Публикация очерка посвящена 70-летию со Дня рождения автора С.А. Лыкошина
...Наше путешествие к святыням Палестины продолжилось по возвращении в Москву. Внезапный отъезд на пасхальные праздники в Иерусалим не позволил сосредоточенно подготовиться к поездке, а наскоро прочитанные путеводители и духовные источники не могли и в малой мере предвосхитить те впечатления и открытия, которые мы пережили. Теперь же, вернувшись в свои дома и родные храмы, мы стали пристальнее и полнее вглядываться в пережитое, находя новый смысл и новое зрение в предметах давно известных и вполне привычных. В каждом имени церковного престола угадывался встреченный на Святой Земле конкретный образ, а каждое воспоминание о евангельском событии зримо дополнялось увиденным в Иерусалиме, его окрестностях или на берегах Моря Галилейского. Храм Вознесения Господня в Коломенском возрождал в памяти «Русскую Свечу» на Елеонской горе, и «стопочку Господню» в маленькой мечети там же. Чтение о Преображении Господнем на горе Фавор открывало прекрасную и совершенную картину этой горы и рассказы нашей спутницы инокини Спиридонии о чудесах, происходящих в канун Праздника Преображения на вершине этой горы. Чтение «Богородице, Дево, радуйся...» напоминало об источнике в Назарете, рядом с которым произошло архангельское Благовестие. Эти впечатления постоянны и дополняются практически каждодневно, что становится для каждого из нас продолжением путешествия и новым осознанием могущества Веры распространившейся как дыхание предвечного по всей православной земле российской.
В беседе с одним из тульских батюшек я поделился этим радостным новым ощущение Господнего Завета и он мягко и с понимание пояснил, что по давней традиции, среди паломников путешествие в Святую Землю называется «пятым Евангелием» и, хотя это и не несет канонического смысла и содержания, но, по сути, может так называться, ибо радость открытия для себя мира, в котором все связано с именем и делами Господа нашего Иисуса Христа, сопоставима разве с первыми радостями чтения Нового Завета. Трудно и невозможно не согласиться с этим простодушным и точным сопоставлением. Действительно, двойная радость увидеть воочию то, что ранее открылось твоему духовному взору, и особое счастье – предметно разглядеть земные знаки спасения, сохранившиеся в Палестине и по сей день.
У каждого оказалось свое видение, того, что мы пережили вместе. У каждого нашлись свои впечатления и открытия, свой внутренний взгляд на происходившее и личное понимание тех событий, но пусть не судит строго за недостаточную их полноту и может быть излишнюю восторженность, ведь мы всего лишь скромные путешественники, волею Господа приобщенные к великим и страшным знакам Его присутствия и Славы в земных пределах.
В завершение книги, хочу поделиться тем радостным, что собственно и определило изначально нашу главную задачу в ее написании и рассказать о том, как происходило сошествие Благодатного Огня на Гроб Господень и что увиделось в отблесках этого чудесного свидетельства Благой Вести в пределах Святого Города и вокруг него, в местах озаренных делами и присутствием Господним, его чудесами и верополагающими наставлениями.
***
Мы уже обжились в небольшой палестинской гостинице близ Цветочных или Иродовых ворот старого Иерусалима, привыкли к своему присутствию в паломнической группе из Киева и побывали с ней на Елеонской горе и в Вифании у гроба Лазаря, посетили Горницкий монастырь и греческий храм Трехсоставного Древа Честного Креста Господня, притерпелись к вою полицейских сирен на ночных улицах и определили место своего пребывания в центре арабского квартала, как самое безопасное и во всех отношениях удобно расположенное по отношению к главным святыням города.
