, за последние два десятка лет в качестве отдыха использовал 10 дней, во время которых вынужден был сопровождать жену в санаторий после тяжелейшей операции. И то пять из них пробегал по барнаульским инстанциям, решая производственные вопросы.

– В наших кабинетах чувствуешь себя мухой, попавшей между стекол: зудишь и зудишь, спасу нет. Это я – руководитель крупного хозяйства! А если какой мелкий фермер в приемную постучится? В первые годы вообще выгоняли из кабинетов: вы район развалили! А потом сами полрайона раскатали в ноль, без нас уже. Когда дошли до ручки – одумались… Честно сказать, настоящей помощи не вижу, с серьезным масштабом проблемы сельского хозяйства не решаются. Вот пошел бы сейчас на шинный завод – купил 15 колес, не на что. Нам даже поставщики запчастей говорят: дай вам бог урожая, заживете вы – и мы заживем. И правда, колхозник сегодня кормит несколько человек – те же запчасти, ГСМ, переработка, торговля… Сядем в лужу – многие будут сидеть там же.

А вот это устиновская тема, однако, на другой лад. Получается, не то что селянина город всем снабжает, а еще и сам город подпитывается от села. Не так ли, Владимир Игоревич?

Правы и тот, и другой, не в том суть. Жизнь не хочет укладываться в пределы логики, как не укладывается туда любовь, романтика, поэзия. А что без этого все мы стоим? Прагматики и лирики не обязательно должны противостоять друг другу. А вы не слышали, знатоки мужских сердец, из женщин, разумеется, утверждают, будто плакать от нежности может только по-настоящему сильный мужчина.

МАСТЕРА ИЛИ ГЕРОСТРАТЫ?

Деревня – матерь человеческая, кому это не известно? Все из нее проистекло, из малого поселения, чуть поднявшегося над землей, приближенного к полю, к лесу, к реке. Истоки знаний, начало культур и общественного сознания – оттуда. Когда сегодня, в наш сумасшедший век мы говорим о простых и ясных человеческих отношениях, о добродетелях, из коих складывается порой мало доходчивое понятие нравственность, о любви и целостности, мы обращаемся к произведениям писателей-почвенников. У нас в России их окрестили «деревенщиками», и это обидным может прозвучать лишь для снобов. Что же ожидает в ближайшем и далеком будущем этот спасительный мир, куда нынче рванули люди с деньгами вдогонку за исчезающей натурой и чистым воздухом.

Обречены на процветание

Вспомним заявление руководителя фермерского хозяйства из Косихинского района Владимира Устинова по поводу 6-7 процентов сегодняшнего деревенского населения, которые со временем будут выполнять нынешний объем сельскохозяйственных работ. Сразу же возникает вопрос: а остальные? Отхожий промысел, как занятие их для прокорма, отпадает, потому что вольным работникам предстоит отнимать кусок у таких же, как они. Здесь есть, правда, одно большое «но», однако об этом чуть дальше. Гипотетически можно организовать обмен: вы к нам, мы к вам, только выигрыш здесь, сами понимаете нулевой.

Городу свободные от работы крестьяне не нужны подавно, своих безработных хватает.

Выводы Владимира Устинова о перспективах деревни – не гадание на фасоли. У него всегда все обсчитано и просчитано. Сейчас у фермера 3150 гектаров пахотной земли. Исходя, прежде всего, из этого числа он формирует свой коллектив. Непосредственно в производстве занято 10 человек, а всего в коллективе 15, включая поваров, сторожей и бухгалтера.

В хозяйстве построены семяочистительный комплекс, склад для хранения сложной техники, административное здание, где находятся кабинеты бухгалтера и руководителя, и две гостиничные комнаты. Кстати, свой кабинет у Устинова появился впервые за 19 лет хозяйствования. А комнаты для гостей – необходимость: все больше и больше приезжает их познакомиться с опытом работы знаменитого фермера. Где это, у кого он знаменит? – спросит недоверчивый читатель. На Алтае, в Америке, в Германии, в Канаде. Одни побывали в гостях у него, к другим он наведывался. В Германию наши чаще всего ездили учиться, и Устинов ездил. Поначалу немцы все больше говорили, нынче – все больше слушают.

Алтайский край один из крупных сельскохозяйственных регионов страны по количеству фермерских хозяйств и по площади обрабатываемой ими земли. В среднем на одно крестьянское хозяйство приходится около 200 гектаров, это более чем в три раза выше общероссийского показателя. Из года в год фермеры увеличивают посевные площади. По статистике рентабельность фермерских хозяйств выше, чем в коллективных, фермеры лучше оснащены техникой и зачастую помогают коллективным хозяйствам проводить полевые работы.

Впрочем, средние показатели иной раз искажают картину, особенно когда речь идет о конкретном случае, о конкретном хозяйстве. Для Устинова и средние показатели и сам середняк – точно не пример. В одном он уверен: рост производительности, рентабельности, культуры земледелия фермерским хозяйствам предначертан.

Банк в сказки не верит…

– Жизнь ставит сегодня человеку жесткие условия, говорит Устинов. – Язык не поворачивается назвать людей лишними, но они же сами не хотят себя обрести. Я предоставляю работу, у меня получают зарплату по 10 тысяч, плюс различные льготы в виде заготовки сена, вспашки огородов и прочее. Квалифицированные кадры – проблема. Мало кто к чему-то стремится, молодежь разбегается. Думаю, прежде всего, необходимо перестраивать систему образования. Деревня требует, чтобы ее учили по-особому, учили крестьянствовать. Те же сельские профессиональные училища совсем другого уровня должны быть. СПТУ сегодня – это некий социальный объект, который определенную группу людей доводит до определенного возраста – взрослый детский сад. Они выходят оттуда, не готовые ни к жизни, ни к профессии. Технику изучают допотопную, технологию – я ее проходил 25 лет назад, сам уже восемь раз за это время переучился. Ни одного курсанта СПТУ я к себе на работу не взял. Они выходят из училища, идут в армию и потом рассасываются неведомо куда. Выучили – получили мертвый материал.

Зачем ты показываешь урожайность 26 центнеров с га, – корит Устинова один из руководителей района, – покажи 13, хлопот меньше. Конечно, меньше. Куда проще убедить всех и вся, что в Косихинском районе невозможно высокопродуктивное земледелие. Не нужно подтягивать отстающих, выравнивать урожайность в сторону лучшей, попросту – не надо работать. А что с них взять! У чиновника зарплата от стола, от должности, не от результата.

Мы познакомились ранним летом 1991 года. Дом был другой, все хозяйство во дворе, техника здесь же. К тому времени у Устинова был трактор МТЗ, автомобиль ГАЗ-53, еще кое-какая техника.

Сегодняшний Владимир Устинов внешне мало чем отличается от того, которого я узнал 16 лет назад. Такой же ясный, грамотный, горячий. Конечно, годы оставили свой отпечаток, как-никак – 48. Немного седины, умудренность, основательность… Но творческие люди не стареют, это я с годами точно уяснил. Уверовал и в другое: творчество не есть удел одних лишь людей искусства.

– Когда я попросил в «Россельхозбанке» кредит на техническое перевооружение, в арсенале у меня было производство продукции на 12 миллионов рублей. Маловато для мощного комплекса машин, под который тогда давали кредиты. Я доказал, что хозяйство моего уровня не может перевооружиться сразу и предложил схему, по которой перевооружение идет в течение трех лет. Ничего особенного, крестьянин подсказал банкиру. Москва пошла на мои условия, теперь внимательно отслеживает ситуацию. В прошлом году по эффективности вложенных средств мое хозяйство стало лучшим в России, мы вышли с 12 миллионов на 20.

Устинов сотрудничает с учеными, среди которых чаще всего на его землях можно встретить доктора наук из Агроуниверситета Владимира Беляева. Работают и другие ученые, забывая в полях чины и ранги: на корточках изучают состояние почвы, нормы высева, глубину заделки семян… И Владимир вместе с ними.

– Я технолог, а хозяин – когда долги отдавать, ответственные бумаги подписывать.

Бизнес-план на минувший год составляли вместе с Беляевым. Проанализировали состояние экономики, динамику развития, возможности машин… В итоге план этот оказался выполненным полностью. В нашей группе районов семеноводческих хозяйств практически не осталось. Когда только начал работать с учеными, 12, 14 центнеров с гектара получали. 16 взяли – в ладоши все хлопали. В 95, 96, 97 годах усиленно занимались сортами и в 98-м на площади 100 гектаров получил по 40 центнеров. Тогда и орден дали.

Тот самый кредит «Россельхозбанка» позволил Устинову сделать мощный шаг в техническом перевооружении. В прежней технологии использовались 4 трактора Т-4, 3 – ДТ-75, 2 – МТЗ-82. Задача была – заменить всю эту армаду на более цивилизованную технику. Приобрели мощный американский трактор «Джон Дир», сеялочный агрегат этой же фирмы – одна из самых современных сеялок в мире. Мощности и производительности этого трактора достаточно, чтобы им одним на всех трех с лишним тысячах гектаров проводить основные сельхозработы.

Доля ответственности и сигналы тревоги

– Причины сельскохозяйственных неурядиц – это не непогода, это все та же технология: или не посеяли вовремя, или посеяли непонятно как. У нас по осадкам – Швеция, по температуре – Канада, а там какие урожаи! За 18 лет мы ни разу не прогорели. Нынче, смотрите, Европа сгорела, Украина горит, а у нас… Я бы создал на Алтае своеобразную резервную зону зерна. Не надо никуда возить, здесь, на месте все оставлять и хранить. А уж потом грамотно распоряжаться. Смотрите, вот в Омске все задачи по реализации сельхозпродукции берет на себя администрация. Они, прежде всего, аккумулируют свой урожай.

Во всем у Устинова – серьезность и основательность. Выбор американской техники «Джон Дир» определен им не только из-за технических показателей. Он сотрудничает с новосибирской фирмой «Эко-Нива-Сибирь», которая предлагает технику, берет на себя гарантийное обслуживание, следит, как она хранится, как эксплуатируется. Казалось бы – продали – и все, дальше сами разбирайтесь. Нет, при ненадлежащем обращении она не покажет ни той производительности, на которую рассчитана, ни срока службы, отпущенного ей. Устинову это по душе, потому других партнеров и не надо. При мне звонили оттуда, из Новосибирска, интересовались, как дела? А еще узнавали, получена ли виза для поездки в Канаду, которую они организовали для Устинова.

– Когда я сделал свой комплекс, более 200 крестьянских хозяйств обратились, оказалось, существует масса людей, готовых работать по новым технологиям. Фермеры ко мне пошли, не колхозы с совхозами. Считал и считаю колхозы неработоспособными структурами. Меняются названия, формы собственности, но не меняется доля ответственности руководителя, а именно с этого все начинается. В металлолом везут годную к работе технику, утащат последний кирпич – начнут думать. У них было все – свели до нуля, у нас был ноль – мы выросли. Вот разница. И мера ответственности: у нас перед семьей, близкими и Господом, а там – ну, не изберут в худшем случае. По нашему району развалились как раз те коллективные хозяйства, где не было ни одного фермера. У нас в Контошино самое сильное фермерское сообщество – и последний совхоз из той командно-административной системы живет. Мы заставляем его думать, мы пример показываем. Мы не сторонники развала коллективных хозяйств, просто социалистическая деревня сегодня не готова к жизни. А процесс – пусть он идет как идет.

Мне не дают покоя цифры: пять фермерских хозяйств обрабатывают около 15 тысяч гектаров, предоставляя всего 100 рабочих мест. А в Контошино – 170 безработных. Не пойдет никто из них работать к Устинову, да и не возьмет он.

– Моя задача – спросить с работника, но и не перегрузить его, оптимизировать труд. Чтобы, грубо говоря, человека на дольше хватило, чтобы работа не стала ненавистной, не унесла здоровье. Раньше работодателю было на это наплевать: надо сделать – и все тут.

Я вспомнил Героев Труда, победителей социалистического соревнования, которые выходили из комбайнов, пошатываясь, с прободными язвами, истощенные и изможденные. Битва за урожай – так это называлось.

Так может ли человек, отдавший всю свою жизнь работе на земле, добившийся всего своими собственными руками, ни разу не получивший никакой помощи, никаких поблажек, начавший практически с голого места и выросший до крепкого хозяйственника, – считаться врагом деревни? Это кто и с какой стороны посмотрит на ситуацию. Пришел Устинов – и не стало работы. А как вам обратное? Не стало работы – и пришел Устинов.

Нет, виновен совсем не тот, кто своим умением организовать труд, сделать его высокоэффективным и производительным показал ненужность огромной части деревенского населения.

Сегодня вообще теряет смысл поиск этих самых виновных. Есть очень серьезная проблема, ставящая задачей спасение российского народа, прежде всего, занятостью, нормальным трудом, ясной перспективой и признанием за каждым прав настоящего гражданина. Деревенские жители лишь часть народа, которая, быть может, острее и безотлагательнее требует особой и немедленной программы выхода из общенационального кризиса. Передовые люди вроде Устинова подают сигналы тревоги, они честнее других, дальновиднее, прозорливее. Что же мешает услышать их?

ЗА ТРИДЕВЯТЬ ЗЕМЕЛЬ…

Хлеб вырастить, хлебом накормить

Официальная статистика, если ее комментирует специалист, дает интересную разницу в цифрах. В Славгородском районе зарегистрировано 98 крестьянских фермерских хозяйств, но, как считают в комитете по сельскому хозяйству, реально работают 47. Это при том, что, по словам главы администрации Александра Герасименко, их район на сегодня почти в полной степени фермерский.

Интересуемся конкретным фермером – Станиславом Атамановым и получаем еще одно число, а заодно и оценку: таких молодых и энергичных – 10-12.

За последние 20 лет земля в регионе сильно истощилась, сложно даже картошку вырастить. А почва на полях, где работает Атаманов, в структуре района самая бедная. Кто-то решил расстаться со своими паями, не веря, что в обозримом будущем появится возможность улучшить качество земли, да и вообще, не зная толком, что с ней, с землей этой, делать. Станислав Николаевич по возможности скупает паи, на сегодняшний день у него уже 1000 гектаров собственной земли, а всего нынче будет засевать более 2000 га.

И пока что вся надежда на небо, по-серьезному работать с землей, используя необходимый набор удобрений, у Атаманова только в планах.

– Не все сразу, – говорит он.

Хозяйство Станислава Атаманова объединяет две деревни – Покровку и Павловку. Когда развалился совхоз, тут даже магазина не было, хлеб из Славгорода возили. Сейчас пекарня Атаманова предлагает несколько сортов хлеба, в том числе батоны, булочки. Помимо своих сел, за хлебом сюда ездят из соседнего Бурлинского района, а уж если говорить о муке – бабушки с дедушками, – вот ведь что уходит за пределы разумной экономики! – из-за мешка муки едут к Атаманову за десятки километров. Слухами земля полнится – каждый в округе знает, что на здешней мельнице никогда муку высшего сорта с другой, похуже качеством, не смешают.

А начиналось так…

Первые девять земельных паев в зерновое поле Станислава Атаманова сложились от родителей, брата… Первый кредит в банке взял на приобретение 30 голов скота в Сереброполье. С первого урожая зерна начал рассчитываться с банком. Мысли о том, как развивать хозяйство, постоянно приводили к одному – необходима собственная переработка. Выкупил оборудование для мельницы у развалившегося СПК «Элита», потом купил мини-пекарню. Пошли мука, хлеб – появились деньги.

Открыли с напарницей магазин – вдвоем дело не пошло, тогда открыл свой собственный. Вот так и складывается сегодняшнее производство и экономика хозяйства. Помимо уже перечисленного, у Атаманова свой мехток, который брал с сомнениями, нынче ушедшими: никаких проблем с подработкой зерна. Имеется вся необходимая техника, почвообрабатывающие агрегаты.

В сезон полевых работ в хозяйстве занято до 20 человек, постоянных работников – 12. Свои рабочие получают по 20 литров подсолнечного масла, 5 мешков муки, сено, солому. Средняя зарплата здесь – 10 тысяч рублей. Что касается отношения людей к их работодателю – за три года существования хозяйства оно изменилось, пройдя путь от недоверия к уважению.

Рядом работает еще один фермер – Юрий Головко, для него соседство с Атамановым – поддержка и гарантия нормального существования. Вдвоем они обрабатывают и засевают больше, чем коллективное хозяйство до них.

Специалист по работе с фермерскими крестьянскими и личными подсобными хозяйствами Наталья Шевченко горит:

– Поле частника всегда отличишь. – И смеется, глядя на Станислава Николаевича. – Солнце всходит на востоке – туда и глаза фермера, в каком бы направлении ни шел.

