В середине XIX столетия жителей слободы Алексеевки Бирюченского уезда, ныне город Белгородской области, отмечали как предприимчивых людей, умело осваивающих всевозможные ремесла. Одна из статей в «Трудах Вольного экономического общества» за 1854 год так и утверждала: «Промышленные крестьяне слободы Алексеевки (графа Шереметева) Воронежской губернии с давних пор вошли у нас в пословицу как самые сметливые пройдохи на все руки. Чрезвычайные льготы, даруемые от графа Шереметева крестьянам, служат неисчерпаемым источником для развития их умственных и промышленных наклонностей».
Другой автор в «Воронежских губернских ведомостях» за 1855 год дополнял: «Вообще жители Алексеевки отличаются примерным трудолюбием и ни в какое время не станут сидеть сложа руки оттого, что нечем заняться: у них всегда в руках или сапожное ремесло, или столярка, или живописная кисть, или игла портного, или обделка шерсти, или ткацкий станок; все эти отрасли промышленности если не доведены до совершенства, то по крайней мере делают значительные успехи, и житель Алексеевки не пойдет искать к соседям для себя каких бы то ни было мастеровых, необходимых в домашнем быту». Возможно, в этих утверждениях есть земляческая доля преувеличения, но по существу алексеевцы как сметливые люди проявляли предприимчивость по всех сферах слободской деятельности.
***
Рано умерший отец оставил Ивану Степановичу Штурбе никудышнее наследство: хату, огород, сад и леваду. Зато дал главное — образование. Молодой Штурба был обучен письму, счетоводству. Единственный в Алексеевке он получал «Московские ведомости». Часы посвящал любимому занятию — чтению «Истории Малороссии» Д. Бантыш-Каменского, сочинений Квитко-Основьяненко, Г. Конисского, И. Котляревского и Г. Сковороды. Знания за плечами не носить, вот и набирался ума-разума да пытался поглубже заглянуть в седое прошлое родной земли.
Однако на кушетке не залеживался — дело в первую очередь.
Начинал почти мальчиком, в базарные дни разложив на рогожке гвозди, винтики, ножи, замки и другие железные товары.
Торговля шла бойко и приносила небольшой доход. Так что вскоре Штурба открыл лавку и стал ездить и Тулу за товаром, а потом проторил дорогу в Царицын — за солью. А там и вовсе завертелось. В приволжских краях познакомился с условиями степной торговли. Скот у калмыков почти ничего не стоил, зато в Острогожске, Бирюче, Воронеже и особенно в Москве хорошую цену имели сало, шерсть, овчина и кожи. И конкурентов почти не оказывалось.
Ранней весной приказчики Штурбы набирали добрых хлопцев, у которых еще не выветрилась казацкая удаль. Снаряжалось несколько десятков повозок, запряженных парою лошадей. При каждой из них чабан, два гайдаря (пастухи), подпасок, кашевар, он же кучер и приказчик. С ними же — по нескольку овчарок. Хлопцы были вооружены винтовками и длинными острыми ножами, которыми брили бороды. В повозке на всякий случай лежали копья. Ездить в калмыцкие степи было небезопасно. Закупленный скот нагуливал сало в вольной степи. Тут все зависело от чабанов. Подбирались такие, которые любили «святе литечко» провести на лоне природы и умели хорошо выпасти стадо. Простое вроде дело, а приняв бычков или овец весною, следовало препроводить их хозяину без утраты, сытыми и здоровыми. Радивый чабан не допустит волка к стаду, не даст угнездиться болезни, сумеет выбрать пастбище так, чтобы к полуденному жару овцы были напоены и накормлены. Такого пастуха скот слушает лучше, чем солдаты командира. Таким был Марк Антонович Лобко.
Пригнанное им в сентябре стадо давало высокий нагул сала и мяса, оборачивающийся барышами. Штурба подсчитывал: расход на овцу – 1 руб., выручка составляла 3 руб. 35 коп. Значит, больше двух рублей дохода. На салотопенном заводе осенью убивалось около 50 тысяч овец. Следовательно, щелкал он счетами, барыша сверх 100 тысяч. В то же время он не прекращал заниматься торговлей солью и железом. Ежегодная прибыль его составляла 200 тысяч рублей. Невиданные в Алексеевке деньги!
