Мой любимый племянник Костя рос совершенно удивительным ребенком. Во-первых, он решительно отказывался от всякой еды, и поэтому на его худеньком и бледненьком личике только светились страстным исследовательским блеском серо-зеленые огромные глаза; во-вторых, он был не только любознательным, но и крайне рискованным испытателем; в-третьих, в силу вышеизложенных причин его многострадальное тело постоянно расплачивалось за страсть к познанию. Но обо всем по порядку.
Он был самым маленьким в семье, тоненьким, трогательным, любимым и опекаемым взрослыми. И отвечал им взаимной, верной любовью, стараясь сделать, по мере возможности, всем приятное. С тетей Людой и ее подругой Ириной он разделял интеллектуальное пристрастие к книжным магазинам. Вымытый и прилично одетый 3-х летний Котэся углублялся в созерцание какой-нибудь книжки в то время, как его спутницы вели светские беседы с продавцом и некоторыми покупателями (довольно молодыми и приятной наружности юношами). В воздухе витали тени Рембрандта, Платона, Гегеля… О! проза жизни врывалась в тонкие сферы: дитя уже стояло в лужице, очень опечаленное содеянным, смотрело своими глазищами и, чтобы никого больше не заподозрили, честно признавалось: «Котя пис-пис». Сконфуженные леди быстренько подхватывали опозорившего их ребёнка и являлись домой, весьма раздосадованные. А какое было замечательное начало!
Когда рос мой племянник, еще не были в ходу высокие детские стульчики, к которым младенец как бы прилипает, и пока мучители его не освободят, находится всецело в их руках. Наш Котэся обходился обычным стулом для людей с нормальным ростом. И это давало ему огромное преимущество перед всеми. Ибо за столом во время ненавистного завтрака, обеда или ужина у него появлялась реальная возможность совершать уклоняющиеся от ложки маневры. Над столом видны были глаза и уши, рот то изредка появлялся, то прятался за краем стола. Конечно же, никто не бил и не истязал мальчонку, заставляя давиться кашей или супом, или еще чем-нибудь ещё, таким же мерзким. Кстати, я сама, в 16 лет весившая 54 кг. при росте 170, вполне разделяла его нелюбовь к еде. Но ведь как-то же нужно было питать его худенькое тельце! Вся семья: дедушка, бабушка, иногда мама, две тети и сестра – заранее готовились к застольному спектаклю: выставлялся посредине стола фикус, справа наготове лежала балалайка (наш любимый папочка иногда услаждал игрой слух и тем самым выражал свою любовь к русской песне), отбирались самые красочные книжки. Комплект для всевозможных фокусов менялся, но суть заключалась в том, чтобы с их помощью до такой степени поразить детскую душу, что раскроется этот упрямо сжатый ротик, и можно будет хоть что-то туда затолкать. Мы пели, корчили рожи, по очереди рвали струны балалайки, в общем, клиническая картина в психиатрической лечебнице. Помаявшись вот так годика два, я дала себе слово никогда не заставлять своего собственного ребенка есть. Завершался ансамбль традиционным выглядыванием из-за фикуса (Ку-ку) и несколькими последними ложками: «За маму, за папу, за дедю…». Нужно отметить, что ложка за дедушку съедалась даже с удовольствием, потому что дедушка в семье был самым любимым, самым добрым, самым интересным. Он ездил на большой машине и даже обгонял обожаемые до невозможности автобусы. Они разделялись по признаку «наш» и «не наш». Любовь к автобусам стала причиной моего первого сердечного приступа. Так лет в 12 собравшись покатать любимого ребенка на автобусе и выйдя из дома, я в какой-то миг потеряла его из виду. Услышала страшный визг тормозов, увидела стоящего перед радиатором «Победы» моего Котэсю, в глазах потемнело, и я тихо опустилась на бровку шоссе. Водитель машины заслуженно обругал меня нехорошими словами, я, совсем очнувшись, прижимала малыша к себе, а он распахнув глаза, кричал: «Наш, наш!», т.