Зона отдыха и борьба с экономическими преступлениями

Славгородская степь 300 дней в году под ветрами – все выдувают, высушивают. Вот и задумал Станислав Атаманов у себя этакий оазис природный устроить – взял в аренду котлован, оставшийся от бывшего орошаемого участка, сделал пруд, запустил мальков. Время пришло – карпа стали продавать…

– На все рук и времени не хватает, – сокрушается Станислав Николаевич, – здесь бы весь Славгород отдыхал – такую зону отдыха можно устроить!..

Семья собирается в круг, когда приходит страдная пора – отец помогает, брат из Ярового приезжает. А жена Марина Дмитриевна всегда рядом. Бухгалтерия на ней, магазин. Но вот сын заявляет отцу:

– Никогда по твоим стопам не пойду.

Сейчас учится на программиста, но мечтает стать специалистом по борьбе с экономическими преступлениями. Что ж, поле деятельности для этой работы у нас в стране немеряное. Бухгалтерский учет начал изучать – так мать уже экзаменует: а ты этот журнал ведешь? А этот?

Однако жизнь по-всякому вмешивается в ход событий. Видит сын – отцу некогда, а надо за товаром для магазина ехать. Матери сам предлагает: давай поедем. Или вот недавний случай. В Интернете прочитал про удивительные свойства одного из сортов алтайской пшеницы. Спрашивает у отца:

– У нас такая есть?

– Есть.

– Ты не избавляйся от нее.

В селе, несмотря на недавнюю хозяйственную разруху, порядок – много зелени, цветов, ухоженные усадьбы. Когда коллективное хозяйство обанкротилось, рассчитались с работниками, как смогли, каждому досталось по «кусочку» здания конторы. Через некоторое время пошли люди к Станиславу: забери, другие же купят, чужие.

– Покупаю, – пожимает плечами Атаманов. – А что делать? Приезжают перекупщики: разбери, продай нам материалы. Ну уж нет, коль пошло такое дело. Мое это, родился я здесь!

Действительно, бывает: за тридевять земель едут люди, чтобы купить хорошую муку. Хлебу на Руси всегда цену знали, а добросовестного мукомола так и искали: пусть подальше, но чтоб был человек без обмана.

ВОТ ТАКОЕ КИНО

Сначала – отступление от темы

Писать про фермеров, особенно крупных и успешных, сегодня не очень интересно. Читатель вправе возмутиться. Как так! Поначалу их едва ли врагами сель-ского хозяйства называли, притесняли всячески, потом долгое время замалчивали, представляя явление как несуществующее. И вот, едва успев признать их и начать считаться с ними, – уже интерес к ним потеряли!

Нет, сам по себе интерес не потерян, дело всего лишь в следующем: они – практически все – говорят об одном и том же. На трудности, на невнимание к себе, на слабую заботу государства жаловаться не хотят. Да, государство виновато, что объявили с высокой трибуны сельское хозяйство черной дырой. Кто-то ведь и всерьез это воспринял. Время упустили, людей расслабили да разуверили.

Обращаясь к государству, фермеры ничего не просят, лишь рекомендуют. И ведь сами только что от сохи, бок о бок с небогатым крестьянством трудятся, а предлагают непопулярные меры. К примеру, не надо, говорят, регулировать цены на хлеб, не надо искусственно занижать их. Булка хлеба в продовольственном бюджете семьи далеко не первую роль играет, на трамвае каждый взрослый больше прокатывает. Так и пускай эта булка стоит, допустим, 25-30 рублей, хоть немного дисбаланс цен между сельхозпродукцией и промышленной выровняется.

А если уж критикуют сегодняшнюю политику государства в отношении к сельскому хозяйству, то не забывают и себя. Накупили мы, говорят, ненужной дорогой техники по краю не меньше, чем на полмиллиарда. Государство нам и по технике дотацию дает, по процентной ставке кредитов. Деньги на ветер. А по уму-то их бы на науку пустить, и работала бы она на рекомендации – где, кому и какую технику брать. Всем выгода, а главное – наука с производством вперед шагают.

Итак, в чем же нынешние крупные фермеры вторят друг другу? Тем несколько. Отрыв производства от села, оскудение социального кармана, пьянство и безделье, отсутствие рабочих рук и специалистов, работа вхолостую большинства высших и средних специальных учебных заведений. И еще одна, поновей будет: опасение массовой скупки сельскохозяйственных земель «варягами». Заметьте, почти все из сказанного или есть последствия неудовлетворительной социальной политики или обязательно повлечет за собой социальные катаклизмы. А если сложить то и другое – подумать страшно.

Пьяная деревня в завтра не смотрит

Фермер из Алейского района Анатолий Андреев пришел к своему нынешнему делу из киномехаников. Можете улыбнуться, но статистика покажет вам еще более курьезные примеры. Что же касается наследия службы на ниве искусства – осталось доскональное знание окрестного населения, в том числе его родного села Дружба. Ничего удивительного: ребенок еще только родился – а на него уже план киномеханику спускают. Потому считать выводы Анатолия Петровича по поводу этого самого населения умозрительными будет ошибкой.

И вот – никуда не денешься – одна из иллюстраций к началу нашего разговора.

– Село пьет, молодежь пьет, – говорит Андреев. – Он будет целый день откапывать железяку, чтобы пойти сдать на бутылку – а работать не пойдет. Для стройки беру бригады из Алейска, хотя и здесь народ есть. А что, мне его взять, а завтра увольнять? У меня сейчас работают трое парней – такие заработки в городе они не увидят. Уже несколько сезонов работают, а зимой уходят дежурить в котельной. Люди заработать хотят, в будущее смотрят. А тут… Взять наше СПК, работа есть, техника есть – работать некому.

– А вы сами готовы вот сейчас предоставить дополнительные рабочие места?

– Конечно! Взять землю – и дать работу. Но кому? В этой деревне не вижу ни одного. У меня вот есть они – 19 человек, я за них спокоен. Сейчас мне инженер нужен дозарезу – не могу найти, дожились.

Может, возобновить наказание за тунеядство? – спрашивает Анатолий Петрович и сам не верит в возможность этого шага. Сейчас он и агроном, и инженер, и строитель в одном лице. И все это при отсутствии дипломов. Было, после армии поступил в Рубцовский сельхозтехникум. Пришло время – механик хозяйства уехал на строительство БАМа, предложили его должность Анатолию. А он почему-то страшно не хотел идти в начальники. Дело было перед последней сессией, и Андреев не поехал на нее.

На том этапе его образование и закончилось. А он, как был водителем – так и остался. Но ведь и тут, как выяснилось, надо кому-то подчиняться, чью-то волю исполнять.

– Путевку выписывают: поезжай туда-то. А мне надо в другое место, там интереснее. Думал, думал, где же не надо никому подчиняться? Наверно, киномеханик свободен от этой докуки – пошел в киномеханики. И ведь никогда бы не подумал, что там еще и зарплату приличную платят! Платили, вернее. 120 да еще столько же за выполнение плана. Инженер на заводе столько не получал!

Конец фильма и лучший урожай в крае

Однажды кончилось кино, как и многое другое в нашей жизни.

Дата начала работы фермерского хозяйства Анатолия Андреева выложена на фронтоне первого построенного собственными силами производственного помещения на базе – 1992 год. Последняя… Простите, к Андрееву это определение не подходит. Самая свежая дата, отмеченная таким же способом – 2008. Это солидное сооружение, в которое свободно входит любая техника, нуждающаяся в ремонте. Здесь огромный рабочий зал, котельная, бытовки, различные подсобные помещения и – сюрприз! – волейбольный зал.

Освоенный бетон, кирпичная кладка, плиты, фермы, металлопрофиль здесь в таких объемах, что – не любишь считать деньги в чужих карманах – а невольно захочется. И следом задать вопрос: где взял?

– По конверсии кое-что досталось, – хитровато улыбается Анатолий Петрович.

Достается пакостливой кошке ухватом по спине, а тут голову иметь надо, сметку и подходы к людям. Что интересно, – и это тоже характерно для большинства крупных фермерских хозяйств, – свои служебные помещения или, если хотите, офисы строятся здесь в последнюю очередь. Зачем? – пожимают фермеры плечами. Полчаса за день – максимум времени на работу за столом. Вот и у Андреева при всей строительной мощи его хозяйства «офис» до сих пор в вагончике.

Дипломы дипломами, а знания необходимы. Если говорить об агрономии – больше всего почерпнул их Анатолий Петрович, когда начал работать с АНИИСХом. Теперь связь с наукой у хозяйства постоянная, берут на испытания новые сорта пшеницы, размножают. Хозяйство имеет статус семеноводческого, что подтверждено федеральной лицензией.

В прошлом году Андреев показал самую высокую в крае урожайность сахарной свеклы. На стене кабинета диплом первой степени за достижение высоких показателей в конкурсе на звание лучшего свеклосеющего хозяйства России.

Кстати, что уж точно отличает большинство фермеров друг от друга – набор агротехнических приемов. Причем ни у кого нет такого, чтобы этот набор был постоянным. Все время в поиске, в испытаниях новой техники, новых сортов пшеницы, ячменя, прочих культур – они дорабатывают за науку, которая в силу пренебрежительного отношения к ней со стороны государства не поспевает за мировыми достижениями сельского хозяйства.

Если сейчас начать говорить об этих самых агротехнических приемах, которые позволяют собирать самые высокие урожаи в крае, мы далеко уйдем от нашего героя. А тема интересная и, между прочим, не закрытая ни для кого. Приезжайте на места, вам все покажут и расскажут. Тем более, что такие, как Андреев, ежегодно совместно с наукой проводят у себя семинары и всякого рода совещания по обмену опытом.

Не упади со стула!

– Перед севом озимых звоню в Кемерово, – делится новой проблемой Анатолий Петрович. – Цену знаешь? – спрашивают меня. – Нет. – На стуле сидишь? Держись крепче! – Оказалось, 30 тысяч за тонну против прошлогодних 12! Как мы будем работать на следующий год? Не знаю. До 90 процентов удобрений идет за границу, и никакого квотирования нет. Не посчитали нужным! Обещали таможенные пошлины увеличить – ничего до сих пор не сделано. Что ж производителю не резвиться?

Ну вот, все-таки дошли до обвинения государства в попустительстве. Действительно, как ни старайся выстроить вокруг себя забор из собственной независимости – все равно останешься зависим от массы обстоятельств – от ценовой политики на рынке, от производителей всего и вся, чего не может и не могло никогда поставлять на рынок село. От пьянства на селе, от малочисленности школ, в результате чего стареют кадры, отсутствует пополнение.

Сразу за окраиной села, через дорогу от андреевской базы – школьное поле, с которого нынче уже скошена пшеница. Урожай неплохой, выше, чем у соседнего СПК. Обработкой, посевом и уборкой до сих пор занималось хозяйство Андреева, но руководитель намерен в дальнейшем к этим работам привлекать старшеклассников. Неплохой полигон для освоения профессии хлебороба – 85 гектаров. Да и прибавка к школьному бюджету солидная – в прошлом году за собранный урожай выручили 700 тысяч рублей.

– Я бы изымал землю у фермеров, которые мучают землю, получая урожай в 4-5 центнеров с гектара, – говорит Андреев. – Передавал бы в другие руки, кто умеет работать… Однако нас подстерегает другая беда – перекупщики земли.

Толстый кошелек и вечно живые надежды

Вот мы и дошли до самого главного, что волнует сейчас многих крестьян. Только до сих пор мы говорили о так называемых «варягах», которые придут на землю с мощной техникой и полным отсутствием интереса к селу с его жителями и всеми их заботами. Здесь несколько иной поворот темы.

– Забирают землю от производителя и – бросают. И я даже знаю имена этих людей. Насмотрелся... Стоят выкупленные земли, зарастают сорняком. Хозяев нет, их согнали новые собственники. Они дождутся выгодного момента – перепродадут. И не надо ничего делать…

Фермера Андреева беспокоит, прежде всего, собственное хозяйство. Пайщики говорят сегодня: вот подождем, когда за пай будут давать 100 тысяч – продадим.

– У приезжих ребят есть такие деньги, а у меня откуда? Вот сейчас мне необходимо выкупить 2,5 тысячи гектаров. Возьму кредит – но все равно выкуплю. Иначе куда я дену парней, которые у меня работают? Им по 30-35-40 лет, еще жить да жить. И они смотрят на меня с надеждой. А что я без земли? Кому нужна тогда вся эта техника, база?

Что ж мы, государство, сообщество граждан слушаем фермеров и не слышим? Почему их интересы не становятся приоритетными, когда речь заходит, к примеру, о том же рынке земли? Почему мы не поможем им, придумав некую специальную кредитную линию для покупки земли хозяевам, зарекомендовавшим себя как рачительные пользователи ее?

Наверно, много еще этих «почему» можно было бы задать. Но пока, как это уже было сказано, фермеры не особо докучают вопросами ни местную власть, ни вышестоящую. Надежда у них, в первую очередь, на себя.

ПРИДЕТ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ…

Про фермера из Усть-Пристанского района Николая Апасова написано много. И о том, что его семеноводческое хозяйство работает в тесном содружестве с селекционерами Алтая, с научно-исследовательским институтом сельского хозяйства, и о том, что благодаря ему выжил и получил прописку даже за пределами края замечательный сорт пшеницы «Алтайская-325», и о том, что Апасов постоянно ищет новые сорта, более урожайные, и о том, что к нему на летние семинары приезжают набираться опыта из Новосибирской, Кемеровской, Омской областей. О вдумчивой работе с гербицидами, с удобрениями, об экспериментах с различными способами обработки земли, заделки семян и внесения удобрений…

Однако, познакомившись с Николаем Ивановичем, с другими успешными фермерами Алтайского края, могу с уверенностью сказать, что каждый год, каждый сезон изменения в их хозяйствах, в способах и методах работы, в жизни – если рассматривать ее в самом широком аспекте – происходят значительные. И потому всегда есть о чем рассказать заинтересованному читателю.

Прошлое лето поскупилось на осадки. Ходили с ним по полям, по опытным делянкам, Апасов, горестно покачивая головой, показывал: вот здесь земля потрескалась от засухи, здесь… Разумеется, итоги нынешней уборки будут поскромней прошлогодних. Посчитано, что за последние пять лет фермер Апасов в среднем получал на круг около 32 центнеров зерна. Однако и в тот год урожайность на его полях была гораздо выше, чем у соседей, работающих в тех же погодных условиях.

А наука радуется: мы смогли посмотреть новые сорта в таких сложных условиях. У нее, у науки, отрицательный результат – все равно хороший результат.

Еще, очевидно, необходимо сказать, что в хозяйстве у Апасова три хороших зернотока, на каждом из которых можно за час обрабатывать по 70 тонн зерна. С техникой все обстоит благополучно. Об этом Николай Иванович еще в конце прошлого года говорил:

– Теперь можно увеличивать площадь пашни – купили новые тракторы, почвообрабатывающую технику, комбайнов хватает. И пускай нагрузка не очень большая, на земле все надо с умом делать. Фермерское хозяйство чем от колхоза-совхоза отличается? Это – дитя. Мать еще до родов сначала думает о нем, вынашивает, растит, воспитывает…

Вот сегодня разговор и о том, и о другом. Мы же заявили, что у фермеров без новостей не бывает.

Если мы знаем: деревня – это матерь человеческая, что ж мы так с матерью-то!..

Николай Иванович согласен со многими фермерами, которые считают, что нацпроект по развитию АПК кое-что дал для производства, для оснащенности сельского хозяйства техникой. А вот в социальном плане, по их мнению, селу внимания недостаточно.

Вопрос непрост. Уже несколько раз сказано: «социалка» взрастает там, где есть производство, иначе попросту не бывает. Да и Апасов понимает это. Вот нынче взвалил на плечи своего хозяйства, то есть на свои собственные, два села – Коробейниково и Краснодарское. Кто хорошо знаком с территорией и историей края, знает, что в недалеком прошлом оба эти села были достаточно крупными населенными пунктами. В свое время обоз раскулаченных тянулся чуть не километр, от Коробейниково до Нижне-Озерного – апасовского села. Дораскулачивались! После короткого подъема в годы Советской власти сегодня пришли к тому, что последние 70 коров стоят в неприспособленном помещении, старые скотные дворы не подлежат восстановлению.

В Краснодарском 80 процентов земли разобрали фермеры, остались немощные старики – пенсионеры. Техника не покупалась полтора десятка лет, сараи развалились. Сейчас Апасов оформляет землю, которая составит из паев и фонда перераспределения более 3000 гектаров. Солидная прибавка к его почти девяти тысячам, будет где наработаться!

