По Непалу и Тибету

Продолжение пути. Главы из книги

Эта книга выросла из отчёта о нашем путешествии по Непалу и Тибету в 2016 году. Экспедиция Краснодарско­го отделения Русского географического общества прошла и проехала по тем местам, где были наши великие сооте­чественники – путешественники, разведчики Генштаба русской армии и учёные Н.М. Пржевальский и П.К. Козлов.

Мы останавливались там, где долгие 888 дней жил, путешествуя и собирая уникальные данные о быте, куль­туре, географии и истории Тибета, талантливый учёный, бурят по национальности, подданный Российской империи Гомбожаб Цэбекович Цыбиков, с риском для жизни привёз­ший в Россию 330 уникальных книг о Тибете. Одного этого хватило бы, чтобы увековечить это имя в истории науки и великих путешествий. Но он создал ещё великую книгу «Буддист-паломник у святынь Тибета» – интереснейшее повествование о своём путешествии и работе в Тибете.

Гималаи. Грандиозные Гималаи. Они тянули к себе зна­менитых русских художников – В.В. Верещагина и Н.К. Ре­риха. И эти великие люди побывали там и оставили нам и всему цивилизованному миру прекрасные картины, ко­торые потрясают воображение. На этих картинах – не только уникальные пейзажи. На них жизнь Азии во всей её полноте и многообразии.

Все эти выдающиеся люди написали книги о своих пу­тешествиях, и мы имеем замечательную возможность к ним прикоснуться и их изучить.

Описывая наше путешествие, которое, конечно же, не идёт ни в какое сравнение по сложности с путешестви­ями наших великих предшественников, я не смог ограни­читься только этим. Очень хотелось хотя бы вкратце коснуться биографии и судьбы тех людей, кто много лет тому назад видел гималайские исполины, дышал разрежен­ным воздухом немыслимых для обычного человека высот и замерзал там от ледяного ветра и холода, а иногда с ору­жием в руках отстаивал свою жизнь и материалы своих экспедиций.

Воссоздавая образы русских путешественников, ко­торые прошли гималайскими тропами в XVIII, XIX и XX веках, я пользовался прежде всего их книгами и воспо­минаниями о них. Надеюсь, что моё краткое их изложе­ние с богатым цитированием, от которого было просто трудно удержаться, побудит многих прочесть эти книги. Там есть всё. Замечательные подробности об интересней­ших путешествиях, о быте не известных тогда ещё широкому читателю народов. Главное, там есть правда, не стёртая временем, разными историческими событиями и политическими пристрастиями.

В эту книгу вошли также впечатления от моих пре­дыдущих путешествий по местам Н.М. Пржевальского на Тянь-Шане, по заповедным местам Горного Алтая, где проходила экспедиция Н.К. Рериха, и по пустыне Гоби, где пролегли тяжелейшие маршруты практически всех ис­следователей Центральной Азии – Н.М. Пржевальского, П.К. Козлова, братьев Грум-Гржимайло и Г.Н. Потанина и его жены А.В. Потаниной, вместе с мужем делившей все тяготы экспедиции и умершей в далёком путешествии на чужбине от тяжёлой болезни. Она похоронена в Кяхте, на границе России и Монголии, там, где начинались маршру­ты наших самоотверженных путешественников, великих патриотов великой России.

В книге есть фотографии не только нашей экспедиции 2016 года, но и других путешествий. Надеюсь, они будут интересны читателю.

И главное. В книге есть фотографии картин замеча­тельного художника Сергея Викторовича Дудко, участ­ника нашей экспедиции, одной из основных задач которой было создание картин всех четырнадцати восьмиты­сячников нашей планеты. Этой большой задаче Сергей Викторович посвятил последние годы своей жизни. И его светлой памяти посвящается эта книга.

Мы всё-таки едем

Свершилось. Мы едем. Едем в Гималаи. Грандиозный план путешествия по самым высоким горам мира экспеди­ции Краснодарского регионального отделения РГО «Рус­ское наследие в Гималаях. Продолжение пути» стартовал. Основная задача нашей группы – создание картин всех четырнадцати вершин, превышающих отметку «восемь тысяч метров», и восстановление духовной преемствен­ности с нашими великими соотечественниками, оставив­шими свой след в истории Гималаев.

Были планы. Были совещания. Были поиски спонсо­ров. Размеры экспедиции и её задачи то увеличивались, то сокращались. Потенциальные участники приходили и уходили. Оставалось только твёрдое намерение сделать экспедицию по самым высоким горам. Пройти и проехать «по макушке» нашей планеты и оставить на холстах для современников и потомков грозную красоту гималайских гигантов.

Автор идеи экспедиции – заслуженный художник Рос­сии, заслуженный путешественник России Сергей Викто­рович Дудко. Он любит горы преданно и верно всю свою жизнь, потому и рисует только их. Рисовал горы Кавказа, Тянь-Шаня, Памира во время своих многочисленных экс­педиций.

На излёте века широко раскрылись двери для граждан бывшего Советского Союза в необозримый мир всех стран и континентов. И Сергей Дудко три раза ездил в Гималаи с командой краснодарских альпинистов. Команда совершила почти немыслимое: без помощи высокогорных носильщиков-шерпов приготовила базовые и промежуточные лагеря к вершинам Макалу (8463 м), Эвереста (8848 м) и Чогори, или, как её ещё называют, К-2 (8611 м), и подня­лась на них.

Сергей жил в базовых лагерях на высотах 5300– 5500 метров (это высота нашего Эльбруса, на котором он был не раз) и рисовал картины и эскизы к будущим кар­тинам.

А жизнь там несладкая: холод, лёд, снег, недостаток кислорода и горная болезнь с её одышкой, головной болью и судорожным сердцебиением. Ветер валит мольберт, ки­сти замерзают на морозе, но вдохновение не даёт покоя, а старый опыт помогает, и создаются новые картины, и орга­низуются выставки. Народ валит на них, пишет восторжен­ные отзывы, и приходит идея организовать поездки к тем восьмитысячникам, у которых ещё не бывал, нарисовать их с натуры и создать уникальную коллекцию полотен, изо­бражающих вершины, чьё грозное очарование так волнует художников, альпинистов и путешественников.

И вот после трёх лет подготовки, разочарований, неве­рия и надежды 6 сентября 2016 года мы вошли в самолёт в Краснодаре и вышли через пять часов в горячее пекло дубайского аэродрома. Впрочем, пекло пришлось терпеть недолго – двадцать шагов от самолёта до просторного ав­тобуса с мощными кондиционерами, который привёз нас в здание аэропорта.

И вот мы сидим в прохладном зале у выхода № 7. Че­рез четыре часа по расписанию наш вылет в Катманду. За стеклянными стенами аэропорта через каждую мину­ту взлетают «Боинги», «Аэробусы» и перечёркивают на мгновение стоящие неподалёку небоскрёбы причудливой архитектуры. Стёкла вибрируют и дрожат, гудят кондици­онеры, а мои товарищи пытаются уснуть после бессонной ночи в краснодарском аэропорту и самолёте.

Нас шестеро.

Руководит экспедицией председатель Краснодарско­го регионального отделения Русского географического общества, кандидат политических наук Иван Чайка. Он проделал огромную работу, организовав эту экспедицию и решив вопрос с её финансированием. А сейчас крутится в неудобном кресле, наверное, вспоминает более удобное кресло в своём служебном кабинете. А впереди куда более серьёзные испытания, чем неудовлетворённое желание упасть и уснуть.

Рядом с ним седой и бывалый путешественник Сергей Дудко что-то пишет в своём блокноте. Написание картин не смогло удовлетворить в полной мере страсть к творче­ству у этого богато одарённого человека, и он начал вести дневники своих путешествий, из которых вырастали статьи и очерки, а из статей и очерков на сегодняшний день уже выросли две книги – «Крутые снега» (1979 г.) и «Прогулки в облаках. Записки высокогорного художника» (2019 г.). Это про него сказано – если человек талантлив, он талантлив во всём. Талантлив в живописи, талантлив в литературе и журналистике. Талантлив в спорте. Он мастер спорта по горному туризму. Я хорошо знаю этот вид спорта и могу определённо сказать – это не в тапочках по стадиону бегать и потом в душ ходить. Это неимоверно тяжёлые переходы по крутым горам с рюкзаками до пятидесяти килограммов весом, это ночёвки на льду под дождём и снегом, это посто­янный риск, и так двадцать-тридцать дней подряд с редки­ми ночёвками на траве. И много лет, и много лет. Для него в этом путешествии не должно быть ничего неожиданного.

Неподалёку дремлет, склонившись на рюкзачок, его дочь Людмила Александрова. Она член Союза художников России и Международной ассоциации изобразительных искусств АИАП ЮНЕСКО, альпинистка и горная туристка, и её не пугают высокогорные пленэры и неудобства кочевой жизни по незнакомой местности на другом конце света.

Нашим гидом, проводником и переводчиком в экспеди­ции будет Сергей Лозовой. Он много раз бывал в Непале, Тибете и других странах Азии, проникся их духом, тради­циями, культурой. Он очень внимателен ко всем, особенно к Сергею Дудко и мне, и, видимо, втайне сомневается в наших физических возможностях, ведь мы самые старшие в группе. Нам далеко за шестьдесят.

Рядом с ним сидит пятый член нашей экспедиции – географ, геолог и фотохудожник, брутальный и могучий Александр Рыбаков.

С автором этих строк – нас шестеро.

Мы пытаемся спать, и иногда получается задремать на десять-пятнадцать минут, бродим по огромному залу аэро­порта, пьём сок, перекусываем. Вылет задерживается. Мы обсуждаем план нашего путешествия, вспоминаем про­шлые поездки, и каждому есть что рассказать, а вокруг...

Из дневника Сергея Дудко:

«Аэровокзал огромный, просторный, удобный, краси­вый. Множество народу разных рас и национальностей в разных, не похожих друг на друга национальных одеждах. Трудновообразимое многообразие многоцветных традици­онных одежд в окружении урбанистической архитектуры на фоне ежеминутно взлетающих самолётов самых по­следних моделей выглядит забавно, непривычно, но впол­не логично. В зале мужчины и женщины всех цветов – бе­лые, чёрные, кремовые... Босые и в модной дорогой обуви.

В паранджах, чалмах, платках, тюбетейках, всевозможных шляпах, бейсболках... в толстых и тонких халатах, в ев­ропейских костюмах, в бурнусах, длиннополых хитонах, в однотонных и многоцветных ярких платьях, рубашках, майках, рваных джинсах и шортах... И среди людей всех наций в любых одеждах – очень много красивых людей! Ну и что бы человечеству не жить дружно и мирно, в люб­ви и согласии, с уважением и сочувствием друг к другу, без религиозной и националистической ненависти, без не­терпимости, без войн и терактов?!»

Наконец пригласили на посадку. Опять двадцать ме­тров пятидесяти градусного пекла, опять прохладный ав­тобус, и мы снова в «Боинге», ждём вылета на Катманду. Минуты тянутся томительно. В самолёте душно. Наконец взлёт, и аэропорт «Дубай» – один из самых больших в мире – внизу. Это целый город, где живут своей жизнью люди и самолёты. Здесь сотни самолётов взлетают и са­дятся, ждут вылета, тоскуют по небу на огромных стоян­ках. Однажды я насчитал на стоянке семьдесят новеньких «Боинг-777».

Вот это масштаб! И летят отсюда люди во все концы света, в том числе во многие города России – от Москвы до Якутска и Владивостока. А уж в Азию, Африку и Австра­лию, минуя Дубай, попасть трудно.

Промелькнули под крылом самолёта морские заливы, отсыпанные в них острова и стоянки для катеров, лодок и яхт. Проплыли прокалённые солнцем безжизненные пески и небоскрёбы среди них, и потянулся внизу бирюзовый океан, слегка подёрнутый знойной дымкой.

Проваливаемся в неспокойный сон, и через несколько часов болтанки над океаном видим огни индийских, а за­тем непальских селений и городов.

Виза в Непал выдаётся в аэропорту после совсем не­продолжительных формальностей и внесения оплаты в сорок долларов. Непал – это территория свободы и самого искреннего дружелюбия. Мы это поняли ещё в свои пер­вые приезды. С тех пор ничего не изменилось.

Непал обнял нас туманом, лёгким дождём и мягкой прохладой. Встречали нас замечательно. Мы опять услы­шали радостное «Намаете!» («Я приветствую в твоём лице Бога!»), и на всех нас надели венки из цветов. Фотогра­фия на память, и мы едем в туристический район Катман­ду – Тамель – и заселяемся в гостиницу. Приятный и вкус­ный ужин с представителями встретившей нас компании. Непальские пельмени, ласси (удивительный напиток!), и мы расходимся по номерам на долгие сборы. Тщательно отбираем вещи для акклиматизационного похода по про­винции Лангтанг. Столица Тибета – Лхаса – находится на высоте 3700 метров, и к этой высоте надо подготовиться заранее. Спать почти не пришлось.

Встали на рассвете, чтобы вырваться из Катманду до утренних пробок. Это нам удалось. Но после двух бес­сонных ночей очень хотелось спать. Мы ехали – восемь человек в одном джипе, зажатые рюкзаками и кейсами с фотоаппаратами – и желание рассматривать совершенно чудную по своей красоте долину Катманду спотыкалось о желание уснуть хоть ненамного. Мы засыпали, упав го­ловой на плечо соседа или чей-то рюкзак, и тут же про­сыпались на очередной выбоине, глядели вокруг сонны­ми, ошалевшими глазами и опять засыпали на несколько минут.

А дорога уходила всё выше и выше, сквозь облака, че­рез городки и посёлки. Облака уже под нами, под нами и ущелье, облепленное селениями и отдельными домиками.

Склоны ущелья все в террасах для земледелия. Сколько труда отдано этим склонам, чтобы отвоевать у них считанные квадратные метры для земледелия, укрепить их под­порными стенками из камня и работать, работать от зари до зари, собирая по три урожая в год!

Непал

Хозяйственный, культурный, политический и религи­озный центр Непала на протяжении всей его истории – до­лина Катманду – образовалась около ста тысяч лет назад. Письменная история Непала начинается в VII—VIII веках до нашей эры. В это время в Непале начал развиваться буддизм. Во втором веке до нашей эры индийский царь Ашока посетил Непал, воздвиг стелу на месте рождения Будды в Лумбини и воздвиг знаменитые ступы Сваямбунатх и Боднатх. Через пятьсот лет влияние буддизма нача­ло ослабевать, и индуизм здесь стал занимать главенству­ющее положение. Началось бурное развитие архитектуры и искусства. Пагоды по типу непальских в VII веке появи­лись в Китае, Японии и на юге Азии. Непальские архитек­торы, художники и ремесленники приглашались в другие страны.

Непал на протяжении столетий не раз распадался на самостоятельные города, враждовавшие друг с другом и соседями – Индией и Тибетом. Не один раз терял свои территории и опять возвращал и расширял их.

Считается, что город Кантипур (сегодняшний Катман­ду) основан в X веке. Народ здесь занимался ремёслами, строительством замечательных храмов, земледелием и торговлей.

С середины XIX века династия Рана, захватившая власть в Непале, начала вести политику самоизоляции, запрещая пребывание в этой стране европейцев. Это при­вело к застою и отсталости страны. Только в конце со­роковых – начале пятидесятых годов XX века Непал на­чал становиться всё более светским государством, и в нём стали развиваться внешнеэкономические связи, а также туризм и альпинизм.

Но развитию страны мешала непрекращающаяся борь­ба политических партий между собой и их совместная борьба с монархическим режимом. Это, а также небыва­лый размах коррупции в стране, привели к гражданской войне в 1996-2006 годах. В апреле 2006 года король Гья­нендра уступил власть оппозиции после многотысячных митингов и столкновений митингующих с полицией.