е. уехавший автобус. Его желание быть полезным в любом деле постоянно сталкивалось с упорным непониманием взрослых. Придя как-то домой после прогулки, я застала ужасную картину: моя сестра сердито отчитывает громко плачущего ребенка. Причем, его голая попка выглядела подозрительно красной и мокрой. Во-первых, меня поразил плач. Дело в том, что малыш никогда не капризничал, не хныкал, не плакал. Во-вторых, нежная часть детского тела пострадала, как мне казалось, от припечатанной тяжелой руки (знаю по опыту) моей сестры. Я онемела от возмущения и гнева. Но оказалось, что мальчик от чистого сердца пожалел тетю, надрывающуюся над мытьем полов, и решил ей помочь. Он схватил коврик и стал его раскатывать по чисто вымытому полу, пятясь к тазику с грязной водой. И не успела моя сестра глазом моргнуть, как сердобольный помощник уже сидел в нём, а темные струи растекались по чистой деревянной поверхности. Сестрица растерялась: что делать в первую очередь? Вытаскивать ребенка из тазика или немедленно собирать грязную воду? Нескольких минут колебания было достаточно, чтобы штаны горе-работника промокли, а вода безнадежно испортила вымытые доски. Но и это еще не все. Когда она стаскивала с племянника мокрые штаны, то от удивления замерла. И попка, и ноги его оказались пунцовыми. Мерзкая краска, отстав от промокшей ткани штанишек, прочно пристала к коже. И пока моя сестра думала, как быть со всем этим, явилась я, и пораженная увиденным, готова была обвинить ее в рукоприкладстве. Плакал же наш ребенок от огорчения. И чтобы загладить свою вину, решил сделать что-то может быть, не столько полезное, сколько приятное. А надо сказать, что радио в те времена «баловало» периодически слушателей какой-нибудь классикой. Очередным нашим музыкальным увлечением стала ария Слита из оперы Бизе «Искатели жемчуга». Кажется, ее исполнял Иван Семенович Козловский. В разгар всех разборок по поводу пола, мокрых штанов и красной попки из радио донеслись первые звуки знакомой мелодии. Вот она возможность все-таки порадовать рассерженную тётю, решил виновник происшествия. И не давая опомниться, он оказался перед сестрой. Заглядывая ей в глаза, изо всех сил стараясь перекричать радио, запел: «Выйди на байкон…». Вопли повторялись, так как, кроме этой фразы, он больше ничего не знал. Нервы у сестрицы не выдержали, и она заплакала.
Наш малыш любил стихи и песенки. Охотно участвовал во всех играх, что и натолкнуло меня на мысль создать вместе с ним некое театрализованное представление. Как-то папа принес домой новый утеплитель для мотора машины. Это прекрасное приобретение можно было растянуть между двумя стульями, и получался замечательный домик с завязывающимся окошечком. А поскольку мы увлеклись русской народной сказкой «Кот, Петух и Лиса» и перечитывали ее по несколько раз в день, то появилась возможность вместе с героями этого остросюжетного произведения пережить самые волнующие ощущения во время троекратного похищения недалекого Петушка. Кот нам был не нужен. Никакого действия в нем не чувствовалось, но вот роли Лисы и Петушка мы справедливо распределили между собой. Маленький Петушок располагался в избушке и с нетерпением выглядывал в окошко, ожидая желанного похищения. А я, т.е. Лиса, коварная и хитрая, использовала все вспомогательные средства, чтобы выманить добычу наружу. Бесценным сокровищем для действа оказалась балалайка. Задыхаясь от смеха, я подползала с ней к окошку и сладчайшим голосом, нежно трогая струны, напевала: «Петя, Петя, Петушок, Золотой гребешок, Масляна головушка, Шелкова бородушка, выгляни в окошко…» Соблазн быть похищенным становился настолько непреодолимым, что Петушок, не дожидаясь окончания явно льстивой песенки, начинал выбираться из окошка наружу. Совсем обессиленная от хохота, я вытаскивала оставшуюся часть жертвы, которая при этом мне усиленно помогала, и тащила ее в укромный уголок. Там похищенный немедленно освобождался и опять отправлялся в домик ждать у окошка в сладостном томлении. Так повторялось несколько раз кряду. Но однажды нашей деятельности в духе Станиславского пришел конец. В очередной сеанс вероломства Петушок решил ускорить события и, не дослушав коварное пение, стал энергично вылезать ногами вперед. Боясь, что он ушибется, я на несколько секунд выпустила из рук балалайку и стала помогать ему, но тут раздался треск, жалобный стон струн, и - балалайка приказала долго жить. Петушок нечаянно встал на тонкую деку ногами. Долго сидели мы, опечаленные. Без балалайки представление потеряло свой шарм.