С Коробейниковским хозяйством дело обстоит несколько иначе. Оно будет переоформлено из общества с ограниченной ответственностью в акционерное с основным пакетом акций у Апасова. То есть, оно сохраняет юридическую самостоятельность. А пока Николай Иванович гасит долги «лежачих» хозяйств и в первую очередь – по зарплате.

– Хозяйства нет, но остаются люди, а это – основной капитал. Будет кому работать. Они ж в качестве зарплаты 10-12 лет получали по стогу сена… Посеять и убрать – это одно, а жить – совсем другое. Нельзя же в тарелке супа с одного только края посолить.

О том и речь: есть производство – будет жизнь, и вкус ее ощутится во всем.

Уже восстановили столовую в Коробейниково, а то приезжие строители, выигравшие конкурс, деньги истратили, а на окна да на отопление не хватило. Выделил Апасов деньги и на трубы для отопления клуба. У себя в Нижне-Озерном отделали кабинет главе, библиотеку, фельдшерско-аккушерский пункт. Сейчас ждут архитектора, чтобы получить план перестройки части школы под детский садик. Не так просто это сделать, но Николай Иванович добьется.

– Сколько садик будет стоить? – задает вопрос Апасов, скорее всего, самому себе. – 500 тысяч, миллион? Сделаем. Но ведь Апасову надо государство кормить, давайте, ребята, как-то вместе.

«Ребята» – это, очевидно, то же государство в лице местной власти (безденежной, кстати, по воле самого государства), повыше и совсем высокой. Но пока надежды больше всего на Николая Ивановича и ему подобным.

– У меня мать умерла в поземку, – рассказывает он. – Врач приехала через три часа после того, как уж бабушки собрались. И отец. Привезли с инфарктом – а врача на месте не оказалось… Эти несчастные 70 коров доят, с каждой по 4 литра – а деревню занесло. Хоть сколько надоили – увезти-то надо. Едешь, чистишь. Или бабушка померла, кто ее хоронить будет? В городе у бизнесмена – кто заболел – сразу скорая помощь приезжает. Бесплатно! Здесь пока что не бизнес. Бизнес – то, что выгодно, что можно купить – продать. Сегодня построить склад стоит 5 миллионов рублей, а иди продай, сколько будет стоить? 200 тысяч! Или трактор. Отремонтировать – 250 тысяч, продать отремонтированный – 50. Понятие такое: они уголь, нефть, руду добывают, железо куют – и все это для нас. А мы так, погулять в поле вышли…

Апасов горячится, особенно – когда речь заходит о новых хозяевах сельскохозяйственных угодий.

– Видел я два хозяйства, в одном 16 тысяч гектаров, в другом 10. Работают 30 человек, все наняты со стороны, в том числе и директор. В чистом поле на краю деревни легкие сооружения из профнастила – склады, чтобы засыпать себе семена. Железнодорожный вагон – столовая, умывальник, другой вагон – кабинет руководителя, бухгалтерия, агроном, инженер. 4 посевных комплекса, два опрыскивателя, 4 КамАЗа, 4 шофера, 12 механизаторов. Посеяли – уехали, убрали – уехали. У них за спиной село – ничье. Есть там глава, бьется, чтобы воду откопать – бесполезно, никому не нужны.

Николай Иванович вспоминает, как брал брошенные земли в соседнем Усть-Калманском районе. Брошенные, никому не нужные! Целая армия чиновников различного масштаба налетела: не пускать! Олигархи! Оккупанты! А нынче приехали чужаки, взобрались на сопку, с которой земли нескольких районов видны, – Усть-Калманского, Петропавловского, Смоленского… Это наша земля, мы будем тут работать. На 1000 гектаров – один человек. – А другие? – До других нам дела нет.

– Николай Иванович, судя по всему, деревня все-таки будет убывать…

– Пожалуй, выбора нет. Через 10 лет ДТ-75 уже нигде не увидишь. И если в севе надо пятидесяти человекам участвовать, ста уже не будет. Но надо поддержать людей в нынешнем положении. Она же, бабушка-крестьянка, ничего не может, зубы вывалились, рука не гнется – изработалась. И не нужна никому! Понятно, сегодня поднимать животноводство – со строительством, покупкой скота, прочими расходами – скотоместо обойдется в 300 тысяч. Эти затраты не окупятся и в десять лет и с надоями в 8 тысяч литров! Но мы пойдем на это.

– А уйдет Николай Иванович Апасов…

– Придет Алексей Николаевич Апасов, еще кто-нибудь. Да и то, что построено, никуда не денется… В конце концов, мы здесь родились и несем ответственность за все, что здесь происходит.

Коробейниковский храм Казанской Божьей Матери и одноименная икона известны далеко за пределами района и даже края. Старинная кладка не поддалась ни взрывчатке, ни бульдозерам. Сейчас здешний приход ожил, строится, хозяйство свое ведет. А маковки церковных куполов, возвышаясь над селом, видны издалека. Кресты возносятся к небу, напоминая всем нам, что земная жизнь коротка, и прожить ее каждый вправе – как ему вздумается. Или – как судьбой начертано?

ЧТОБЫ ЖИЗНИ СМЫСЛ НЕ ПОТЕРЯЛСЯ

В загранку за тапочками. А потом – ко кресту

В центре села Клочки церковь – красивая, новая, сложенная из гладкого красного кирпича, с золоченой маковкой и малиновым звоном. Теперь затруднений нет – как называть Клочки – село или деревня. В старину так считалось: храм стоит – стало быть, село. Стоял тут храм и раньше, на этом самом месте, аккурат до 1939 года. А потом сломали, помешал кому-то, кого из этих самых Клочков отродясь не разглядеть было.

Много тогда по России церквей порушили, с иных главки посносили да под клубы, а то и под склады приспособили.

Годы спустя в Клочках построили замечательный Дом культуры, как раз возле того места, где церковь раньше стояла. Красивый, просторный, стены в зеркалах. Поработал – и приходи отдыхай, занимайся чем хочешь – пой, пляши, играй… Однако время распорядилось по-своему: не стало Дома культуры, одни стены с пустыми глазницами оконных проемов. Наглядный урок нашей безумной истории: в самом центре села стоял Дом культуры рядом с местом, где красовалась когда-то церковь, теперь заново отстроенная церковь соседствует с развалинами Дома культуры. В 60 лет уместились эти крутые перемены, и все – итог деятельности человека, считай, нашего современника, нас с вами.

Может, и доживем когда до понимания: не мешает здоровое соседство друг другу, наоборот, дополняет. В одном здании – культура, традиции, душа народная, в другом – вера, а в ней – та же национальная культура, традиция, душа.

Построили нынешнюю церковь на средства здешнего предпринимателя Николая Мальцева. И нарекли ее храмом святого Николая Угодника – отчасти по имени щедрого уроженца здешних мест, отчасти в знак того, что названый святой считается покровителем в делах и хранителем путешествующих. На память приходит традиция русского Севера, когда вологодские, архангельские купцы-передовщики в конце 18-го – первой половине 19-го веков от своих доходов ставили храмы. В городке Тотьма, откуда вышла целая плеяда известных купцов, на три тысячи населения насчитывалось 18 храмов!

Что касается путешествий, тут Николаю Григорьевичу, точно, в свое время покровитель был необходим. Случившаяся в стране перестройка в самом начале 90-х погнала его за товаром по разным пределам – сначала Польша, потом Турция, Китай… Путь нынче хорошо известный и многими пройденный вовсе не от любви к смене мест. В том сумасшедшем экономическом пространстве надо было как-то выживать.

– За тапочками гоняли, – уточняю с некоторой долей иронии.

– Да, за ними, – не обижается Мальцев.

Как ни странно, сегодня те дни и годы, когда люди вынуждены были бросать привычную работу, оставлять насиженные места, некоторые вспоминают с оттенком теплой грусти. Ничего удивительного, для многих «челноков» шоп-туры пришлись на их лучшие годы, на молодость. Николай Григорьевич из того числа – тридцать с небольшим, замечательное время для реализации лучших своих качеств, возможностей, знаний. С другой стороны, это время и изломало многих. Это ведь надо выдержать, перемочь себя, чтобы оставить школу, учительство. А к тому времени Мальцев уже был назначен директором вновь строящейся школы. Как-никак – карьера…

КАКОВ ПОП – ТАКОВ И ПРИХОД

На битого жизнью он не похож – рослый, крепкий, подтянутый и главное – улыбчивый, не злой на жизнь. За две недели до нашей встречи у него угнали машину, только что купленную, дорогую. Жалко, обидно, досадно, однако Николай Григорьевич говорит о случившемся спокойно, больше досадуя на нашу исковерканную действительность. В конце концов, это всего лишь машина.

Под стать ему напарник по производству и всем хозяйственным делам Юрий Александрович Бакушкин. И ростом Господь не обидел, и в плечах – косая сажень, и двигается легко и скоро. Разница у Юрия и Николая в возрасте всего в два года.

Что-то свело их, двоих хозяев, одного – городского жителя, другого – здешнего. Может быть, общая малая родина. Мать-то у горожанина Николая Мальцева до сих пор живет в Клочках… Уже не первый год успешно ведут совместное хозяйство частное предприятие «Мальцев» и крестьянское хозяйство «Бакушкин». Спрашиваю у Юрия Александровича про его перемены в жизни, тоже, казалось бы, круто поменявшейся. До руководителя крестьянского хозяйства он 15 лет проработал главным инженером колхоза.

– Для меня мало что поменялось, разве вот отвечать стал за все только по должности и совести, а еще деньгами, собственным имуществом. А основные принципы в отношениях с людьми остались прежними – порядочность, честность, открытость.

Вернемся к разговору о храме, о деньгах, потраченных на него. Иные убеждены, что подобные траты идут от желания очистить себя от греха наживы. Николай Григорьевич не согласен. Если заработал нечестным путем, никакие пожертвования, никакие молитвы не спасут.

– Зачем ты это сделал? – спрашивают. А я не знаю, душа команду дала. Может, еще в бабушке моей причина. Она верила глубоко – истово и тихо. В самый лютый мороз, бывало, случится православный праздник, она шалью подвяжется – и на дорогу, ловить попутку до Барнаула. В храм, помолиться. Это сейчас «Газели» через каждые полчаса бегают, а тогда… Бабушку звали Ариной, отсюда и имя дочери – Ирина, то же самое, только на современный лад. Между прочим, она уже самостоятельный человек, заместитель прокурора одного из районов Барнаула.

Еще Мальцев сказал, что построить храм – это только начало. Куда важнее, чтобы образовался и стал жить приход. И тут в нашем разговоре по подсказке самой жизни сошлось духовное и мирское, хозяйское.

– Сейчас взялись коровники, свинарники строить, – размышляет Юрий Бакушкин, – дорогущие, надо сказать. У нас, видели на въезде? – комплекс приблизительной стоимостью в 300 миллионов. Когда эти деньги будут отработаны? Но это один вопрос. Другой – чаще всего инициатива нового строительства приходит извне, со стороны. Появились у кого-то деньги – надо вложить, допустим, в производство молока, сегодня выгодно. Но построить и вдохнуть жизнь, начать зарабатывать на этом комплексе – две разные задачи, требующие разных подходов.

Надеюсь, простят меня верующие за сравнение прихода с производственным комплексом, но суть, повторюсь, в том и другом случае едина. К сожалению, история нас ничему не учит, даже самая близкая, новейшая из новейших. В начале 2000-х в селе объявилось много приезжих предпринимателей, что само по себе говорит о неком новом дыхании сельской экономики. Однако – и годов-то прошло всего ничего, – но к сему дню никого из них не осталось. А почему? Подход был сторонний: я вот деньгами обзавелся, куплю вам запчасти, солярку, семена – а вы тут работайте, себе на здоровье и мне во благо.

– Не получается, – делает вывод Николай Мальцев, – хочешь на земле работать – изволь быть рядом. Кстати, жизнь показала, что любой бизнес на расстоянии плохо управляем.

Бизнес, дети и выгоды простоя

И здесь мы начинаем разговор о хозяйстве Мальцева и Бакушкина, об их бизнесе, если хотите. Наша встреча в Клочках состоялась в воскресенье, но, думаю, нет надобности говорить, что, несмотря на выходной, работа шла полным ходом – и в поле, и на свинокомплексе. Кстати, первое, что мы увидели – готовый к отправке фургон-скотовоз с хорошо откормленными свиньями. Смотрим на номера – новосибирские.

– Хорошую цену предложили, – объясняет Николай Григорьевич и дальше развивает мысль, которая, на первый взгляд, противоречит его собственным словам. – В этом преимущества моего городского существования – связи, знакомства, информация о конъюнктуре рынка не только в крае, но и за его пределами. Плюс к тому – работа с банками, другими кредитными организациями…

– А недостатки?

– Да я же здесь большую часть времени провожу, в селе, на производстве, вдали от дома, от семьи. У нас, считай, непрерывный цикл работы. Уборка – в поле дотемна, танковое сражение. Следом за зерновыми подсолнухи убрали – те же люди пошли в маслоцех. До февраля поработали, в марте подготовка техники к севу. А там, глядишь, и новый полевой сезон подошел…

– И жена ничего, терпит?

– Тут мы с моей Ольгой Александровной нашли взаимопонимание. Она меня во всем поддерживает, и это, пожалуй, самое главное. Одно плохо, в этой круговерти не успели еще, кроме дочери, детей родить, а не мешало бы…

К вопросу о детях, подрастающих и уже подросших, мы еще вернемся. Пока же, отклонившись от производственной темы, отмечу еще одно сходство в жизни напарников: у обоих жены – медицинские работники. Юрий, правда, обогнал Николая в детях – две дочери, обе студентки.

Если продолжить разговор о преимуществах, они как бы сами собой формируются в производственном цикле. Свеклу сдали – жом получили, масло продавили – жмых, зерно переработали – отруби… Все это пошло на свинарник (так, по-простому в хозяйстве называют свинокомплекс) – получили мясо. Но это, по мнению Николая Григорьевича, оценка нынешняя, без далекого загляда. Все-таки, считает он, подходит время более узкой специализации, когда необходимо высококлассное оборудование, такого же уровня специалисты, все кадры, современная, отработанная до мелочей технология. Сразу в нескольких отраслях этого трудно добиться. Мальцев поведал историю своего приятеля, который и лимонад делал, и хлеб выпекал, и колбасный цех держал. В итоге – не осталось ничего.

– У нас мельницы небольшие – сегодня уже трудно соперничать с крупными предприятиями зернопереработки. Что хорошо – мы более маневренны. Чуть что – раз и остановил. Попробуй-ка останови большой мелькомбинат – куча проблем потянется. Иногда даже такое случается: выгодно мне нынче зерно продать – продаю, хотя и мельницы свои в это время стоят.

Что выгоднее сегодня – узнаем завтра

Вот мы и приблизились к главному, к тому, что, является определяющим в подходах наших новых знакомых к ведению своего хозяйства, к производству. Прежде всего, это два фактора, не удобные для соседства друг с другом, можно даже сказать – противоборствующие. С одной стороны – умение считать, находить выгоду, с другой – нестабильность, составляющая сегодняшней жизни, к сожалению, от Мальцева и Бакушкина не зависящая.

Сейчас имеющиеся в хозяйстве 2,5 тысячи гектаров земли заняты под свеклой, пшеницей, ячменем, подсолнечником. Основной упор сделан на сахарную свеклу, она более рентабельна по сравнению с другими культурами. И то сказать – цены на одном уровне держатся четыре года подряд, что свидетельствует о стабильности в этой области производства. Впрочем – как посмотреть. За то же время выросли цены на гербициды, семена, горючее. В прошлом году только за вывозку свеклы на сахарный завод отдали более миллиона рублей.

Сидим у края свекловичного поля, чистого, выглаженного – как и предполагает технология возделывания этой капризной культуры. Сахарок-то сладок, да путь к нему непрост. Механизаторы Владимир Маликов и Евгений Шушунов ведут предпосевную обработку и следом сев. Юрий Александрович рассуждает.

– Сейчас пшеница пошла по цене в рост. Вот подсчитываю: с этого поля я собрал бы по 30 центнеров с гектара. Весной день отсеял – осенью за день убрал. А за свеклой надо все лето ходить – и междурядная обработка, и химпрополка… В результате на сегодня получается, что пшеница выгоднее. Но мне же надо смотреть вперед, знать заранее, какую культуру завтра сеять, а как я могу быть уверенным, что цены на зерно продержатся? И сколько?