Штурба сорил рублями, теша свое хохлацкое самолюбие. Когда на громаде проходила раскладка или сбор податей, он обращался к зажиточным алексеевцам:
Те уплачивали годовые подати за вдов, сирот или обнищавших земляков.
– Пан пысарь, ще скильки трэба тягнуть? – выкрикивал Штурба. Неразобранными оказывались пять или десять тягол (одно тягло – 6 десятин земли),
— Ну, оцэ и потягну, — подводил итог Иван Степанович и уплачивал подати за 5-10 семейств.
Бедняки всегда получали от него помощь. Целые возы с хлебом, мясом, мукой и иными припасами развозил он перед большими праздниками. Штурба не считал деньги в 1830 году, когда случился голод. Много капитала ушло тогда на покупку зерна и выпечку хлеба на леваде: все раздавалось страждущим.
Ни на какую награду за свою благотворительность Штурба не рассчитывал. Только на благодарность земляков. Многочисленные юные родственники, обучавшиеся в училищах, или семинаристы присылали ему письма с витиевато выраженной признательностью за его обязательные пять рублей, которые выделял на еду и одежду. За те деньги можно было вырядиться франтом.
У Штурбы могли бы накопиться миллионы, но оставались тысячи. Он считался самым богатым человеком в Алексеевке. Шереметевы очень гордились, что у них так процветают крепостные.
Таких хозяев называли капиталистые — от слова «капитал».
Как-то молодой граф Дмитрий Николаевич гостил в большом доме Штурбы на Волостной улице. Его удивили огромные зеркала в зале. Он встал с бокалом шампанского и с улыбкой разглядывал свое отражение в полный рост. Кавалергардский мундир, черные брови, блестящие сапоги. Но неожиданно обернулся. Вошли трое сыновей Ивана Степановича: большого роста, статные, крепкие.
— Какие же у тебя, старик, сыновья молодцы!
— Ваше сиятельство! В ноги вам кланяемся. Отпустите на волю. Деньги у меня есть...
Граф сразу посерьезнел:
— Деньги и у меня есть. Чем же вам плохо у меня?
Разговор на том и прекратился...
И все же через несколько лет Иван Степанович добился своего — получил вольную. С превеликими хлопотами и затруднениями. Жить в Алексеевке не стал. Уехал в Керчь, купил там дом, обзавелся мореходными судами, насадил виноградные сады. На том весь капитал исчерпался.
Сыновья его надели сюртуки и пиджаки. Испросили кредиты в южных банках и занялись хлебной торговлей с заграничными конторами.
Сосредоточение значительных богатств в руках некоторых из крепостных крестьян в Алексеевской вотчине графов Шереметевых объясняется несколькими обстоятельствами. Во-первых, отсутствовала стеснительная близость вельмож, обретавшихся в Москве или Петербурге, во-вторых, этому содействовали хозяйственно-экономические условия района, в котором они жили, в-третьих, наиболее энергичные и предприимчивые крестьяне с готовностью оказывали помощь сирым и убогим.
В начале прошлого столетия в Алексеевской вотчине насчитывалось 39 крестьян-капиталистов, 27 из них были жителями слободы Алексеевки. В Шелякиной семья капиталистого крестьянина из 11 взрослых человек имела капитал в 1000 рублей, нажитый в результате хлебопашества и торговли овцами. В Алексеевке были семьи, владевшие капиталом до 3000 рублей.
Вполне закономерно, что в Алексеевке появился умелец, прославивший слободу на весь мир.
***
О жившем возле Базарной площади Данииле Бокареве говаривали разное: «смекалистый мужик», «этот москаль себе на уме», «добрый хозяин».
Он не был коренным алексеевцем. Его выслали за какую-то провинность из Тульской вотчины и южные владения графа Шереметева, где и обычаи были иные, и говор малороссийский, и подсолнух красовался в палисадниках вместе с пышными гвоздиками и пестрыми маками.
Этот подсолнечник и приглянулся Даниилу Бокареву.
Собиравшиеся к вечеру у подворий бабы судачили и грызли его семена. Лакомство обреталось в каждом семействе. Поджаренные семечки лузгали и дома, и на Базарной площади в торговые дни, и даже возле вотчинного правления, когда нужда приводила туда. Даниилу Бокареву тоже нравилось лузгать семечки, ибо вкус их был приятно-маслянистый. Подспудно созревала мысль о получении выгоды из подсолнечника. В тульских краях он наблюдал, как добывали масло из льна и конопли. Руки у него были мастеровые. И он решился.