Мальчик рос. И вскоре события, связанные с жизнью моего племянника, перенеслись во внешний мир. Казалось, что все невероятные происшествия его находились в засаде с единственной целью: набросится на маленького мальчика и ошеломить нас. Причем, ловушка, как правило, размещалась в самом безобидном месте, например, в песочнице. К тому времени у нашего Кости появился друг, сосед по имени Петрусь, примерно в таком же возрасте. По части изобретательности он был не так силен, как наш, но зато оставался во всех ситуациях верным сподвижником и следовал за своим вождем до конца. Как-то эта милая парочка занималась в песке безобидным и вполне детским делом: с помощью лопаточки и ведерка «пекла» песочные куличи. На ту беду городским службам понадобилось в метре от песочницы расположить какое-то небольшое сооружение, скорей всего, трансформаторную будку. С этой целью сделали из досок нечто вроде малой песочницы и залили туда жидкий раствор цемента под фундамент. Конечно же, все происходящее не могло не заинтересовать наших друзей. И когда рабочие, довольные сделанным, спокойно удалились, мой племянник решил изучить ровную и необычную поверхность. Поковыряв лопаткой с краю новой «песочницы», он живенько сообразил, что масса там гораздо лучше, чем в обычной, она густая и вязкая и так здорово плюхается в ведерко. А какие будут пирожки! Забравшись в середину прекрасного местечка, он настолько увлекся процессом, что совершенно не заметил, как начал схватываться раствор. А когда собрался позвать Петруся, чтобы гордо продемонстрировать свои творения, оказалось, что ноги его кто-то крепко держит и не отпускает. Друг тоже не смог вытащить беспомощно хлопающего руками малыша, похожего на трепыхающегося цыпленка. С громким ревом помчался Петрусь за мамой, увидев меня, завопил еще громче, а я, не чуя ног от страха, понеслась к месту происшествия. Из всех близлежащих домов потихоньку собирался народ. Счастьем оказалось то, что наш ребенок по случаю выхода в песочницу принарядился в новые резиновые сапожки. Вытащить его лапки из этой обувки не составило особого труда. Он недоуменно смотрел на свои голые ступни, еще недавно красовавшиеся в дивных блестящих синих сапогах. Сапоги выручить я не смогла, так и торчали они несколько дней в этом фундаменте, пока не появились строители и, вспомнив добрым словом всех наших родственников по материнской линии, не залили все испорченное еще раз. Вместе с сапогами. Кстати, эти несколько дней Котэся потихоньку наведывался к любимой обуви, пытаясь протиснуть туда по очереди то правую, то левую ногу. Две сразу боялся. А я позже подумала, чем бы все это кончилось, если бы он отправился гулять в легких сандалиях на босу ногу.