Рассмотрим другое направление производства. История свинокомплекса за последние 7-8 лет такова. Сначала им владел колхоз – не потянул. Потом взял предприниматель, довольно крепко стоящий на ногах, кстати, приятель Николая Григорьевича. Лет пять назад случился обвал цен – давали по 18 рублей за килограмм живого веса. Предприниматель попросту разорился. И вот уже третий год свинокомплекс в работе у наших друзей-напарников. Трудности первого отнесли на счет начала, которое мало у кого бывает легким. В следующем году не было цены на мясо, кое-как сработали по нулям, выжили, в основном, за счет собственных кормов. Сейчас начала расти цена на мясо – вдвое подорожали корма. Тут не надо впадать в заблуждение: свои-то они свои, жом да зерноотходы, но далеко не весь рацион может обеспечить собственное хозяйство. Об откорме, технологии содержания животных на комплексе мы разговаривали с главным ветврачом района Василием Ивановичем Полугородниковым.

– Я работаю с 1985-го года, – говорит он, – и точно могу заявить: никогда в Ребрихинском районе так свиноводство не велось. Раньше как – корма сыпанули, холодной водой разбавили – питайтесь! Сейчас здесь полностью соблюдается современная технология кормления, животные получают в необходимом объеме все микродобавки, витамины, минералы. К сожалению, таких комплексов у нас пока больше нет.

Вот оно – казалось бы, наконец-то, сошлось – отработанная технология, дающая скорые и устойчивые привесы с одной стороны, нормальные цены на выращенный скот – с другой. Работать и радоваться, что еще?.. Сейчас на комплексе содержатся 2000 голов, это максимум, расти дальше некуда. А надо бы вроде расширяться…

– Нынче я не рискну новый комплекс строить, – высказывает сомнения Николай Григорьевич и уточняет, – при сегодняшней политике в сельском хозяйстве. Из Казахстана гнал автомобиль, полторы тысячи километров проехал – по всей земле нашей остовы животноводческих комплексов. Задача вовсе не из высшей математики – или должным образом датировать сельское хозяйство, или продукты питания будут постоянно дорожать. Если в производстве сахарной свеклы государство каким-то образом участвует, то же свиноводство, к примеру, не получает дотаций вообще. Чем нам сейчас хвалиться? Один свинарник на весь Ребрихинский район? Почему извели крупный рогатый скот? Да потому что килограмм молока в свое время дошел до цены стакана газировки! Но, повторюсь, нельзя поднимать сель-ское хозяйство на плечах городских покупателей, не по силам это простым людям. В той же Америке на гектар пашни ежегодно поступает 600 долларов дотаций. Посчитаем. – Николай Григорьевич берется за калькулятор. – Вот, пожалуйста: умножаем их денежки на мои гектары – полтора миллиона долларов в год я бы получил! Вот вам и удобрения, и новая техника, и строительство. Необходимо создать условия, чтобы на земле было выгодно работать. Тогда и люди сюда пойдут, и инвестиции рекой потекут.

Парк техники, доходное бортничество и невыгодная работа

Очевидно, будет излишним объяснять, почему у наших напарников именно такой парк техники – два видавших виды трактора К-700, три Т-4, три МТЗ-82 (эти, правда, новые), МАЗ, КамАЗ, четыре комбайна «Нива». С осторожностью, во всем присущей им, относятся хозяева к обновлению техники. Прежде всего, опять же – считают. И, тем не менее, нынче купили в лизинг американские машины – трактор «КЕЙС» и комбайн «ВИК».

– Теперь несколько лет за них отрабатывать, – сокрушается Николай Григорьевич.

Но ведь прекрасно понимает, сам об этом говорил, когда речь зашла о более узкой направленности хозяйств, о специализации. Приходит время высоких технологий, и с этим ничего не поделаешь. Впрочем, и здесь у Мальцева и Бакушкина все обсчитано, правда, выгода несколько отсрочена. Ничего не поделаешь, будущее настойчиво стучит в двери…

А вот об этом разговор отдельный, хотя и на ту же тему – как жить сытнее, богаче, как улучшить качество жизни? К этим вопросам обязательно примешивается еще один, не менее важный – с кем всего этого добиваться? По мнению многих руководителей сельского производства различного уровня, проблема сельских кадров сегодня выходит на первый план. И здесь не надо делать удивленное лицо: куда, мол, подевался народ? Разваливается производство – уходят специалисты, превращаются в подсобную, неквалифицированную рабочую силу на посторонних промыслах. А новых тем временем никто не выращивает. Яма, черная дыра, называемая дефицитом кадров.

– Не виноват крестьянин, – сокрушается Юрий Александрович, – что его труд не был востребован должным образом, оценен по достоинству. Далеко не худшие вынуждены были бежать, а вот остались как раз не самые лучшие. На безработных по бирже труда в районе ежегодно уходит 30 миллионов рублей, их бы вложить в дело… Но скажите, зачем за 5-6 тысяч идти работать, когда полторы дадут за просто так, и их хватит, чтобы заплатить за свет и газ. А остальное – со своего подворья, с огорода. Так что никто по-настоящему работу здесь и не ищет. На натуральное хозяйство перешли. Вот у нас Маликов Володя работает, вы его видели, 27 лет, больше молодых механизаторов нет. Перед началом посевной семерых «закодировали», двое сорвались, пятеро пока держатся… Очевидно, в недалеком будущем нас спасет внедрение новых американских технологий с минимальной обработкой почвы. Там один человек управляется с большими площадями пашни. Прилетит такой специалист из города на своей «тойоте», отработает – и назад, домой.

Про «спасение» Юрий Александрович говорит, не скрывая горечи.

Клочки – село весьма своеобразное. Стоит у края трассы, до Барнаула рукой подать, чуть больше часа езды. С другой стороны села бор, богатый грибами и ягодой, в сезон по 25-30 тысяч за месяц неленивый может заработать на одном лесном промысле. С таким заработком даже преимущества работы у Мальцева и Бакушкина в виде вспашки огородов, получения зерноотходов, помощи в заготовке дров, подвозке соломы – кажутся несущественными. Короче – нет выгоды идти работать на хозяина, особенно в животноводство, где условия труда – как были, так и остаются до сих пор – тяжелые. Между тем, Клочки отличаются от других деревень еще и тем, что здесь целых 17 организаций и частных лиц, готовых предложить работу. Где нынче найдешь такое! И что делать соседним деревням – Боровлянке, Орлу, Березовой Роще, где работу предложить некому? И читайте это место – как хотите: некому, имея в виду работодателя, и некому, поскольку последние работоспособные граждане убежали.

Битва без баррикад и новые задачи учителей

– Я закончил клочковскую школу в 1979-м году, – продолжает Юрий Александрович. – У нас было три десятых – «А», «Б», «В», по двадцать человек. А сейчас в десятом один ученик, пятого класса вообще нет. Нужен агроном, где его взять? Написали заявку в Агроуниверситет, может, пришлют. Так когда еще научится по-настоящему работать…

– Получается, родина у нас какая-то не очень приветливая и привлекательная, – размышляю я вместе с Бакушкиным на краю все того же свекловичного поля. – Что большую возьми, что малую.

– Какая бы ни была – все равно буду биться за нее.

– Было это в конце 70-х, слушал я молодого и бойкого секретаря барнаульского горкома КПСС. Так вот он, помню, говорил, что готов пойти за дело Октября на баррикады. А кто, спрашиваю, будет, по-вашему, по ту сторону баррикад? Не нашелся он что ответить. А вы? – задаю вопрос Бакушкину. – С кем и за что собираетесь биться?

Юрий Александрович усмехнулся, посмотрел вдаль.

– Да вот на этом самом поле и буду биться – чтобы родило оно лучше, чтобы жизнь не потеряла смысла.

Горько оттого, что в последние годы произошло с нашим селом, оттого, что каждый день видят клочковские ребятишки клубные развалины в центре села, и входят эти самые развалины в детское сознание, как обязательная часть их родного пейзажа.

Нынче почти у каждого день ото дня жизненные задачи усложняются. Вот и новым учителям придется с дополнительным усердием, кроме преподавания обязательных школьных наук, обучать основам трудолюбия, которое неразделимо с любовью к родине и осознанием себя как гражданина.

Так или иначе, все в нашем лучшем из миров держится на людях. На мальцевых, бакушкиных, на маликовых, даже на тех, простите, кто «закодировался» и стоит насмерть перед желанием выпить.

АЛЕКСАНДР КАБУШЕВ: ЖИВУ САМ ПО СЕБЕ

Село сегодня работает в условиях сильнейшего диспаритета издержек и стоимости готовой продукции, нехватки квалифицированных кадров, непредсказуемости ценообразования, отсутствия информации о потребностях рынка, обилия посредников и неуемного аппетита чиновников, не пускающих мелкого сельхозпроизводителя на оптовые рынки. Нынче фермер, выращивающий свой урожай на нескольких десятках соток, имеющий 10-15 свиней, не может продать произведенное им мясо или овощи по цене, хотя бы приближенной к розничной.

Александр Кабушев, житель села Семено-Красилово Кытмановского района – один из таких. Только хозяйство его не фермерское, не крестьянское, а всего лишь личное подсобное. «Я – ничей, – говорит он и добавляет. – Спасибо Борису Николаевичу, дал мне возможность приобрести трактор и уйти из колхоза». Колхозами Кабушев называет коллективные предприятия любой формы собственности.

Максимализм одного против большинства

Александр Алексеевич Кабушев родился на Алтае, в Кытмановском районе. Закончил Тимирязевскую академию сельского хозяйства, получил великолепные знания по работе с племенным стадом крупного рогатого скота симментальской породы. Еще будучи студентом ухаживал за поголовьем молодняка в одном из хозяйств Саратовской области и добивался полуторакилограммовых суточных привесов.

Так получилось, что знания его в полной мере не понадобились на Алтае, куда он вернулся дипломированным специалистом. Максималист Кабушев не захотел половинить свои возможности. Он ушел из зоотехников, работал инженером по технике безопасности, бухгалтером комплексной бригады, диспетчером автогаража, построил собственный магазин, но вынужден был оставить торговлю, поскольку число покупателей неуклонно падало, и, в конце концов, дело стало невыгодным.

Кабушев убежден, что коллективно-общественная форма собственности, будь то ООО, ОАО или СПК неэффективна и пагубна. Возможно, он не знает, что в крае есть предприятия всех названных форм, работающие с достаточно высокими экономическими показателями. Но Александр Алексеевич в своих размышлениях опирается на собственный опыт, на свои наблюдения. Он считает, что в селе не происходит сколь-либо серьезных изменений в организации труда, в качестве его.

– Об этом свидетельствуют снижение поголовья крупного рогатого скота, свиней, – считает Кабушев. – Молочное производство представлено низкопродуктивными стадами с высоким процентом ежегодной выбраковки из-за плохих условий кормления, содержания и подготовки ремонтного молодняка. Мясное производство горе-руководителями преподносится как убыточное. И это при том, что тонна качественной говядины реализуется по цене более 80 тысяч рублей, тонна продовольственного зерна идет, по нынешним обещаниям, по 8 тысяч. Разработка концепции экономической выгоды предприятия по различным отраслям, увеличение перечня производимой продукции, повышение заинтересованности работающих в результатах труда – этого попросту нет.

Несоветский дед и Советская Родина

Из своей многочисленной родни Александр больше всего любит говорить о деде. Уж больно замысловато жизнь у того складывалась, похоже – как и у внука. Нашу фамилию, – говорит Кабушев, – среди славян не встретишь. Другое дело – среди карачаев, адыгейцев, нагайцев… Прапрадеда звали Абу Ильяс Капушев. В бумаге потом написали: инородец, крещен Ильей Кабушевым – кабы Илья. Дед был темнокожий с красными волосами, как красная порода скота. Сравнение в духе Александра: что ближе к роду занятий, с тем и сравнивает. А еще говорит про волосы деда – цвета комбайна советских времен. Ну, к слову сказать, красные комбайны и сейчас не перевелись на полях…

Дед говорил, относясь к ситуации с пониманием:

– Да, пенсия у меня маленькая, но я ведь на советскую власть не переломился.

– А как же ты на фронт пошел добровольцем? – спрашивал внук.

– Тут, брат, статья особая. Я ведь хорошо понимал, чем это грозит миру. И второе – как бы там ни было – родину надо защищать.

После войны где только ни работал! Был даже председателем колхоза.

– Моя рожа, – говорит, – на Доске почета в райкоме висит, а у людей хлеба после февраля нету!

На том и бросил председательство. Потом стал работать начальником лесоучастка, там лес отправляли молевым сплавом. На нижнем складе, допустим, приняли 800 кубометров леса, а это значит, что на верхнем сплавили 1000. Наряд же трудягам-работягам закроют на 800.

– Да пошло оно! – определился дед со своей должностью и ушел в простые заготовители до самой пенсии.

По герефордам «пара», по истории КПСС – «тройка»

Про таких, как дед его да и сам Александр, зачастую говорят: им не угодишь. Предложили ему работать с герефордами – бычки замечательной мясной породы, привезенные из-за границы.

– Я их не знаю, я учился и практиковался на работе с симменталами.

– Какая разница, ты же зоотехник! Вот поезжай во Владивосток, туда прибывает партия бычков. Выберешь по своему усмотрению.

– Ага! Выберу велосипед с передним приводом. Говорю же, не знаю этой породы!

Мог бы остаться в Саратовской области, в том самом замечательном хозяйстве, где так удачно применял собственную технологию откорма. Но там еще раньше определился его однокурсник.

– Что мне стул с ним делить? – сам себе задает вопрос Александр и продолжает мысль. – Мне – если работать под чьим-то руководством, надо, чтобы я этого человека уважал. Спасибо, насмотрелся, как перед начальством пресмыкаются…

Вспоминая годы учебы в Тимирязевке, Александр Кабушев утверждает, что там все было всерьез. Преподаватели требовали знаний и познаний строго: вот рога, вот копыта, вот пятаки. И все чтоб затвердили до самой последней мелочи! На первом-втором курсе знакомые с сельской жизнью и трудом ребята говорили: да зачем нам это надо! В жизни не пригодится! А им преподаватели в ответ: вон неподалеку Балашиха, там Всесоюзный заочный институт сельского хозяйства – вот туда и двигайте! Про неуспеваемость разговора быть не могло. Две «тройки» у Александра случились – по математике и истории КПСС. По математике мать, преподаватель этого самого предмета, готовила его специально. Наверно, слишком много знал, оттого на занятиях вел себя непотребным образом. Что касается истории партии – как сам говорит, слишком правдиво смотрел на жизнь.

Крик души, натуроплата и левая молотьба

Судя по всему, не совсем правильно учили Александра, а, может, просто не учли характера. Чересчур идеалистом вышел он на трудовые просторы. Где ж взять те условия, тех людей, ту организацию труда и многое другое, что предполагал для себя Кабушев. Вот уж вправду – все не по нему. Неудобно с такими, но, с другой стороны, он же не предмет мебели, чтобы являть собой удобство.

– Крик моей души о том, что в деревне не остается достойных людей, с которыми можно хоть что-то делать. Самый лучший мой партнер на заготовке сена за все время – дедушка 70 лет! Более-менее умеющие и желающие работать уезжают в соседнюю Кемеровскую область, механизаторы садятся на бульдозеры – и стаж механизаторский сохраняется, и деньги приличные получают… Если мы говорим о русском национальном характере, то он какой-то странный, этот характер. В нашей деревне есть трое двоюродных братьев, у каждого свой трактор. Так вот заготовку сена или какую другую работу они выполняют поврозь! Скажите, где тут логика? Или другой пример. У меня работал один, отвратительно выполнил задание, испортил металл, его осталось лишь порезать да на металлолом отправить. Вам, – говорю, – еще в Кытманово, в роддоме, когда вы на свет появились, на лбу поставили клеймо «колхозник», а на заднем месте – «вечный». На этих тружеников нельзя рассчитывать, социальный статус их – те же городские бомжи, только свои хибарки они не могут продать, не нужны никому. Могли бы – давно пустили б по ветру.

Достается «колхозам» от Александра совсем не потому, что в них работает кто попало. Как раз наоборот, все более-менее способное к труду население как раз и держится за эти предприятия. Во-первых, пойти больше некуда, во-вторых…

– Тем и пагубна колхозно-совхозная система, ныне интерпретированная как СПК, ООО, ОАО, что любой работник этих предприятий, начиная с самого генерального и кончая разнорабочим, сохраняет свое членство в трудовом коллективе не с целью заработка, а, в основном, с целью достижения материальных благ путем хищений из общего котла. Руководители делают свои дивиденды на «откатах» при реализации продуктов производства, приобретении ГСМ, запчастей, при оплате различных услуг (строительство, обработка посевов ядохимикатами, ремонтно-технические работы и другое), рядовые работники пробавляются мелкими хищениями, тащут дизельное топливо, корма, молоко, зерно…

– В одном из хозяйств, – рассказывает Александр, – кипяток для запаривания кормов готовят с помощью котла-парообразователя, к которому подведена форсунка топливного насоса, тот и приводит в движение электродвигатель. Система допотопная, давно можно было бы использовать простейшую автоматику. Пришел скотник, нажал на кнопку – заработала система, а по истечении времени сама отключится. Нет же, изо дня в день утром и вечером приходит специально выделенный рабочий и топит этот котел за 600 рублей в месяц. Мало, – заикнулся как-то, а ему в ответ: ты сколько солярки домой таскаешь? Что, не хватает?