В конце лета на всей плантации аккуратно срезал шляпки, свез их во двор и вышелушил. К этой поре Даниил смастерил приспособление. Сбоку в дубовом коротком пне выдолбил квадратную нишу, внизу этой ниши выбрал цилиндрическое гнездо, куда закладывал порции высушенных семечек. В гнездо вставлялся деревянный «хлопчик» (цилиндр). С помощью двух клиньев, забиваемых молотом, цилиндр в гнезде давил на семечки. По отводному желобку стекала густая светло-коричневая жидкость. Необычный и приятный запах стоял в сарае, где Бокарев «бил масло». А вкус!
Бокарев не намеревался раскрывать свой секрет. Да и какой резон! Этак в каждом доме появятся маслобойки, а с ними — конкуренты, Он слыхом не слыхивал о патентах, ему в голову не приходило зарегистрировать свой способ получения масла. Хотя авторам изобретений «привилегии» выдавались в России с 1814 года. Как любой предприимчивый человек, Даниил понимал, что его приспособление — это редкая собственность, и он волен распоряжаться ею по своему хотению (сейчас бы предприниматели окутали ее коммерческой тайной).
К следующей осени его обворовали. На участке, где рос подсолнечник, сорвали несколько рядов шляпок. Усердствовали как раз там, где дозревали наиболее масличные семена: черные, не крупные, но полные. Бокарев еще с первого урожая начал испытывать семечки по цвету и размерам.
При виде такого разора дух перехватило у Даниила. Ведь никому ничего обидного не делал. Зато сколько помогал, если приглашали на совет по всякому ремеслу: хоть прядильный станок наладить, хоть фигурную поковку согнуть, хоть ветряную мельницу поставить.
Объявилисъ-таки злоумышленники. Сами себя разоблачили. Весной на их участках пробились плантации подсолнечников. У Ивана Буханца, у Гришки Перебейноса и у Луки Гезули. Распираемый обидой, Бокарев направился к вотчинному правлению.
Почтительно ступив на порог властных чертогов, сбивчиво заговорил:
– Василий Никитич... накажите воров...
Управляющего Подгорного уважали в слободе за справедливость и строгость в отношении ко всем. Хотя и держал сторону графа Шереметева, но крестьян не обижал. Однако помнил, что Бокарева сослали в Алексеевку за ослушание.
– Эти семечки особенные...
Подгорный вновь внимательно посмотрел на Бокарева:
– Так-так…
И Даниил изложил причину своего жалобного прошения. На лице у Подгорного проступило неподдельное любопытство. Разговор перешел в русло взаимопонимания. Воров решили разоблачить осенью, когда созреют подсолнечники. Если у похитителей будут такие же семечки, как на оставшихся шляпках Бокарева, то виновные отдадут ему весь урожай. А Подгорный пообещал еще всыпать каждому по пять плетей. Осенью так и произошло. Но и бокаревская маслобойка уже не являлась секретом.
Неблизко столица от наших краев. С берегов Невы трудно разглядеть подробности того, что совершалось в южнорусской слободе на Тихой Сосне. Потому газеты и журналы писали так: «Здешний край развил у себя особый род промышленности или торговли, принимающий год от году значительные размеры, а именно: засевают большое количество земли подсолнечными семенами и выбивают из них на особо устроенных заводах масло, которое продается скупщикам… («Земледельческая газета», 1853, № 7).
Слышали звон...
И только в 1860 году, через 31 год, назвали «крестного отца» подсолнечника: «Бокарев испытал семена на ручной маслобойке и, к радости своей, получил превосходное масло, какого он никогда не видывал и какого здесь не было в продажею («Сельское хозяйство», 1860, № 2).
Печатные сообщения далеко отставали от событий, Пока они писали об открытии, в Алексеевке совершенствовали маслобойное дело. В 1833 году купец Папушин выстроил первый конный завод, на котором получали «олию». Ему помогал Бокарев. А через год и он оборудовал такой же завод. К 1860 году в районе слободы заводов развелось, будто карасей в пруду, — до 160. Алексеевское подсолнечное масло заполонило российский рынок. В год на продажу отсюда вывозилось 40 тысяч бочек, содержимое которых весило около 900 тысяч пудов.