Чтобы как-то удержать ребенка в безопасных стенах дома (как потом выяснилось это было серьезное заблуждение), бабушка ,что называется с младых ногтей, приобщила его к игре в подкидного дурака. Смышленый внучек очень быстро усвоил карточные масти и весь расклад и охотно пристрастился к сему страшному пороку истинных джентльменов. Его друг и наперсник Петрусь также погряз в пагубном занятии, и карты стали их настоящей страстью. Утро начиналось не с умывания, завтрака, чистки зубов, а с первой партии в дурака. Причем, детки были в этом настолько самодостаточны, что никогда не приставали ко взрослым с просьбой включиться в игру. Теперь в любом месте дома или во дворе можно было наткнуться на маленьких картежников, выясняющих отношения. Они играли самозабвенно, с полной отдачей, со страстью и порывом, а поскольку к тому времени ещё не все буквы выговаривались правильно, то звучало примерно так: «Ты чейву бъешь къестой! – А вот тебе тус казыйный! – Ага, у меня каёй казыйный!» Иногда можно было услышать мелкие ругательства, вроде: паязит, заяза. Ну, в общем, в доме повеяло романтикой казино, казенного дома и бравадой паханов. Увлечение картами то разгоралось, то слегка затихало, но никогда не оставляло нашу парочку. Причем, именно карты сыграли столь решающую роль в приобщении Петруся к школьному образованию. Дело в том, что мальчик наотрез отказывался посещать школу и сидеть на нудных уроках. По его мнению, в школе не было ничего интересного, а значит, и делать там ему, Петрусю, нечего. Не помогали уговоры, слезы, угрозы. И только после того, как его мудрая мать догадалась положить ему в портфель колоду карт (конечно же, взяв с него слово, что он в школе никому об этом не скажет), дело сдвинулось с мертвой точки, и мальчик вступил на стезю образования.
Но до этого события еще несколько лет, а пока инициативные дети решили достойно отметить день октябрьской революции. Разумеется, в духе того времени. Трудовыми успехами. Нужно сказать, что мы жили в части города, застроенной одноэтажными домами с пристройками. У нас был двор и несколько деревьев, а также сетчатая загородка, где содержалась разная домашняя птица. Наш ребенок очень любил курочек и уток, подолгу стоял возле них, наблюдая за их повадками и кормлением. Курятник стал одним из постоянных мест игр и карточных баталий. У нас в семье отмечались все праздники: и официальные и неофициальные. Необходимым их элементом являлась генеральная уборка квартиры и двора. А чтобы было еще приятнее, к различным датам обязательно стволы яблонь и вишни, и камешки, обрамляющие клумбы и огород, обязательно белились известью. Ведро с ее раствором и щетками из пеньки постоянно находилось в углу сарая. Как я уже говорила, мой племянник был очень трудолюбивым, он постоянно над чем-нибудь пыхтел, то выкапывая у забора яму, то забивая гвозди в доски курятника и до смерти пугая любимых питомцев, то пытаясь что-нибудь постирать в грязной луже. В его деятельности важно было одно: он искренне верил, что а) его работа чрезвычайно нужна; б) она очень полезна для всех; в) она обязательна. Делал он все основательно, вот почему его деяния приобретали характер маленькой катастрофы. Так случилось и на сей раз. Когда мы пришли домой после праздничной демонстрации, отогревались (в ноябре уже довольно холодно) и отдыхали, наш ребенок как-то незаметно исчез. Хватились мы его довольно поздно, и в доме повисло предгрозовое ожидание. Давненько у нас ничего такого не случалось, вот, кажется, наступила самая пора. Никто не обманулся в своих предчувствиях. Нашли мы нашего Костю и его верного Петруся возле курятника. И курятник и земля блистали белизной. Возле этих чертогов Снежной королевы, как два белых муравья, сновали наши работнички. Еще и еще раз забеливали они сетку и доски курятника известью. Глаза их блестели от восторга, щеки раскраснелись от работы и прохладного воздуха. А вся одежда, начиная от шапки и кончая ботинками, была покрыта известковой кашей. Известь растекалась по щеткам, заплывала в рукава, у ног их образовались целые лужи, а они, понимая, что до совершенства еще