Так и получается, хищения-то гласные и почти что узаконенные. А это уже вроде как и не хищения вовсе. Только вот что? – вряд ли кто возьмется объяснить.

Слыхивал я неоднократно да и Александр подтвердил слухи эти своими наблюдениями. Закончился в страдную пору трудовой день на поле. Официально закончился, о чем и было доложено по начальству. А неофициально обмолот зерна продолжался с удвоенной энергией. И бункера наполнялись, и машины с полновесным зерном сновали по ночным дорогам. Думаю, картина эта знакома многим. Куда везли хлебушко, а? Отгадайте с трех раз.

В тех краях, где проживает Александр, соседствуют две деревни. В одной присутствует «колхоз» со своим производством, в другой – нет. В первой подворья мычат и хрюкают, во второй – тишина. Отгадка та же, что и в прежнем случае.

От кредита уберегся – по миру не пошел.

Что делают на мясокомбинате – то и есть колбаса

Старшая дочь Александра Кабушева учится в педуниверситете, младшая – в школе. Кстати, когда младшая родилась, жена Ирина, работающая учительницей в школе, сказала: садись-ка ты дома, ухаживай за ребенком, а я пойду хоть какие-то деньги зарабатывать. На том и кончились отношения Александра с «колхозом», осталась на память трудовая книжка, куда ему впаяли кучу прогулов. Вплотную занялся личным хозяйством, потихоньку наращивая объемы. Но… до известных пределов.

– В год я сдавал по 15 голов свиней. Почему не больше? Вот мои поросята – в 10 месяцев от 130 до 167 килограммов. Я не развожу стадо прожорливых аборигенов, у меня свиньи породные. Сейчас у меня три коровы, телята от них, а свиней всего шесть. Откуда я знаю, что случится завтра, не навезут ли опять какого-нибудь импорта? В 2006 году была нормальная цена на мясо, я увеличил поголовье, набрал зерна, взял в долг, что мне не свойственно вообще. И какая же ждала меня морока с реализацией выращенного мяса! С долгом, правда, рассчитался, но ведь чуть было не взял кредит тысяч на 200 на развитие личного подсобного хозяйства! Сейчас бы у меня точно забрали и коров с телятами и трактором впридачу, и я бы превратился в окончательно свободного гражданина предельно свободной страны… Сейчас ситуация меняется, свинина дорожает и, по всей видимости, будет дорожать впредь. Свиней попросту не стало, сбросили поголовье из-за низких закупочных цен, из-за непредсказуемости ценовой политики вообще.

Александр Кабушев вынужден мириться с ценовым беспределом, продолжая работать, содержать семью, выполняя наказ деда: это и есть главная и конечная цель человека – продолжить жизнь.

– Если отбросить излишнюю премудрость, – говорит он, – единственное, что тебя и твою семью выручит в самую распоследнюю очередь, – домашние животные. Дедова наука, к сожалению, не есть лекарство от тех самых идеалистических воззрений и добротного образования Александра. Он продолжает размышлять и о будущем своего маленького хозяйства, и об отрасли в целом.

– Если в сфере переработки зерна установились более-менее понятные отношения и относительно реальные цены на приобретаемое сырье, то в молочном производстве положение просто нетерпимое. Переработчики молока считают своей первостепенной задачей приобретение сырья по бросовым ценам. Совершенствование технологии переработки, уменьшение затрат при производстве продукции – это потом. Все технологические новшества преследуют одну цель: как из одного литра молока сделать пять литров йогурта. Умеют специалисты, сыроделы-молочники делать масло, сметану, кефир не совсем из молока. Почему бы на тех же маслосыркомбинатах не производить перечисленные продукты вовсе не из молока.

Делают же колбасники колбасу, которая в розницу стоит 90 рублей, отказавшись при этом от отечественной свинины крестьянского производства, не говоря уже о прекращении закупа свиней живым весом. И как при всем этом быть тем, кто крестьянин по жизни, кто свое утро начинает с ухода за скотом и огородом и тем же день свой заканчивает?»

Сельский дом на окраине мира

Ведем разговор с Александром Кабушевым, то и дело переходя от домашних, сельских проблем к краевым, государственным. Это нормально – ощущать себя частью большого целого, да оно так и есть, хотим мы того или нет. Сельский житель, если он не потерял себя еще в самом начале взрослой жизни, чего только ни умеет! Я, было дело, и срубы ставил, и дом построил, всяких хитростей наузнавал от сведущих деревенских дедов. А вот только от Александра услышал, что даже в краях, где лиственницы много, – это наипрочнейшее дерево особо ценится у строителей, – дом рубят из разных пород. Низ ставят лиственный, а потом идет пихта. Да-да, не смотрите, что для пиломатериала она не очень хороша, на сруб – лучше не бывает, потому как свойства имеет целебные.

– Не надо мне кредитов, – возвращаемся к хозяйственной теме, – дайте мне реализовать продукцию по достойной цене. Да и что такое кредиты при нынешних закупочных ценах? Сейчас, слышал, в одном из соседних районов хотят построить комплекс для молочного стада на 2 тысячи голов. Там, по-моему, речь идет о кредите более 300 миллионов. Да как вы собираетесь отработать эти деньги, если молоко стоит от 5 до 7 рублей? Ведь это же «де жа вю» по советской власти! Я был свидетелем, когда в один племзавод привезли нетелей из Германии, в другой – из Голландии, где тот скот, те племзаводы? Все провалилось в тартарары и все – при общественных формах собственности. Если при царе-батюшке завезли симментальский скот, так он расселился от Украины до Тихого океана, и мы получили 9 породных типов симментальского скота по стране! Мне хорошо запомнилось еще со времен учебы: в Голландии 80% молока в 1986 году производилось на фермах до 100 голов. А это примерно 30 дойных коров, такое поголовье может обслужить одна семья.

На первый взгляд, по мнению Александра Кабушева, вся проблематика животноводства да и сельского хозяйства в целом кроется в одном – в приоритетной на сегодня форме собственности. Но это не так. Или не совсем так. Конечно, тащить у себя самого – нелогично, это практически исключено. Однако воровство истребимо вне зависимости от государственного устройства и общественно-хозяйственного уклада. Была б на то добрая воля всех и каждого. И вот здесь не могу не согласиться с Александром: зачем государству оказывать материальную поддержку таким хозяйствам, где в силу различных причин не могут рачительно хозяйствовать, тем самым поощряя растащиловку? Зачем, организовывая новые предприятия, начинать с огромных затрат, связанных с закупкой заграничного племенного скота, который не научились и неизвестно когда научатся содержать как надо? Не проще ли привезти так называемый биоматериал в пробирке и начать выводить собственных племенных животных, как это делают во всем мире? Конечно, хорошо, когда все и сразу, но что-то вот не получается.

Тот же фермер Владимир Устинов намного обошел подобных ему в культуре производства, технологии, урожайности зерновых, его масштабы не сравнимы со скромным хозяйством Александра Кабушева, но они оба одинаково безрадостно смотрят на будущее нашей деревни. Если не произойдет кардинальных изменений. Если государство не выработает серьезную программу реформирования хозяйственного, экономического и социального устройства сельской жизни, отношений между производителями, переработчиками и продавцами.

Сегодняшнюю ситуацию просвещенный зоотехник Александр Кабушев оценивает следующим образом.

– Мы получили формацию, которую можно назвать либерально-рабовладельческой. Мизерная часть населения уже не знает, чего хотеть, жируя и развлекаясь в Лозаннах и Куршавелях, другая, большинство, прозябает в своей вроде бы родной стране. Народ имеет широкую возможность продавать свой труд за гроши. А либерализм новой формации в том, что дается возможность не работать вообще, трансформируясь в люмпена, маргинала, совмещая деградацию с употреблением наркотиков или денатурата.

Не хотелось бы на этой ноте завершать знакомство с «неудобным» человеком Александром Кабушевым. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь. А песня получается не очень веселая.

С ПРАВОМ НЕВОЗВРАЩЕНИЯ

О нынешнем кризисе Сергей Топчиев слышать не хочет.

– У нас с начала 90-х кризис! – отмахивается он.

Сказать, что Сергей Васильевич держится за старое – неправда, хотя в старом хорошего видит немало. В названии предприятия, тоже сохранившемся от прежних времен, – только название и есть, никакой сути – открытое акционерное общество «Панкрушихинский агроснаб».

Вперед со старым флагом

Нынче предприятие, где он, как и прежде, работает директором, никого и ничем не снабжает. Да не в названии, в конце концов, суть, – скажет любой. Помимо прочих привязанностей к былому, Сергей Васильевич называет себя «красным директором». Почему?

– Меня в институте учили экономическим законом, и некоторых из них я пытался придерживаться во всей последующей жизни. Положено 30-40% от прибыли пускать на приобретение новой техники – отдай! Увы, мы сегодня не можем жить по тем законам. А они нужны. «Агроснаб» поставлял в район от 50 до 100 комбайнов в год, сегодня на весь район их всего 150, молотящих – 109. С автомобилями та же история… А ведь земля-то не сузилась.

Плакать по былому можно сколько угодно, только слезами сыт не будешь. «Агроснаб» – правоприемник «Сельхозтехники». Сегодняшним молодым и то и другое название мало что говорит, а люди постарше знают, что эти организации снабжали все сельское хозяйство техникой, другим необходимым для производства оборудованием, и не было на селе более значительной организации. Разве что райком партии.

Флаг «Сельхозтехники», традиции, архив – все сохранил «красный директор», продолжал хранить, когда «Агроснаб» перетек в «Агрохолдинг», хранит и по сей день, когда централизованное снабжение села техникой прекратилось окончательно.

В 1995-м создали еще одну организацию – Панкрушихинскую машинно-технологическую станцию. Со своей техникой ездили «колымить» – слово директора – аж до самой Новосибирской области, и ее прихватывали. Нет, не тот бизнес. Задумались. Совхоза нет, земли, соответственно, тоже, зато есть неплохая производственная база, коллектив. С 97-го года появились свои 1300 гектаров земли, а потом начали помаленьку прирастать. Сейчас вместе с угодьями в хозяйстве 7,5 тысячи гектаров, пашни – около 6 тысяч.

– По моему глубокому убеждению, сразу надо создавать крупное сельхозпредприятие. И мы начали строить два мехтока, крытые площадки на 15 тысяч тонн, приобрели сушилку, 4 мельницы, 21 комбайн (из них 10 «Донов»).

Помогло-таки образование, вдумчивый подход к тому, что тебя окружает, в том числе – к законам. Хотя в начале 90-х пестрота и несовершенство нового законодательства новой страны кого угодно могло повергнуть в отчаяние. Внимательно прочитал закон о приватизации, увидел, что руководитель имеет право на свою долю, воспользовался. Тем самым было положено начало новому акционерному обществу с прежним названием.

К слову. В крае, по данным Сергея Топчиева, осталось пять «Агроснабов». Все они в той или иной степени прошли путь панкрушихинцев и сейчас хозяйствуют довольно успешно.

Сергей Топчиев называет себя еще и первым коренным жителем станции Панкрушиха. Очевидно, так и есть, потому что он в этом населенном пункте – первый рожденный здесь ребенок. Тридцать лет из пятидесяти с небольшим от роду работает директором – сначала предприятия, потом одноименного хозяйства. Понятно, что ему все здесь близко и дорого.

Такое правило – примерять на себя

– Сам Бог велел здесь хорошо трудиться, – говорит Сергей Васильевич, – мы не знаем, что такое засуха. А красота какая – бор, колки…

В разговор вступает приятель его и сосед – фермер из недалекого села Подойниково – Александр Сукасян.

– Чем больше земля дает человеку, тем он ленивее становится. Я приехал из Республики Казахстан, посмотрел, как вы здесь работаете. Уборка – в семь вечера уже дома, а у нас по нескольку суток с поля не уходят…

– Это точно, сами во многом виноваты, – соглашается Топчиев. – И то верно, мне говорят: буду я у тебя за пять тысяч горбатиться! Вон пойду в бор, грибов наберу да на трассе продам. За день три заработаю!

Друзья говорят о росте цен, о противодействии всевозможных структур мерам государства по поддержке фермеров, о диктате переработчиков и торговли.

– Нужно бороться, – считает Сергей Васильевич.

– С ветряными мельницами? – в вопросе Александра Александровича несогласие.

– Вот так всегда! Соберемся районное начальство поколотить – то он струсит в последний момент, то я.

«Колотить» районное начальство – для этого, по мнению руководителей хозяйств, причин достаточно. Впрочем, претензии их, в основном, к тому руководству, которое было сменено на недавних выборах. Ну, и о чем говорить? – справедливо заметите вы. А тут мудрые крестьяне преследуют свои цели, делая, так сказать, упреждающие шаги.

– Сажусь напротив него, говорю: объясняй, какая политика у руководства в отношении Панкрушихинского района? Вот у нас 47 фермеров да 8 коллективных хозяйств. Кого в Барнаул депортировать, кого в Новосибирск, кого в Москву? Ну, если мы здесь не нужны… Было крупное хозяйство – совхоз «40 лет Октября», в 2000-м году прекратило свое существование. Там образовалось шесть крестьянских хозяйств, и они полностью разделили освободившуюся землю между собой, все, как положено, оформили, рабочие места сохранили. Накупили новой техники, село на своих плечах держат – и не надо за три моря ехать опыта набираться. Зачем нам другие, посторонние? Нет им дела до села, землю разрезают, вклиниваются в поля, нарушая привычные подходы к обработке. Урываевское хозяйство тоже распалось – там «монстр» появился. Раньше монстром называли меня, когда я поля за бором к рукам прибрал. Теперь пришли ребята «монстрее» меня, нездешние. А местные фермеры остались на 200-300 гектарах, они никогда в жизни не разовьются. Доказано жизнью и наукой – у фермера должно быть не менее 1000 гектаров, у коллективного хозяйства пять-шесть. 30% нашей земли у иногородних – почему? Да потому что начальство так захотело.

Горячится Сергей Васильевич. Его понять можно. Что, допустим, спросить с фермера, который науки не осваивал? А он с детства участвовал в математических олимпиадах, привык любую цифру на себя примерять.

– 3 миллиарда 150 миллионов отпущено на все виды компенсации, на каждый из районов приходится примерно по 52,5 миллиона. По концу года район получил 11 миллионов, из них 7 – за ГСМ. Где деньги?

Земля не сузилась. Зрение упало…

Много вопросов сегодня у фермеров, куда больше, чем ответов. Цены на запчасти, электроэнергию, горючее, удобрения растут, закупные на продукцию крестьянина тем временем падают. Чтобы повалить сельхозпроизводителя – ничего больше и не надо. Нет, этого мало, есть желающие погреть руки на помощи государства крестьянам. Тот же Сукасян собирается купить новый самосвал, чтобы увозить зерно подальше от дома. Известно, за морем телушка – полушка, да перевоз пятачок. Так вот, если пятачок с полушкой сложить – все выгоднее может получиться, чем хранить зерно рядышком, за забором. Сергей Васильевич приподнимает со стола газету «Сельская жизнь»: оказывается, в Ставрополье та же картина.

– На сегодняшний день самый большой камень преткновения – ограниченные возможности сельхозпроизводителей в снижении затратности своего производства. Главная причина этого – ценовой диспаритет. Ситуацию по ценообразованию могла бы исправить государственная интервенция. После объявления цены на пшеницу третьего класса в 6 тысяч рублей за тонну, многие хозяйства решили участвовать в интервенции. Документы собраны, Панкрушихинский элеватор аккредитован в качестве хранителя зерна… Но тут элеватор, который входит в систему «Пава», увеличивает расценки на услуги по приемке в 2,5 раза, по сушке – в 2 раза. В итоге цена на зерно доходит до 4,8-5 тысяч рублей за тонну. Довод у хранителей и их хозяев один: богато хочется жить. А результат – из более 100 тысяч тонн собранного районом зерна по интервенции сдано около 5 тысяч. При этом администрация района и Главное управление сельского хозяйства Алтайского края традиционно не желают участвовать в выполнении государственной программы по урегулированию цен на сельхзпродукцию. Нам нужна четко отлаженная система госзаказа, и я не думаю, что у администраций всех уровней нет рычагов воздействия на различного рода посредников между ним и производителями сельхозпродукции.

Есть другие проблемы, о них уже было сказано в этих заметках, и без решения их разговор о закупке, продаже да и о самом производстве сельхозпродукции станет попросту бессмысленным.