В апреле 2006 года я был в Катманду и должен ска­зать, что их революция по сравнению с нашей революцией 1917 года носила смехотворно-опереточный характер. На перекрёстках стояли небольшие, разношёрстные, кое-как одетые группы непальцев с оружием восемнадцатого, де­вятнадцатого и начала двадцатого века. Кое у кого были наши российские автоматы Калашникова. Тут же броди­ли кое-как вооружённые отряды полиции. Иногда где-то раздавались выстрелы. Буддисты не столь радикальны в борьбе за свои политические предпочтения, как многие другие.

В дальнейшем борьба за политическую власть здесь приняла калейдоскопический характер. Политические партии и лидеры так часто сменяли друг друга, что ста­бильность в стране становилась уже невозможной.

Наконец, 17 мая 2018 года произошло историческое событие: две коммунистические партии – объединённая марксистско-ленинская и маоистский центр – объедини­лись, и образовалась единая Непальская коммунистиче­ская партия, сразу ставшая ведущей политической силой непальского общества. Партию возглавили два сопредседателя – Кхадга Прасад Шарма Оли и Пушпа Камал Дахал.

Впрочем, нас больше всего интересует не политика, а дивная природа Непала, и величественные Гималаи – в частности. Непал – это совершенно уникальная стра­на. Она не похожа ни на одно другое государство в мире. Всем, кто побывал в Непале, не забыть этого приключения никогда. Страна эта небольшая – можно даже сказать, со­всем маленькая. Её протяжённость с востока на запад – 885 километров, а с севера на юг – до 240 километров. Она буквально прилепилась к южным склонам грандиоз­ных по высоте и огромных по площади Гималайских гор. Но занимая относительно небольшую часть Гималаев, Не­пал вобрал в себя восемь из четырнадцати гималайских великанов, превышающих по высоте отметку 8000 метров:

Эверест (или Джомолунгма) – самая высокая гора на нашей планете (8848 м);

Канченджанга (в переводе с тибетского – «пять со­кровищ великих снегов») имеет пять вершин высо­той 8598, 8496, 8490, 8433, 7700 м;

Лхоцзе (8511 м);

Макалу (8463 м);

Чо-Ойю (8189 м);

Дхаулагири (8167 м);

Аннапурна (8091 м);

Манаслу (8156 м).

Эти горы, к описанию которых мы ещё вернёмся, со­ставляют, конечно, основную достопримечательность Непала. Некоторые из них отделяют Непал от соседних государств. Канченджанга находится на границе с Инди­ей. Эверест, Макалу, Лхоцзе и Чо-Ойю дарят свою славу и грандиозные пейзажи и Китаю.

Но не только горы составляют славу Непала. Непал географически очень многообразен. Его маленькая терри­тория делится на три совершенно различных региона.

Самый южный равнинный регион – Тераи – составля­ет по площади около 20%. Это заболоченная равнина с огромным количеством осадков. Это джунгли с самым раз­нообразным миром растительности, диких животных и пре­смыкающихся, чей укус чаще всего смертелен. На участ­ках, пригодных для земледелия, расположены небольшие непальские селения. Этот район интересен для любителей сафари. Здесь можно увидеть слонов, носорогов, антилоп и других животных в естественных условиях обитания.

Горный регион Непала составляет 64% общей площа­ди страны. Он сформирован горной цепью Махабхарат, которая поднимается до высоты 4877 метров, и более низ­кой горной цепью Чурья. Этот регион наиболее комфор­тен для проживания и туризма. Здесь находится огромное количество маршрутов для рафтинга – сплава по горным рекам, и трекинга – горных походов.

Следует особо подчеркнуть, что эти виды спорта не­безопасны. А в Непале, учитывая высоту некоторых тре– кинговых троп, большие уклоны рек для рафтинга и боль­шое количество пресмыкающихся внизу, в районе Тераи, проблема безопасности туристов и путешественников осо­бенно актуальна. Поэтому путешествовать надо с непаль­ским гидом, имеющим лицензию.

Основные туристические маршруты в Непале платные, но цена умеренная, и за ту красоту, которую можно на этих маршрутах увидеть, такие деньги заплатить не жалко. Если трекинговый маршрут длительный, и рюкзак тяжё­лый, можно нанять носильщика, и он за весьма умеренную плату будет нести ваш рюкзак. Это такое наслаждение – не спеша идти по Гималаям, по хорошей тропе, имея при себе фотоаппарат, ветровку и бутылочку воды, купленную в го­стинице или магазине. Ни в коем случае нельзя пить воду из водопровода или реки. Болезнь будет гарантирована.

Самый популярный трекинг в Непале – это трекинг под Эверест. Начинается он в городе Лукла на высоте 2700 м. Там же в многочисленных магазинчиках можно купить не­достающие для трекинга вещи: обувь, одежду, палки для трекинга, солнцезащитные очки.

До Луклы можно долететь на самолёте из Катманду. И не надо обращать внимание на то, что проходы между креслами заложены мешками с крупами, сахаром и други­ми продуктами. Буддизм учит терпению. Лучше смотреть в иллюминаторы на фантастические панорамы, которые будут открываться перед вами. Если повезёт с погодой, можно увидеть Эверест, Лхоцзе и Макалу на экране синего гималайского неба. Да и другие вершины не очень уступа­ют им по красоте.

Если у вас много времени, и вы никуда не торопитесь, можно в первый день побродить по Лукле, посмотреть, как идут на посадку и садятся на взлётно-посадочную по­лосу, идущую под большим уклоном – от аэропорта к об­рыву ущелья, самолёты с туристами и альпинистами. Что поделать, места мало, и уклон используется для торможе­ния самолёта во время посадки и для набора скорости во время взлёта. И мощные потоки воздуха из ущелья под­хватывают маленький самолётик, и вот он уже круто раз­ворачивается влево, чтобы не врезаться в противополож­ную стену ущелья, и летит в сторону Катманду.

Если время ограничено, можно идти сразу. Тропа на­чинается от аэропорта. Заблудиться невозможно. В аэро­порту на ваш рюкзак набросятся несколько желающих его.

С утра самолеты плюхаются на аэродром Луклы, как дикие утки на речную протоку. Самолёт едва заметно сверкнёт в вышине, перпендикулярно подлетая к взлётной полосе по ущелью, затем прижимается к противоположному борту ущелья и под прямым углом разворачивается к взлётно-посадочной полосе. Мгновение – и самолёт уже бежит круто вверх

нести. Можете его кому-нибудь доверить и идти рядом налегке. Можете нести сами, если не набрали много не­нужных вещей. Что надо взять минимально: трекинговые ботинки и кроссовки как сменную обувь. Термобельё для ночлега и пару термомаек для переходов. Штормовой ко­стюм – куртку и брюки, свитер и флисовую куртку. На­кидку от дождя. Лёгкие брюки или шорты для ходьбы в хорошую погоду. Обязательно солнцезащитные очки. Для ночлега – спальный мешок и коврик. На голову лучше все­го надеть кепку с сеточкой для вентиляции и накидкой для защиты шеи от солнца.

Самолёты в Луклу приходят, в основном, утром. И в первый день можно неспешно дойти до Монджо. Этот по­сёлок находится тоже на высоте 2700 метров, и там впол­не приличные гостиницы и хорошее питание.

На второй день также не спеша можно дойти до сто­лицы шерпов – Намче-Базара. Этот городок находится на высоте 3500 метров. Я бы порекомендовал провести в нём один день для акклиматизации. Можно погулять по окрестностям этого милого городка и сходить в местный музей шерпов.

Через несколько километров пути от Намче-Базара к Эвересту тропа раздваивается. Если пойти прямо, можно пройти через Пангбоче, Тьянгбоче и другие посёлки по короткой дороге, ведущей к подножию Эвереста. По ней можно дойти до базового лагеря восходителей на Эверест или обзорной площадки на горе Кала-Патхар за пять– шесть дней пути от Луклы.

Если свернуть налево, можно за два дня дойти до кра­сивейшего озера Токио. Это озеро находится на высоте 4800 м. От него надо подняться на пик Гокио-Ри. Полю­боваться видом на Эверест и Макалу. Подниматься и на Кала-Патхар, и на пик Гокио-Ри надо рано утром, потому что к обеду облака закрывают и Эверест, и Макалу, а ино­гда вообще всё закрывают.

Когда идешь на Гокио-Ри, перед собой всё время ви­дишь снежную громаду Чо-Ойю. После спуска с пика Гокио-Ри можно ещё одну ночь переночевать в гостинице на берегу озера, а можно и уйти под перевал Чо Ла и за­ночевать там в скромной лоджии на берегу говорливого ручья.

На следующий день – переход через перевал. Высота его – 5400 м, и это самый тяжёлый день маршрута. Выхо­дить надо рано, чтобы успеть пройти перевал до начала камнепадов с вершины, которая нависает над перевалом. Ночлег сразу за перевалом в убогой лоджии, с перегород­ками из помёта яка.

На следующий день вы дойдёте до Горакшепа. Это по­следний посёлок перед Эверестом. Перед ним тропы че­рез посёлки Пангбоче и Токио сходятся.

Ночлег, ранний выход на Кала-Патхар и заслуженная награда – Эверест перед вами во всей красе. Кажется, протяни руку, и коснёшься его грозной стены. Внизу ла­герь альпинистов – множество жёлтых палаток на ледни­ке. Внизу под вами и вертолётик, который летит к лагерю, чтобы забрать пострадавшего при восхождении, подбро­сить провизию и снаряжение.

Слева рядом – красавица Пумори. С неё ледяной ветер гонит снежную пыль. Очень холодно. Если не взять с со­бой тёплую одежду, долго не постоишь.

А так хочется стоять и смотреть! Смотреть, пока тём­ные облака не закроют громаду Эвереста и не поползут вниз над гигантским ледником Кхумбу, чёрным от засы­павших его камней.

Спуститься до Луклы от Кала-Патхара можно за четы­ре дня.

Первый вариант трекинга – от Луклы через Пангбоче и обратно – займёт девять-десять дней.

Второй, через озеро Токио, с подъёмом на пик Гокио-Ри и переходом через перевал Чо Ла – четырнадцать дней.

Я советую желающим посмотреть Гималаи идти по второму маршруту, но в обратном направлении: вначале дойти через Пангбоче до Кала-Патхара, затем, если оста­нутся силы и будет желание, пойти обратно через перевал Чо Ла и озеро Токио, потому что перевал Чо Ла со стороны Эвереста проходится значительно легче.

После этого замечательного, незабываемого похода у меня родилось стихотворение:

Ночёвка в Горакшепе

Уснули шерпы в Горакшепе,

Свалившись на пол у печи,

Австриец немцу что-то шепчет,

И грек сквозь сон кричит в ночи.

Трещит кизяк в печи железной,

И запах яка в ноздри бьёт,

Усталость, травмы и болезни

Ждут тех, кто завтра вверх идёт.

Бушует за стеною ветер,

Гоемят лавины вдалеке,

А лик луны так ясен, светел,

И лёд искрится в ручейке.

Здесь горы горизонт твой сузят,

Здесь лишь снега и лёд окрест,

А рядом, за вершиной Нупцзе,

Тревожно дремлет Эверест.

И, наконец, третий регион Непала – это регион Гималаев. Его высота над уровнем моря колеблется между отмет­ками 4877 метров и 8848 метров. Именно в этом регионе находятся восемь из четырнадцати высочайших вершин мира, составляющих славу и гордость Непала. Эти горы приносят Непалу огромный доход. Тысячи людей со всего мира мечтают подняться на них и платят за это большие деньги. Пермит – разрешение на восхождение – стоит до­рого.

Восходители и любители трекингов задействуют для своего обслуживания огромное количество портеров – но­сильщиков грузов до высоты 5500 м – и шерпов, которые сопровождают альпинистов выше, до самых вершин. На всех трекинговых маршрутах построены и строятся, бук­вально через каждые несколько километров, высокогор­ные гостиницы – лоджии, где за небольшие деньги можно переночевать и поесть. И через эти скромные приюты тя­нется огромная армия носильщиков, которая несёт строй­материалы, продовольствие, снаряжение и воду.

Норма груза на одного портера – до тридцати кило­граммов. Но некоторые непальские стахановцы берут две нормы. Чаще всего это стройматериалы. Когда видишь, как портер на высоте 5000 метров тащит упаковку до­сок на спине, испытываешь просто потрясение. Их тонкие ноги подгибаются, налобный ремень, который удержива­ет огромный груз, врезается в голову, глаза красные от напряжения, а до лоджии, куда адресован груз, далеко-­далеко. И портер шатается от усталости, а идёт. Ведь дома у него большая семья, и единственная возможность здесь заработать – это носить грузы по неровным и крутым ги­малайским тропам.

Тем, кто содержит лоджии, кормит туристов и альпини­стов, конечно, легче. Но и им трудно. Тяжело почти весь год жить на высоте от 3000 до 5000 метров, а иногда и выше. Лоджия в Горакшепе, о которой я вспомнил в своём стихотворении, находится на высоте 5100 метров, и я не могу сказать, что это была самая лучшая ночёвка в моей жизни. Но люди рады любой работе в этих суровых местах.

Особенно трудно высокогорным носильщикам – шер­пам. Они почти постоянно работают на высотах, практиче­ски невозможных для существования человека. Провеши­вают перила к высокогорным, промежуточным на пути к вершине лагерям, переносят туда питание, снаряжение и кислородные баллоны. Они получают значительно больше портеров, потому что обладают ещё и высокой альпинист­ской квалификацией. Но и гибнут значительно чаще – под лавинами, ледовыми обвалами и на обледенелых гима­лайских скалах.

Люди Непала уникальны, как уникальна их родина. Испытывая огромные физические лишения, они остаются добрыми и улыбчивыми. И их приветствие «Намаете!» – «Я приветствую в твоём лице бога!» – греет душу своей неподдельной добротой и радушием.

Непальцы обладают удивительными душевными каче­ствами, видимо, благодаря своему замечательному земля­ку Будде Шакьямуни, который родился в Непале в селе­нии Лумбини много веков назад. Это селение находится в 250 километрах на юго-запад от Катманду. Поездка из сто­лицы Непала в Лумбини на автобусе займёт не менее вось­ми часов. Ваше прибытие в это священное место может ускорить перелёт по маршруту «Катманду – Бхайрава».

В Лумбини можно посмотреть полуразрушенную ко­лонну Ашоки, одного из самых известных императоров, который властвовал почти над всей Индией в период с 268 по 232 г. до н.э. и покровительствовал буддизму. Сохранились также останки древнего монастыря, изобра­жение матери Будды – Майадеви – и многое другое.

Но буддизм – не единственная конфессия в Непале. Двумя главными религиями здесь являются индуизм и буддизм. Третья по численности религиозная группа в Не­пале исповедует ислам.

Путешествовать по Непалу лучше всего в апреле и на­чале мая. В это время вдоль трекинговых троп цветут ро­додендроновые кусты и деревья высотой до пятнадцати метров. Это совершенно фантастическое зрелище. Огром­ные рощи кустов и деревьев усыпаны очень яркими розо­выми, белыми, красными, бордовыми бутонами. Особенно красочное цветение в первой декаде мая. Тогда же надо и заканчивать своё путешествие, потому что начинает­ся муссон, и дожди льют, почти не переставая, до конца сентября. В октябре и ноябре здесь устанавливается су­хая, устойчивая погода, но уже прохладно днём, а ночью может быть и холодно.

В Непале огромное количество храмов. Описывать их нет смысла. Их надо видеть. Всем, кому нужна настоящая экзотика, а не бутафорская, всем, кого волнует уникаль­ная, могучая, сказочная природа, я рекомендую лететь в Непал. Счастливого пути!

