Когда после кончины писателя Сергея Николаевича Семанова (29 октября 2011 г .) мне предложили написать о нем, то, дав согласие, я не предполагал, что столкнусь с неожиданными трудностями. Мое перо обязано скользить между Сциллой и Харибдой: между необходимым и уместным. К тому же кончина Семанова еще так близка от нас, еще и свечи остаются на могильном холме… И – главное – душа усопшего рядом с нами, и сам он словно стоит за моей спиной, придирчиво всматривается в рождающиеся строки. Сознание всего этого, неостывшее дыхание похоронных событий вызывало некую мучительность в исполнении задачи…
Сложность еще и в том, что я знаю, по крайней мере, семь Семановых (если не более). В многообразии своего естества он вполне оправдывает свою фамилию, которая происходит от числа семь. Сергей Николаевич был разным на этапах своей жизни, в нем уживались (порой конфликтуя) очень непохожие друг на друга человеческие ипостаси. Известно, что в личностных отношениях Семанов был, что называется, нелегким человеком – колючим, порой раздражительным и капризным, нетерпимым к тому, что не совпадало с его собственными взглядами и убеждениями. Он обладал типичным авторитарным характером. Впрочем, это не мешало ему иметь друзей, реализовать свой незаурядный педагогический талант: он умел находить и пестовать учеников. Их набралось немалое число. Воспитать последователей – не частое в нашей, русской среде и потому драгоценное качество.
Разумеется, менялись и его взгляды. Каковы бы ни были иллюзии или заблуждения, компас правды, взыскательность и прозорливость профессионального историка выводили его к Истине. Это прослеживается в его книгах, статьях, в общественных дискуссиях, - наиболее отчетливо в поздние, зрелые годы. Несмотря на трудности, на поражения и ошибки в нем жила мощная способность к развитию.
На поминках я говорил, что из ныне живущих только два человека знают о Семанове значительно более других – его родная сестра Элеонора Николаевна и аз грешный. Быть может, это учтут составители будущего сборника воспоминаний о Семанове. Надеюсь, таковой обязательно появится.
Мы познакомились в начале пятидесятых (Боже! Как чудовищно давно это было…), на студенческой вечеринке в квартире за Нарвской заставой. Девушки тогда нам обоим показались малопривлекательными и, разочарованные, мы вместе ушли раньше других. И потом уже не расставались все дальнейшие годы. Часто виделись и после его переезда в Москву в 1969 году. Запомнились его тогдашние сомнения. Спрашивал меня, не согласился бы я, если он вместо себя предложит мою кандидатуру. Речь шла о работе в издательстве «Молодая гвардия», в редакции ЖЗЛ. Приглашал Сергея В.Ганичев, в ту пору директор издательства – по рекомендации председателя Ленинградского комитета по радио и телевидению Ростислава Николаева, нашего общего с Семановым друга и покровителя, настоящего русского патриота.
Наша близость поддерживалась совместным участием в общественно-политической и культурной жизни, в патриотическом движении (оно было на подъеме) и совпадавшими особенностями нашего мировоззренческого становления. Волею судеб мы, молодые русские интеллигенты, уроженцы 1930-х годов, стали ополченцами Русского Возрождения, а точнее русского национально-освободительного движения, которое ясно обозначилось во второй половине шестидесятых. Уместно напомнить имена этой когорты, поднявшейся в наступление на русофобию и космополитизм, наших общих друзей и соратников: П.Палиевский, В.Кожинов, О.Михайлов, И.Кольченко, А.Кузьмин, А.Ушаков, В.Чалмаев, Дм.Жуков, Ю.Медведев, А.Ланщиков, Дм.Урнов. Конечно же, и В.Ганичев, и М.Лобанов. Какое блистательное созвездие умов и талантов! Пусть простят меня те, кого запамятовал назвать. Общение с ними и на меня оказало огромное влияние.