– Многие потеряли землю, когда объявляли конкурс на занятие арендных площадей. Хоть бы раз меня взяли на собрание к жителям: отдайте ему паи. Нет, везут приезжих, за них агитируют. Сегодня гранды из Рубцовска, Алейска, Ключей имеют от шестидесяти до ста с лишним тысяч гектаров. Зачем им мы? Я ведь об одном: не надо раньше времени нас хоронить, не надо торопить деревню на тот свет. Приезжает один из руководителей в село, а там как раз хозяйство из крепких. – Отдайте землю. – Спасибо! Мы сами тут сдохнем, без вас!.. Это так, к слову, никто помирать не собирается, а вот отношение к земле мы, фермеры, переламываем.

– Да уж и пора, – вступает в разговор Сукасян, – и не только к земле, а то вся жизнь состоит из двух вопросов: как бы заработать да где бы украсть?

– Ладно уж! – примирительно машет рукой Топчиев. – Ты на иномарке, я на иномарке… Трактор вон купили – тоже иномарка – «Бюллер». Сейчас фермеры много импортной техники накупили, технологию год от года совершенствуют. Но надо все делать аккуратно. Вон в одном из хозяйств Топчихинского района набрали техники, а рассчитываться нечем. Мне надо быть уверенным, что мои люди, выходя в поле, вовремя получат зарплату, смогут кормить семью и учить детей.

Кстати, о детях. У Сергея Васильевича три дочери. Старшая, Наталья, работает бухгалтером, средняя, Валентина, старший лейтенант милиции, младшая, Евгения, студентка 3 курса Новосибирского института инженеров железнодорожного транспорта.

В свое время их отец, по его собственным словам, сбежал на учебу в Новосибирск в подштанниках и фуфайке, и если бы не повышенная стипендия в 34 рубля с полтиною – пропал бы. Когда в нашем послешкольном образовании при поступлении начался конкурс денег, а не только знаний, Топчиев решил: все работающие в хозяйстве имеют право учить своих детей за счет предприятия в любом учебном заведении – хоть в Америке. И пусть учатся с правом невозвращения! Распоряжаться будущим взрослого человека имеет право только он сам.

Помощь в учебе детям работников закончилась в 2007-м году, когда Сергея Васильевича оштрафовали на 250 тысяч за то, что не брал с родителей подоходный налог. Но 78 человек успели выучить, чем Топчиев гордится несказанно.

Смотрю на них – Сергея и Александра – соседей, соратников в очередной национальной битве – за выживание. Люди всего-то и хотят – честно работать для того, чтобы жить самим и дать эту возможность тем, кто рядом с ними. Особенной помощи ни от кого не просят и не ждут. Не мешали б – на том спасибо.

МАТЧ СОСТОИТСЯ В ЛЮБУЮ ПОГОДУ

Некому работать, некому учиться, некому выходить замуж и жениться, некому заниматься спортом… То и дело слышишь сегодня это, когда речь заходит о селе.

Если сделать в Интернете запрос о фермерах Целинного района, в первую очередь вы получите информацию о том, что в феврале 2007 года футбольная команда фермерского хозяйства «Вирт» заняла первое место в финале первенства России по футболу среди сельхозпредприятий страны. Приз за победу – трактор «Джон Дир» стоимостью три миллиона рублей.

Чем бы ни заниматься – но быть занятым

Глава предприятия, Павел Бейфорт, с юридической точки зрения вынужден считаться со статусом того или иного хозяйства – крестьянское, фермерское, ЗАО, ОАО… А вообще-то он предпочитает тех, других, третьих называть товаропроизводителями. Фактически они и являются таковыми. Для Павла Яковлевича суть важнее названия.

Помимо извечных забот любого руководителя хозяйства, Павел придумал для себя еще одну – обеспечить круглогодичную занятость работников. Отсюда – несколько предприятий, объединенных под его началом или при его участии, отсюда – многоплановость производства. Растениеводство, мясное животноводство, производство кормов, переработка зерна, древесины… Не удивляйтесь, хозяйство Павла Бейфорта имеет акции даже в рекреационном бизнесе на другом конце Алтайского края. Собственно, говорить об одном предприятии под руководством Бейфорта – это не совсем верно, речь идет о нескольких, объединенных понятием «семейный бизнес». Предлагаю для удобства все, что так или иначе находится под патронатом Бейфорта, в этой статье называть обобщенно – хозяйство.

Есть такие хозяйственники – им всегда хочется ухватить побольше, объять необъятное. У Бейфорта все подчинено строгому расчету и подкреплено умением перспективно мыслить.

– В Таштагол мы отправляем машину с кормами. – Павел Бейфорт приводит пример использования транспорта. – Оттуда она приходит с лесом сюда. Здесь пилим, потом доставляем в Бийск, там загружаем гравием или удобрениями… 100%-ной загрузки, конечно, не получается, но 70% – с гарантией.

Другой пример. Одно из хозяйств Алтайского района – постоянный заказчик комбикорма от «Вирта». Решили, что выгоднее доставлять продукцию до места своим транспортом, потому что есть возможность загрузить сразу двадцать тонн, а клиент возил бы по восемь. Мощный трактор работает в две смены, потому что так выгоднее, чем держать два. Рапс – культура важная для севооборота, но еще выгоден тем, что созревает раньше озимых. Отсюда возможность настроить технику, войти в уборочный режим до начала косовицы и обмолота основных культур.

В две смены работает и мельница. Руководитель скрупулезно подсчитал: пересмена дает потерю выхода продукции на 1-2 процента.

Помимо основных видов продукции в товарообороте предприятий Павла Бейфорта присутствуют уголь, металл, запасные части для техники, транспортные услуги, чистка дорог…

На то и голова – придумывать

38-летний руководитель, вполне современный менеджер, который постоянно общается с московскими, французскими, бразильскими, канадскими специалистами сельского хозяйства, как это ни странно, осуждает крутые повороты перестройки в сельском хозяйстве.

– Всего-то и надо было, – говорит он, – наладить дисциплину и искоренить уравниловку.

Еще и потому для него безразличны формы собственности хозяйствующих субъектов: не в них, формах, дело, а в умении наладить производство.

На территории, где располагается база, – это окраина села Дружба, – четыре года назад не было ничего. Сейчас здесь три ангара, мельница, гараж, комбикормовый цех, весовая, мехток, семяочистительная линия, фуражный склад, стоянка для техники. Еще один штрих, говорящий о рачительности руководителей хозяйства. Оборудование для комбикормового цеха закупали в Нижнем Новгороде, отбирали для себя самое необходимое, потому как знали: производители оборудования частенько нагружают его излишним объемом металла – для удорожания. Вот и отказались от чересчур массивных бункеров, свои придумали. А вместо громоздких норий поставили гибкие шнеки, что снизило затраты электроэнергии.

В вопросах техники и строительства первое слово за заместителем руководителя Евгением Козленковым, который придумал массу усовершенствований в различных машинах и агрегатах. Забегая вперед, скажу, что он, как и Павел Бейфорт, член сборной Целинного района по футболу. И оба они участвовали в том замечательном матче, когда команда «Вирта» стала чемпионом России.

Семяочистительная линия к следующему сезону пополнится дополнительными бункерами активного вентилирования, появятся новые транспортеры, загрузочные бункера. И все для того, чтобы со временем отойти от напольного хранения зерна, избежать потерь при погрузке-разгрузке, грязи.

Испытатель, зоотехник, агроном…

С 1998-го года в хозяйстве начали опробовать различные виды сеялок. Павел Бейфорт считает, что пока сам не испытаешь тот или другой вид машин – ничего про них не узнаешь. Показательные выходы агрегатов на «днях поля», других коллективных мероприятиях никакого представления о достоинствах и недостатках сеялок не дают. Слишком уж отличаются друг от друга почвы, погодные и прочие условия в различных климатических зонах, которых только на Алтае насчитывается, как минимум, восемь. Отечественные, американские, бразильские, немецкие, шведские сеялки проходят испытания, как в свое время это делалось на МИСах – машиноиспытательных станциях. Причем некоторые агрегаты предоставляются фирмами-изготовителями бесплатно. Им же самим необходимо увидеть свою продукцию в деле. Приезжают со всего мира, смотрят, делятся опытом.

Сейчас с уверенностью можно сказать, что зоотехник по образованию и специальности (работал главным зоотехником коллективного хозяйства) Павел Бейфорт стал агрономом, познавшим тонкости растениеводства не только у себя на родине. Впрочем, сам он с такой оценкой вряд ли согласится, потому что не признает полноты знания вообще. Завтра его будет мало, потому необходимо все время двигаться вперед. Нынешней осенью собирается в Бразилию (недавно бразильский специалист работал у него) с ответным визитом, что-то новое в технологии обработки почвы обязательно привезет.

Приобретая ежегодно новую технику на 30-35 миллионов, Павел утверждает, что сегодня Целинный район по техническому вооружению сельского хозяйства, по технологии земледелия – один из первых в крае.

Коль мы затеяли разговор о растениеводстве, надо сказать, что в хозяйстве считают: грамотный севооборот важнее, чем конъюнктура рынка. Потому выращивают все необходимые, на их взгляд, культуры. Нынче впервые посеяли сахарную свеклу и сразу на площади 330 гектаров – солидное начало. Вроде бы что особенного, посеяли и посеяли. Но это на взгляд непросвещенного. Свекла – культура капризная, мало того, что требует особой обработки почвы, для нее необходим набор дорогостоящих орудий. С одной стороны, в хозяйстве шли на риск, впервые засевая такие площади. А посмотреть с другой – поля в должной мере обработаны гербицидами, удобрения внесены, как выразился Павел Яковлевич, по полной программе.

– Наше сегодняшнее направление, – говорит Павел Бейфорт, – вообще уйти от обработки почвы. Понятно, что это не означает остановить работу с землей. Нужна серьезная подготовка, потому сразу на этот метод не перейти. Будем постепенно, по 15-20 процентов в год выводить землю из обработки. Нынче весной уже посеяли по этой технологии 800 гектаров, сейчас 600 уходят под озимые.

Как уберечь влагу и накормить буренок?

Сейчас, как говорит руководитель хозяйства, не проходит работа по-старому; воткнул в землю – жди, когда вырастет. Есть масса препаратов, стимулирующих рост, оберегающих растения от болезней… Здесь удобрения не покупают по принципу «лишь бы подешевле».

Всего можно достичь на земле с помощью современных препаратов, одно недостижимо – регулировать количество влаги. Вот для этого как раз и применяется нулевая обработка. Все – и солома, и убитые сорняки – сверху должно остаться, чтобы, как одеялом, укрыть почву и уберечь влагу от испарения.

Восемь лет назад Бейфорт вплотную занялся парами. Поначалу думал добиться успеха с помощью усиленной обработки почвы. До двенадцати раз за лето обрабатывал – толку мало. Понял – без гербицидов не обойтись, такого врага, как пырей, механической обработкой только стимулируешь к росту. Нынче на поле, готовящемся под озимые, Павел выдернул несколько стеблей живучего сорняка – они вышли на свет с легкостью, потому как держаться за землю после обработки ядохимикатами нечем: корни пожухли, почернели.

Еще вчера говорили, что фермеры не занимаются животноводством. Это так, особенно не в почете у крестьянских хозяйств мясное животноводство. Однако сегодня картина начинает меняться, уже три хозяйства пошли на откорм скота. Одно из них – Павла Бейфорта. В Дружбе на откормочном комплексе тысяча голов, в Еланде – еще шестьсот. Там, за сорок километров от базы, содержится стадо чистопородных герефордов. Дорогое это удовольствие – разводить элитный скот, герефордов – вдвойне. Если расходы на их приобретение и содержание перевести в цену говядины на рыночном прилавке, цифры могут повергнуть в шок даже состоятельного покупателя. В хозяйстве живут с заглядом на завтра, а там, в завтрашнем дне, беспородному скоту нет места. Там же, – видит Павел Яковлевич, – возвращение к прежней межхозяйственной специализации – работа с молодняком, доращивание, откорм…

Если же говорить о сегодняшних результатах – на стационарном откорме у Бейфорта ежесуточный привес в любое время года превышает тысячу граммов. Сбалансированные корма, отсыпаемые полной мерой, современный раздатчик-кормоприготовитель – основные составляющие успешного откорма. В планах – откормочный комплекс в Еланде, где предусмотрены теплая вода, крыша, защита от ветра, в остальном – максимальная близость к природным условиям.

О футболе…

Все же интересно вместе с Павлом вспомнить, как они побеждали во Всероссийском турнире, которому предшествовали серьезные отборочные игры в зональных поединках.

– Мы сутки до подмосковного Одинцово, где проходили игры, добирались, – рассказывает Павел. – Отыграли – еще двое суток не спали. Для нас это было важнее чемпионата мира. Нас всерьез никто не воспринимал, они, мол, даже не из райцентра, из села. А там команды были… Красавцы – все такие важные! Еще бы, за классные команды все играют, профессионалы. Особенно рисовались ребята из «Росагро», так мы их в финале обыграли со счетом 6 : 1. Потом было награждение, праздничный ужин и настоящий салют в нашу честь.

За футбол в районе всерьез взялись в 1998-м году. Помните? Дефолт, падение экономики, всеобщая паника… В 2000-м начали стадионы восстанавливать. Теперь отличные футбольные поля в Марушке, Бочкарях, райцентре, но самое, пожалуй, лучшее – в Дружбе. Ничего удивительного, в приготовление газона и беговой дорожки вложена не одна сотня тысяч рублей. За состоянием газона следят школьники, обязательно два раза в неделю подстригают траву. Кстати, по условиям первенства района к играм не допускается команда, если у нее нет подростковой группы. В Дружбе сейчас три состава – совсем малыши – 1-2 классы, постарше и взрослые. А всего в первенстве принимают участие 11 команд.

В день, когда мы были в Дружбе, по календарю межрайонного первенства должна была состояться игра с бийской командой. С утра, не переставая, лил дождь, и мы были уверены, что гости не приедут. Однако Павел заверил:

– Играть будем при любой погоде. Чтобы пропустить календарную встречу – такого не припомню.

Когда перед матчем вышли ребята постарше делать на поле разметку, а потом высыпали на тренировку малыши в настоящей футбольной форме, мы поняли, что здешние игры – вовсе не игрушки. И гости приехали, и матч состоялся, хотя дождь то и дело переходил в ливень. Не хочу сгущать краски, но сдается мне, узнай в 80-х годах районное или, не дай бог, начальство еще повыше о том, что в разгар уборки кто-то затеял футбол – не миновать сурового наказания по партийной линии. А тут сам глава районной администрации приехал да еще стал расхваливать футболистов из Дружбы.

…И о другом

Не знаю, имеет ли это прямое отношение к футболу, к спорту, однако в районе за нынешние полгода родилось на 25 детей больше, чем за тот же период прошлого года.

У самого Павла Бейфорта два сына. Старший уже поступил в Технический университет.

– На какую-то переработку, – небрежно бросил Павел, – он меня не спрашивал, да я и не вникал.

Наверно, это не так уж плохо – полная самостоятельность в 17 лет.

О занятости взрослого населения, о детях, о пьянстве – отдельный разговор. Одно скажу, то, другое и третье находится под пристальным вниманием руководителей здешних хозяйств, в том числе – Павла Бейфорта. Собирается всерьез заняться облепихой – исключительно для создания фронта работ школьной бригаде, ежегодно оказывает помощь в подготовке школы к новому учебному году.

Нынче это обстоятельство – исключение из правил: Марушка и Дружба всего в двух километрах друг от друга, а средние школы есть в обоих селах. Причем наполняемость ребятишками вполне приличная.

– Мы своей не дадим погибнуть, – заверяет Павел.

А я смотрю на него посмеиваясь: вроде процесс этой самой наполняемости не очень-то управляется волеизъявлением сверху.

– Все нормально, – отвечает он вполне серьезно. – Живое тянется к живому. Есть работа, есть спорт, есть люди на пшеничном поле, на футбольном, есть и на трибунах. Все, глядишь, поменьше у прилавков с водкой.

Спрашиваю у Павла: что сегодня нужно, чтобы начать фермерское хозяйство с нуля.

– Взять лопату и посадить картошку, – отвечает он с серьезным видом.

Я же задумываюсь не над его ответом, скорее – над своим собственным вопросом. Насколько корректен он в нынешних условиях? При современном состоянии рынка земли, при известных уже почти повсеместно передовых и весьма недешевых технологиях обработки почвы? Пристраиваться к таким, как Бейфорт, с лопатой? Вряд ли что получится. Оставим пока эту тему, приняв за аксиому, что необходим первоначальный капитал. Сам Павел для накопления его занимался торговлей мясом. И было это полтора десятка лет назад. Многое изменилось с той поры.