...А мы едем всё дальше и дальше. Ныряем в облака, вырываемся из их мокрого плена. Солнце уже встало надярко-зелёными, умытыми дождём горами, и мы оконча­тельно проснулись. Ущелье сужается, и над бурной, за­жатой скалами рекой повисают пешеходные мосты от се­ления к селению.

В посёлках – полицейские посты. Проверяют докумен­ты и багаж. У всех почему-то вызывают недоумение и по­дозрение этюдники наших художников. Но не цепляются. Непал! Здесь любят туристов.

К обеду приехали к началу нашего акклиматизационно­го похода – посёлку Дунче. И все – мятые, сонные, с затёк­шими от долгого сидения ногами – вывалились из джипа на обочину дороги за посёлком. Отсюда начинается наша тропа.

Что такое горная тропа в Гималаях? Это бесконечные подъёмы и спуски по сыпучему гравию и каменным уступам. Это ручьи и речки, которые переходишь, прыгая по мокрым и скользким камням с рюкзаком, который предательски толкает в спину при каждом прыжке и всё-таки сталкивает в воду, это мокрые ботинки и растёртые до крови ноги, это холодный дождь, бьющий в лицо и леденящий разгорячён­ное от долгой ходьбы тело. Это холодный ветер, несущий сырые облака, от которых мгновенно промокает самая со­временная и непромокаемая одежда, это нескончаемый цо­кот трекинговых палок по горным камням и хриплое дыха­ние усталых людей, выбравших себе нелёгкую судьбу.

Верность

Мы идём в облаках,

И натужного хрипа не слышат

Наши жёны и близкие;

Как хорошо.

Мы идём в облаках,

И натруженно дышат

Ветераны и те,

Кто впервые пошёл.

Ветеранам привычны

Гористые дали,

Но идти тяжело,

Хотя не впервой.

Мы с тобою, Серёжа,

                            такое видали,

Но пора на покой,

                    пора на покой.

Но нас гонит тоска

             по высоким просторам,

И пакуем опять мы тяжёлый рюкзак.

Сколько отдано вам, далёкие горы,

Но и взято немало, и не за так.

Уплывают туманы в ущелья глухие,

Открываются горы в святой наготе,

Что поделать, Серёжа, что мы вот такие,

Сохранившие верность юной мечте.

Мы встали под рюкзаки на высоте 1800 метров. Све­тило солнце, и было тепло, и на первых привалах мы даже клевали носом, подставив солнцу мокрые от пота спины.

Но потом к нам в попутчики навязался дождь, даже не дождь, а дождик, и он то нагонял нас снизу, обгонял и по­ливал джунглевый лес и тропу перед нами, то спускался к нам сверху и задерживался с нами, как надоедливый и неприятный гость.

А мы шли и шли, сонные, мокрые, усталые, уже мол­чаливые, и многолетняя привычка заставляла нас пере­ставлять ноги и смиряться с рюкзаком, который оттягивал плечи, становился всё тяжелее и в то же время грел спи­ну, защищая её от холодного дождя и колючего ветра.

На высоте 2700 метров, за густыми ещё деревьями, за­маячили стены лоджии, где мы должны были заночевать. Но дверь была на замке, людей не было, и лишь коровы смачно жевали сочную траву на поляне, безучастно по­глядывая на нас. Стояние в мокрой одежде под навесом на холодном ветру оказалось бесполезным, и мы поняли, что хозяева уже не придут.

Дождь никуда уже не уходил. Он барабанил по крыше навеса, сердито шуршал по деревьям и журчал в ручьях, которые неслись нам навстречу по крутому склону горы, молча ожидавшей нас в темноте. И мы пошли дальше. Ни­кто никого не подбадривал, мы знали, на что шли, и ходь­ба под холодным дождём была не самой высокой платой за то, что ожидало нас впереди.

Тропа становилась всё круче, ветер на открытых ме­стах вырывался из ущелья и бил почему-то только в лицо и грудь, швырял в нас пригоршни дождя, который переме­шивался с потом и струился по спине, груди, затекал под мышки и спускался в ботинки по ногам. Когда через три часа этого марафона по грязи и камням сквозь деревья замелькали огоньки следующей лоджии, мы были почти без сил и последние десятки метров уже карабкались по крутому склону, падая лицами в грязь и поднимаясь снова и снова.

Лоджия, в которую мы вошли, шатаясь от усталости, оказалась не самой лучшей в нашей жизни. В ней было холодно, сыро и не было печки – этого обязательного эле­мента всех гималайских лоджий. Мы сняли с себя мокрую до последней нитки одежду и бельё, мокрое от пота и до­ждя, содрали с ног носки в отвратительной кроваво-гряз­ной слизи – это раздавленные пиявки (дзугга, как их зовут непальцы), которые залезли к нам в ботинки за долгий и тяжёлый сегодняшний маршрут. Затем переоделись в су­хое, и жизнь начала налаживаться. Развесили нашу одеж­ду, одинакового цвета носки, разложили на гуляющем по лоджии ветерке ботинки.

Мы поднялись за день примерно на полтора киломе­тра. Это много даже для таких одногорбых верблюдов, как мы с Серёжей. От переутомления и большого перепада высоты есть не хотелось, и мы со стонами наслаждения попадали в свои спальные мешки на жёстких нарах такой негостеприимной лоджии.

Забегая вперёд, скажу, что это был самый тяжёлый день нашего путешествия. Здесь собрались и обрушились на нас все неблагоприятные факторы: и двухсуточный не­досып, и чересчур длинный переход, и большой для пер­вого дня набор высоты, и долгий холодный дождь. И всё усугубило отсутствие хозяев в лоджии, где мы хотели, но не смогли заночевать.

Поневоле вспомнилось стихотворение, написанное в одном из предыдущих походов:

Если...

Если ты не готов трястись

От мороза в палатке на льду,

То скорее домой вернись,

Чтоб тебе не попасть в беду.

Если ты не готов идти

Под дождём часов десять подряд,

То тебе не пройти пути,

Ты вернись скорее назад.

Связи здесь неделями нет,

Твои близкие ждут беды,

И постелей здесь чистых нет,

И порой нет чистой воды.

Здесь пиявки тебя грызут,

И горняшка спать не даёт,

Только люди в горы идут

И не знают, что их там ждёт.

Утром наши вещи оказались такими же сырыми.

Из дневника Сергея Дудко:

«Состояние у всех скверное – одышка, аритмия, та­хикардия, у каждого где-то что-то болит... Надо это нам перетерпеть и за несколько дней постепенно набрать как можно большую высоту дневной работы и ночного отды­ха – надо суметь преодолеть слабость, недомогание, чтобы получить здесь высотную акклиматизацию, достаточную для результативной и безопасной для здоровья работы на предстоящих нам в Тибете высотах – до 5500 метров над уровнем моря.

Володя Никулин владеет искусством рэйки – лечения с помощью наложения рук, и нынче у него богатая практи­ка. Ну и обезболивающий крем для суставов тоже весьма популярен».

Отправляясь в путешествия такого рода, надо всегда иметь несколько комплектов белья и походной одежды. Мы всё это, конечно, имели. Оделись в сухое и пошли дальше. Сырую одежду и бельё сложили в пакеты и упа­ковали в рюкзаки до лучших времён.

Тропа от нашей сырой и холодной лоджии нырнула в лес и без крутого набора высоты повела нас дальше. Про­мелькнул в кустах оленёнок, затем ещё один. С высоких деревьев нас внимательно рассматривали белые обезьяны.

Через пару часов пути подошли к лоджии «Красная панда» и попили там чая. Встретили эстонца, совершав­шего кругосветное путешествие. Разговорились за чаем, и выяснилось, что мы с ним в один день, 10 августа, были на острове Ольхон на Байкале. Прошёл месяц, и мы встре­тились в довольно глухом месте в Гималаях, в провинции Лангтанг. Чудные бывают совпадения!

Поговорили, попрощались, и снова в путь: мы – вверх, а наш эстонец – вниз. Как сильно сближают такие встре­чи бывших граждан когда-то очень большой и много­язычной страны! Россия и сейчас, без бывших «братских республик», большая и многоязычная, но мне наша раз­лука кажется горькой и обидной.

Ещё пара часов, и мы на высоте 3600 метров. Это ме­сто нашего ночлега. Без ста метров высота Лхасы, но нам этого показалось недостаточно, и мы шли без рюкзаков наверх ещё один час. Под нами – громадные ущелья, плот­но забитые облаками, а над облаками сверкают снежные вершины гор, и ничто не мешает смотреть на них в упор и наслаждаться этой гималайской сказкой после долгой разлуки.

Здравствуйте, Гималаи! С далёких степей и лесистых гор Кубани, омытой двумя морями, мы принесли вам, ве­ликие гиганты, подпирающие синие небеса, свой привет и поклон. Пустите нас к себе и отпустите с миром. Мы хо­тим воздать вам славу и рассказать о вас тем, кто никогда здесь не был. Пусть в каждом проснётся интерес к вашей могучей красоте и грандиозному величию.

Впервые после бессонных ночей, утомительной езды по горной дороге и тяжелейшего перехода горы открылись нам. Мы стояли молча и смотрели на них с языческим благоговением.

Мы стояли. А облака шли. Шли густыми валами из окрестных ущелий, постепенно закрывая горы и синее, яркое небо над нами. Начал накрапывать дождь, и мы вернулись к месту нашего сегодняшнего ночлега. А там – уютный домик, просторная веранда с видом на горы и – о счастье! – металлическая печка, и рядом с ней – стол и скамьи.

Наш гид Сергей Лозовой погружает нас в местную жизнь, по-моему, чересчур глубоко. Он читает нам инте­ресные лекции о буддизме, о географии Гималаев, о быте и нравах местных народов, и мы его слушаем, сонно кивая и поддакивая.

Мы размякли около горячей печки. Одежда и носки па­рят на верёвках рядом, источая аромат далёких и тяжёлых путешествий. Но запахи не омрачают нам настроения. Ка­кая ерунда! Лишь бы ледяная вода не стекала за шиворот и на позвоночник, измученный походами с тяжеленным рюкзаком по Кавказу, Алтаю, Тянь-Шаню, Памиру, а те­перь вот и Гималаям.

Лекции хорошие. Но каша-цампа, которую Сергей с большим аппетитом поглощает и убеждает нас есть, – от­кровенно плохая. Видимо, мы не настолько буддисты и не настолько непальцы, чтобы есть её подряд несколько дней. Но выбор блюд в высокогорной хижине невелик, и приходится есть быстро надоевшую кашу, радуясь тому, что она хотя бы горячая.

Сергей часто и подолгу бывает в Гималаях, любит этот край, этот народ, его быт и естественное и откровенное погружение в эту среду, а мы хотим мяса и овощей. Ниче­го, внизу всё это будет. Или мы устроим бунт на корабле.

Ложимся спать пораньше, а утром нас встречает пре­красная погода, и мы, полусонные, выскакиваем на приго­рок у лоджии, чтобы ещё раз увидеть красоту Лангтанга, ещё более яркую, чем вчера.

Утренний воздух свеж и ясен, видны далёкие горы. Над ними радуга, и венчает эту волшебную феерию ярких красок пик Манаслу (8163 м). Здравствуй, Манаслу. Мы ещё увидимся с тобой поближе. А сейчас быстро завтра­каем. Опять цампа – какой ужас! Счастливчик Серёга, как аппетитно он уплетает её!

Рюкзаки на спину – и вверх. Бодро стучат трекинговые палки по камням, тропа почти сухая, солнце палит во всю свою мощь наши затылки, уши и шеи, но после дождей и мокрых джунглей, кишащих пиявками, хороши открытая горная тропа, жаркое солнце и прохладный ветерок с не­далёких ледников.

Но облака идут следом за нами из ущелья, и явно бы­стрее нас. На высоте 4200 метров они догнали нас, и с остатками древнего святилища на гребне хребта мы зна­комимся уже в густом тумане. Сразу стало сыро и промозг­ло. В горах кайф долгим не бывает. В тумане, вперемешку с мелким дождём, спускаемся к месту нашего последнего ночлега. Сушим одежду и неспешно обедаем. Все в отлич­ной форме. Бог, к тому же, идёт нам навстречу. Облака разошлись, и опять солнце не такое жаркое. Мы ринулись вниз. Через час попили чай в лоджии «Красная панда», и опять вниз.

К вечеру спустились на высоту 3300 метров к месту нашего первого ночлега. Когда нет дождя и одежда поч­ти сухая, эта лоджия не кажется такой негостеприимной. Разводим огонь под навесом. Готовим ужин. Людмила на­собирала грибов, отдала хозяйке лоджии, и та готовит их.

Прохладный тихий вечер. Как быстро мы сблизились в этом походе! Каким теплом веет от наших новых попутчи­ков – Сергея Лозового и Александра Рыбакова, сколько в них обаяния и терпения. Какой ненавязчивый интеллект и какие обширные знания во всём, что касается их про­фессий. Какой тёплый юмор и какое предусмотрительное внимание к старшим членам группы. Нам с Сергеем Вик­торовичем под семьдесят, и мы кажемся им, конечно, па­триархами горного туризма, которым нужна опека, а мы каждый день доказываем им и себе, что опекать нас рано и наши рюкзаки нам по силам, а тропа не такая уж и кру­тая. Но тёплое внимание ощущать приятно.

Александру Рыбакову тяжелее, чем любому из нас. Он фотограф экспедиции, а это значит, кроме обычного рюк­зака, который несёт каждый из нас, он тащит ещё гро­моздкие фотоаппараты и тяжеленные объективы. И ког­да мы просто любуемся пейзажами, он работает, делает снимки – горы с нами и без нас, наши кислые или весёлые физиономии во время коротких привалов. Затем собирает в кофры свою уникальную аппаратуру, догоняет нас, и че­рез какое-то время всё повторяется. Тяжела работа фото­графа в горах. Меня Бог миловал. Со мной лишь блокнот и ручка, а когда гель в ручке замерзает, достаю карандаш.

Гаснет вечер. Над хребтами загораются огромные и яркие гималайские звёзды, рдеют догорающие дрова в печке и сладко гудят натруженные ноги. Тело уже при­выкло к нагрузке, и высота нашей горной хижины (3300 м) после похода на 4200 м нам кажется очень комфортной.

К концу вечера в лоджию пришла группа местных ту­ристов и долго не могла угомониться. Наш гид рявкнул на них с неожиданной для его комплекции силой, и они быстро успокоились.

Утром опять ранний подъём. Нас это не огорчает, по­тому что вчера уснули рано. Мы уже по опыту знали, что ближе к обеду туман и изморозь сменяются противным дождём, и поэтому бодро пошли вниз. Конечно, спускать­ся – не подниматься, к тому же мы выспались, акклимати­зировались, и кошмар нашего ночного подъёма по этому участку ушёл куда-то далеко, стёртый яркими видами Ги­малаев и почти комфортными последними ночёвками.

Тропа была скользкая и грязная, но ноги стали по­слушнее, и мы почти бежали, догоняя, а порой и обгоняя друг друга. Через два с половиной часа мы были в селении Дунче, где нас уже ждал наш джип. И опять проклятые ги­малайские пиявки – дзугга – на ногах, руках, а у меня ещё и на шее. Откуда они только берутся!

Туча гналась за нами, но мы успели втиснуться в джип с нашими рюкзаками и покатили вниз, в Катманду.

И опять дождь то шёл, то прекращался, и в просветах облаков открывались могучие хребты Гималаев. На крутом повороте облака как-то вдруг рассеялись, и мы увидели на много километров вперёд глубокую долину реки. С проти­воположного берега, более крутого, вниз на сотни метров хлестали могучие водопады. Прямо от нас, с края дороги, по которой мы спускались, по более пологому склону вниз уходили ухоженные террасы. Склон был не менее двух ки­лометров в длину, и над террасами, среди тёмно-зелёного леса и нежно-зелёных полей, были разбросаны непаль­ские посёлки. Долина уходила далеко-далеко вниз, и над ней сверкала радуга.