Процитирую Семанова, он оценивал события того времени как профессиональный историк: «Волею судеб получилось так, что Русское Возрождение (да-да, не побоимся тут прописных букв) началось с насильственно прерванного исторического пути. Вроде бы так: мы, молодые люди тридцатых годов рождения, пришли в школу, не имея ни учителей, ни учебников. Учебники были заперты в «спецхранах», а учителя… Одни были известно где, другие оглушены случившимся. От них глубинного понимания происходящего мы не услышали… Учились мы все самодумкой… Винить некого – судьба. На всех нас это сказалось, и в самом неважном смысле: поздно созрели как гуманитарии, путались на подходах к очевидным истинам». По тому же поводу П.Палиевский заметил: «Мы все блуждали по лесу, но все-таки сошлись вместе на одной поляне». Наиболее заметными среди нас тогда были Палиевский, Кожинов и вчерашний «провинциал», ставший москвичем – Семанов.
Мы были энергичны, напористы, бесстрашны, окрылены перспективой служения России, а не мертвечине марксизма-ленинизма и партбюрократической казенщине. И враг у нас был общий, его чуждую нам суть, его опасность для русского народа мы понимали весьма отчетливо. И.Шафаревич позднее назовет его «малым народом», удачное обозначение нашел М.Полторанин в своей недавней книге «Власть в тротиловом эквиваленте» – дети Бнай-Брит…
И именно Семанов проявил себя как мужественный, находчивый и успешный воин в той борьбе, которая стала неизбежной с пробуждением и вторжением в общественную жизнь русского национального духа, открытого русского патриотизма. Примером служит его деятельность в должности заведующего редакцией ЖЗЛ, а потом на посту главного редактора журнала «Человек и закон», который при Семанове достиг неслыханных, просто умопомрачительных тиражей в 7 и более миллионов экземпляров. С приходом Сергея и двери ЖЗЛ и журнал стали открытыми для русских авторов патриотической ориентации. Это был гражданский подвиг.
Как и бывает, с упомянутой «поляны» некоторые участники возникшего содружества позднее ушли, занялись иной работой. Пожалуй, наиболее последовательно, преданно, бескомпромиссно и деятельно пронесли вскинутое тогда знамя Русского Возрождения двое – Кожинов и Семанов.
У меня не возникает сомнений, что Семанов успешно и плодотворно прожил свою жизнь. Важно и то, что ему обычно сопутствовала Удача. Думаю, что главная на его пути удача – приглашение и переезд в Москву.
Он был очень одаренным человеком. Мощный, цепкий интеллект, отличная память, завидная трудоспособность, точный выбор призвания и верность ему. Семанов – историк от Бога, обладавший прирожденным историческим мышлением. «Историком я стал по рождению», – говорил он о себе. Историзмом пронизаны все его лучшие работы, их автор ясно понимал, что «историческое мышление, как хребет, поддерживает весь воспринимаемый человеком мир». При этом высочайший уровень профессиональной образованности, отменная начитанность, широкий кругозор. Сила его книг в их Правде, почти всегда подтвержденной документальными источниками. Если и присутствует в них доля вымысла, то обычно опирается на контекст времени и обстоятельств, на убедительность косвенных подтверждений. Таковы его биографии адмирала Макарова, генерала Брусилова, генсека Андропова, анархиста Махно. Новаторским по методологии явился его труд «Тихий Дон – литература и история», ставший серьезным вкладом в шолоховедение. Сопоставляя события в романе и в реальности, сверяя художественную ткань произведения с архивными материалами, Семанов обнаружил поразительную, документально подтверждаемую историческую достоверность гениального произведения. И теперь «Тихий Дон» вполне можно отнести и к жанру художественно-документальной, подлинно исторической прозы.