А что касается лопаты… Речь, очевидно, идет о вложении труда. Как вы, наверно, поняли, трудиться здесь умеют. А чтобы отдохнуть – до устали играют в футбол.

В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПОСЛЕ УБОРКИ

Дождь дипломов не имеет

Измельченная в пыль полова после разгрузки КамАЗа медленно оседает на площадке возле тока. Сушь, безветрие и духота. Последняя угрожает близким дождем, однако в хозяйстве Александра Гукова относятся к этому без особого беспокойства. Здесь ведут косовицу зерна восковой спелости, что рекомендуют делать многие ученые. Тем не менее, на практике почти всегда скашивают спелый хлеб. Но, помимо рекомендаций ученых, есть опыт ипатовцев, который хорошо изучил Александр Васильевич. Скошенное в валки зерно у них даже после проливного дождя не прорастало, потому что проходило послеуборочное дозревание. Потом, при хорошей погоде, валки обмолачивали без потерь урожая.

Пока, во всяком случае, контрольный замер влажности на приемном пункте выдает хорошие результаты. Да и показатель уровня клейковины очень высокий – 32 процента. В этом году под все посевы зерна были локально внесены минеральные удобрения.

– Хотя бы дней на 10 раньше дожди прошли! – сетует глава хозяйства. – Мы бы по 18 центнеров с гектара получили, не меньше.

Увы, даже при высоком уровне агротехники, которым отличается хозяйство Гукова, своевременный дождь – важнейший фактор. С погодой нынче не повезло всему Ключевскому району, и все-таки у Гукова урожайность почти вдвое выше, чем у других.

Ничего кроме бизнеса

Прошлый удачный год дал хозяйству возможность приобрести новые сеялки, которые при снижении обычной нормы высева дают высокую всхожесть посевов. Куплены высокопроизводительные жатки «Макдон» и «Джон Дир», еще один подборщик соломы, позволяющий убирать ее вслед за комбайнами.

Опытный агроном, прошедший школу в различных хозяйствах, долгое время работавший бок о бок с наукой, Александр Гуков проявляет себя как расчетливый хозяйственник и неутомимый новатор. В свое время в хозяйстве перерабатывали до 12 наименований круп, пробовали выращивать гречиху, горох, просо, даже лен. Сейчас сосредоточили внимание на выращивании пшеницы и подсолнечника. При этом Гуков постоянно наращивает объемы производства. Нынче в работе у него более 14 тысяч гектаров земли, каждый год приобретается новая посевная и уборочная техника, построены три мехтока, склады, скоро будет сдана новая столовая в Ключах, профилакторий, для которого уже закуплено оборудование…

– Когда мне приходится выступать перед фермерами на различных конференциях, – говорит Александр Васильевич, – я повторяю: сельское хозяйство – это такой же бизнес, как и прочие отрасли. То есть – думай, считай, ни сколько ты урожая соберешь, а сколько денег заработаешь. Прибыль будет – будешь жить. Я всегда стараюсь считать, хотя отличником в школе не был. Жизнь заставит, когда ты не сам по себе, а за тобой 80 человек, им надо ежемесячно платить зарплату.

Зарплата и запас на завтра

По итогам прошлого года хозяйство получило около 80 миллионов прибыли. Нынче очевидно, будет поменьше, а зарплата вырастет. Средняя по хозяйству, если учесть весь коллектив, выйдет в пределах 15 тысяч рублей. В уборку комбайнеры получают по 50-60 тысяч в месяц, водители – по 40-50. В Марковке, за 60 километров от базы, работает столовая, где механизаторы получают трехразовое питание бесплатно. Там, кстати, есть даже бар, куда они могут прийти после работы. Правда, сейчас не до бара, но их ждет встреча за кружкой пива, – как там у Ярослава Гашека, – в шесть часов вечера после… уборки. Гулять и веселиться у Гукова умеют – как и работать.

В округе никто не продает пшеницу, а в хозяйстве Гукова уже реализовали тысячу тонн. Одновременно идет засыпка семян. В складе уже три тысячи тонн, этого достаточно, чтобы выполнить обязательства перед теми, кто уже перечислил деньги за зерно, и – на семена для будущего урожая. Развернувшаяся полным ходом заготовка кормов позволит рассчитаться с пайщиками, да еще и на продажу сторонним клиентам останется.

Улыбайтесь! Вам на работу!

Неуемный руководитель крестьянского хозяйства завел 150 свиней – для нужд своих работников.

– Затраты при нашем производстве на содержание свиней минимальные, у нас за ними ухаживает полчеловека. А представьте, если с такой легкостью все полторы сотни наших фермеров заведут по столько – какое поголовье получится? Несколько приличных свинокомплексов!

Нет, не распыляется Гуков, он, как всегда, считает. А главное – он знает: завтрашний день начинается сегодня, сейчас. Потому уже сейчас делает выводы из нынешней уборки, внимательно изучает влияние сроков высева на урожай того или иного сорта пшеницы, эффективность применения новых и традиционных технологий.

Что привлекает внимание в хозяйстве Гукова – настроение коллектива. Казалось бы – уборка – нервотрепка, напряжение, пыль, жара… А в глазах у всех спокойствие, на лицах – улыбки. Сам руководитель весел и как будто бы даже беззаботен. Заведующая производством Татьяна Апарина ответила на вопрос о причине спокойствия и улыбок.

– Первый показатель – человек, как ему живется. У нас люди обеспечены работой и зарплатой… А приезжайте к нам в ноябре на праздник урожая. Вы увидите нас вне работы и поймете, может быть, больше, чем сейчас.

DEREVNYA.RU

Находиться в тридцатке блогов рунета – приличный результат, если учесть, что этих блогов (дневников) в Сети тысячи и тысячи. Указанное место занимает некий skandal-max, через него-то я и узнал о существовании сайта деревни Андриановка. Skandal-max уверяет, что ничего подобного ни разу не встречал, и предлагает объявить сайт далекой русской деревни лучшим сайтом года. А не так давно «Новости» телеканала ОРТ показали сюжет, поводом для которого стал опять же сайт Андриановки. Впрочем, я забежал вперед.

Добрый провайдер и полтыщи озер

За несколько дней до выхода сюжета в эфир я связался с автором, наполняющим сайт. Он представился по имени – Сергей – и написал, что когда-то жил в Андриановке, учился в тамошней школе, а сейчас живет в Санкт-Петербурге. Меня это изрядно удивило, потому что информационная насыщенность сайта предполагает ежедневную работу над ним и почти ежедневный контакт с кем-то из жителей самой деревни. Сергей оказался чересчур немногословным собеседником, источников информации не назвал, а по поводу средств на содержание и обслуживание сайта сказал, что все это делается за счет хостинга (здесь, скорее всего, имеется в виду покровительство провайдера в виде бесплатного размещения сайта).

Сначала о том, что представляет собой деревня. Маленькая тамбовская деревенька Андриановка находится в Центральной части России на берегу реки Ворона. В долине лиственные леса, в бассейне более 600 озер. По последней переписи в деревне проживают 517 человек. Об общественном хозяйстве Сергей почти не пишет, упоминает только об одном не совсем удачливом ООО на территории Андриановки. Зато много места отводит школе и школьным делам. Оно и понятно, со школой связана большая часть его впечатлений о деревне. Это, пожалуй, и стало причиной моего звонка в Андриановскую школу. Кстати, телефон ее тоже на сайте.

Без молока, без денег, но со связью. Плохой

Ответила директор Андриановского филиала Кировской средней школы Татьяна Анатольевна Власова, и я сразу вспомнил ноябрьскую запись на сайте в разделе новостей. «Возможно, в ближайшем будущем в школе снова поменяется директор. Говорят, что, проработав всего пару месяцев в этой должности, Т.А. Власова решила написать заявление...»

– Татьяна Анатольевна, как у вас в деревне относятся к существованию этого сайта?

– За всех сказать не могу. Честно говоря, я туда редко заглядываю, потому что у нас связь очень плохая, но иногда в свободную минутку смотрим, что там говорят о нашей деревне.

– А вы сами знакомы с Сергеем?

– Нет, знаю только, что он раньше жил здесь и иногда приезжает.

– Но он неплохо снабжается информацией, сайт изрядно насыщен ею.

– Да... Я не знаю телефона...

– Татьяна Анатольевна, очевидно, ваша деревня живет, как многие другие, испытывает те же трудности, которые характерны для всего сельского хозяйства.

– Да, в нашем Мучкапском районе вообще нет производства, район полностью дотационный.

– Ну, а фермеры, предприниматели...

– Все едва сводят концы с концами. У нас здесь черноземье, хорошая почва, сюда бы толкового предпринимателя...

– В телесюжете шла речь о возможном развитии туризма в ваших местах.

– Очень неудобно добираться к нам, дороги плохие. Вообще-то места красивые, но нужны очень большие средства, чтобы говорить о туризме.

– У вас основная школа, то есть девять классов, а куда доучиваться ездят?

– Кто в Борисоглебск, кто в соседнее Уварово, кто в Тамбов, кто в Москву. А после школы здесь вообще делать нечего.

– Хозяева-то на что живут, за счет сданного молока?

– И этого теперь не стало, молоко у нас не принимают, скотину постепенно по дворам изводят, коров можно по пальцам пересчитать.

– Вернемся к сайту. Как вы думаете, его существование как-то поможет вам в жизни?

– Трудно сказать, интерес, конечно, привлекает... В деревне сейчас очень трудно выжить. Мужчины наши все в Москве на заработках, да и женщины тянутся вслед за ними.

На том наш разговор и закончился. А я подумал, что без человека и богатая земля не родит, что, снимая сюжет, столичные телевизионщики представили всю ситуацию с заброшенной деревней и замечательным сайтом всего лишь как экзотику. Кстати, им удалось побывать дома у Сергея, но это не добавило к сути разговора ничего.

А вот бы нам...

Я позвонил в пресс-службу Главного управления сельского хозяйства. Валентина Буняева сюжета не видела, про андриановский сайт не слышала. Коротко рассказал ей о сути.

– У нас тоже один человек ходит с подобной затеей – создать деревенский сайт, – отозвалась Валентина Сергеевна.

– Сайт отдельной деревни?

– Нет, о деревне вообще. Но я так думаю: если мы объявим такой сайт, нужна будет регулярность в освещении, нужны будут люди, много денег. Ни одному, ни двоим там не справиться. Тут же нужна будет связь с районными СМИ, им тоже надо платить. Вполне вероятно, такой сайт когда-то появится.

– А вот если говорить о том, что существует сайт отдельной деревни, будет ли от него какая-то польза?

– Конечно, это может быть очень интересно – привлечь внимание к селу других людей. Но я думаю, что это больших затрат потребует, что надо будет специальному человеку ехать в это село с фотоаппаратом, диктофоном. Не напишешь ничего, не побывав там.

– В общем, как я понял, в нашем обозримом пространстве ничего похожего нет?

– У нас – нет.

Листаем страницы сайта:

«В семействе Пуховцов очередное несчастье и опять из-за элементарного раздолбайства. На сей раз корова упала в колодец. Ее достали и велели резать – нога оказалась сломанной. Но Николай резать отказался, так как через две недели она должна отелиться. Спустя несколько дней позвали Кредина, чтобы вытащить теленка. Когда его извлекли, он был уже того.., колодец все-таки. Самое ужасное – когда Кредин поднял тряпку, которой была укрыта корова, увидел, что у нее нет ноги. Жена Пуховца взяла и отрубила ее у живой коровы. Теперь ни коровы, ни телка».

«Пожилое население жалуется на проблемы с доставкой угля. Пенсионерам бесплатно дают на выбор машину дров или полторы тонны угля. А довезти от Мучкапа до деревни этот бесплатный уголь стоит 1000 рублей. Неужели нет возможности доставить топливо так же бесплатно, чтобы льгота действительно была льготой?»

«Если кому-то хочется посмотреть на деревенскую действительность, милости просим – как стемнеет – к бане. Там в пристроечке собирается вся местная пьяная братия. Зрелище то еще!»

«Муж Лильки (большой) подался в поисках работы в Москву. Одурев от навалившейся на нее свободы и скуки, Лиля спуталась с Дудиком и даже переехала к нему жить. Но вследствие того, что силы пожилого учителя небезграничны, она переметнулась к Лене Косому. Генка же, друг семьи, был оставлен смотреть за коровой, которая выжила только благодаря возвращению своего хозяина Вовки».

«Мертвые души по-андриановски. Бывший директор школы собрал несколько трудовых книжек и якобы устроил их владельцев на работу. Уж не знаю, как он договорился с «мертвыми душами», но зарплата начислялась регулярно, и получали ее совсем не те, кто значился в ведомости. Деньги, конечно, небольшие, но прибавка к законному доходу неплохая. Тут и кстати анекдот по мотивам бессмертного Ф.М. Достоевского:

– Что ж ты, Родя, старушку-то за 20 копеек убил?

– Не скажите, Федор Михайлович, пять старушек – рубль!

В том, что дети не хотят есть в школьной столовой, поначалу винили поваров. Потом до родителей дошло, что из отходов нормальную еду приготовить не получится».

Скажи, Серега!

13 ноября Сергей пишет: «Уже второй день в нашей деревне находится съемочная группа Первого канала. А чем черт не шутит, вдруг после репортажа власти обратят внимание на проблему вымирания деревень. И не закроют Андриановский ДК, не закроют Андриановскую школу, как закрыли уже во многих деревнях Тамбовской области. А вместо этого достроят спортзал, оборудуют нормальный компьютерный класс...»

Наш сегодняшний разговор можно было бы считать исчерпанным, однако позволю себе вместо собственного комментария поместить комментарий автора сайта, Сергея.

«После приезда корреспондентов вся деревня гудит. Не будем перечислять довольных и недовольных. Если обсуждают – значит, задело. Неужели вы думаете, мне приятно писать нерадостные новости-сплетни про хороших в общем-то людей? Про учителей, которых очень уважали, их любили и боялись по-доброму. А сейчас они на пенсии, никому не нужны, над ними смеются, не считая за людей, они спиваются, превращаясь в ... Ну, давайте будем ругать корреспондентов, Серегу (меня) за то, что они тыкают нас, как нагадившую кошку мордой в дерьмо. Посмотрите вокруг, постарайтесь изменить хотя бы себя. Подводя итог, хочу сказать: давайте не будем закрывать глаза на проблемы, окружающие нас, не будем все валить на власть, попробуем сделать хотя бы попытку что-то исправить, помочь тому, над кем вчера смеялись, видя его спящим в кустах.

P.S. Некоторые могут сказать, что я только трындеть могу, а реальное что-то сделать – нет. Поскольку в деревне бываю редко, не имею возможности регулярно следить за моим подшефным Виталей Матаненком. Но в летние дни он практически на все время моего присутствия бросает пить, либо – только пиво. Бывают, правда, провалы, однако, если обычно в месяц у него 3 трезвых дня, то при мне – 3 пьяных. При мне ему чаще всего алкоголь в глотку не лезет».

Заключает эту страницу сайта пометка: «Прокомментировало 0 посетителей»...

Тусануться в Андриановке и глянуть на Алтай

Откроем гостевой файл сайта Андриановки. Сказать, что посещений много, – ничего не сказать. Пишут из Беларуси, Украины, Швейцарии, Германии, США... «Надо же, – удивляется корреспондент из Москвы, – 50% жителей столицы знают про эту деревню!» Из Нидерландов: «Фотография «Ритка и Лилька» просто сносит крышу. Вот бы к вам на дискотеку да там тусануться!» И так далее, и тому подобное.

Ну и что? – возникнет у многих законный вопрос. А мне вспоминаются времена, когда на стенах рабочих курилок висели «Молнии», на полевых станах, в красных уголках – «Боевые листки» и «Прожекторы», на досках объявлений – стенгазеты и прочие «крокодилы». Читали, смеялись, стыдили и стыдились. Или другое. Деревня Чупино Войковского сельского совета Шипуновского района умирает. Восемь домов, четырнадцать жителей, одни старики. И надо же, по инициативе сельсовета устроили большой праздник на всю округу, вспомнили, что селу исполняется 260 лет. И это были не пляски на поминках, это последняя надежда: а вдруг! Вот случится чудо – и воскреснет старинное село. Смириться с мыслью, что оно погибло, что возврата нет – проще всего...

Недавно к нам в редакцию зашла женщина, жительница деревни Нечаевка Хабарского района, зашла по пути из больницы. Рассказала про беды своей погибающей деревни и протянула исписанный листок.

Хотелось нам сеять, пахать и косить,

Внучат на все лето к себе пригласить.

Гусяток пасти, огород поливать,

Лошадку запрячь да на ней поскакать...

Заканчивается это трогательное и наивное стихотворение словами:

Деревня родная, прости нас, прости!