Как гласит местное предание, в это время Даниил Бокарев еще здравствовал. Когда умер и где можно поклониться его праху, никто не ведает. Неблагодарными оказались земляки к памяти первооткрывателя: при жизни слава обошла его. Лишь к концу прошлого столетия появились подробные сообщения о Данииле Семеновиче Бокареве, почерпнутые из воспоминаний его внука Якова Ивановича. Но и они оказались очень скупыми и размытыми. Пожалуй, все, чтоб об умелъце известно, сказано выше...
Между тем Алексеевка, ставшая столицей производства и вывоза подаренного солнцем масла, начала преображаться. Жители ее, бедствовавшие и тяготившиеся оброчными недоимками, располагали теперь свободными деньгами. Они строили каменные дома и лавки, крытые железом, обзаводились ремесленными мастерскими. По постройкам в центре Алексеевка к концу 60-х годов сравнялась с лучшими уездными городами губернии, хотя являлась волостью. На Базарной площади выросли около 100 одноэтажных и двухэтажных каменных строений, фасадами не уступавших воронежским. Так писали очевидцы в губернских газетах...
В судьбе династии Бокаревых, словно в капле воды, отразилась недавняя судьба России. Три первых поколения прилежно продолжали дело, начатое Даниилом Семеновичем. Внук построил в Алексеевке первый паровой завод по выработке масла. Правнук выделил деньги на благое дело — на сооружение всесословного (купеческого) клуба, где местные жители могли попасть на спектакль заезжих и своих артистов, полистать журнал и книгу в библиотеке или побаловаться кием в бильярдной.
А потом наступила «новая эра». Боже упаси, если человек окажется из состоятельного рода – несдобровать ему. Гордиться своей биографией могли те, кто родился в бедной семье, жил в нищете, всю жизнь батрачил. Вдали от малой родины оказался праправнук первооткрывателя Алексей Михайлович Бокарев. Всегда скрывал свое происхождение, боясь навлечь подозрение властей.
И только сын Алексея Михайловича — Михаил Алексеевич Бокарев открыто и гордо носит фамилию прославленного предка. Он часто бывает в Алексеевке, живо интересуется историей бывшей слободы и всем, что связано с маслоделием, А открытие Бокарева достойно наследуется земляками. В городе действует несколько заводов по переработке подсолнечника, а на самом современном уровне поставлено производство масла в компании ЭФКО с ее фирменной маркой «Слобода». Её продукция направляется в торговые дома Воронежа, Новосибирска, Москвы и другие центры крупных регионов.
В 2005 году алексеевцы поставили памятник первооткрывателю маслобойного дела Даниилу Бокареву.
***
Предприимчивый люд Алексеевки во второй половине позапрошлого века находился в поле зрения творческих фигур.
Воронежский художник-иконописец Лев Григорьевич Соловьев (1837-1919) не раз встречался с провинциальными исполнителями церковных заказов и рассказал об этом в своих воспоминаниях «Живопись и рисование в Воронежском крае». Выражая сочувствие одному из художников, Соловьев отмечает, как «при всей своей любви к делу и больших способностях он был поставлен в необходимость исполнять требования невежественных заказчиков, работать иконы по заказу подрядчика Михаила Васильевича Моляренка из слободы Алексеевки — той самой Алексеевки Бирюченского уезда, которая своею богомазной фабрикацией переполняла все рынки и ярмарки городов и сел на обширном пространстве территории Воронежского края (точно так же, как другая такая же большая слобода Бутурлиновка Бобровского уезда наполняет те же базары и рынки сапогами и башмаками своего производства)».
Что ж, художника понять можно. Для него живопись, в том числе иконопись — искусство. Его душа противилась ремесленничеству. На его пристрастный взгляд, Алексеевка вовсе не равнялась на оригиналы академических мастеров, а предлагала нетребовательному простолюдину поделки безвестных самоучек.
И все-таки статус Алексеевки как одного из центров искусных мастеров проявлялся в иконописном деле. Кроме Михаила Васильевича Моляренка (он же Маляров — в то время украинские фамилии легко переиначивали па русский лад), подобную мастерскую имел Борис Петрович Москаленко, которую унаследовал его сын Александр Борисович. Вот он-то и поддержал репутацию родной слободы...