Одним словом, за три с половиной дня нашего присутствия на Святой Земле мы, как нам казалось, вошли в мир ее святости и ощутили трепетное предвосхищение Пасхальных праздников в трудном и горестном завершении Страстной Седмицы. Накануне, в ночь с Великого Четверга на Великую Пятницу мы причастились в Храме Воскресения у Гроба Господня, а днем прошли с Крестным Ходом по Скорбному Пути среди многочисленных паломников из всех Православных Церквей, прибывших в Иерусалим на праздники. Душа радовалась и щенячье чувство восторга от происходившего с нами, увы, недостойно нарушало великопостное настроение, подобающее скорбному дню Великой Пятницы. Еще бы! Нам оставались считанные часы до выхода к Храму Гроба Господня, где надлежало провести бессонную ночь в ожидании величайшего чуда – схождения Благодатного Огня на Гроб Господень. Сама мысль о том, что мы станем свидетелями этого величайшего благодатного свидетельства славы Господней, приводила сердце в трепет и нетерпение, не позволяла сосредоточится на чтении молитв, а скорее располагала к разговорам о том, как взять с собой гостиничные одеяла, воду, понадежней утеплиться – шутка ли, стоять часов двадцать! – и о прочей сопутствующей ерунде, что конечно же, выявляло в нас искусительное свойство любопытства человеческой природы и, увы, подтверждало нашу духовную неподготовленность к серьезному паломничеству.
Впрочем, у Господа все на своем месте и наша нерадивость, как показало время, имела свой конкретный смысл и назначение. Дождавшись одиннадцатого часа, мы вышли из гостиницы и скорым шагом отправились к Иродовым воротам, за которыми начинался наполненный предощущениями и молитвенными вздохами мир старого Иерусалима.
***
... Иерусалим – город великих радостей и не менее великих искушений. Город о котором в Евангелиях и Деяниях , Апостольских Посланиях и Откровении говориться больше горького нежели радостного. Мрачные предречения судеб земного града и великие чудеса сотворенные как знамения Веры на его площадях и в его предместьях. Город, ставший местом страшного преступления – казни Сына Божиего – и местом Славы воскресшего Господа Иисуса Христа. Здесь была провозглашена Благая весть о приходе Спасителя в мир, и она же яростна отвергнута. Иерусалим вспоминается в Новом завете, в основном, географическом, а в смысловом – всего несколько раз. Но как! Дважды, в Евангелии от Матфея и в Евангелии от Луки грозным пророчеством и горестным напоминанием: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, а вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликните: благословен Грядый во имя Господне!» Эти слова самого Г оспода, пронизанные болью о судьбе города, населенного богоизбранным народом, его наиболее образованным священством, «благочестивыми» ревнителями Закона, так и не уверовавшими в приход мессии, ставшими беспощадными гонителями и убийцами и предвестника Его прихода Иоанна и самого Иисуса, злобными преследователями и палачами апостола Стефана, гонителями апостола Павла, всех учеников и последователей Иисусовых вплоть до полного разорения Храма в Иерусалиме.
Радость обретения святынь Веры Христианской, как ее главное торжество на Святой Земле, открылась миру позже в обретениях Святой царицы Елены, в строительстве великолепных храмов, создания многих праведных легенд и сказаний, связанных с подвигами первохристиан, молитв воспевающих иной Иерусалим – Град Небесный Разрушенный по слову Божию в своем ветхозаветном образе, что называется дотла, город возрождался христианская святыня императорами Византии, завоевывался и разрушался персами и арабами. В стремлении остановить мессианизм новой волны иудаизма, воспылавшего надеждой на приход «своего» мессии, крестоносцы сокрушали неверных и владели городом, святынями, укрепляя, как им казалось, оплот Веры и Церкви в исторических пределах святоградия. Иерусалим возвращался в мир Ислама, покорялся серым оковам многовекового османского владычества и возрождался в великолепии православных монастырей и храмов, построенных на участках рачительно скупаемых нашей Православной миссией и ее выдающимся радетелем и устроителем архимандритом Антонином /Капустиным/, а позже трудами Императорского Православного Палестинского Общества, придавшего новый облик и городу и его устройству, созданием десятков православных школ для арабов, больниц и гостиниц для православных паломников.
В нынешнем паломническо-туристическом плане Старого Иерусалима наглядно и вполне сообразно отражены роль и место национальных и вероисповедных общин исторически развивавших Иерусалим в течении двух тысячелетий. Характерно, что наименьший по площади квартал – еврейский, что указывает на ограниченность присутствия этого народа в Иерусалиме во времена предшествующие созданию нового государства Израиль.