Простые люди, что от них-то зависело в этой кутерьме, смявшей хозяйства и поселения? А нет – прости нас! Вот пришла в редакцию, верит ли, что визит этот что-то изменит? Вряд ли. Но она всхлипнула на людях, напомнила миру про свою несчастную Нечаевку.

Нечаевка, Чупино, Андриановка… Сколько их по стране, забытых и любимых?

НЕ ВСЕГДА В ЛАДУ С РАЗУМОМ

Глава итоговая

С летом мы простились. Для меня оно было удачным с точки зрения множества поездок по краю. Это всегда здорово – зарядиться видами летней природы, всеми ароматами лета, потому что долгой зимой будут перед глазами две краски – белая и серая. Да еще – звенящая пустота стылого воздуха.

Мясо-молочные деньги – на городскую жизнь

Мир деревенский, с одной стороны, проще городского, с другой – разнообразнее, богаче. На первый взгляд, сдержанные, замкнутые, закрытые сельчане живо откликаются на доброе, приветливое слово. Поздоровавшийся с кем-либо из местных на улице незнакомый человек в ответ услышит искреннее пожелание здравия. В городе, скорее всего, он наткнется на настороженный взгляд. Не собираюсь идеализировать сегодняшнюю деревню, она очерствела, погрубела, потеряла былую отзывчивость, однако в городе все это в несколько крат приметнее.

Пьют нынче сверх меры повсеместно, но в деревне пьянство заметнее, потому что каждый на виду. Безделье, отсутствие работы, порождающие алкоголизм, в сельской местности сегодня измеряется несравненно большими масштабами, чем в городе. Впрочем, при желании работу, а вернее – занятие – всегда найти можно. Отсюда вытекает еще один аспект деревенской жизни.

В большинстве сел крестьянин, если он не фермер, не руководитель хотя бы малого хозяйства, живые деньги сегодня может получить единственно – за сданное молоко. Если раньше держать две-три коровы мог позволить себе тот, у кого крепкое личное хозяйство, достаток рабочих рук в доме, то теперь поголовье у себя на дворе вынуждены увеличивать самые бедные сельчане. Естественно, вся работа их сосредотачивается на подворье, они, говоря языком ученых, десоциализируются, то есть выпадают не только из общественного производства, но и из самой жизни общества.

Был в нескольких деревнях Шипуновского района, видел дворы, заполненные живностью – коровы с телятами, свиньи, куры, гуси, утки… Все в порядочных количествах – вроде бы изобилие. А из мяса хозяева знают только птицу, потому что свинину и говядину надо осенью сдать, чтобы деньги послать детям в город, на учебу, на проживание.

Приемщики сегодня ведут себя бесцеремонно. Во-первых, голова, требуха, прочие мясные «отходы» идут бесплатно, во-вторых, о цене договариваются предварительно и на словах. Когда скотина забита, тот приемщик снижает цену, зная, что никуда теперь крестьянин не денется: мясо надо сбывать, чтобы не пропало. Выбора у крестьянина нет, на рынок его самого не пустят.

Что касается расчета за паи, которые у большинства населения отданы в аренду, плата за них, как правило, в конце года и в натуральном виде: подсолнечное масло, мука, зерноотходы, сено, солома. Довольно часто руководители мелких крестьянских хозяйств применяют натуроплату и за наемный труд своих односельчан.

Самое удивительное, есть в каждом селе семьи, где ни огорода, ни живности, ни работы на стороне. Чем живут? Не понятно.

Усохшая школа и разбухший вуз

А вот и сходство с городом – на селе усилились социальные контрасты, увеличилась разница в доходах между группами состоятельных и бедных. Как и везде, если говорить о самом населенном пункте, самое доходное занятие – торговля. Но в селе сотню «комков» не поставишь – денег на организацию их не хватит, да и отовариваться в них будет некому.

Очень немногие села могут похвастать сегодня тем, что они крепнут, разрастаются. Из новых объектов, помимо жилья, которое так или иначе кто-то возводит, чаще всего можно назвать школу или храм. Но и для перечисления этих новостроек на двух руках пальцев хватит.

Повсеместно идет процесс так называемой реструктуризации сельских школ. Попросту говоря, малочисленные школы отдают своих учеников в соседние села. Да, качество образования таким образом можно поднять, но за всем этим стоят непростые процессы, меняющие сельскую жизнь. Так или иначе, дети в раннем возрасте проводят очень много времени вдали от дома, от родителей. Павшей экономике сел с «усохшей» школой не нужно ни качественное образование, никакое вообще. Это, разумеется, не означает, что не надо детей хорошо учить. Но необходимо, прежде всего, ответить на вопрос – для чего?

С этим связана отдельная тема – дефицит как рабочих рук, так и специалистов. Кадровый голод в сельском хозяйстве – проблема повсеместная. Разбалансированность между предлагаемыми выпускниками различных специальных учебных заведений и потребностью в них экономики просто фантастическая. Фермер из Ключей Александр Гуков предлагает по опыту одной из среднеазиатских стран закрыть все вузы на двадцать лет. На это время как раз хватит бездействующих ныне обладателей дипломов. Как говорится, в каждой шутке есть доля истины. В тех же Ключах существует профессиональное училище – где его выпускники?

Фермер Владимир Устинов, как мы уже имели возможность убедиться, тоже не удовлетворен системой подготовки кадров.

Возраст действующих специалистов приближается к пенсионному, молодые не идут из-за непристижности работы на селе. Сейчас раздаются голоса о необходимости госзаказа на образование. Ничего нового в этом нет. Были и колхозно-совхозные стипендиаты, была система распределения с обязательной отработкой определенного числа лет. Наверно, нет плохого и в новом опыте некоторых хозяйственников, направляющих молодых людей на учебу по контракту, где заложены обязательства сторон. Только нужно помнить: чтобы воспитать настоящего профессионала, необходимы многие годы. У нас слишком мало времени! У нас его попросту нет!

Поспешай не торопясь

А теперь вернемся к убыванию деревни, как к процессу, по словам Устинова, необратимому. Тот же Александр Гуков говорит по этому поводу.

– Бессмысленно сейчас заставлять людей жить в этих деревнях, где ни школы толком нет, ни медицины, ни клуба. Дети отсюда уедут – это процесс неизбежный. Никто не хочет жить в доме, где самоструганная кровать да две лавки. Не кормить же всю жизнь этих двадцать коров, доить с утра до вечера да грязь за ними вывозить. Люди со временем не будут по домам коров держать. Непроизводительно это и грязно. А вот вокруг больших сел, вдоль трассы надо строить хорошие дома, чтобы в них удобно было жить. Большие села будут укрупняться, станут своего рода райцентрами. Дело власти – создавать условия для переезда и устройства людей, для обучения новым профессиям. О производстве в связи с оттоком людей из села никто не думает. Дескать, рынок сам по себе расставит все по местам. Не расставит!

Ему, как вы помните, вторит Владимир Устинов.

– Деревня сегодня не готова оказывать необходимые нам услуги, все это делает город…

Однако тот же Гуков не скупится на поддержку неперспективных сел, маленьких школ, культуры в малых селах. Зная наперед, что произойдет с ними, он не торопит процесс их убывания. Наверно, далеко не все в этой жизни можно торопить, иной раз лучше бы без революций. Доктор экономических наук Владимир Бородин говорит, что самое лучшее сегодня – вообще ничего не трогать на селе, пусть все идет своим чередом.

Такие разные хозяева

При всей невеселой картине, начертанной автором этих строк вначале, движение в сельскохозяйственном производстве есть, и весьма заметное. Исчезают одни хозяйства, появляются новые, у некоторых фермеров дела идут в гору, другие разоряются, само по себе фермерское движение видоизменяется. Даже если взять только двоих, не раз названных уже сегодня фермеров – Устинова и Гукова – схожи их хозяйства лишь в одном – оба, в основном, земледельческие, оба семеноводческие. В остальном различия существенные. У одного поля расположены более-менее компактно, у другого растянуты на 100 километров и уходят аж в соседний район. Разница в количестве пахотной земли велика, в числе работающих – полтора десятка и более 80. Один в большей степени нежели другой занимается вопросами быта своих работников, помогает им приобретать жилье, держит скотину для снабжения столовой, участвует в социальных программах окрестных сел и деревень. И это вовсе не значит, что один лучше, другой хуже. И даже не пройдет здесь противопоставление – один более прагматичен, чем другой. Просто разные, вот и все.

Очевидно, Гуков прав. Еще вчера мы говорили, что почти все фермеры предпочитают заниматься растениеводством, а уже сегодня отмечаем целый ряд успешных фермерских животноводческих хозяйств. Примеры – в Ребрихинском районе, в Целинннном…

Любовь к родному пепелищу

Нынче, говоря о становлении, начале или кризисе крестьянских, фермерских хозяйств, необходимо помнить, что свободной земли практически не осталось. Идет перераспределение, процесс естественный и бесконечный. Но еще и – болезненный. Александр Гуков постоянно приращивает площади – за счет арендованной земли или покупки паев. Сегодня за пай он предлагает цену, вдвое превышающую среднюю по краю. И тут парадокс. Он настолько четко, порядочно и, если можно так выразиться, «сытно» рассчитывается с хозяевами арендуемых земельных наделов, что те вряд ли захотят с ними расстаться.

И представьте, коль Гуков столько предлагает – какую цену за пай могут положить столичные бизнесмены, крупные холдинги и объединения, у которых денег неизмеримо больше! Земля становится самым выгодным товаром на рынке – этот фактор в недалеком будущем будет определять и ход перераспределения ее, и характер изменений в сельскохозяйственном производстве.

В Шипуновском районе, традиционно одном из самых «зерносеющих», давно обосновались эмиссары мощного агрохолдинга «Разгуляй», контролирующего примерно10% торговли зерна в стране и почти 12% сахарной свеклы. Боятся местные фермеры, зная, что «гости» хоть сейчас готовы скупить полторы сотни тысяч гектаров пашни, куда больше половины всех пахотных земель района. Боится Виктор Кривошляпов, который собрал под свое крыло разорившихся фермеров, выплатил их долги, привел в порядок запущенную землю. Уверенный, что самое эффективное и мобильное производство должно включать в свой цикл не более двадцати человек, он сейчас руководит ста пятьюдесятью. За державу обидно! Родную деревню жалко! Далеко от экономики? Это уж точно! Только ту же школу в Войково без кривошляповских денег не отремонтируешь, бабушку Секлетинью в больницу не отправишь, дорогу от трассы до села Кособоково не отсыплешь. Да и сена не добудет для своего подворья частник, если работу у него отнять и надела лишить, без зерноотходов останется, без соломы и – без той самой копейки за сданное молоко.

Виктор Кривошляпов почти полвека прожил на этом свете, крепкий, опытный хозяйственник. И еще – он местный, он здесь родился. И он знает, что приезжий холдинг вполне в состоянии поднять сельхозпроизводство на небывалый уровень. Только до села со всеми его многочисленными проблемами, до земляков Виктора с их детьми и всем шлейфом семейных забот никому из посторонних дела не будет. Что же касается его самого… Тут руководителем, человеком правит ни расчет, ни прагматизм, ни даже, может быть, здравый смысл. Всего лишь – добрая воля.

Мобилизовать на жизнь

В ходе знакомства с различными хозяйствами нашего края я выделил несколько типов руководителей. Одни, как, например, Владимир Устинов, жестко и бескомпромиссно ограничивают круг своих интересов – разумеется, для блага дела. Другие, как Александр Гуков и ему подобные, лишних людей у себя на работе не держат, с каждого спрашивают по полной мере, но отвлекают некоторые средства и силы для поддержки социальной и культурной сферы (Гуков содержит детский танцевальный коллектив даже за пределами своего района). Третьи – Кривошляпов и другие, кто собирает под свою сень окрестное побитое воинство, чтобы помочь вновь обрести силу и уверенность в себе землякам и не дать стоять без дела, а то и уйти неизвестно в чьи руки земле.

Есть и четвертые, они стоят наособицу, потому что руководят большими коллективными хозяйствами. Назову одного – Виктор Реус, руководитель СПК колхоз «Путь к коммунизму». У него земли меньше, чем у того же Гукова, а народу работает в десять раз больше. В десять! Техника отечественная, не высокопроизводительная в сравнении, допустим, с «Джон Дирами», выработка на одного работающего, соответственно ниже, чем в малочисленных хозяйствах. Но заняты все, в деревне пьют меньше, чем в других, копейка в каждом доме водится. Согласен, не путь это для будущего, во всяком случае – не тот путь, который предполагают многие. Но каждому живому человеку жить надо еще и сегодня, сейчас. И кому-то приходится мобилизовывать этого человека и его детей – на жизнь.

И пусть вам покажется некой иронией сохраненное до сей поры название хозяйства – «Путь к коммунизму». Дело, понятно, вовсе не в названии. А если уж все-таки говорить о нем – для кого-то ирония, вчерашний день, а для другого мечта – сделать всех счастливыми.

Кстати, категоричный в суждениях и выводах Устинов нынче уже отдает сотни тысяч рублей на социальные нужды села, на его деньги отремонтирован участок дороги, куплены парты в школу. И жесткие выводы свои он сам уже корректирует.

– Если есть в деревне живой, работающий организм, она не пропадет. Нас, фермеров, в Контошино пятеро, за последнее время появилось еще одно предприятие, лесом занимается – всё дополнительные рабочие места. Глядя на нас, даже женам легче со своими пьяницами разговаривать. Убедительней получается разговор. Многие из тех, кто пил, так и пьет, а вот мои, например, перестали.

Выводы – те или иные – сегодня делать можно, а написать общую картину села – не получается. Она, картина эта, пока что какая-то смазанная, состоящая из фрагментов, не всегда связанных между собой. Но при всем том есть отдельные яркие цветовые пятна – есть хозяева, есть крепкие мужики, корневые сибирские крестьяне, которые все понимают, ясно представляют себе будущее, видят бесперспективность некоторых своих усилий, но идут вперед, работают через не могу и рвут сердце, потому как оно далеко не всегда в ладу с разумом.

Безжалостная статистика и наука говорят о зонах депопуляции, откуда самые активные русские уже переехали в города, на селе остались, в основном, те, кто не смог или не захотел уехать. Да, урбанизация тотальна. Некоторые исследователи современной российской деревни предлагают обратить свои взоры на развитые страны, которые проходили те же стадии. Мы можем отчасти увидеть в них свое будущее. У нас в сельской местности живет 27% населения, и 11% до сих пор занято в сельском хозяйстве, что по западным меркам – очень много (как известно, на Алтае эти цифры еще выше). Там занято порядка 2-3% и при этом – излишки продовольствия. У нас же, если учесть индивидуальные огороды селян и горожан, цифра, занятых в сельском хозяйстве, больше вдвое. А своих продуктов не хватает. Решение проблемы связано не с ростом сельского населения и занятости – этого не будет, а с адаптацией хозяйств к сложившимся демографическим условиям, модернизацией производства, повышением производительности труда, как, например, в некоторых странах бывшего соцлагеря. Там сохранились кооперативы, но при этом активно развивается частный сектор, а занятость в сельском хозяйстве сократилась в несколько раз. Но… Как говаривали в старину, огляд не загад. Хоть заоглядывайся на другие страны, Россия останется Россией с ее особенностями, с ее огромными пространствами, с ее убывающими трудовыми и финансовыми ресурсами. Александр Гуков убежден, что село будет убывать. Он говорит об агрогородах, крупных поселениях, наподобие нынешних райцентров, вокруг которых будет концентрироваться сельскохозяйственное производство. Вероятно, так оно и будет, только для сегодняшней России форсирование этого процесса губительно, для большинства сельского населения смерти подобно. Нет покуда этих агрогородов и не известно, когда они появятся не как экспонаты для гостей и высокого начальства, а как места жительства, готовые принять людей и, в первую очередь, обеспечить их работой. Прежде всего, необходимо уяснить, что многим селянам сегодня некуда пойти, нечем заняться, им, попросту говоря, незачем жить. Они и убегают из жизни, молодые, чуть задержавшиеся в селе – от водки, наркотиков, от всякой другой дряни, которую пихают в себя.

Невозможно спокойно воспринимать информацию (объективную! Пропади она пропадом эта объективность!), что грядущий упадок сельского хозяйства, забрасывание поселений и угодий приведут к потере освоенного пространства, которое, глазом не успеешь моргнуть, задичает, затянется мелколесьем. Сохранить его в прежнем виде при тающем населении вряд ли удастся. Вот он и есть, корень вопросов – тающее население! Неужели же все средства уже испробованы, чтобы оно, население, то есть наши земляки, сограждане и собратья безусловно стояли в этом тающем строю?

Анатолий Кирилин

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"