Весной 1896 года в Москву для участия в коронации Николая II отбыли депутации от дворянства, от земства и от сельского населения Воронежской губернии. Волостные старшины повезли с собой икону работы Соловьева, на ней были изображены святой Николай-чудотворец, царица Александра, княгиня Ольга и воронежские святители Митрофан и Тихон. Выше изображения этих святых Господь Вседержитель в сонме Сил небесных
«Икона заключена в изящную резную дубовую раму работы крестьянина слоб. Алексеевка Бирюченского уезда Москаленко. На раме иконы две рельефные надписи: «Ангелом своим заповет о Тебе сохранити тя во всех путех Твоих» и «Крепость даяй Царем нашим Господь». Вместе с иконой воронежцы поднесли резное деревянное блюдо для хлеба-соли, сделанное в мастерской того же Москаленко. На нем резная надпись: «Царю Батюшке, Царице Матушке — от сельских сословий» (Н. Поликарпов. Празднование св. Коронования Их Императорских Величеств в г. Воронеже и Воронежской губернии. — Памятная книжка Воронежской губернии на 1897 г.)
Если бы мастерская Москаленко занималась «фабрикацией», разве она получила бы столь ответственный заказ от имени воронежских старшин, которые представляли в Москве сельских жителей губернии!
Кстати, в эту депутацию входили среди прочих старшина Матреногезовской волости Бирюченского уезда Ефим Максимович Чичиль и старшина Краснянской волости Валуйского уезда Иона Иванович Алейников. Всех собралось 12 человек – но одному от каждого уезда. Но как меняются времена! Сегодня трудно представить, как на вступлении в должность Президента сможет присутствовать депутация сельских жителей — по одному от каждого района области…
Встреча Николая II и императрицы со старшинами состоялась 16 мая во Владимирском зале Кремлевского дворца. Представлял их губернский предводитель дворянства С. М. Сомов. Старшины поднесли хлеб-соль и икону, к которой император приложился. Можно по-разному расценивать факт подношения искусных подарков императорской семье во время коронования. Бесспорно одно: то был торжественный случай в рамках великого государства. И поручение Москаленко изготовить подарок для такого случая — это лучшее признание мастерства алексеевских умельцев.
***
В России привыкли многое делать общими усилиями, особенно храмы...
Стояла в центре Алексеевки Крестовоздвиженская церковь, среди прихожан более известная как Базарная. Возвышалась она на самом видном месте слободы – возле шумной Базарной площади, застроенной магазинами, лавками и торговыми складами. В 1855 году один из алексеевских священников так описывал ее: «Величественный по размерам храм построен в строго византийском стиле и обнесен каменной оградой».
Другой источник свидетельствует, что «основан сей храм иждивением помещика и усердием прихожан». Без сомнения, замысел возвести величественную церковь принадлежит Николаю Петровичу Шереметеву, владельцу Алексеевки. Граф известен как покровитель искусств, всячески содействовавший становлению усадебного театра. Это он воспылал романтической любовью к знаменитой крепостной актрисе Параше Ковалевой-Жемчуговой и вопреки аристократическим предрассудкам женился на ней. Правда, граф Н. П. Шереметев умер в 1809 году, а закладка церкви в нашей слободе началась три года спустя, когда единственному наследнику огромного богатства Дмитрию Николаевичу исполнилось всего 9 лет. Разумеется, его пока забавляли детские игры, а не заботы взрослых. При нем продолжалось то, что было задумано отцом. «... Иждивением помещика». Эта фраза из слободской летописи говорит о прямом участии Н. П. Шереметева в сооружении храма. Выделенные им средства и пожертвования прихожан стали материальной основой строительства.
Сооружали церковь в течение восьми лет. Заготавливали глину и обжигали кирпич алексеевские мастера. По существу храм возведен из местных материалов, в том числе и колонны, что для сегодняшних строителей может служить давним упреком.
Торжественный момент наступил в сентябре 1820 года, когда для освящения прибыл воронежский епископ преосвященный Епифаний, Он окропил водой храм «во имя Воздвижения честного и животворящего креста Господня с приделами св. Алексия, митрополита Московского, и св. Великомученицы Варвары».