Вечернее путешествие по старому Иерусалиму отличается от дневного. В час, когда закрыты все лавочки и магазины, умолкли голоса муэдзинов на минаретах, скрылись за непроницаемыми стенами своих домов вездесущие жители и дети арабского квартала, допили кофе в небольших кофейнях православные греки и угомонились шумные и богатые жители армянских домов – в этот час город преображается и обретает подлинное архитектурное и мистическое величие. Визгливой тенью метнется из под ног тощая и глазастая иерусалимская кошка, страшно заблеет в руках мальчишки-похитителя почти новорожденный ягненок, да из тени серых стен выйдет вам навстречу ортодоксальный служитель синагоги в меховой шапке, лапсердаке, с пейсами до плеч и, непременно, в сопровождении израильского полицейского, вцепившегося на все готовой рукой в холодный металл автомата.
Город, кажется, сам готов запутаться в пересечении узеньких улиц и изъеденных лавками стен, спусках и подъемах бесчисленных каменных лестниц и отдельных ступеней Ночной город безлюден, огромен и страшен незримыми отголосками событий происходивших на его пространстве как во славу Божию, так и вопреки Ей...
Мы вошли в Храм Гроба Господня с десятками других, загодя отправившихся к неусыпному ночному бдению, паломников. Все места, с которых лучшим образом просматривалась Кувуклия, были уже заняты, а большая часть прилетающего к ней пространства и сама площадь Храма Воскресения Господня были выгорожены и охранялись все теми же наглыми и развязанными израильскими полицейскими. Их синие рубахи, портупеи и громкий гомон должны были означать одно – кто хозяин и в доме, и в храме, и в Иерусалиме. Железные барьеры были такими же как и на московских площадях в дни публичных шествий и демонстраций, а расставлены весьма замысловатым образом, позволяющим сокращать и увеличивать свободное пространство храма в любой момент и в любую сторону, не взирая на присутствие людей. Позже барьеры не раз приводились в действие становясь орудием истязания беззащитных, утомленных бессоной ночью паломников.
Найдя место среди колонн, справа от Кувуклии, мы расположились так, чтобы видеть хотя бы часть происходящего на небольшом пространстве амвона передней, понимая, впрочем, что к трем часам следующего дня все может неожиданно изменится и что полагаться, как и во всех других случаях, следует на молитву и волю Божию. Спустя некоторое время – час или полтора – все не занятое и не выгороженное пространство ночного Храма совершенно заполнилось паломниками, среди которых особенно выделялись множеством и особым молитвенным настроением наши – русские. При немалом присутствии сербов, нагловатых румын и беспокойных греков, русские паломники и паломницы выделялись своим спокойствием и обстоятельностью. Многих мы уже знали в лицо, встречали в гостинице и во время крестного хода. Паломническая братия расположилась весьма непринужденно и живописно. Кто-то притулился, как и мы у стен или в нишах огромных колонн, столетия поддерживающих своды и перекрытия несущих конструкций величайшего из христианских храмов. Многие расположились в проходах на одеялах и складных походных стульчиках, сумках и даже в полосатых пляжных шезлонгах, заняли места на выступах стен и на обломках бывших колоннад беспорядочно оставленных в боковых проходах, незатейливо устроились прямо на плитах пола, рассчитывая, как видно, провести ночь без особого беспокойства, вплоть до того момента, когда в открытые двери Храма хлынет не поддающаяся исчислению толпа жаждущих увидеть Благодатный огонь любопытствующих жителей Иерусалима. Никто из нас еще не знал, что пару часов спустя, когда настанет время католической мессы, по требованию католических священнослужителей полицейские радостно погонят с места на место смиренных богомольцев – женщин и мужчин, священников и монахинь, православных путешественников.
Братия всколыхнется ропотом, но, делать нечего, освободит искомое католиками храмовое пространство, стечет в углы и сгрудится у стен, наблюдая, как для совершения мессы к амвону Кувуклии торжественно проследует прелат, несколько служек и католических монахов. Взревет многотрубный орган и меняя хорал за хоралом свершится то, ради чего беспощадно размели многосотенную массу усталых прихожан. Поочередно получив таблетки католического причастия и выслушав проповедь прелата, малочисленный причт удалится за двери своего храма, унося малый и большой скарб своего богослужения – сундуки и коробки с литургическими принадлежностями, на что ядовитый голос, одного из паломников заметит: «Прихожан-то мало, а «таблеток» – много!» Все посмеются, полицейские, ворча, уберут свои всесокрушающие барьеры, а мы вернемся к своим углам, в смиренном ожидании главного события.