Помню Сергея очень жизнерадостным человеком, веселым, остроумным, находчивым. Никогда не видел его унылым, грустным или нахмуренным (исключая годы перед кончиной). На вечеринках, дружеских встречах, застольях он нередко становился заводилой. И Бахусу приносил дань, порой чрезмерную… С воодушевлением пел белогвардейские песни, давний русский гимн «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс…». Почти обязательной, едва ли не ритуальной была песня на слова Пушкина «Как ныне сбирается вещий Олег…». Пели хором все это и в советские семидесятые, и зачастую ничуть не стесняясь номенклатурных партийно-советских чинов, сексотов (ими была нафарширована вся совдеповская жизнь!) и всяких явных и скрытых блюстителей официальной идеологии. Они, вероятно, поеживались, когда слушали подобную крамолу. Почти все «вокалисты» были, между прочим, членами КПСС…
Жизнеутверждающим пафосом и оптимизмом пронизаны все автографы Сергея, которыми он сопровождал даримые мне книги. Вот некоторые из них: «Дорогой Марк, победа будет за нами! Это несомненно. Твой Сергей. 26 дек. 1977»; «Дорогой Марк, старый друг, а все-таки погуляли мы славно! Семанов. 29. VI . 1997». На титульном листе книги «Русско-еврейские разборки» написал: «Марк, всю-то жизнь мы с тобою разбираемся, хоть и до сих пор не разобрались. (Но разберемся!). Сергей. 14 дек. 2001».
Надо признать, Сергей Николаевич был очень честолюбивым, иногда болезненно амбициозным человеком. Обычно с пристрастием выспрашивал у меня – об откликах на его новые публикации. Честолюбие без сомнения являлось могучим стимулом на всех направлениях его многообразной деятельности. Он писал не только исторические книги и публицистические статьи. Есть у него и пьесы, и эпиграммы, есть ироническая поэзия. Помню его содержательные аналитические записки, посвященные политическим, зачастую подковерным процессам, происходившим в семидесятые-восьмидесятые годы (их оппозиционный пафос, конечно, исключал возможность публикации тогда). Более поздним примером может служить напечатанная статья «Старт и финиш царя Бориса» (о Ельцине).
На мой взгляд, одна из вершин творчества Семанова – книга «Русско-еврейские разборки», первое издание которой вышло в 2001 году. По поводу названия он со мной советовался, – мне оно не нравилось ни тогда, ни сегодня. К примеру, свой недавний труд на сходные темы И.Шафаревич назвал афористичнее, отчетливее – «Мы и они».
«Разборки…» – объемная энциклопедия русско-еврейских отношений последних десятилетий ХХ века. Она чрезвычайно информативна и в главном и в деталях. Например, кто еще обозначил и опубликовал полное имя еврейской супруги Ельцина – Наисса Иосифовна Штиль? Автор исследует наиболее важные, узловые проблемы политики: несправедливость в распределении власти, торжество русофобии, опасности для России «малого народа». Красноречиво название первой, идеологически центральной главы: «Русско-еврейская война. Краткий курс». Характеризуя этапы и участников этой войны, Семанов обнаруживает прямо-таки ошеломляющую эрудицию, доскональное понимание темы… Заканчивает книгу надеждой на то, что «может быть, в Кремле придут к власти люди, которые буду считать русское дело «своим делом». Надежды! Наши вечные, но постепенно истаивавшие надежды… Кто ж из нас не мечтал изгнать из власти русофобскую кремлядь?!
В жизни Сергея были и периоды очень трудные, драматические. Таковым оказалось начало 1980-х годов – после изгнания из журнала «Человек и закон» (не простили критику главаря краснодарской мафии, первого секретаря обкома Медунова, близкого тогда к Брежневу). Семанов оказался без работы и средств к существованию. Как политически неблагонадежного, его уволили даже с пустяковой должности в «Обществе книголюбов», где он смог продержаться лишь несколько недель.
Рукописи опального литератора во всех издательствах были остановлены, наборы – рассыпаны. Ю.В.Андропов, главный тогда русофоб и беспощадный гонитель русских националистов, не выпускал жертву из своих когтей и требовал добить «русиста-антисоветчика». Эту цель преследовало т.н. «Частное определение» Судебной коллегии по уголовным делам Мосгорсуда, которое было приложено к приговору по делу историка-публициста А.Иванова (автора «антисоветских пасквилей»: «Рыцарь неясного образа» - о Ф.Дзержинском и «Логика кошмара» – об антирусском терроре). Семанова пристегнули к этому «делу» как якобы подстрекателя и сообщника.