Мысленно вернемся в тот день и еще раз окинем взором величественную церковь. 40-саженная колокольня уходит в небеса, созывая прихожан колоколами, вес которых достигает около 600 и 220 пудов. Крестообразная в плане с главным большим и четырьмя маленькими куполами, церковь заслужила следующую оценку современника: «Многие лица, бывая по разным местностям России, утверждают, что храм этот, хотя и уступает по величине некоторым соборам, но по своей архитектуре, а также величественному виду не с одним из них может поспорить».
Окажись в тот день внутри церкви, мы стали бы свидетелями богатого убранства. Интерьер был расписан местными и воронежскими живописцами и анфрелыциками. Часть икон и другой утвари подарена Шереметевыми и состоятельными прихожанами, а часть особо чтимых икон перешла из прежней, деревянной церкви, построенной на этом месте бывшим хозяином Алексеевки князем А. Черкасским.
В 1879 году при обновлении росписей в Алексеевку пригласили московских художников Малышева и Кондратьева, дарование которых особенно проявилось при оформлении церковного иконостаса. К тому времени в храме уже проникновенно звучал хор певчих, на содержание его расходовались значительные суммы. И, наконец, последнее свидетельство, теперь уже касающееся самих алексеевцев: «Прихожане Крестовоздвиженской церкви, как народ торговый и промышленный, большею частью грамотные, отличаются особенною религиозностью и усердием к храмам Божьим, которые неопустительно посещают во все воскресные и праздничные дни, где любят слушать пастырские поучения, без всякого уклонения исполняют христианский долг говения, исповеди и святых тайн причастия...»
Так и стоял бы храм по сей день, если бы не пришли бесшабашные времена. Дети и внуки богобоязненных прихожан прониклись иной верой и начали преследовать православных. В 1930 году последний раз отзвенели колокола церкви, а затем их свалили; двери же надолго закрыли. Распахнулись они для грузчиков, заносивших товары: отныне храм становился складом райпотребсоюза. А потом и вовсе исчез с лица земли.
***
…Фамилия Таценко молодым алексеевцам ни о чем не говорит. Старожилы же скажут, что, мол, жил такой состоятельный человек, и тут же качнут головой — ох, и прижимист был. По слободе ходили слухи о его скупости, равной, пожалуй, скупости гоголевского Плюшкина. Он владел маслозаводом, водяной мельницей, суконной мастерской.
Архивы сохранили документы о борьбе Таценко за нерушимость своего состояния в 1907 году. В августе уездный исправник доносил воронежскому губернатору, что «в шестом часу пополудни землевладелец Константин Михайлов Таценко, проживающий в своем имении близ слободы Алексеевки, чрез своего служащего заявил местному приставу, что у него из сада при имении, в единичных случаях, крестьяне слободы Дмитриевки похитили фрукты и вылавливают из реки, прилегающей к его усадьбе, рыбу, но кто именно из крестьян — он заметить не мог, при этом просил прислать хотя бы одного стражника для выяснения виновных и привлечения их к ответственности.
В усадьбу Таценко были командированы четыре конных стражника.
Они усердно исполняли службу, когда крестьяне вновь «в единичном случае» решили позаимствовать у владельца маслозавода десяток яблок и рыбешек. Дело дошло до конфликта со стрельбой, вызовом на подмогу роты Дорогобужского полка и арестом зачинщиков... Вероятно, таким бы и остался в памяти современников Константин Михайлович Таценко. если бы тяга к сколачиванию капитала не уживалась в нем с желанием принести алексеевцам добро. Разве мало знаем мы примеров из отечественной истории, когда состоятельные купцы и крестьяне жертвовали деньги на строительство храмов, учебных заведений, больниц, богаделен. Остались свидетельства благородной традиции и среди наших земляков.
«Памятная книжка Воронежской губернии на 1905 год» сообщала: «Для призрения неимущих и престарелых в слободе Алексеевке имеются 3 богадельни — Крестовоздвиженская, Троицкая и имени купца Таценко, в которых призревается до 55 человек».
Далее уточняется, что в первых двух домах бедные содержатся на средства умершего купца Григорьева, а в доме Таценко — на его средства.