Конечно, стоять на одном месте в течение ночи практически невозможно. То один, то другой из нас пускаётся в недальний ночной поход по многочисленным пределам Храма Гроба Господня – пытается разогнать муку накатывающегося сна и вместе с этим дополнить свои молитвенные впечатления созерцанием этой разноликой святыни, преображающейся, как и весь город, в ночное время.
Ночь уже охватила все пространство, проникла под все своды и во все тайные и явные закутки храма. Тускло мерцает свеча в пределе Лонгина Сотника, колышется свет лампад в лестницах и сводах армянских подземелий у мест обретения Честного Животворящего Креста, уже погашены лампады у Кувуклии и за ней, в маленькой пещерке-часовне коптов и антиохийском пределе. Надвое, ровно пополам расколота плита с изображением двуглавого византийского орла – герба Палеологов. На ее боковинах, в верхней части, восковые наплывы множества свечей, а поодаль прямо на стенах – множество графитти современных путешественников. Как неудивительно, но русских «автографов» здесь не отыщется. Наш паломник еще чтит святость стен, которые в прошлые времена не стеснялись метить мечами рыцари Готфрида Бульонского, мамлюки турецкого султана, английские завоеватели Иерусалима новейших времен.
Ревнители протестантского порядка из Европы и из-за океана должно быть негодуют, созерцая архитектурную разноголосицу и неравноценную сохранность Храма Гроба Господня. Их непременно должно раздражать это беспорядочное нагромождение никчемно брошенных в его коридорах и проходах остатков резных колонн и обломков иных конструкции. Чуткому ко всякого рода беспорядку в быту и в природе, немцу или голландцу, не понять темного, тревожащего душу, мистического соединения и постоянного присутствия под сводами и у стен Храма, всех трагических и бурных Времен христианской истории. Своими лабиринтами, спусками и подъемами, ночными скальными выступами и восковыми натеками, темный и прозрачный в великолепных греческих сводах, сиянием огромных лампад, тусклым мерцанием старого серебра и телесностью мраморных изделий – Храм Гроба Господня такой же свидетель разноликого и разноплеменного служения Господу, как и рассеянный по всей Святой Земле сонм скальных храмов и пещерок, в которых творили свой незримый миру подвиг, только Богу известные, ранне христианские подвижники. Весь образ молитвенного и жертвенного стояния за Веру сосредоточен в неудержимом и недолговечном стремлении узаконить божественную красоту в сочетании с долговечностью отесанного и сверженного человеческой рукой камня, положенного в стену самого почитаемого строения. Ночью все рухнувшие и увековеченные надежды строителей явлены особенно очевидно и притягательно.
Час за часом, до самого утра продолжается наше стояние и блуждание при Гробе Господнем. Воспаленное сознание мерцает словами памятных молитв, мыслями о том, что ты стоишь, действительно, в центре христианского мира. Здесь, рядом, всего в десятках шагов, Голгофа, Камень миропомазания, пещерка Иосифа Аримафейского, ставшая Гробом и местом Воскресения Сына Божия, Предел и находящийся в нем камень, на котором встретил жен-мироносиц Ангел Господень. Армяне, копты, католики, антиохийцы, православные греки, румыны, сербы… – кого только нет рядом, в этом бесконечном, длящемся не часы, а века, ночном ожидании...
Кто-то из сумрачных маловеров замечает, что вдруг, да не сойдет по грехам нашим Благодатный Огонь именно в этот день! На что старушка-паломница из Калуги всплескивает руками: «Да, как же не сойдет! Как сказал такое! При нашей Вере – сойдет и иначе быть не может...»