далеко, старались во всю. Увиденная картина была настолько потрясающей, что мы потеряли дар речи. Заметив нас, ребенок гордо предложил полюбоваться их творением. Ну что тут скажешь? Пришлось хвалить, очень быстро хвалить, а затем очень быстро хватать и того и другого и тащить домой, раздевая на ходу. Ведь хуже всего , что известь уже начала разъедать открытые участки кожи, нужно было немедленно погружать наше сокровище в воду. Увидев сына, ахнула мама Петруся, и вскоре из соседской квартиры раздался громкий рев. Далеко не все так, как мы, лояльны к различным творческим затеям, особенно если это завершается членовредительством и выбрасыванием хорошей (праздничной) одежды и обуви. Наш же ребенок, недоуменно прислушиваясь к плачу друга и сидя в теплой ванне, с восторгом рассказывал о том, как ему в голову пришла идея порадовать курочек к октябрьским праздникам дивной отделкой их жилища, как трудно было тащить тяжелое ведро с известью, как брали соседскую лестницу, чтобы было повыше, как несколько раз разбавляли водой известь, ибо она густела и не хотела так здорово размазываться по сетке и доскам. Еще долго бегал он после этого любоваться на белое чудо. Вот только курочки, не понимая, всех прелестей евроремонта, не хотели подходить близко к сетке, да и соседи из близлежащих домов недоумевали по поводу нашей буйной фантазии в архитектурном деле. А так все ничего, даже очень веселенько на улице.
Бесчисленные царапины и ушибы, порезы и ссадины – это только малая плата за любознательность и активность. Были случаи и посложнее, например, неизвестно откуда взявшийся грибок на пальцах рук. Понадобилось почти два года героических стараний и усилий бабушки, чтобы справиться с этим недугом. Но ребенок не унывал и умудрялся даже забинтованные пальцы подставить то под велосипедную цепь, то под уключину колодца. А вместе с ним нам полагалось не унывать и по первому же зову бросаться на выручку. На какое-то время племянник удалился из моего поля зрения. Вместе с родителями он жил несколько лет в поселке закрытого типа, где в особом учреждении работал его отец. Но и оттуда, можно сказать, издалека, до нас регулярно, как саги из древнего эпоса, доходили сказания о его деяниях. Например, о том, как Костя захотел пролететь ласточкой под турником. Бреющего полета не получилось, бедняга пропахал носом землю. И еще долго следы его дерзкого замысла оставались, что называется, на лице. Мальчик уже ходил в школу, но школьных друзей поблизости не было, так что свободное время он проводил в обществе двух псов, самых голубых дворянских кровей, Шарика и Бобика. Воспитывал он этих отпрысков неизвестных благородных родителей с нежного возраста. Благодаря своему кормильцу и попечителю, псы вымахали огромные, следовали за ним неотступно и довольно мирно проживали в большой деревянной будке, специально для них сколоченной. В этой будке их частенько можно было застать втроем, благо, места на всех хватало. Мой племянник очень ревностно следил за поведением собак, всячески поощрял в них добрые порывы и стремления. К сожалению, он упустил из виду, что становясь старше и матерея, собаки проявляют свой собачий характер, особенно когда это касается их основных инстинктов. Не подозревая своих воспитанников в черной неблагодарности, наш мальчик был уверен в том, что своим примером, терпением и внушением он привьет им только самые прекрасные качества души. Каково же было его удивление, когда Бобик и Шарик стали вдруг во время еды рычать друг на друга, и о ужас!, даже загрызаться. Отведя по одиночке каждого в сторону, он им что-то серьезно внушал. Легкомысленные бродяги только делали вид, что внимают порицанию, а сами косили глаз в сторону противника. В очередной раз, когда собацюги, вцепившись с двух сторон в одну большую кость, рыча и визжа, сплелись в один большой клубок и непостижимым образом закатились в свой коттедж, терпению их наставника пришёл конец. В такой экстремальной ситуации нужно было предпринимать решительные действия. Личным примером подросток хотел продемонстрировать этим зарвавшимся негодяям, что можно, держась за кость, жить дружно.