Террасы тянулись параллельно реке на многие ки­лометры, и было совершенно невозможно представить, сколько десятков, а может, и сотен поколений делали эту фантастическую по своим объёмам работу под палящим солнцем или холодным дождём день за днём, год за годом и век за веком.

И снова облака смыкались, густая морось переходила в сильный дождь, на дорогу хлестали водопады с крутого обрыва. Вода бурлила в каменистом кювете, разливалась по дороге и размывала гравийную насыпь.

На дороге работали местные дорожные ремонтники – убирали рухнувшие с горы камни, дробили их и засыпали дроблёным камнем промоины и ямы. А неподалёку от них молодые непальские женщины купались под водопадом и мыли смоляные густые волосы. Иногда мы выходили из машины, чтобы разгрузить её на крутых подъёмах, и во время одного из таких переходов я увидел, как непаль­ская девушка танцевала на краю пропасти под дождём и смеялась так, как в Европе и Америке не смеются уже давно.

Танец в поднебесье

В Непале; в самом диком поднебесье;

Где мы, согнувшись, с рюкзаком бредём,

Смуглянка юная нам пела песни

И танцевала под густым дождём.

Её об этом люди не просили,

В ней просто счастье било через край,

В ней было столько первозданной силы,

И ей не нужен был небесный рай.

Свой рай земной она в себе хранила,

В душе своей невинной и простой,

И своим счастьем щедро одарила

Всех тех, кто шёл тяжёлою тропой.

В ней столько радости, слияния с природой,

Ей дождь холодный вовсе нипочём,

И счастлива она с любой погодой,

И кровь в ней бьётся бурно, горячо.

Её причёска чёрным водопадом

Бьёт по плечам и падает на грудь,

Она одна, лишь музы с нею рядом,

И боги ей завидуют чуть-чуть.

Она парит над краешком обрыва,

Под нею водопады и леса,

Нам никогда не быть таким счастливым,

Как камню не взлететь на небеса.

Чем ниже по ущелью мы спускались, тем лучше ста­новилась дорога. Участки, разрушенные ливнями, закон­чились, начались посёлки. В одном из них мы, наконец, нормально пообедали. Ели курицу с обжигающими спец­иями и овощами и заливали пожар, бушевавший во рту, холодным непальским пивом. Это было непередаваемое блаженство, и мы попросили нашего гида, доморощенного буддиста, не погружать нас больше в суровый и скудный быт местных жителей.

Очень довольные, доехали до дороги Покхара – Кат­манду, и тут настроение испортилось. Поток машин, вы­пускающих чёрные клубы дыма, запрудил всю дорогу. Все бешено сигналили и, не соблюдая никаких правил, неслись по дороге, в пыли, дыму и копоти. Наше путе­шествие среди воя сирен и перебранки водителей, в не­скончаемых пробках было невыносимо. Ноги затекли от долгого сидения в переполненной машине, жара и духота после прохладных гор и ущелий просто сводили с ума. Захотелось обратно в горы. Наконец въехали в Катманду и, потолкавшись по пробкам, подъехали к гостинице.

Какое блаженство – после долгих потных переходов под дождём, в грязи, ночёвок на грязных матрасах в про­копчённых лоджиях и семичасового путешествия в джипе, забитом до отказа пассажирами и рюкзаками так, что ног ни согнуть, ни разогнуть, оказаться в простом гостинич­ном номере с душем и нормальной кроватью!

Едим с наслаждением непальские пельмени, салат, пьём ласси с бананом и падаем в кровати. Завтра перелёт в далёкую и таинственную Лхасу.

Летим в Лхасу

Казалось, только коснулись головой мягких гостинич­ных подушек, а наш неутомимый гид уже стучит в дверь и торопит на выход. Спешно завтракаем, загружаем рюк­заки в джип, сами втискиваемся в него. Опять зажатые плечи, скрюченные ноги. Пробок в городе не было, и на подъезде к аэропорту – тоже, что бывает редко. Повезло.

Зал аэропорта почти пустой. Рейс задерживается, но нас это не пугает, мы выспались, и день только начинает­ся. Бродим по залам, рассматриваем настенные росписи и резьбу по дереву – национальные мотивы, цветы. Хорошо никуда не спешить. Рюкзаки сданы, регистрацию прошли, ждём посадки. Потом неспешно идём к «Аэробусу-319».

Выруливание на взлётную полосу и короткая стоянка на ней доставили удовольствие. Аэродром находится на возвышенности, и вид на Катманду великолепный.

Этот город хорошо рассматривать издалека. Среди не­высоких зелёных гор, в роскошной долине Катманду на берегах реки Багмати, всегда в какой-то дымке, он очаро­вывает...

Когда въезжаешь в город, он шумный, неухоженный, даже обшарпанный, весь в паутине проводов. Когда я был здесь в первый раз десять лет назад, он вдобавок ко все­му был ещё и отвратительно грязным, с горами бытово­го мусора на улицах и ручьями нечистот в кюветах. А по заборам и толстым жгутам проводов невозмутимо ходили обезьяны и внимательно поглядывали на сумки и рюкзаки проходивших мимо туристов.

Сейчас здесь уже не так грязно, появились новые здания, на улицах меньше проводов, и обезьяны куда-то исчезли. Появилось много машин, которые всё сильнее вытесняют микроскопические трёхколёсные автомобильчики, забитые до отказа туристами, и выгоняют на обочины велорикш и рикш, которым тоже надо как-то жить в современном го­роде. Катманду – это другой, непонятный, но интересный западному человеку мир, живущий по своим законам.

Катманду

Катманду запутался в проводах

И оглох от сигнальных сирен,

Смотрит сверху Сваямбунатх

На туристов у древних стен.

Пыль и дым дышать не дают,

И несутся лавины машин.

Здесь не знают про наш уют,

И не нужен он вовсе им.

Здесь царит свой особый мир,

И разлит в их душах покой.

И не доллар здесь вовсе кумир,

Но довольны здесь люди собой.

В тесном ложе бурлит река,

И горит погребальный костёр,

И над этой страной на века

Шива руки свои распростёр.

Но я слишком далеко ушёл в свои воспоминания. Наш самолёт взлетает над цветущей долиной Катманду, над отрогами гималайских хребтов, усеянных посёлками, до­мами и домиками, затерявшимися среди рисовых полей, лесов и дремучих зарослей.

По отрогам хребтов петляют многочисленные гравий­ные дороги, по привольно раскинувшейся долине Катман­ду, между уходящими в синюю дымку полями, извивается сверкающей змеёй река Багмати, и город Катманду с вы­соты кажется ухоженным и благоустроенным. Среди трёх-, четырёх– и пятиэтажных домов поднялись вверх несколь­ко вполне европейских высоток.

Затем отроги хребтов сменились снежными хребтами. Величаво проплыли вдали Эверест, Лхоцзе и сотни засне­женных вершин высотой поменьше и значительно помень­ше. Но всё равно в Альпах и на Кавказе они казались бы великанами и чудом природы, а на Тянь-Шане и Памире – старшими братьями знаменитых когда-то наших вершин Ленина, Победы и даже Коммунизма. Сейчас эти вершины не наши и называются по-другому. А жаль.

Но кончается всё. Кончились и великолепные снежные пики и хребты, и под нами поплыли серо-зелёные горы Тибетского плоскогорья с редкими и маленькими посёлка­ми. Затем коричневая от недавних дождей река, большие жёлто-коричневые озёра и поразительное изумрудное озеро – большое, длинное и извилистое. И это озеро было единственным украшением этой пустынной и неприветли­вой земли.

Ещё немного болтанки в снижающемся самолёте, и по­казалась широкая долина реки Цангпо и сама река, что привольно растеклась по всей долине, намыв большие и малые острова, поросшие лесом и кустарником.

Самолёт прошёл прямо над верхушками деревьев и по­катил по взлётно-посадочной полосе. Здравствуй, Тибет! Привет, Лхаса! Как давно мы ждали этой встречи.

В аэропорту нас встретили улыбчивые и миловидные девушки в прекрасной форме пограничников и таможен­ников, и формальности были недолгими. Груз, конечно, просвечивали, как везде. Но мы к этому уже привыкли. В зале прилёта обратили внимание на стеклянный куб с болтающимися там кислородными масками, но нам они не потребовались, хотя высота 3700 м над уровнем моря, ко­нечно, чувствовалась.

Около аэропорта нас ждал микроавтобус и доброжела­тельный гид с водителем. Опять гирлянды цветов, добрые приветствия, фотографии на память. Водитель проворно уложил наши рюкзаки в багажник, и мы по прекрасной че­тырёхполосной дороге покатили в Лхасу. И тут я цитирую Сергея Дудко, который здесь был шестнадцать лет тому назад и может оценить произошедшие перемены.

Из дневника С.В. Дудко:

«Вокруг чистота и порядок, всё опрятно и аккуратно обустроено. Везде государственные флаги Китая и буд­дистская символика. По замечательному новому мосту переехали могучую реку Цангпо и – по прекрасной доро­ге через умопомрачительный тоннель сквозь горы, потом ещё два очень впечатляющих тоннеля один за другим, и – город. Множество новых домов – спроектированных с использованием выразительных элементов традицион­ной тибетской архитектуры – все высотой не менее двад­цати пяти этажей. И все здания целенькие, прошлогоднее землетрясение никак на них не подействовало – строят китайцы не только красиво, но и очень надёжно, прочно. Вообще всё вокруг как-то надёжно и замечательно. На отличных дорогах удобные тоннели и роскошные авто­мобили. Через все реки и их притоки отличные новые мосты.

Когда я с кубанскими альпинистами попал сюда в 2000 году, Тибет был убогим, грязным, диким, жутким средневековьем. Теперь, всего-то через шестнадцать лет, китайский Тибет – это современная страна: краси­вая, ухоженная, удобная, гордая, знающая и уважающая своё великое прошлое, устремлённая в будущее, актив­но строящаяся, развивающаяся, активно обучающая свою молодёжь. Множество детей, все сытые, чистые, весёлые, опрятные. Многоэтажные школьные здания с концертны­ми и спортивными залами, стадионами... со школьными ав­тобусами. Везде, у каждого жилого многоэтажного дома, в каждом посёлке хорошо оборудованные спортплощадки... Современные большие стремительные машины "скорой помощи". Поразительно, как много можно сделать в та­кой короткий срок для народа хорошего, доброго, если не говорить об этом, а делать, если есть желание, и воля, и чёткое планирование, и жёсткий контроль, и реальная от­ветственность».

История Тибета

Первые следы пребывания человека на территории ны­нешнего Тибета датируются пятьюдесятью тысячами лет назад. Там, где сейчас находится посёлок Тингри, найде­ны каменные рубила и скребки. В центральной части Ти­бетского нагорья на высоте 4,6 тысяч метров люди жили 30-40 тысяч лет назад. И уже много свидетельств прожи­вания людей в этих местах относятся к 3000-2000 годам до н.э. В VI в. н.э. на территории Тибета уже занимались скотоводством, земледелием, производили керамические изделия. Последующие века ознаменовались появлением изделий из бронзы и железа. На плато Чангтан найдены артефакты Железного века. Согласно тибетским текстам, тут располагалась страна Шанг Шунг, от которой началась религия бон. Но есть и другие мнения относительно воз­никновения этой религии.

В конце VI – начале VII века Ярлунгская династия ти­бетских царей подчинила себе соседние племена. В то время между древним Тибетом и танским Китаем суще­ствовали политические, хозяйственные и культурные связи, а между правителями заключались династические браки.

Во второй половине IX века царство Тубо, как тогда назывался Тибет, пришло в упадок, и на триста лет Тибет погрузился в междоусобные распри и войны. Этот период получил название «период раскола». В середине XIII века Тибет попал в зависимость от Монгольской империи. Но зависимость эта не носила жёсткого характера, так какрелигиозные деятели Тибета, где в то время успешно раз­вивался буддизм, несли эту религию в Монголию, она при­знавалась властями и как-то усмиряла необузданные нра­вы диких кочевников, уже захвативших к тому времени Китай и многие другие государства.

Буддистские проповедники обеспечивали к тому же сбор и доставку в Монголию необременительной дани от Тибета.

После того, как Китай в 1368 году в результате народ­ного восстания вышел из состава Монгольской империи, начался долгий период сложных отношений Тибета с Ки­таем, власти которого пытались управлять Тибетом, давая титулы и золотые печати тибетским светским правителям и ламам.

В течение XIV столетия китайские власти предпринима­ли попытки вооружённого вторжения в Тибет, но каждый раз получали отпор. По мнению большинства исследова­телей, Тибет не был частью Великой Минской империи, и она не имела на территории Тибета постоянных военных гарнизонов, в отличие от Монгольской империи. Империя Мин слабела и была не в силах управлять Тибетом, а мон­голы постоянно наращивали своё военное присутствие на границах с Тибетом под предлогом защиты буддизма, и в конечном итоге в 1642 году Гуши-хан покорил Тибет.

После падения империи Мин Китай был завоёван мань­чжурами и стал неотъемлемой частью маньчжурской им­перии Цин. В Тибете постоянно шли внутренние войны, и это помогало маньчжурам укреплять свою власть над ним, хотя народные восстания против маньчжуров вспыхивали время от времени и порой приводили к уничтожению их гарнизонов. Но маньчжурские войска приходили опять и восстанавливали свою власть.

Правитель Непала Притхвинараян Шах в 1788 году на­чал войну против Тибета и разграбил его, но пришедшие на помощь Тибету китайско-маньчжурские войска разгро­мили непальцев и дошли до Катманду. По заключённому в 1792 году договору непальский правитель обязался не нарушать границ Тибета, вернуть награбленное и признал себя данником Цинской империи.

Победу над Непалом маньчжуры использовали для усиления своего влияния в Тибете.

Цинские наместники получили право участвовать в назначении и смещении министров, в контроле над фи­нансами и были поставлены в равное положение с далай-ламой и панчен-ламой, осуществляющими светское, рели­гиозное и духовное управление народом Тибета. Внешние связи далай-ламы тоже оказались под контролем цинских наместников. Резко увеличилась численность гарнизонов, состоявших из маньчжурских и китайских частей. Опаса­ясь иностранного влияния в Тибете, цинские императоры осуществляли политику его изоляции от внешнего мира. Но Тибет не был включён в империю Цин, а оставался от­дельным государством, хотя и очень зависимым.

Россия и Великобритания соперничали за влияние в Азии. И Тибет был одним из объектов этого интереса. В 1907 году русско-английские отношения по Тибету были урегулированы англо-русским соглашением, по которому обе стороны признавали сюзеренитет империи Цин над Тибетом.

Китай решил установить прямое правление над Тибе­том, и 12 февраля 1910 года войска вошли в Тибет и за­няли Лхасу, а 25 февраля было официально объявлено о низложении далай-ламы XIII, который успел бежать в Британскую Индию.

В 1911 году в империи Цин началась революция, це­лью которой было свержение маньчжурской династии и провозглашение национального государства. В ходе этой революции губернаторы отдельных провинций один за другим начали отделяться от Пекина, и империя Цин разрушилась. Тибет и Монголия объявили о своей неза­висимости на основе того, что они были связаны с мань­чжурской династией империи Цин, но не с Китаем как её частью. Мировые державы заняли позицию нейтралитета.

Монголия и Тибет в 1913 году заключили договор о дружбе и взаимопомощи и взаимно признали друг друга.

Во время Второй мировой войны Тибет занимал пози­цию нейтралитета.

В 1950 году Народно-освободительная армия Китая вошла в Тибетский район Чамдо, подавив сопротивление плохо вооружённой тибетской армии. В 1951 году пред­ставители далай-ламы, превысив свои полномочия, под­писали с Пекином соглашение по мирному освобождению Тибета, в котором утверждались китайские права на Ти­бет. Китай начал проводить жёсткие реформы, которые сопровождались репрессиями, уничтожением религии и китаизацией. Восстания жестоко подавлялись. Большин­ство монастырей было закрыто и частично разрушено, буддистские статуи вывезены в Китай и переплавлены.