Стоит процитировать «юридические» формулировки, отразившие «вину» Сергея Николаевича: «Поддерживал с Ивановым постоянные отношения»... «Иванов передавал Семанову рукописный журнал «Вече»... «Логика кошмара» написана Ивановым под влиянием идей Семанова»... «Семанов некритически относился к антисоветской деятельности Иванова... своими разговорами и советами поощрял противоправную деятельность Иванова» и т.д. и т.п. – Типичный образчик совдеповского «правосудия» по политическим делам.
Копию частного определения переслали в партком московского отделения Союза писателей – «для обсуждения и принятия мер» (Семанов был членом этой парторганизации). На партийном собрании русофобская группировка требовала исключения из партии (за этим мог последовать и арест). Особенно неистовствовали известные по тем временам еврейские функционеры А.Борщаговский и М.Галлай. С большим трудом Семанова удалось отстоять: его не исключили, но вынесли спасительный строгий выговор с занесением в личную карточку.
Именно в эти суровые дни Сергей написал мне в Ленингроад (письмо доставили с оказией в ноябре 1982 г .): «Дорогой друг, помимо того, что будет передано на словах, передаю следующее: 1. Хотя атака отбита не без потерь для противника, положение мое социальное так себе; доходы прекратились почти полностью: вот уже три месяца, в ближайшее время положение тут не изменится. Прямо и без обиняков (обстоятельства диктуют) прошу тебя собрать у понятно каких наших друзей ничтожную сумму в 300 рублей и передать ее матери для Маши в январе будущего года, а в июне – еще 300 (речь идет о первой жене Семанова Татьяне Ильиной и дочери от этого брака Марии, которые после отъезда Сергея в Москву жили в Ленинграде – М.Л.). Для меня это будет громадным облегчением, не только даже материальным. Я отдам когда (если) положение улучшится. 2. Намеченные дела следует, безусловно, отложить до встречи со мной: обстоятельства изменились, нужно все неспешно обсудить. Настроение мое бодрое, дух тверд, дома все благополучно. Ни на миг не сожалею об избранном пути и не сверну с него никогда… Карая нас. Милуешь нас… «Им», я уверен, тоже не очень. Уверен, что письмо это следует немедленно уничтожить».
Прости меня, Сергей, я не уничтожил твое письмо, но надежно спрятал – твоя просьба, как я догадываюсь, была связана с опасением обнаружения письма в случае обыска уже в моей ленинградской квартире. Я ведь тоже историк и знаю цену документам эпохи, особенно эпохи испытаний, рожденных «русско-еврейской войной».
Войны, мятежи, революции были излюбленным предметом профессиональных интересов нашего героя. Он и сам имел революционерский, бойцовского типа характер. Любил и умел сражаться с идейными врагами. Отражением его личного менталитета, его устремленностей явилась и та замечательная антикварная коллекция оружия, которое он собирал всю жизнь, никогда не жалел на это денег. Когда приезжал в Ленинград, мы нередко вместе ходили на своеобразную ярмарку раритетов, которая размещалась на Выборгской стороне, в так называемом саду им. Карла Маркса, что за Сампсониевским собором.
В кабинете Сергея я насчитывал развешанных по стенам 26 сабель, мечей, рапир, кинжалов. А еще и 11 пистолетов. Он особенно гордился саблей времен Бориса Годунова. Украшением кабинета были и аккуратно размещенные ордена, медали, знаки воинской принадлежности – царские, по преимуществу, но и советского времени. Как мне казалось, Сергей был далек от праздного любования своим антиквариатом. Воинский антураж создавал особую ауру рабочего кабинета, приподнятую атмосферу героического подвижничества, которая питала духовную энергию автора, мобилизуя его наступательный пафос. Тени былых бойцов, прежних владельцев оружия словно витали в окружающем пространстве, готовые к сражению. Эскадрон лихих рубак находился за спиной командира, сидящего за рабочим столом с пером (штыком!) в руках. Их присутствие, их дыхание вы ощущаете, читая семановские тексты.