Случилось то, что и должно было случиться. Как только мальчонка взялся за кость, обе зверюги бросились на своего благодетеля и довольно сильно его искусали. Я думаю, что Господь всегда каким-то чудесным образом спасал моего племянника от тяжелых последствий его поступков. Страшно подумать, что могли сделать две озверевшие огромные дворняги с девятилетним ребенком в тесной собачьей будке. Но, к счастью, пострадала только нога, однако зашивать раны все же пришлось. При этом любовь к собакам нисколько не угасла, да и виновники происшествия, доведя свои бесчинства до кровавой точки, видимо все осознали и в дальнейшем вели себя примерно.
Как-то быстро пролетели годы, и вот наш Костя уже в 4 или 5 классе, семья опять живет рядом, а мы, постепенно осваивающие педагогический опыт, теперь периодически занимаемся его школьным образованием. О, какие это были незабываемые развеселые часы! И не только для нас, но и для соседей. Что должны были подумать мирные луцкие обыватели, слыша вначале смех в три голоса, затем хохот, затем стоны и визг? Несколько раз добрые соседи снизу поднимались к нам, думая, что мы нуждаемся в немедленной медицинской помощи. Ведь вся прелесть разборок школьных полетов нашего ученика заключалась в том, что происходили они на лоджии, откуда не только соседям снизу слышен был шум, но и одна из главных площадей города, куда выходила наша лоджия, могла участвовать в этом действе. Все начиналось с того, что кто-нибудь из нас замечал в углу сиротливо брошенный портфель нашего школьника. А поскольку его владелец никогда не страдал таким пороком, как аккуратность, то и школьная сумка его имела соответствующий вид. Чернильные разводы, всевозможные пятна и надорванные края украшали это пристанище школьной атрибутики. Сказать, что сумка была потрепанной, значит, не сказать ничего. Но дело было не в этом, а в том, что в какой-то момент она начинала вдруг притягивать нас с неудержимой силой. И мы, как наркоманы, понимая, что после этого будет плохо, не в силах справиться с собой, тащились с этой сумкой на балкон. Сразу же после беглого осмотра только обложек тетрадей мы начинали неудержимо хохотать. И речь идет не только о неопрятности, ибо с самого начала мы подозревали, что это одно из невыполнимых школьных требований; и не об известных орфографических ошибках, типа «русский» с одним «с», но и о том, что на многих обложках имя и фамилия нашего ученика тоже были написаны с ошибками. В одном случае он, заметив оплошность, сам, как умел, исправлял написанное, в другом — исправления начертаны были твердой рукой и красными чернилами учителя. Настоящее же веселье начиналось тогда, когда мы открывали эти удивительные обложки. Мы знакомились с неведомыми и замечательными словами, в которых буквы, приставки, суффиксы и окончания располагались в каком- то особенном порядке. И логику этих построений понимал только их создатель. Из тетрадки мы с огромной радостью и неожиданностью узнали еще об одном великом русском поэте — Александре Сергеевиче Тушкине, творения которого, хотя и гениальные, были нам почему-то совершенно неведомы. Особая атмосфера царила в дневнике ученика. Названия предметов почему-то не хотели стоять ровно по линии, они то взбирались вверх, то постыдно сползали вниз, как-то причудливо наезжали друг на друга, и совершенно было непонятно, за какой предмет выставлена оценка, то ли за «Русск. Арифметика», то ли за «Геогр. Мова». В общем, здесь загадок было так много, что даже красные чернила, которыми, как корью, страдал дневник, не могли внести ясность в этот вопрос. Бывало так, что во время нашего буйного коллективного помешательства являлся виновник происходящего. Уже с порога он внутренним чутьем угадывал, по какому поводу наши спазмы и пароксизмы, и это приводило его в страшное замешательство. Опустив свои длиннющие ресницы (ни у кого из нас таких не было), смущенно улыбаясь, он пытался собрать свои тетрадки и запихнуть их снова в портфель. Сейчас я думаю, что ему было неловко за нас, за нашу бесцеремонность, за дикое веселье, но любя нас, он не протестовал и согласен был терпеть многое, лишь бы доставить нам минуты радости.