... Паломничество в Святую Землю началось в России практически с первых после принятия Христианства Времен. Спасительный подвиг Сына Божия, смысл его и содержание православного Символа Веры дошли до русского сердца почти мгновенно. Обилие православных храмов, рукописных книг, были подтверждены страстным, свойственным русскому сердцу стремлением прикоснуться: к святым местам, во чтобы то ни стало, несмотря на расстояния и опасности, преодолеть и дойти до Святого Града, Гроба Господня и Гроба Богородицы, помолиться у них и унести с собой малую святыньку: камешек, свечку, лампадное масло и нательный крестик, освященный прикосновением к камням на которых возлежало тело Господа после распятия. Сколько их дошло и не дошло до главной радости своей земной жизни, сколько святынь принесено в семьи и храмы Руси Православной, сколько рассказано дорожных историй, сказок, легенд, сколько молитвенных и радостных слез пролито в воспоминаниях о своих путешествиях в Святую Землю.
Наш паломник не меняет своего облика. Как и в прошлые времена, он готов к любому испытанию ради достижения своей духовной цели. В нашей поездке, происходившей в условиях настоящей войны обрушившейся на мир христианской святости, мы убедились, что православного человека внешние опасности не страшат, а напротив, зовут в паломнический путь.
Ему достаточно сознания, что его молитва нужна Святой Земле именно сейчас, в дни испытаний и невзгод, что его стояние за Веру должно подтвердится действием – и он всей душой стремится исполнить свой паломнический долг. Какое счастье, что во время нашего путешествия рядом с нами не было наглых и вездесущих туристов, наводняющих Иерусалим в обычные времена, а главными спутниками и сомолитвенниками стали паломники из России, прибывшие в Иерусалим на Пасху Христову числом втрое больше обычного!
Юрий Лощиц, Александр Сегень, Сергей Куличкин – замечательные русские писатели составили в своих записках удивительный образ этого паломничества, рассказав более и лучше, чем кто-либо об этом замечательном подвиге терпения во Славу Божию, стояния за Веру и верности молитве. Могу только добавить, что наш православный путешественник не утратил своего исторического образа: в скорбном сознании своего недостоинства прикосновения к святыням, он непрестанно и сердечно молится у них, терпит полицейские и таможенные унижения от еврейских властей и трудится сколько есть сил, собирая невидимые радости своего путешествия. Конечно, не забывая собирать «святыньки» – листочки, цветочки, маслице, иорданскую воду, камешки и благословения от Святой Земли.
***
Вот и утро. Хлынул в Храм тот самый людской поток и вся внутренность его спрессовалась в жуткой давке и криках о помощи. Всякий из вновь пришедших рвался вперед, к «основному», как ему представлялось, месту действия. Страшное давление уличной толпы обрушилось на наши усталые спины. Оживились и полицейские. Взявшись по пять-шесть человек за барьеры, они стали оттирать первые рады паломников навстречу тем, кто рвался в Храм с улицы.
Какой волей и какими молитвами выдержали мы этот двусторонний напор в пространстве колонны и стены – одному Богу ведомо.
(Уже позже, спустя два дня после Светлого Христова Воскресения, мы пришли в опустевший Храм Гроба Господня и прошли к Тому месту, где стояли долгие восемнадцать часов. Оно было совершенно непримечательным и ничто не напоминало о давке, происходившей несколько дней назад. Однако, выйдя из ниши, мы тотчас увидели невидимую ночью икону, изображавшую схождение Благодатного огня на Град Господень.)
Постепенно устоялось равновесие в Храме, стихли крики и стоны, сдавленная со всех сторон толпа напряженно умолкла. Каждый вглядывался в пространство под сводами или в сторону Кувуклии где, впрочем, было тесно от видео– и кинокамер, а сплошные спины охраны и всякого рода служек не позволяли видеть происходившего. Появились и палестинцы с барабанами, лихорадочно восклицавшие на арабском языке слова о первенстве нашего Православного Бога, замелькали приготовленные хоругви грядущего крестного хода, зазвучали нестройные хоры молитв в разных частях Храма.