Согласно китайским источникам, в 1959 году в Тибете были проведены демократические реформы, в ходе ко­торых был ликвидирован «отсталый феодально-крепост­нический режим». Значительная часть правительства, религиозных деятелей, монахов и десятки тысяч других тибетцев бежали в Индию, Непал и другие страны. На тер­ритории Индии (в городе Дхарамсала) работает Тибетское правительство в изгнании.

Китай активно осваивает Тибет, развивая его инфра­структуру, строя города, посёлки, дороги. Работы ведутся феноменально высокими темпами, что невозможно сде­лать без массового привлечения китайцев, в основном, мужского пола. Они приезжают в Тибет (с 1965 года он официально называется Тибетский автономный район), женятся на тибетках, и их дети считаются этнически­ми китайцами. На территории ТАР размещены китайские войска, движение на дорогах контролируется китайскими блокпостами.

Тибетцы не могут конкурировать с китайцами в тру­доустройстве ввиду своей низкой грамотности, и в основ­ном занимаются традиционными занятиями – животновод­ством и земледелием. Очень много мы видели тибетцев на строительстве дорог и посёлков в горных районах.

Я не сторонник, конечно, оправдания захвата Тибе­та Китаем, но в настоящее время, и мы это сами видели, произошли значительные позитивные изменения в жизни Тибета. Из действительно «отсталой феодально-крепост­нической» страны, где хорошо жилось только представи­телям религиозной и светской знати и монахам из бога­тых семей, Тибет превращается в быстро развивающийся регион Китая, где ведутся не только экономические, но и социальные преобразования.

Достаточно сказать, что за время китайского правле­ния в Тибетском автономном районе утроились сборы зер­на и поголовье скота. Средняя продолжительность жизни населения увеличилась с 36 до 67 лет.

И это является главным показателем качества жизни народа, а не количество монахов, благоденствующих в мо­настырях за счёт запуганного, забитого и невежественно­го населения.

Кстати, о монахах. Большинство монастырей, бывших на территории Тибета до 1950 года, действуют. Правда, монахов в них стало в разы меньше. Это не опустило уро­вень духовного развития населения Тибета, но улучшило экономическую и демографическую ситуацию. Думаю, ки­тайским властям хватит мудрости проводить экономиче­ские и социальные преобразования не в ущерб коренному населению Тибета, и тогда мир и спокойствие придут на смену векам междоусобных войн, нужды и угнетения.

Лхаса

Поселились в центре старой Лхасы, как всем и хоте­лось, потому что никого уже не удивить высотными новы­ми гостиницами.

Стены, потолки и колонны нашей гостиницы были разрисованы тибетским орнаментом – красочным, ярким и причудливым. Но мебель в ней стояла современная и вполне комфортная.

Разместившись, пошли знакомиться с местной кухней в китайское кафе. Ели нежный вкусный суп с овощами и мясо яка, совсем не такое жёсткое, как обычно в Непале, наверное, потому, что нарезалось тонкими ломтиками и тушилось в овощах. Да и як, вероятно, был помоложе. Не­пал – не такая богатая страна, чтобы забивать на мясо для туристов и путешественников молодых яков.

После нашего акклиматизационного трекинга в Непа­ле под постоянным дождём с тибетской кашей цампой на завтрак, обед и ужин мы почувствовали себя на седьмом небе. Потом была прогулка в новом для нас мире.

Моросил редкий дождик. По главной улице Лхасы в целлофановых накидках бесшумно неслись на электро­мотоциклах тысячи, а может, десятки тысяч китайцев и тибетцев. Свет огромной луны и яркие огни рекламы осве­щали их скрюченные фигурки – по два человека на каж­дом мотоцикле. За капюшонами их накидок лиц не было видно, и они казались нам инопланетянами. Все они мча­лись в одну сторону, видимо, в район своих общежитий после работы, и шипение шин по мокрому асфальту былоединственным звуковым сопровождением этого потока безвестных ударников китайского труда.

Утром, после завтрака в гостинице, – экскурсия в мо­настырь Джоканг. Джоканг – это самая главная святыня для буддистов. Основан он в седьмом веке. И вот уже три­надцать веков миллионы паломников устремляются сюда из Китая, Тибета, Индии, Монголии и Непала, чтобы найти здесь исцеление от физических и духовных страданий для себя и своих близких.

Многие паломники пересекали площадь Баркор – цен­тральную площадь Лхасы, что широко раскинулась перед монастырём Джоканг – простиранием, то есть падая ниц через каждый шаг. На ладони у каждого паломника, при­нявшего на себя такой нелёгкий обет, надеты деревянные дощечки, колени обмотаны тряпками или кожей, вдрызг ис­тёртой о камни, и при каждом простирании десятков и сотен паломников дощечки стучат по неровным камням площади, шарканье наколенников перемешивается с хриплым дыха­нием выбивающихся из сил людей, глаза исступлённо горят и ничего не видят, кроме ворот храма, его кровли и стен.

Руки и колени их истёрты до крови, но паломники уже не обращают на это внимания. Заветная мечта, цель мно­гомесячного пути близка. Запах монастырских благовоний уже кружит голову, и золотые лани смотрят со стен мона­стыря с терпеливым ожиданием и сочувствием.

Последние простирания, последние удары дощечек по истёртым за столетия камням, и паломники обессиленно вползают в ворота. А за ними новые волны паломников, и стук дощечек не прекращается весь день, а запах много­месячного пота перемешивается с запахом благовоний, устремляется к синим тибетским небесам и развеивается над священной землёй Лхасы, между бурых угрюмых гор.

Запомнился мне одноногий паломник, рвущийся к за­ветной двери с такой же скоростью, как и его здоровые попутчики.

Велика сила веры. Велика и плодотворна.

Осторожно сторонясь паломников и пропуская их впе­рёд, входим и мы в эту главную буддистскую святыню.

Храм Джоканг был построен в 639 году. Начал строи­тельство храма тибетский царь Сонгцэн Гампо. По мест­ным преданиям, китайская принцесса Вэньчэн, ставшая женой царя Сонгцэна Гампо, отождествляла это место с телом демонического создания женского пола. На том ме­сте, где сейчас стоит храм, находилось озеро, и принцес­са назвала это место гениталиями демоницы, а просторы прилегающей к озеру суши отождествляла с телом мифи­ческого создания.

Царь приказал осушить озеро и воздвигнуть на его ме­сте величественный храм, пригвоздив, таким образом, к земле и обезвредив демоническое чудовище. Храм для тех времён был огромен.

Четыре этажа храма потрясают своим убранством. В нём находятся многочисленные статуи Будды, и среди них самая древняя статуя Джово Шакьямуни. Подход к храму также охраняют величавые статуи Будды.

И на площади Баркор перед храмом, и в самом храме курятся благовония, создавая особенную атмосферу по­гружения в далёкое прошлое. Кажется, машина времени перенесла тебя на тринадцать веков назад, и ты полно­стью отключился от своего настоящего, и бродишь, бро­дишь по этажам среди убаюкивающего, какого-то медита­тивного гула, среди запахов благовоний и ячьего масла, которое нагревается от пламени воткнутых в него фити­лей. В глазах рябит от монашеских одеяний, от разноязычных паломников в национальных и европейских одеждах, от яркой позолоты и раскраски многочисленных статуй Будды. И только когда поднимаешься на верхний этаж, ви­дишь вначале старые дома исторического центра Лхасы, а за ними – высотные здания современной Лхасы, справа на горе – грандиозный дворец Потала, и вдыхаешь свежий ветерок Тибетского нагорья, начинаешь понимать, кто ты такой и где находишься. Далеко могут увести древние ри­туалы и намоленные места, где столетиями велась непре­рывная работа над сознанием людей.

Монастырь Джоканг – не единственный монастырь Лха­сы. На склоне хребта выше города находится монастырь Сера. До 1959 года в нём было пять тысяч монахов. Сей­час осталось пятьсот. Здесь монахи изучают монастырские дисциплины двадцать и более лет. После долгого обуче­ния они начинают оттачивать свои знания в диспутах со своими товарищами и наставниками.

Эти диспуты проходят в монастырском саду, в присут­ствии многочисленных паломников и туристов, и носят не­сколько театральный характер. Стоящий монах задаёт во­просы сидящему на земле или циновке монаху, предваряя каждый свой вопрос характерным хлопком правой ладони о левую в направлении испытуемого монаха. Около двух сотен монахов, крепких, стриженых, в бордовых одеждах без рукавов, таким образом проверяют знания друг друга, полученные за двадцать лет обучения. И резкие хлопки ладони о ладонь сопровождаются такими же резкими во­просами экзаменаторов и неспешными ответами экзаме­нуемых монахов.

Гул этого экзамена, который не прекращается в саду уже много столетий, отражается от древних стен мона­стыря, поднимается над кронами деревьев монастырского сада и гаснет на соседних улицах. Паломники и туристы заворожено бредут вокруг этой аудитории под открытым небом, всматриваются в возбуждённые лица экзаменую­щих и сосредоточенные лица экзаменуемых и пытаются хоть как-то, из-под полы, сделать драгоценные снимки этого древнего шоу.

...В гостиницу мы пришли переполненные впечатлени­ями и отправились ужинать в уже знакомое нам кафе.

Утром подъём в 7:00 по местному времени. У нас в Краснодаре – два часа ночи, и наши близкие спят и, мо­жет быть, видят нас во сне. Мы часто думаем здесь о них и понимаем, что они беспокоятся. Как хорошо, что есть со­товые телефоны, и связь, хоть и нерегулярная, возможна.

Завтрак в гостинице в 7:30. Шведский стол, и набор блюд вполне европейский: сок, салаты, поджаренный хлеб, омлет, чай.

Наш улыбчивый гид Тенсинг с водителем уже ждут нас. Грузим рюкзаки – и вперёд. Сегодня переезд в Ши– гадзе. В Лхасе идёт дождь. Лхаса в переводе с тибетско­го – «обитель богов». Что ж, и боги должны жить по об­щим законам, если хотят, чтобы их уважали.

Машин на улицах немного. Значительно больше мото­роллеров и мопедов с электрическими бесшумными двига­телями. Тысячи целеустремлённых китайцев и китаянок в накидках от дождя, как призраки, опять проносятся мимо нас под доброжелательными взглядами своих вождей, ко­торые улыбаются им и нам с многочисленных плакатов. На всех плакатах вожди Китая – от Мао Цзэдуна и Дэн Сяопи­на до Си Цзиньпина – изображены рядом, плечом к плечу. Мудрые китайцы таким образом подчёркивают единство и преемственность власти, что успокаивает простодушный народ и позволяет ему с надеждой смотреть в будущее.

И основания для этой надежды есть. Поэтому и мы улыба­емся китайским вождям. Они успешно ведут свой народ к процветанию.

Лхаса – большой, чистый город, и уютные кварталы новых домов не подавляют величавый дворец Потала, ца­рящий над городом на каменистом склоне горного хребта, и не мешают Джокангу и другим монастырям жить своей жизнью. Да, монахов стало меньше, но тем, кто остался, никто не мешает жить по древним канонам буддизма и не­сти древнее знание людям. Содержать же многие тысячи монахов в каждом городе – это значит обрекать остальной народ на жалкое прозябание.

Тибет сейчас – одна из провинций Китая, и о прежней закрытости от всего мира нет и речи. Но оппозиция китай­ским властям существует, поэтому есть некоторые ограни­чения, но мы их ещё не чувствовали.

В Лхасе собираются туристы, паломники и привержен­цы буддизма со всего мира, и им есть где поселиться и хорошо провести время.

Желающие могут совершить кору (ритуальный обход священного места) вокруг монастыря Джоканг. Вчера по­сле ужина прошёл эту кору и я. Накрапывал дождь, но на­роду на коре было много. Со мной рядом шли туристы из разных стран, которыми руководила лишь любознатель­ность, но было и много паломников из Китая, Монголии, Японии и Непала. Паломники перебирали бусины чёток, бубнили себе под нос или распевали молитвы и крутили молитвенные барабаны. Некоторые паломники делали кору с простиранием, но таких было значительно меньше, чем утром на площади Баркор перед храмом Джоканг.

По Тибету

Наш микроавтобус вырывается из города. Дождь по­степенно прекращается, небо светлеет, и в микроавтобусе становится теплее. Дорога хорошая, и километры уходят назад незаметно. Аккуратные посёлки, с преобладанием жёлтого и бордового цветов, украшенные флагами и гир­ляндами, остаются позади один за другим.

Иногда останавливаемся у постов для проверки доку­ментов. Машины с туристами в районе Тибета – ныне Ти­бетского национального округа – должны ехать по графику, соблюдая скоростной режим. Если мы подъезжаем к посту раньше, приходится, не доезжая до поста полкилометра или километр, останавливаться и ожидать назначенного срока. Всё это мотивируется заботой о безопасности ино­странных туристов. Говорят, что были аварии с большим количеством жертв. Может быть, и так. Ведь мы в горах.

Слева от нас идёт железная дорога. За ней мощная линия электропередач. Справа такая же линия электро­передач. Значит, район осваивается серьёзно.

На остановках, у постов, столы с сувенирами. Некото­рые из них интересны. Но сейчас не до них. Рюкзаки и так забиты до предела, и на ночёвках их приходится перекла­дывать, чтобы найти нужную вещь.

К середине пути до Шигадзе ущелье сужается. ЛЭП вскарабкивается на скалы, железная дорога ныряет в тон­нель и куда-то исчезает, а река цвета кофе с молоком су­жается, подходит вплотную к дороге и прижимает её к склону ущелья.

Каждая площадка склона используется для сельского хозяйства. Микрополя ржи и ячменя разбросаны по скло­нам ущелья, и некоторые из них, поддерживаемые подпор­ными стенками из камня и бетона, не превышают по пло­щади 100-150 квадратных метров. Есть над чем задуматься российским аграриям. Ведь у нас миллионы гектаров пло­дородных земель не используются, а продукцию сельского хозяйства скупаем по всему миру, в том числе и в Китае.

На 185-м километре от Лхасы, после небольшого посёл­ка, долина резко расширяется, река привольно растекает­ся по ней, образуя острова, поросшие травой, кустарни­ками и лиственными деревьями. И опять поля – большие, поменьше и совсем маленькие.

– За последние шестнадцать лет здесь изменилось всё. Средневековое убожество осталось в прошлом. Мы едем по другой стране, – говорит Сергей Викторович Дудко. – Здесь была гравийная дорога, электроэнергии вообще не было.

Трудолюбивые китайцы не изменили только горы. Они такие же серые и угрюмые, как и тысячи лет назад, а до­лина реки Цангпо уже другая. Ухоженная, благоустроен­ная и заселённая трудолюбивыми людьми.

А мы едем и едем навстречу её течению. Она устрем­ляется к далёкому океану, а мы – к её истоку и самым великим горам мира. Справа от нас серое, покрытое жёл­тыми пятнами песка Тибетское плоскогорье уходит на се­вер к Памиру, когда-то нашему, и Алтаю – нашему, родно­му, с уже нашенской, русской красотой, хвойными лесами и красавицей Катунью, чью воду можно пить без всяких фильтров и таблеток и без страха заболеть какой-нибудь гадкой болезнью, от которой в России, да и здесь, очень трудно вылечиться.

А дорога петляет и петляет вдоль реки, мимо святи­лищ Будды, увитых гирляндами молельных флажков, к об­лакам, закрывшим верховья ущелья и упавшим на резвую Цангпо. В машине ненавязчиво звучит тибетская музыка, гармонично сливаясь с горами Тибетского плоскогорья, с рекой, с нашим гидом Тенсингом, водителем, сгорбившим­ся над баранкой, и нами, жителями привольной Кубани, что желтеет сейчас сжатыми полями у самого синего в мире Чёрного моря, на южной окраине великой и необо­зримой России.