То был первый шаг в благотворительных намерениях купца. Через несколько лет он выложил деньги на более значительное предприятие. Как вспоминает краевед С. С. Миргородский, пришел как-то Таценко в дом Рославцева на Базарной площади, где в тесноте размещалась земская больница, и кинул на стол медиков связку ключей:
– Переходите в новое здание...
Оно и по сей день выделяется среди корпусов центральной районной больницы. Недавно там располагалось хирургическое отделение. Это самое первое здание в нынешнем обширном квартале здравоохранения. Высокие прямоугольные окна на первом и втором этажах. Просторные палаты. Ротонда для хирургических операций. Сколько алексеевцев прошло курс лечения в этих стенах и сколько жизней воскрешено за 70 с лишним лет! Сегодня неизвестно, во что обошлось Таценко строительство здания, но для алексеевцев оно бесценно.
Менее известна старожилам фамилия Самойленко. Найденные недавно документы позволяют рассказать о нем подробнее. Фамилия его отца Андрея Самойленко значилась в перечне крестьян, изъявивших желание всячески содействовать строительству слободского двухклассного училища в 1869 году. Сам Анисим Андреевич владел маслобойным заводом, и сколоченный капитал, как гласит предание, удачно разместил в одном из германских банков, увеличив до кругленькой суммы за счет высоких процентов.
В той же «Памятной книжке Воронежской губернии на 1905 год» его имя упоминается в связи с традиционным прибытием из Дивногорья иконы Богоматери: «Для встречи и ношения иконы по слободе местный житель Самойленко в 1900 году соорудил на свои средства красивый киот (специальная остекленная рама – А. К.) стоимостью до 700 рублей».
К тому времени, когда вышла «Памятная книжка», Анисима Андреевича уже не было в живых. Он скончался в начале 1902 года, но оставил завещание, которое имело для Алексеевки большое значение. В феврале этот документ, утвержденный Острогожским окружным судом, уже рассматривался директором народных училищ Воронежской губернии и попечителем Харьковского учебного округа.
Что же задумал перед кончиной состоятельный крестьянин А. А. Самойленко? Он выделил из своего капитала 350 тысяч рублей и завещал алексеевцам построить ремесленное училище. В папках Государственного архива Воронежской области затаились все подробности последующей канительной истории. Не предполагал Анисим Андреевич, что исполнение его желания растянется на большой срок.
Только в январе 1903 года Бирюченский предводитель дворянства И. И. Станкевич сообщил об образовании комиссии по устройству ремесленного училища. Позже определяется место, отведенное алексеевским обществом, — выгон. Председателем строительной комиссии становится В. В. Шидловский. В 1907 году купец А. Г. Шапошников случайно узнал, что он является председателем строительной комиссии. Именно в этом году и сделаны первые существенные шаги. Подбирается штат педагогов. Инспектор В. Е. Акимов в том же году сообщил в Воронеж: «2-го ноября в снятом помещении для ремесленного училища отслужен молебен Василием Поповым и училище объявлено открытыми. Даже через пять лет после завещания А. А. Самойленко здание не начали строить, а 25 учеников приступили к занятиям в помещении, арендованном у купца С.К. Крикловенского.
Юные алексеевцы постигали, как сообщалось в отчетах, слесарно-кузнечное и столярно-токарно-модельное дело, а бумажная карусель все вращалась, свидетельствуя о могуществе бюрократического механизма. Из Германии (Магдебурга и Дрездена) было выписано нужное оборудование: паровой двигатель, токарно-винторезный, деревообделочный и строгальный станки, ножной пружинный молот и физические приборы. И только в 1913 году документы зафиксировали прием комиссией здания училища по проекту харьковского архитектора В. В. Величко.
Сегодня — это главный корпус профессионального лицея № 24. Не одна сотня юных алексеевцев постигала в его стенах технические премудрости.
Мы все чаще говорим о благотворительности, Ставим это свойство человеческой натуры рядом с милосердием. Обращаясь к примерам, нередко вспоминаем недавнюю историю и замечаем поразительную ситуацию: мы далеко не всегда справедливо судим о некоторых своих земляках только лишь потому, что они были богаты; позабыли именитых купцов и крестьян, показывавших пример бескорыстия и гражданского достоинства. Богатели-то многие, а вот раскошеливались на общее благо не все.
Анатолий Кряженков (г. Алексеевка, Белгородской обл.)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