Нараставшее напряженное ожидание дополнилось яркими прозрачно-голубыми вспышками, струящимися линиями неведомого, но столь ожидаемого света. Это было невесомое и ясное мерцание в самых темных углах и на озаренном солнцем куполе. Небесный свет, то усиливался с нарастанием грохота палестинских барабанов, то угасал в наступающей тишине. Вот тронулся крестный ход вокруг Кувуклии и голубые сполохи засверкали с новой силой, а на радостный хор «Спаси, Господи, люди Твоя...» купол озарился почти сплошной сияющей синевой. Где-то впереди, за спинами операторов, происходило переоблачение патриарха, его схождение в Кувуклию, ко Гробу Господню, опечатывание входа восковой кустодией, но мы этого не видели вовсе и, затаив дыхание, вглядывались в отблески Благодатного Огня и протягивали к нему пучки сине-голубых и коричневых восковых свечей, ожидая скорого чуда. О ночной усталости уже никто не вспоминал, мы стояли рядом и не слышали друг-друга, уходя всем внимание к небу, молясь об Огне вместе с Иерусалимским Патриархом.
***
...В радостном ожидании открывающихся молитвенному взору чудес, невозможно не разглядеть одного страшного обстоятельства непременно присутствующего в Святой Земле. Ощущение Врага Господня, вечного и грядущего Зверя, здесь как нигде остро и близко. Вечная борьба, отошедшего к нему Закона – воинствующего ортодоксального Иудаизма, с Благодатной Вестью христианского Нового Завета раскрывается здесь в особой полноте. Ритуальные убийства православных монахов и священников, осквернение алтарей и могил, крики одержимых в приближении к святыням – все это наполняет сознание и сердце пониманием и чувством близости того, кто стремится к своей победе над нашими душами и особо ждет того часа, который неизбежно настанет по пророческому определению. Говорить об это долго и специально нет необходимости. Но есть одно, ясное для каждого, подтверждение спасительной силы Господнего Завета – это разрушительное для Врага слово Господней молитвы. Стоило произнести ее с крестным знамением, как страх растворялся и Враг отдалялся, так и не сумев нарушить мирное и согласное течение нашего путешествия.
Оставленое в назидание всем Православным русским «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона последовательно разъясняет суть разделившей ортодоксальный иудаизм и Православие бездны. Там в ее глубинах осталась потерянная надежда на спасение души, а на сияющих высотах нашей веры живет Благая весть о ее спасении. Как нельзя лучше всю полноту разделения подтверждают слова Екклесиаста, напоминающие о суде Божием, как о неизбежной каре за земные грехи по ту сторону бытия – в этом ушедшая сила ветхозаветного Закона. Но как спасительно для той же мятущейся в земных испытаниях души звучат все слова наших вероучителей. Вот одно из суждений Григория Великого, сходное по смыслу с Екклезиастом, но противоположное по спасительному для каждого разрешению:
«Много путей многобедственной жизни, и на каждом встречаются свои скорби; нет добра для людей к которому не примешивалось бы зло; и хорошо еще, если бы горести не составляли большей меры. Богатство – не верно; престол – кичение сновидца; быть в подчинении тягостно; бедность – узы; красота – кратковременный блеск молнии; молодость – временное воскипение; седина – скорбный закат жизни; слова – летучи; слава – воздух; благородство – старая кровь; сила – достояние дикого вепря; пресыщение – нагло; супружество – иго; многочадие – необходимая забота; бесчадие – болезнь; народные собрания – училища пороков; недеятельность – расслабление; художества – приличны пресмыкающимся по земле; чужой хлеб – горек; возделывать землю – трудно; большая часть мореплавателей погибла; отечество – собственная яма; чужая сторона – укоризна. Смертным все трудно. Все здешнее – смех, пух, тень, призрак, роса, дуновение, перо, пар, круг, вечно кружащийся, возобновляющий все подобное прежнему неподвижный, и вертящийся и разрушающийся, и непременный во временах года, днях, ночах, трудах, смертях, заботах, забавах, болезнях, падениях, успехах. И это дело Твоей премудрости Родитель и Слово, что все непостоянно, чтобы мы сохраняли в себе любовь к постоянному! Все обтек я на крыльях ума, и древнее и новое, и ничего не немощнее смертных. Одно только прекрасно и прочно для человека — взяв крест, переселяться отселе. Прекрасны слезы и воздыхания, ум, питающийся божественными надеждами и озарениями Пренебесной Троицы, вступающей в общение с очищенными. Прекрасны отрешения от неразумной персти, не растление образа, принятого нами от Бога. Прекрасно жить жизнью, чуждой жизни, и, один мир променяв на другой, терпеливо переносить все горести».