Город Шигадзе весь расцвёл километровыми гирлян­дами разноцветных флажков. Флажки на всех зданиях, флажки на стенах и крышах монастыря Ташилунпо, флаж­ки на скалах, окружающих город. Этот город – резиден­ция панчен-ламы, второго лица в религиозной иерархии Тибета.

Монастырь Ташилунпо – главная достопримечатель­ность этого города. Количество монахов в нём значитель­но поубавилось после «культурной революции» и захвата Тибета армией КНР, как и во всех других монастырях. Но монастырь живёт прежней жизнью. Учёба продолжается, службы идут. Сохранилась и самая большая в мире статуя Будды Майтрейи.

Нам повезло. Мы попали на большой религиозный праздник, который проходит в монастыре один раз в год. Начинается праздник многодневной медитацией, затем продолжается семидневной трапезой и заканчивается трёхдневными танцами. Все эти действия происходят в перерывах между службами.

Мы наблюдали за службой тибетских монахов. Оде­тые в яркие ритуальные одежды монахи потрясающе пели и раскачивались в такт мелодии. Курились благовония.

Многочисленные изваяния будд прошлого, настоящего и будущего во главе с внушающей благоговейный трепет величавой скульптурой Будды Майтрейи, казалось, ушли глубоко-глубоко в свой внутренний мир, и переменчивые ритмы монашеских песнопений уже не могли пробудить их от вековой медитации.

Монахи пели. Их лица были исполнены блаженства. Нашего присутствия они, казалось, не замечали, и мы, за­стыв перед таинством их молитвы, стояли поодаль от их многочисленных рядов и молча внимали им, не понимая ни слова, но явно ощущая суть и дух происходящего.

Затем были ритуальные танцы монахов под гулкие зву­ки барабанов, звон литавр и громко ревущие трубы дли­ной около трёх метров.

Танец четырёх молодых монахов сменился танцем че­тырёх пожилых монахов с огромными мечами, которыми они виртуозно владели, выделывая свои сложные па в не­удобной для танца одежде, громоздких войлочных сапо­гах с загнутыми носками и с большой сумкой, которая бол­талась у них около колен, свешиваясь с плеч на длинной тесёмке. Трубы ревели на разные тона, как при конце све­та, оглушительно грохотали барабаны, литавры пронзи­тельно врывались в мелодию, подчиняя её определённому ритму, мечи монахов сверкали и звенели, ударяясь друг о друга над головами танцующих, а лица монахов были пре­исполнены необыкновенного достоинства и значимости. Явно ощущалось, что они исполняют важный и дорогой для себя ритуал, и наше присутствие их не беспокоит.

Всё действие проходило на монастырской поляне раз­мером тридцать на пятьдесят метров. Зрителями были три десятка монахов и около полусотни паломников и путеше­ственников со всех концов света.

Потом мы бродили по Шигадзе. Город выглядел впол­не современно. Рядом с монастырём недавно построен хо­роший открытый стадион с футбольным полем и площад­ками для волейбола. На улицах – площадки с большим количеством самых разнообразных тренажёров. Много китайских столовых и кафе. В одном из них мы прекрасно поужинали.

Оказываясь в новой для себя стране, надо быть осто­рожнее и скромнее в выборе блюд и заказывать понемно­гу, потому что блюда могут оказаться очень большими. В этот раз так и оказалось. Огромные чашки очень вкусного мяса с овощами и специями мы осилили с большим тру­дом, и в последующие дни заказывали по одной порции на двоих.

Большая высота давила на организм, лишала аппетита и делала нас вялыми. Сознание было притуплено, и все события, которые вокруг нас происходили, и весь окружа­ющий мир, удивительный и необычный, воспринимались без той остроты и яркости, которой они заслуживали.

А в шикарном по тибетским меркам отеле в фойе на мраморном полу нас ожидали гружённая поклажей ло­шадь, рядом с ней – собака с бордовым шарфом на шее, тибетец в национальной одежде и обуви, в высокой мехо­вой шапке, и два яка с поклажей.

Эта скульптурная композиция точно отражает много­вековой образ жизни коренного населения Тибета, да и Непала тоже.

Некоторые этнографы и историки называют матери­альную культуру этих стран культурой яка. Як перевозит грузы, даёт шерсть для одежды, кожу для обуви, мясо и молоко для пищи. Навоз яков идёт на отопление жилья, и мне не один раз приходилось ночевать в высокогорных лоджиях, где внутренние перегородки сложены из кизя­ка яка. Не скажу, что это комфортно, но когда на улице холодно, идёт снег или дождь, то радуешься и этому. Па­латки на большой высоте носить тяжело, и если по всему маршруту есть лоджии, пусть каменные, неоштукатурен­ные и даже с перегородками из навоза яка, то ими надо с благодарностью пользоваться.

Но я отвлёкся. В этом путешествии по Тибету нам не пришлось пользоваться такими лоджиями. И от культуры яка мы вкушали лишь мясо яка.

Утром – опять забитый рюкзаками, коробками с прови­зией и этюдниками микроавтобус. Опять ранний подъём. Как хорошо путешествовать в приятной и близкой тебе по духу компании!

Все не выспались. У всех болит голова и давит сердце, но никто не жалуется. Все доброжелательно пошучивают друг над другом. Рассказываем друг другу всякие случаи из прошлых путешествий. Мой «сокамерник», наш велико­душный руководитель Иван Геннадьевич Чайка (я его так называю, потому что мы постоянно ночуем в одном номе­ре), дал мне прозвище – Бывалый. Наверное, за возраст и за то, что достаю его многочисленными советами, которые он терпеливо и деликатно выслушивает. Хотя наверняка знает больше, чем говорит.

Нам с Сергеем Викторовичем Дудко – особое внимание и тепло. Мы намного старше остальных. Каждый старается перехватить наши рюкзаки и поднести к микроавтобусу. Мы, понятное дело, артачимся и показываем изо всех сил, что мы парни хоть куда. Пока это нам удаётся.

Сегодня нам предстоит проехать 240 километров от Шигадзе до Тингри через два перевала – Чанг-Ла (4530 м) и Джамп-Суло (5200 м).

Опять замелькали поля ячменя, однотипные посёлки тибетцев и сухие русла рек в горных долинах. Безмятежную горную идиллию нарушила лишь огромная база, застав­ленная строительной и землеройной техникой: бульдозе­рами, экскаваторами, погрузчиками и кранами. Особенно много было дорожной техники: автогрейдеров, катков. Сюда эта техника прибывает из промышленных центров Китая по железной дороге, а отсюда на трейлерах и своим ходом отправляется благоустраивать огромные тибетские пространства – строить высокогорные дороги, мосты и по­сёлки вдоль дорог. Строительство ведётся масштабное, с размахом и большой скоростью. И становится совершенно очевидно, что Китай пришёл в Тибет навсегда. И никакие поездки далай-ламы XIV, никакая работа правительства в изгнании, которая ведётся в Индии, никакие протесты ев­ропейских и американских буддистов и даже самосожже­ния фанатиков на площади в Лхасе не изменят сложивше­еся положение вещей. Да и надо ли его менять?

На перевале Чанг-Ла остановились и погуляли немного для акклиматизации. Была хорошая погода, и дорога про­сматривалась на десятки километров, как назад, в сторону Шигадзе, так и вперёд, в сторону Тингри. Под ярко-синим тибетским небом проплывали редкие невесомые облака. На дороге, сколько мог увидеть взгляд, – никого, пусто и в серой долине, и лишь бурые горы внимательно всматри­ваются в нас, как будто желая спросить: зачем вы здесь? Что вам нужно в этом краю?

Я давно заметил, что когда находишься в безлюдных горах, особенно если ты один, и уже не первый день, воз­никает ощущение, что природа живая. Что она видит тебя, думает и чувствует. Становится понятно, что пантеизм – религия наших древних предков – был основан не только на страхе перед грозными силами стихий и природы, но и на поклонении перед ними.

Прекрасное «детство человечества», как сказал когда– то Максим Горький, с богами неба, моря, земли, гор, охоты и ремёсел, было не так уж далеко от нас – каких-то две тысячи лет назад, а у нас на Руси – и того меньше, а где– то совсем рядом – всего несколько столетий. Да и сейчас на планете Земля можно найти уголки, где обожествление сил природы – обычное дело.

Мы стоим на перевале Чанг-Ла в полном одиночестве, и отголоски древних религий бродят в нас, детях двадца­того века. Века космоса, атомной энергии и компьютеров.

Ветерок теребит гирлянды молитвенных флажков, рас­тянутых на перевале от чортена к чортену. Чортен – это такая святыня в виде купола, насыпи или часовенки со шпилем, символизирующая буддистское учение о миро­устройстве.

И вспомнились мне стихи, написанные в Гималаях де­сять лет назад:

Вечер в Пангбоче

Я в доме живу у ламы,

Среди Гималайских гор.

Царит в небе Ама-Даблам,

Над нею – звёздный шатёр.

Ветер флажки листает,

Молитвы на небо летят,

Судьбу нашу боги знают

И делают, что хотят.

Я не думал, что когда-нибудь ещё поеду в Гималаи, но боги распорядились, как захотели, и вот я здесь.

Людмила, пользуясь краткой передышкой, позанима­лась немного йогой, мои друзья побродили по склонам пе­ревала, я поотжимался от нагретых солнцем камней, и мы поехали дальше. И опять спуск в долину, затем подъёмы и спуски. Ощущается набор высоты.

На высоте 5000 метров обогнали команду велосипеди­стов в ярких спортивных костюмах. Дорога стала хуже, по­явились выбоины, в одном месте разрушилась подпорная стенка, и мы увидели бригаду рабочих, ведущих ремонт­ные работы. На этой высоте каждый шаг даётся с трудом, а они работают, пользуясь тёплой погодой, и даже не зна­ют, что мы восхищаемся ими.

Перед перевалом Джамп-Суло ущелье расширилось, и мы увидели отару овец, пасущихся на горе выше пере­вала, и сам перевал, украшенный множеством гирлянд с флажками и большой нарядной аркой.

Через перевал легко перешагнула новенькая линия электропередач и пошла дальше, в сторону Эвереста, свер­кая серебристой краской своих опор и гудя проводами.

Перевал Джамп-Суло встретил нас ласково. Ветра поч­ти не было. Мы гуляли по перевалу и окрестным пригор­кам, и высота в 5200 метров нас не очень давила, хотя и ощущалась. Через два часа мы поехали дальше, в посёлок Тингри, расположенный на высоте 4300 метров, и заноче­вали в нём.

Чувствовали себя этим вечером и ночью неважно. Пер­вый подъём на высоту 5200 метров и спуск с неё, хоть и на автомашине, дался нелегко.

В убогой гостинице мы бросили наши спальные мешки на замызганные постели, залезли в них и накрылись сверху пуховыми куртками. В оконные щели дуло. В не закрываю­щиеся двери заглядывали тибетские и китайские физионо­мии, но это всё было неважно. Хотелось спать. Завтра едем к главной цели нашего путешествия – Эвересту.

Утром выехали в 8:00 по графику, хотя эта ночь была, конечно, не самой приятной в нашей жизни. Дорога, не­круто поднимаясь, шла по долине, где местные жители, в основном тибетцы, убирали ячмень. На маленьких участ­ках работали серпами, на участках побольше косили яч­мень роторными косилками, которыми наши рабочие косят траву на обочинах дорог и на газонах. Иногда встречались маленькие трактора с косилками.

Через два часа пути начался крутой подъём, и мы уви­дели серпантин дороги, уходящей далеко и высоко в гору. Этот серпантин вывел нас на перевал Джаула (5200 м). На перевале было холодно. Ветер гнал над нашей головой тёмные тучи, и они стремительно улетали вдаль и закрывали горизонт и грандиозную панораму пяти вось­митысячников – Макалу (8463 м), Лхоцзе (8511 м), Эве­реста (8848 м), Чо-Ойю (8189 м), Шиша-Пангмы (8046 м).

Мы поверили на слово Сергею Дудко, что они совсем рядом и вот-вот откроются, и начали с волнением ожидать их появления, то бродя по перевалу под неумолчное трепе­тание и хлопанье разноцветных флажков, то прячась от хо­лодного и сырого ветра в наш спасительный микроавтобус.

Но облака не расходились, а наоборот, становились всё гуще и опускались всё ниже, огорчая своей насторажива­ющей чернотой. Мы поехали дальше, к базовому лагерю, по такому же серпантину, уходящему на другую сторону перевала.

Асфальтированная дорога с огромными объёмами зем­ляных и бетонных работ, построенная совсем недавно на такой высоте, потрясала своим качеством. Одна петля серпантина плавно переходила в другую, огромные под­порные стенки поднимались над бетонными водоотводны­ми лотками высоко в небо, как стены могучих крепостей, многочисленные мосты и водопропускные трубы уходили под колёса нашей машины, и казалось, не будет конца этому памятнику строительной индустрии и инженерной мысли Китайской Народной Республики.

Но кончается всё. Закончился и серпантин, от кото­рого у некоторых закружилась голова, и мы выехали на прямую дорогу, уходящую вверх по широкой долине. Мы с усталым любопытством озирали окрестности.

Из дневника Сергея Дудко:

«Вокруг невысокие оранжевые горы с причудливыми пятнами ультрамариновых теней на фоне кобальтового неба с нежными сиреневыми облаками...

...Руины крепости Тин три Дзонг, я рисовал их в про­шлый раз. А вот и посёлок Таши Дзонг в широкой речной долине – отсюда до монастыря Ронгбук рядом с Эверестом остаётся всего сорок километров.

Совсем нет теперь в Тибете узких длинных деревянных тележек на высоких тонких колёсах, нет низкорослых ло­шадок, украшенных яркими плюмажами, флажками и лен­тами. Остаются неизменной памятью прошедших веков лишь остатки древних глиняных крепостей вдоль дороги.

Ещё один подъём, и мы видим перед собой Эверест – великийпрекрасныйжуткий – во всём своём великоле­пиикрасоте и величии».

Под Эверестом

Сергей Викторович не был здесь шестнадцать лет, и я, конечно, понимал, с каким волнением он ждал новой встречи с Эверестом.

Мы поняли, что лучшего места для работы наших ху­дожников не найти, и помогли им вынести и установить этюдники. Художники остались работать в районе уничто­женного во время «культурной революции» и сейчас вос­станавливаемого монастыря Ронгбук, а наш микроавтобус и мы в нём, расположившись несколько поудобней, пока­тили дальше.

Через несколько километров асфальтированная до­рога закончилась, и мы увидели нагромождение самых разных палаток и машин. Здесь предприимчивые китай­цы и тибетцы перехватывают людей, желающих увидеть базовый лагерь альпинистов и Эверест поближе, и за от­дельную плату везут их несколько километров по тряской гравийной дороге на своих потрёпанных джипах. Здесь же могут покормить лапшой и напоить чаем, продать мест­ные сувениры и открытки с самым высокогорным адресом в мире. Правда, отправить эти открытки можно только из Лхасы или Шигадзе.

Жизнь в этом промежуточном лагере кипит и гудит. Поднимается дым над палатками, тибетцы носятся вокруг с тарелками лапши и кружками чая в грязных, неизвестно когда мытых руках, тащат дрова и котелки. Китайцы про­дают сувениры и открытки. Мы бродим среди этой сумато­хи на ватных ногах и ищем машину, чтобы ехать дальше.