Кстати, о тонкости его натуры, о способностях его души все понимать свидетельствует такой факт. Желая утешить меня в очередной период моих девических страданий, он специально для меня сочинил стихи под названием «Духи». В поэтических строках описывались прелести ароматов, мечтания и грезы, навеваемые ими. Как хорошо он знал меня, как сумел подметить мою любовь к духам. Но больше всего ему, конечно же, хотелось сделать мне приятное, воспев то, что я обожаю. Когда же у меня родился сын, он, обрадованный, целую неделю не завтракал в школе, собирал деньги и купил на них чудесный костюмчик для новорожденного, чем растрогал меня до слёз.
Помимо лингвистических и литературоведческих изысканий, мой племянник увлекался рыбалкой, рыбами и водной стихией вообще. Всевозможные комнатные аквариумы и их обитатели стали, если можно так выразиться, пройденным этапом детства, а впереди маячили более широкие просторы. Океанские и морские глубины манили нашего будущего морехода, он мечтал об их покорении прямо сейчас, не дожидаясь, подходящего возраста. Обладая недюжинным даром убеждения, он уговорил своих родителей приобрести для этих целей маску для подводного плавания, трубку и ласты. Эти предметы будоражили его и так богатое воображение. Он видел себя новым Кусто, покоряющим подводные глубины, любующимся дивными коралловыми рифами и их сказочными обитателями. Тело его гибко и послушно, а все движения плавны и соразмерены. Мечта о подводном плавании охватила его со страшной силой. А поскольку на дворе стоял февраль, бассейны находились в зародышевном состоянии, душа рвалась и, наконец, нашла выход. Почему бы не попробовать для начала осуществить первое погружение в более скромных, скажем, в домашних условиях? Задумано — сделано. В тихое спокойное послеобеденное время будущий драйвер вдруг заявил, что хотел бы помыться. Нам бы насторожиться и что-то заподозрить, ведь известно, что не личная гигиена его страсть. Но каждый был занят чем-то своим, каждый подумал, хорошо, что мальчик без лишних напоминаний все же решил привести себя в порядок. Бабушка подготовила ему ванну, и он отправился, как мы думали, совершать омовение. В квартире установилась мирная тишина. Вдруг ее нарушил сначала глухой звук удара, затем сильный всплеск воды, затем громкий вопль. События стали разворачиваться с быстротой кинематографических кадров. Дверь ванной распахнулась, на пороге стоял наш голый купальщик в маске и одной ласте, он кричал, а из под маски на его тело тонкими струйками сбегала кровь. Зрелище было не для слабонервных. Первой среагировала бабушка. Охнув, она почти без чувств свалилась на стоявшую рядом мою сестру. Тихонько повизгивая от ужаса, в угол дивана забилась моя племянница. И мне ничего не оставалось делать, как только принять удар на себя. Схватив полотенце, я стала вытирать беднягу, затем стащила с него ласты и маску, кровь хлынула сильней. Я увидела у него на голове довольно глубокую рану, схватила йод, бинты, и наложила повязку. Постепенно все домочадцы стали приходить в себя, и это пришлось кстати. Подросток был очень бледен, весь дрожал от боли и испуга, и я подумала, что у него сотрясение, и велела вызвать скорую. Все настолько были ошеломлены, что никто ни о чем его не спрашивал, а я принялась снаряжать его к приезду врачей. Бригада прибыла как-то быстро, молодой врач совершенно не удивился происшедшему, видимо, закаленные медики по нескольку раз за дежурство сталкивались со всевозможными любителями полетать, понырять и т.