И в личной библиотеке автора обнаруживается преобладание военно-исторической литературы – прежде всего о двух мировых войнах ХХ века. На полках также множество справочников, словарей, энциклопедий. Назову некоторые, запомнившиеся: «Первая мировая война. Правители и военачальники. Биографический, энциклопедический словарь»; ещё одна энциклопедия – «Вожди и военачальники Третьего рейха» и т.п.
Думаю, не случайно на рабочем столе Семанова всегда стоял большой цинкографический портрет святого праведного Иоанна Кронштадтского – величайшего в ХХ веке религиозного (и политического!) вождя русского народа, ставшего олицетворением православной церкви как церкви воинствующей. Один из заветов знаменитого пастыря можно поставить эпиграфом к жизнеописанию нашего героя: «Дерзновение – величайший дар Божий и великое сокровище души. В земной брани или войне смелость или храбрость много значит, ибо она творит просто чудеса, а в духовной брани и тем паче».
Семанов был, конечно, классическим трудоголиком, не прекращал писательства до последних дней своей жизни. И в 2011 году продолжались его публикации в еженедельнике «Русский вестник» (спасибо А.Сенину за его внимание к автору), в журнале «Наш современник». «Вопросы национализма» напечатали его уникальный «Дневник 1991 года». К слову, о том, что оба с давних пор вели дневники, мы сообщили друг другу, если не ошибаюсь, лишь в конце восьмидесятых. При советском режиме дело было крайне опасное. К тому же все мы были под постоянным и неусыпным «колпаком».
Передав свой архив в научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной бибилиотеки, Сергей и меня подвигнул к тому, что и я свой архив (весьма обширный) передал туда же. Очень благодарен ему за эту подсказку и содействие. В Питере – городе воинствующе русофобском – нет ни одного «благонадежного» архивного учреждения, куда без риска мог бы обратиться русский патриот-националист. Замечу, что я вел дневник (в нем немало строк и о Семанове) с 1946 года, почти без перерывов. Конечно, это был прикровенный, без малейшей самоцензуры диалог с самим собой – обо всем, что привлекало внимание: политика, культура, искусство, быт… Вероятно в силу нелицеприятности текста, его «остроты» мои теперешние попытки предложить дневник к публикации оказались безуспешными.
Недавно в «Вопросах национализма» (номер пять) появилась статья Семанова «Первая русская революция» - краткий, но очень глубокий историософский очерк, осмысляющий русские катастрофы ХХ столетия. В ней он пересмотрел некоторые свои прежние «партийно-советские» подходы к теме, чему я очень порадовался. Мы не столь уж и редко спорили с ним. Я не разделял его комплиментарных оценок Петра I, увлечения национал-большевистской идеологией, никогда не принимал похвал Сталину, которого всегда (!) считал русофобом и кровавым палачом русского народа. Впрочем это, все же, сюжеты для другой темы.
На рабочем столе Сергея я нашел машинописную копию его последней статьи с выразительным названием «Тюрьма народа». Она о современной России, ставшей тюрьмой, колонией, концлагерем для русского народа, который безжалостно притесняется, вымаривается, истребляется господствующим политическим режимом. И гильотина предусмотрена, с номером 282 УК РФ… В финале статьи Семанов отвечает на роковой русский вопрос «что делать?!» Вот, что он пишет: «Для начала надо пробудиться, почувствовать себя свободными и вспомнить славную историю (! – М.Л.) своих предков». Поистине ответ прирожденного историка…
Личные отношения человека с Богом – всегда тайна. На протяжении многих лет мировоззрение Семанова имело внерелигиозный характер – так мне казалось. Воцерковленным верующим он не являлся. Перелом наступил в девяностые, поспособствовать этому удалось и мне грешному… В своем завещании Сергей написал: «Прошу моих родных и близких похоронить меня по православному обряду и под крестом». Так и было сделано 2 ноября 2011 после отпевания в храме Михаила Архангела (у Бородинской панорамы). Прах выдающегося сына нашего народа покоится на Троекуровском кладбище Москвы.
Марк Любомудров
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