Нашли. И вот наш джип, ровесник «культурной ре­волюции» в Китае, прыгает с камня на камень. Прошли полчаса, которые показались нам вечностью, и мы у ба­зового лагеря альпинистов (5300 м). Боже мой! Сколько альпинистов со всех стран и континентов мечтали и меч­тают попасть сюда! Сколько побывало здесь молодых и не очень молодых людей, пожелавших бросить дерзкий вызов великой горе и осуществить свою жаркую мечту! Не всем улыбнулась фантастическая удача стоять на за­ветной вершине.

Эверест

Эверест, или Джомолунгма – самая высокая гора на на­шей планете (8848 м). Даже такие вершины, как Чо-Ойю и Макалу, тоже превышающие отметку в 8000 метров, теря­ются рядом с ней. Лишь красавица Лхоцзе (8516 м), рас­пластавшая свои отроги, как крылья, над долиной и лед­ником Кхумбу, сопоставима с Эверестом, когда смотришь на неё с непальской стороны, с пика Кала-Патхар. А если смотреть с северной стороны, из Тибета, и она меркнет рядом с этим гигантом.

Тибетцы называют Эверест Джомолунгмой (что озна­чает «богиня – мать Земли»). Это название живёт в Тибете много столетий и впервые нанесено на карту французским миссионером-иезуитом в Пекине в 1717 году. Официаль­ное непальское название горы – Сагарматха (в переводе с санскрита – «небесная вершина») – принято в 1965 году. Эверестом гора была названа в 1856 году в честь Джор­джа Эвереста, руководителя британской геодезической службы в Индии. Незадолго до этого, в 1852 году, гора была признана высочайшей вершиной Земли.

Многие пытались подняться на вершину Эвереста, как группами, так и в одиночку, что выглядит совершен­но фантастически для людей, обладающих сегодняшни­ми знаниями об этой горе. Наиболее серьёзные попытки предпринимались английскими альпинистами в 1921,1922 и в 1924 годах.

Эти экспедиции хорошо изучили подходы к вершине с северной стороны, из Тибета, опробовали кислородное оборудование для восхождения, изучили влияние высот Эвереста на человеческий организм, собрали геологиче­ские образцы. Ни одна из этих экспедиций не обошлась без человеческих жертв. Всего в трёх экспедициях погиб­ло двенадцать человек.

Последними в третьей экспедиции погибли выдающи­еся альпинисты Джордж Мэллори и Эндрю Ирвин. Вернее, они просто пропали, не дойдя до вершины. Тело одного из них, Мэллори, было обнаружено на высоте 8200 метров в 1999 году американской исследовательской экспедици­ей под руководством Эрика Симонсона. Тело опознали по вышивке «Дж. Мэллори», сохранившейся на одежде. В на­грудном кармане куртки было найдено превосходно со­хранившееся письмо от жены Мэллори с множеством по­чтовых марок. Всяческие сомнения развеялись – это был Джордж Мэллори. Судя по всему, его падение произошло где-то между «первой ступенью» и нижним выходом из кулуара над лагерем номер шесть.

Выше «первой ступени» находится «вторая ступень», которую, по свидетельству великого итальянского аль­пиниста Р. Месснера, покорившего все восьмитысячни­ки планеты, пройти с тем снаряжением, которое было у Мэллори и Ирвина, было невозможно. Впрочем, какое-то время в печати блуждала версия о том, что китайская экс­педиция 1960 года нашла часть снаряжения Мэллори и Ирвина выше «второй ступени».

Известный путешественник и альпинист Крис Бонинг­тон попросил показать ему фотографии этих находок, и оказалось, что они найдены ниже «первой ступени». Участник экспедиции 1924 года профессор Ноэль Оделл, который последним видел двойку «Мэллори – Ирвин», со­гласился с мнением Р. Месснера, что видел альпинистов не на «второй» (8685 м), а на «первой ступени» (8550 м). Таким образом, версия о том, что Мэллори и Ирвин всё же побывали на вершине, практически отпадает. Слишком мало у них было времени и слишком велики были техни­ческие трудности.

Только 29 мая 1953 года участники британской экспе­диции Эдмунд Хиллари и шерп Тенцинг Норгей поднялись на вершину Эвереста.

После этой великой для мирового альпинизма даты на Эверест поднялось более пяти тысяч человек, и некоторые из них – не по одному разу. Первая команда из Советского Союза под руководством академика Е.И. Тамма поднялась на Эверест в 1982 году по юго-западной стороне Эвереста. В 1991 году со стороны Непала, по восточному гребню, поднялась команда России.

В 2004 году состоялось восхождение российской ко­манды по центру северной стены.

Все три маршрута признаны в альпинистском мире уни­кальными по сложности. Краснодарские альпинисты в ко­личестве двенадцати человек, возглавляемые генералом Юрием Агафоновым, весной 2000 года полным составом своей группы поднялись на Эверест. Как сказал спортив­ный руководитель команды Иван Аристов: «Мы были пер­выми, кто штурмовал вершину в этом году. Нам пришлось бить ступени, навешивать перильные верёвки, то есть ис­пытать всю трудность и прелесть первовосхождения»[1].

При минимальном финансировании, почти без помо­щи шерпов, кубанские альпинисты проделали огромную работу по переноске грузов, нужных для восхождения и обработки маршрута. Это был заслуженный успех.

«Каждый сделал то, что мог. Говорить о нашем успехе как-то неудобно. Но когда после восхождения в базовый лагерь приехало снимать нас телевидение из Китая, а не­сколько дней спустя, уже в Катманду, мы увидели себя на спутниковом канале американского телевидения, у нас у всех была гордость за Россию»[1], – так Иван Аристов под­вёл итоги своей второй экспедиции в Гималаи.

А ведь у нас была ещё первая экспедиция – на Макалу (в 1998 году), и третья – на Чогори (К-2) (в 2007 году), и обе удачные. Команда кубанских альпинистов вошла в элиту мирового альпинизма. И отличительная черта этой команды: за три сложнейших и опаснейших восхождения – ни одного погибшего, ни одного серьёзно пострадавшего. Хотя без ушибов, мелких ран и, конечно, горной болезни не обошёлся ни один.

...Мы с трудом поднялись на холм, который высился над гравийной площадкой базового лагеря. На ней стояло всего несколько палаток.

И над площадкой, и над нами, и над всем вокруг царил Эверест, то закутываясь в облака, то разгоняя их своим могучим дыханием. Над его вершиной, колеблемый косми­ческими ветрами, висел флаг из снежной пыли.

Ветер падал с отвесных склонов Эвереста, трепал по­лотнища одиноких палаток и гудел, как реквием тем аван­тюристам, честолюбцам и просто спортсменам, кто навсег­да остался в ледяных могилах на полпути к своей великой и не сбывшейся мечте.

Когда мы через несколько часов вернулись к нашим ху­дожникам, Сергей Викторович и Людмила уже заканчива­ли свои первые, пусть небольшие, картины с изображени­ем Эвереста, и мы были потрясены работой, которую они проделали. Картины были разные. У Сергея Викторовича грозная стена Эвереста заполняла всё полотно. У Людми­лы Эверест величественно красовался на дальнем плане картины, вырастая из окружающего пейзажа.

Мы помогли им загрузить этюдники и картины в маши­ну и поехали к месту ночлега. Теперь у нас появилась ещё одна обязанность – беречь картины от соприкосновения с вещами, с нами и машиной. Краска на этой высоте упорно не хотела сохнуть, и её запах сопровождал нас уже до конца путешествия.

Ночевать спустились в посёлок Таши Дзонг. Наш до­брый, бородатый, как моджахед, гид Сергей Лозовой ска­зал:

– Пока жили в гостиницах, имитирующих дома и быт тибетцев. Теперь поживём в настоящих тибетских домах.

Он опять вводил нас в быт коренного населения. Но назвался груздем, полезай в кузов. Вот мы с огромными рюкзаками и полезли по узким деревянным лестницам в свои убогие каморки и с наслаждением растянулись на деревянных кроватях, расписанных тибетским орнамен­том. Внизу в просторном зале топилась огромная печь, и бегали дети. Хозяйка готовила ужин из наших продук­тов. На этот раз обошлось без тибетской каши-цампы, и погружение в тибетский быт оказалось не очень глубо­ким. Печь слегка дымила, пахло ячьим кизяком, на сте­нах сквозь лёгкий слой копоти просматривался тибетский орнамент.

Мы спустились к столу, и нас облепили милые замур­занные тибетские дети. Они совали нам свои простенькие игрушки, и мы угостили их фруктами из наших припасов. Контакт наладился, и мы почувствовали себя как дома, в большой деревенской семье.

Ужин был неспешным и обильным. Потом долго пили чай с маслом и молоком. Легли рано. Спалось плохо, по­тому что за день поднялись с высоты 4400 м под Эверест на 5300 м и опять спустились на 4400 м. Организм не про­щает такие нагрузки, и всем было не очень хорошо.

Из дневника Сергея Дудко:

«Прошедшая ночь для меня опять была тяжёлой, со­всем не отдохнул. Насморк, одышка, болит горло, и ухо заболело...»

Рано утром выехали в сторону перевала Джаула. При свете фар поднялись по серпантину крутой дороги на пе­ревальную седловину. Непроглядные тучи. Сидим в авто­бусе, укутавшись в пуховики, ждём рассвет. Потом подня­лись по склону над перевалом до высоты 5500 м, увидели там обустроенную обзорную площадку и расположились на ней.

По всей линии горизонта продолжали лежать тёмные облака, и казалось, никакой силе не сдвинуть их с места. Затем стало немного светлеть, облака пришли в движение, и показалась громада Эвереста и прилепившаяся к нему Лхоцзе, затем ещё больше посветлело, и одна за другой засверкали вершины Чо-Ойю и Шиша-Пангмы, и с ними ещё десятки вершин, которые могли бы стать украшением любой горной системы мира. То появляясь, то опять исче­зая за облаками, воткнулся в небо пик Макалу.

Художники макали непослушные кисти в растворитель и краску и пытались перенести эту не передаваемую ни­какими словами красоту на свои холсты. Им было очень трудно. Сознание на такой высоте притуплено, воздуха не хватает, ноги становятся ватными, и руки устают держать кисть и удерживать колеблемые ветром мольберт и холст.

Над перевалом Джаула

Панорама пяти восьмитысячников глазами художника

Подгибаются ноги, стою и смотрю,

Высота – пять пятьсот, облака где-то ниже.

Кто опишет мне эту густую зарю

И седой Эверест, который я вижу?

Ветер треплет гирлянды флажков на ветру,

Там, внизу, перевал ими густо обвешан.

Да, не зря поднялись мы сюда поутру,

Гдe наш шаг стуком сердца измерен и взвешен.

Посмотрите, таких панорам больше нет

Нигде в мире, и даже в России далёкой.

Шиша-Пангма нам справа шлёт свой привет,

Макалу слева вырос, как штык одинокий.

Посредине меж ними царит Эверест,

Притулились к нему и Лхоцзе с Чо-Ойю,

Поклоняюсь тебе, властелин этих мест,

Я тебя повидал, и теперь я спокоен.

И пусть нечем дышать, и пусть сил больше нет,

Нам не тронуться с места такого святого.

И пусть ветер срывает с обрыва мольберт,

Я его подниму и возьму кисти снова.

Мы все испытали необыкновенное потрясение от фан­тастической панорамы, которую нам повезло увидеть.

Александр Рыбаков с необыкновенным проворством менял фотоаппараты и объективы и снимал, снимал, сни­мал...

К сожалению, сказочная панорама гималайских гиган­тов сверкала перед нами не весь день. Облака стали на­ползать на отдельные вершины, потом вновь открывать их и опять наползать.

Через пять часов всё закончилось. На высочайшие вер­шины Гималаев легли плотные облака, и нам оставалось любоваться только бурым Тибетским нагорьем, которое широко раскинулось за нашей спиной.

Мы слегка утомились от пребывания на высоте верши­ны нашего Эльбруса и от возбуждения, в котором провели эти великолепные, незабываемые часы.

Погрузив этюдники и картины наших художников, мы сели в микроавтобус и покатили вниз с перевала, с гру­стью понимая, что эту панораму мы больше не увидим никогда.

Утешением нам была мысль, что она останется на кар­тинах Сергея и Людмилы и на фотографиях Александра Рыбакова, нашего замечательного добряка, острослова и фотохудожника.

К вершине Чо-Ойю

Через небольшое время мы свернули с дороги, по ко­торой ехали к Эвересту в сторону вершины Чо-Ойю, и остановились на ночлег в посёлке Тингри. Здесь присут­ствие мощной китайской экономики почти не ощущалось. Кафе, где мы обедали, было с чисто тибетским колоритом и тибетскими посетителями, которые с любопытством и нисколько не стесняясь нас разглядывали.

Но мясо яка, мелко нарезанное и потушенное с луком, и рис с приправами оказались вкусными, и мы простили нашим добродушным хозяевам и грязь на полу, и пыль на стенах, и маленьких грязных попрошаек, которые крути­лись у нашего стола.

Гостиница была такой же, как вчера. Ужин готовили наши гиды и хозяева гостиницы. Но после хорошего обе­да есть уже не хотелось. Высота основательно притупляет аппетит, и порции яка с порцией риса, съеденных на троих в тибетской столовой, хватило нам до следующего утра.

Незабываемы ночлеги в тибетских гостиницах. Холод, ветер в разбитые окна, грязь на полу и на стенах, гряз­ное тряпьё на постелях, чумазые и раскосые физиономии тибетцев в никогда не закрывающихся дверях. И туалет в конце коридора, где вместо унитаза – несколько дырок в бетонном полу. Зловонный запах и двери без щеколды или крючка, пугающе покачивающиеся от сквозняка, до­полняют неприглядную картину.

Спалось в Тингри неплохо. Просыпался всего два раза и почти сразу засыпал. В груди, конечно, давило, и ды­хание не было абсолютно свободным. Но что поделать, 4500 метров над уровнем моря и постоянные подъёмы на 5200-5500 метров дают о себе знать. Но мы с Сергеем Вик­торовичем знали, на что шли, поэтому что хотели, то и получили. Наш гид Сергей Лозовой и фотограф Александр Рыбаков – парни бывалые и ещё молодые, их организмы легче справляются с высотными нагрузками и непривыч­ным питанием. Остальным путешественникам – нашему руководителю Ивану Геннадьевичу Чайке и художнице Людмиле Сергеевне – тоже нелегко. У них нет высокогор­ного опыта. Но держатся они отлично, и мы рады за них и рады, что они с нами.

Мы с Сергеем Викторовичем иногда позволяем себе покряхтеть по-стариковски и в сотый раз сказать, что ста­рость не радость, но всерьёз это никто не воспринима­ет, да и мы сами считаем себя вполне молодыми в свои 68 лет, и наша молодёжь за нас уже так не переживает, как в начале путешествия.

Старый горный турист или альпинист похож на старую полковую лошадь. Вот лежит она на поляне после вче­рашнего марша, и кажется, никакая сила не заставит её подняться. Но заиграла полковая труба, и она хоть нехотя, но поднялась, покрутила головой, топнула копытом, за­ржала, и вот уже готова к новому далёкому переходу. Так и мы с Сергеем Дудко. Утром проснулись. Все болит. Голо­ва гудит. Сердце еле трепыхается. Но оделись. Вскинули рюкзаки на плечи и опять готовы ко всему – переездам, переходам и ночёвкам чёрт-те где.

О привычная тяжесть рюкзака, как часто ты спасала меня от утреннего малодушия и желания бросить всё и уйти от продутых всеми ветрами перевалов, вершин и ледников туда, где густой сосновый лес, где трава и цветы по пояс, запах шашлыка и вкус коньяка! Но у каждого своя карма, мы постигаем её здесь, в Тибете, и ни о чём не жалеем.