д. Осмотрев нашего страдальца, эскулап довольно весело заявил, что придется наложить скобки и сделать томографию на случай сотрясения. Услышав такое, мой племянник онемел, а глаза его стали огромными и круглыми. И в них было столько страдания, что я всю дорогу, пока мы ехали в больницу, прижимала его к себе и утешала. А сердце просто сжималось от любви и сострадания к нему. При этом выглядел он невероятно трогательно и комично. Поверх бинтов, которые я намотала ему на голову, удалось надеть старую отцовскую кепку. В ней он почему-то напоминал мне Владимира Ильича в Смольном, такой же маленький, под огромным козырьком, только без бородки. Я чувствовала, что кроме опасений нормального человека, едущего в «Скорой помощи» в неизвестное, что-то еще мучает его. Но как-то все смешалось, и было не до выяснений. В приёмном отделении мне велели остаться за дверью, страдалец бросил на меня прощальный взгляд, полный отчаянья, и двери за ним захлопнулись. Не могу сказать, сколько длилось ожидание, но вот двери распахнулись, и показался Костя. Теперь он был герой, исчезла растерянность, передо мной стоял довольно веселенький мальчик. И хотя лицо его все еще оставалось бледным, но глаза светились. Врач, появившийся следом, обрадовал тем, что сотрясения нет. Забинтованная голова сияла снежной белизной, кепка на ней теперь сидела лихо, и никакого сходства с вождём мирового пролетариата не наблюдалось. Мы отправились домой. Сидя в троллейбусе, тихонько переговаривались, больно ли было, быстро ли все прошло и т.д. И тут наш герой признался, что его напугали во всей этой истории только два непонятных термина: томография и скобки. В первом случае ему представилась дикая ситуация: некто в белой одежде держит в руках огромный деревянный молоток и с его помощью проверяет, цела ли голова. Знаете, такой звук: «Тум-тум-тум!». Если чисто звучит — все в порядке. Со вторым словом связаны были еще более душераздирающие картины: все те же тени, замыслив прочно скрепить лопнувшую на голове кожу, на это раз металлическим молотком забивают в голову железные скоблики (Чувствуете созвучие: скобки-скоблики?). Бедное дитя! Какие душевные муки выдержал он и как свято верил в силу медицины, если покорно отправился на эти испытания!
Представить трудно, какова же была его радость, когда томография оказалась почти невинным удовольствием, да и железки в голову ему никто не собирался заколачивать, а просто наложили несколько швов. Ну, с этим-то он хорошо знаком. Ведь не в первый раз! Вот так почти в приподнятом и радостном настроении прибыли мы домой, где нас встретили поцелуями, чаем с булочками и вареньем. На этом и закончился первый опыт покорения океанских глубин.
Мой племянник вырос и превратился в статного красавца. Его серо-зеленые глаза и густые темные ресницы, ладная фигура и доброта пленяли женские сердца. Особенно неотразимо выглядел он в военной форме; закончил в армии школу поваров и научился прекрасно готовить. Такого роскошного стола, какой он накрыл в мой день рождения, я просто не припомню. Соорудив на голове поварской колпак и надев фартук, он орудовал у плиты, готовил какие-то соусы и подливы. Резал салаты. Колдовал над рыбой и мясом. Все получилось необыкновенно вкусно и красиво, гости уплетали за обе щеки, а я так гордилась своим замечательным племянником. Потом он отправился на Сахалин, устроился коком на корабле, и сбылась его детская мечта: он бороздил моря и океаны. И, наверное, нырял с аквалангом, Я его очень люблю, мне так хочется его увидеть. И я молюсь за него.
Германия, Кельн
Алла Мардиева
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