Простые слова обращающие мир конечного тления в мир бесконечной радости и спасения. Свет небесной Благодати, сходящий к нам в дни Пасхи — малая толика обещанной радости и безграничного счастья.
Мне увиделось легким проблеском слившееся и соскользнувшее сквозь куполок Кувуклии сияние. Мгновение, другое и ожил свет у входа ко Г робу Г осподню. Шумные возгласы и радостные крики, внезапно вспыхнувшие разом лампады и свечи на балконе под куполом Храма, наконец, долгожданное – темная тень скорохода бегущего с факелом к выходу из Храма и красное, светлое сияние на пороге Кувуклии и в разных частях безбрежного людского моря. Восторг, счастье, слезы – огонь сошел к нам нитями необжигающего, легко, не опаляющего щек и бород света! Он с нами — ослепительно красный, как краснота пасхального яичка, родной, как откровенное Слово Божие, чистый, как дыхание ветра на колокольне русского Храма! Благодатный отблеск самой Благой Вести, наградившей мир за Веру и страдание Принявшего на себя все наши прошлые и грядущие грехи. Пучки свечей разгораются, и уже весь Храм осиян счастьем лиц и радостью великой встречи. Бледные и растерянные лица израильских стражей ничего не выражают и их присутствие в Храме ничего не значит.
Выходим на улицу, обнимаемся и до наступления празднования Пасхи радостно возглашаем: «Христос Воскресе!» Со всех сторон раздается такое же радостное и дружное «Воистину Воскресе!»
Этому Воскресению никто и никогда не в силах помешать.
***
...В течение времени воспоминания не растворяются. Предстояло еще радостное Пасхальное служение в Русской Православной Миссии, замечательное и скоротечное путешествие в Назарет и Галилею, ни с чем не сравнимое омовение в водах Иордана и многое иное, о чем не расскажешь, боясь нарушить небрежным суждением основное впечатление: соединения с миром ожившего евангельского слова, сохранившего и донесшего до нас его земное содержание и прекрасную полноту трудной жизни святой палестинской земли.
Не так давно в византийских описаниях гибели Царьграда я нашел рассказ о последних его днях и о знамении, бывшем над Храмом Святой Софии в 1453 году. Вот он в кратком изложении историка:
«В первый надесять день мая, во время ночи, к несказанному отчаянию Греков,... вдруг весь град озарился величайшим светом, подобным тому, каковой мог случиться тогда, когда бы с начала сотворения мира по то время, соединяясь все молнии воедино возблистали, чего устрашившись Греки и не зная причины сего света, думали, что агаряне отовсюду зажгли город. Почему, производя величайший крик и бегая взад и вперед, созывали на помощь прочих граждан, которые, стекаясь со всех сторон на глас своих соотечественников, смотрели с удивлением на исходящее из верхних окон храма Святой Софии пламя, которое окружив церковную выю, в одинаковом положении через долгое время. Потом, соединившись все пламя воедино, через несколько минут переменилось в неизреченный свет, который, поднявшись на высоту, достиг самых небес, тогда, разверзшись, оные приняли в себя свет, чем и окончилось сие знамение».
Знамение это было истолковано греческим Патриархом, как уходящая из Храма Святой Софии Благодать и оставление города без небесного покровительства. Спустя краткое время Царьград-Константинополь был захвачен и разрушен турками.
Подобное историческое свидетельство может вызвать усмешку ученых скептиков, недовольство и по сей день бесплодно воинствующих атеистов и злобное осуждение врагов рода христианского. Для нас же, верящих в силу и существование Благодатного Огня, видевших его во всей красоте, нет ничего невероятного в природе такого чудесного явления.
Но не дай Бог нам или детям нашим увидеть нечто подобное Константинопольскому знамению над нашими великими храмами. Впрочем, на все Воля Божия и Слава Богу за все!
* Из книги «К Благодатному огню. Путешествие в Святую Палестину», М.: Товарищество русских художников, 2002 г.
Сергей Лыкошин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