Утро, как всегда, начинается с проверки состояния здоровья. Безопасность всех участников путешествия, членов Русского географического общества, – приоритет нашей экспедиции. Иван Геннадьевич Чайка следит за этим очень внимательно. Наш местный гид Тенсинг каж­дый день снимает показания нашего здоровья прибором, похожим на прищепку, только чуть побольше и с батарей­кой. Всовываешь палец в эту пластмассовую прищепку, и через пару минут получаешь результат. Мои показатели: пульс – 73 удара в минуту, насыщение организма кислоро­дом – 82. Это хорошие показатели. Они нравятся нашему благодушному Тенсингу, и он говорит Сергею Лозовому, что мои показатели – как у тибетца. Я, конечно, очень горжусь и с ещё большей энергией продолжаю собирать свой рюкзак.

Сегодня на завтрак омлет и чай с тостами. Просто Ев­ропа в самом центре Гималаев! Не хватает ещё стакана апельсинового сока для полного сходства.

Выехали в 8:00 по направлению к Чо-Ойю. На окраине посёлка увидели серьёзное строительство. Новый микро­район – десятки недостроенных зданий – поднимался из унылой тибетской земли. Между ними гудела землеройная техника. Над ними колдовали мощные краны. Всюду сно­вали китайские и тибетские рабочие.

Наверх к вершине Чо-Ойю поднималась щебёночная дорога, вернее, щебёночное основание будущей асфаль­тированной дороги. Основание было хорошо спланирова­но, и в целлофановой упаковке ровными полосками ухо­дили вверх бетонные бордюры. Экскаваторы планировали обочины и откосы насыпи, мощные катки укатывали до­рогу, и нам кое-где приходилось объезжать места работ. Но объезды были тщательно спланированы и не создавали больших неудобств.

И слева, и справа тянулась унылая бурая равнина, поросшая редкими кустиками травы. Кое-где паслись не­большие стада яков. Дорога уходила всё дальше в горы, и строительство её не прерывалось. Рабочие-тибетцы воз­водили подпорные стенки из камня на цементном раство­ре, строили бетонные водопропускные трубы и укладыва­ли бетон в водоотводных кюветах. Рядом с дорогой стоял мощный растворобетонный завод, и машины развозили от него бетон и раствор для строительных участков.

Весь Тибет застраивается. За всем этим чувствуется мощная, экономически развитая держава с сильной поли­тической волей.

Китайцы пришли сюда всерьёз и надолго. Навсегда.

Они обустраивают посёлки. Строят интернаты и шко­лы. Ведут дороги не только к Эвересту, что вполне понят­но, учитывая мировой интерес к этой горе, но и к другим районам Тибета, более отдалённым от Лхасы и Эвереста. Трудно представить, когда окупятся эти затраты, вложен­ные в обустройство унылых плоскогорий Тибета с редкими долинами, где гравийные русла пересохших за лето рек занимают большую часть равнины, а редкие поля ячменя, которые можно шапкой накрыть, вызывают только чув­ство сострадания к местному населению, чьё трудолюбие и терпение беспредельны.

Дорога привела нас к скоплению палаток и одному ка­питальному зданию из бетонных блоков. Оказалось, что это базовый лагерь восходителей на Чо-Ойю и армейский пост.

Дорога тянулась дальше в горы, к самому подножию Чо-Ойю, но перед нами опустили шлагбаум. Требовалось специальное разрешение. Мы отъехали назад, чтобы не раздражать наших китайских товарищей. Выбрали удоб­ное место с видом на Чо-Ойю, и наши художники присту­пили к работе.

Чо-Ойю

Чо-Ойю, шестая по высоте вершина мира (8189 м), расположена в Центральных Гималаях, северо-западнее горы Эверест. Она находится на границе между Непалом и Тибетом, или Тибетским автономным районом Китая, как его теперь называют.

Когда мы шли к озеру Токио, а потом и к пику Гокио– Ри, могучая белая стена этой горы с пирамидальным пи­ком посередине несколько дней была перед нами, и нам не наскучило смотреть на неё, благо погода была хоро­шая. С севера, из Тибета, она смотрится гораздо суровей и сложнее для восхождения. Мощные, крутые ледники и чёрные скальные стены отпугивают легкомысленные предположения о лёгком и успешном восхождении. Рядом с Чо-Ойю находятся вершины, которые ненамного усту­пают ей в высоте, но Чо-Ойю не теряется рядом с ними и выглядит очень впечатляюще.

Многие восходители, мечтающие «покорить» Эверест, вначале поднимаются на неё. Лыжник Даво Карникар из Словении перед своим знаменитым спуском с вершины Эвереста спустился вначале с вершины Чо-Ойю.

Первое восхождение на вершину Чо-Ойю совершила австрийская команда из девятнадцати альпинистов под руководством Герберта Тихи.

Горы такой высоты не прощают легкомысленного к себе отношения, слабой подготовки и плохой экипировки, и на её склонах навсегда осталось немало альпинистов и их помощников-шерпов.

Сергею Викторовичу, ветерану высокогорных пленэ– ров, опыта и терпения не занимать, а Людмила Сергеевна хоть и впервые работает на такой высоте, тоже терпеливо переносит и ветер, и холод, и необходимость работать в неудобной одежде и перчатках.

Вспомнились стихи, когда-то написанные мной и по­свящённые Сергею:

Ты не вельветовый блузон

И пышный галстук надевал,

Ты в робе шёл за горизонт

И перевалы штурмовал.

Так стыли руки на ветру,

И щёки обжигал мороз,

Но ты нам утренний Эльбрус

Сюда, на выставку, принёс.

Горняшка, ветер, жизнь в снегах –

Твоё призвание и крест.

А перед нами на холстах –

Царящий в небе Эверест.

Брожу по залам и хмелею,

Не в силах оторвать свой взгляд

Я от пейзажей чародея,

Что здесь, на выставке; висят.

Тут горы будто наяву,

И я в плену прекрасных грёз.

Ты Гчмалаев синеву

Сюда, на выставку, принёс.

Та выставка, на которой много лет назад Сергей Дудко впервые показал картины своего Гималайского цикла из первой поездки в Гималаи, потрясла зрителей. Это было открытие нового мира, интересного не только любителям гор, но и всем, кто любит природу, искусство, нашу ма­ленькую прекрасную Землю.

Уже не носят в горах брезентовые робы, как во вре­мена нашей с ним молодости, но современные пуховые куртки и надетые поверх них лёгкие ветровки всё равно неудобны для художников. Работа с красками на такой вы­соте требует дополнительных усилий.

А ветер выжимает слёзы из глаз, мотает этюдник и леденит лицо, измазанное кремом от солнечных ожогов. Тёмные солнцезащитные очки искажают цвет красок, при­ходится их часто снимать, и к вечеру невыносимо болят глаза от солнечного излучения, и даже облака не защища­ют человека от высокогорного солнца.

А Чо-Ойю то покажет свою вершину над плотным сло­ем облаков, то приоткроет мощное основание, сверкнув льдами, то откроется вся во всём своём ледяном велико­лепии.

Художники неутомимо работают красками, Александр Рыбаков ловит каждое мгновение, чтобы поймать краса­вицу Чо-Ойю в свой огромный объектив, проводники гото­вят обед из китайской тушёнки и помидоров, а я сижу на камне неподалёку и пишу стихи. Первые стихи, написан­ные на высоте 5300 метров. Не судите строго. Кислород­ное голодание всё-таки.

Дорогая моя Чо-Ойю,

Обнажи, пожалуйста, плечи.

Скоро вечер, уже скоро вечер,

Так поддайся на просьбу мою.

Ты закуталась в облака

И навстречу нам гонишь ветер,

А мы все так хотели встречи

И приехали издалека.

Бурых склонов претит нам тоска,

Ледяное своё одеянье

Покажи нам под солнца сияньем,

Разгони хоть на миг облака.

Все мы видим роскошный подол

Одеяния ледяного,

И взываю я снова и снова,

Ну не зря же сюда я пришёл!

Чо-Ойю то внимала моим мольбам и недолгое время блистала в своей ледяной наготе, то опять закутывалась в облака и швыряла в нас клочья тумана и гроздья дождя. А художники работали и работали, ловя недолгие просве­ты в облаках.

К вечеру возвращаемся в посёлок, где ночевали пре­дыдущую ночь. Отогреваемся тибетским чаем, ужинаем и скрючиваемся в своих спальных мешках, укрываясь сверху пуховыми куртками.

Какое это счастье – современная пуховая куртка! Весит немного. Места занимает в рюкзаке мало. Но как же при­ятно в неё закутаться на отдыхе в обледеневшей палатке или в холодной тибетской гостинице, где кизяк чадит в печке, и неизвестно когда разгорится, а весь день про­шёл на холоде или под дождём! Не экономьте на пуховых куртках, если надолго связали свою судьбу с горами. Она спасёт вас в любой тяжёлой ситуации.

Вот и сейчас мы пригрелись под ними. По окнам бара­банит холодный дождь, ветер гуляет по комнате, и дверь скрипит, то открываясь, то закрываясь, а нас охватывает дремота, и мы куда-то проваливаемся.

Красавица Шиша-Пангма

На следующий день едем к Шиша-Пангме, последнему восьмитысячнику нашей экспедиции. Эта вершина цели­ком находится на территории Тибета. Дорога к ней идёт по широкой долине с рекой, в которой плещутся мои ста­рые знакомые – гималайские утки. Когда-то я видел их на озере Токио в Непале на высоте 4800 метров. Утки эти значительно больше наших диких уток и даже немного больше наших домашних. Оперение их жёлто-оранжевого цвета смотрится на этой высоте, среди угрюмых гор Ти­бетского нагорья, совершенно экзотически.

Нашу красавицу Шиша-Пангму мы увидели через 120 километров от посёлка Тингри. В левом борту доли­ны горы серо-грязного цвета разошлись, и она предстала перед нами во всём своём ледяном великолепии на фоне ярко-синего неба. Мы остановились и задумались, ехать ли дальше. Потом всё-таки решили ехать до базового ла­геря. Через несколько километров, у посёлка Олд Тингри, строящегося на высоте 4800 метров, асфальт закончился, и мы ехали ещё двадцать километров по гравийной доро­ге. Слева и справа лежали широкие пастбища, на которых паслись яки, лошади и овцы. Впереди, у кольца гор, замы­кающих роскошную долину, синело большое озеро.

В конце долины, у посёлка Селонг, который тоже стро­ился бешеными темпами, свернули круто влево и увидели перед собой Шиша-Пангму опять, но уже совсем близко.

Шиша-Пангма, красавица Шиша-Пангма! Она невы­сока относительно других восьмитысячников – 8046 метров. И одиноко царит вдали от них на северной окраине центральной части Гималаев, рядом с большим красивым озером. К ней примыкает огромная долина с речками и ручьями. Это идеальное место для разведения скота. На­верное, поэтому вольный перевод с тибетского названия горы Шиша-Пангма означает «гора, под которой хорошие пастбища». Склоны её не круты и совсем не пугающи, но это, наверное, потому, что мы стояли у её подножия, на берегу чистой речки, на зелёной траве и под синим-синим небом. У тех, кто поднимался на её вершину, наверное, другие представления о ней.

Первыми поднялись на эту гору китайские альпини­сты – в мае 1964 года. После этого на ней побывало много альпинистских групп из разных стран мира. Были здесь и русские альпинисты.

Мы тряслись в нашем микроавтобусе по крупному гра­вию, по следам проехавших до нас машин. Дороги уже не было. Гора становилась всё ближе и уже закрывала собой горизонт. В почётном карауле у Шиша-Пангмы стояли две снежно-ледовые красавицы: правее – Поронг-Ри (7250 м), левее – Моламенкинг (7661 м).

Был тёплый день, ярко светило солнце, и лёгкие облака проплывали высоко, не закрывая гор. На поляне, у самого подножия горы, клокотала небольшая речка, и рядом с ней бежал ручей. На берегу ручья стояла большая армейская палатка, и мы остановились неподалёку. Здесь не было шлагбаума, да и солдат здесь не было. За ручьём бродили овцы. Шиша-Пангма была видна во всей своей красе, ка­залось, совсем рядом. Мы поставили свои палатки, и пока наши гиды с водителем готовили обед, Сергей и Людмила с упоением рисовали Шиша-Пангму, я, как всегда, писал свой дневник, из которого сейчас отжимаю эти строки.

Замечательную гималайскую пастораль нарушила лишь огромная отара овец и их погонщики, бесцеремон­но пришедшие к нам в гости. Наивные и любознательные до нахальства, всё осмотрели, ощупали. Затем то ли в шутку, то ли всерьёз попытались утащить за речку нашу единственную женщину, но мы без особого труда отсто­яли её.

Прекрасный день незаметно перешёл в прекрасный вечер, и над нами засверкали гирлянды созвездий, а Млечный Путь, как драгоценный пояс, устланный мил­лионами алмазов, перепоясал всё небо и распластался над светящимися в полной темноте вершинами. Большая Медведица висела над нашими палатками, и, глядя на неё, нам казалось, что мы уехали от родных мест совсем недалеко. Звёзды были совсем рядом, крупные и яркие. Внизу, в суете города, в пыли и копоти, никогда не уви­дишь такой фантастической красоты. А здесь, казалось, протяни руку – и возьмёшь звезду. Конечно, это только казалось.

Я пошёл вдоль бурчащего ручья в гималайскую ночь и долго сидел на камне, прощаясь с величественными го­рами, тёмным небом, сверкающими звёздами. Я понимал, что больше не увижу этого фантастического великолепия, и осознавал, что мне сказочно повезло, и я оказался в за­мечательном месте с замечательными людьми. Не знаю, как долго я бы сидел среди этого гималайского безмол­вия, нарушаемого лишь бормотанием ручья, но мои до­брые товарищи бросились меня искать и чуть ли не силой утащили в палатку.

Ночью дул сильный ветер, и было холодно. Но тёплое термобельё и пуховые спальные мешки не дали замёрз­нуть. К высоте мы уже привыкли, и ночёвка у подножия Шиша-Пангмы на отметке 5300 метров прошла нормаль­но.

К утру от конденсата верх палаток покрылся ледком, но когда поднялось солнце, этот ледок стаял, палатки стали влажными, и от них пошёл пар. Мы не торопи­лись – не хотелось уезжать из такого уютного и красиво­го места.

Неспешно позавтракали, и пока собирали рюкзаки, палатки подсохли, и мы уложили их в машины. Прощай, тибетская красавица Шиша-Пангма! Забыть тебя невоз­можно, а встретиться вновь вряд ли получится.

Наш микроавтобус запрыгал по роскошной долине вниз. Мимо изумрудного озера, мимо снежных вершин, мимо яков и овец, мимо их чумазых пастухов, приветливо махавших нам руками. Солнце яркого тибетского дня рас­калило автобус, было грустно, будто мы что-то потеряли и уже не найдём.

Выползли стихи:

Болят глаза от солнечных лучей,

Защитные очки здесь не спасают.

Здесь склоны гор уныло ниспадают

В долины рек, не радуя очей.

Здесь ветер – постоянный спутник мой,

И лишь друзья приносят мне отраду,

Здесь холодно, и нет тебя здесь рядом,

И потому так хочется домой.

Но долг есть долг, и посему

Мы до конца пройдём свою дорогу,

Мы много здесь прошли,

осталось так немного.

Мы, как всегда, готовы ко всему.

Угрюмый мой Тибет,

твоих холмов печальных

И красоту сверкающую гор

Мне не забыть вот с этих самых пор

И не постичь твоей заветной тайны.

Прощайте, белые великаны

Дорога до Шигадзе была длинной и утомительной. Наш микроавтобус то плавно катил по широкой долине, то поднимался на высокие перевалы. Нам то ярко свети­ло солнце, то опускались тучи, и брызгал холодный злой дождь вперемешку с градом.

Уже поздно вечером мы подъехали к гостинице, в ко­торой ночевали по дороге к нашим вершинам. Горячий душ был нам роскошной наградой за долгую дорогу, но поужинать не удалось, всё было уже закрыто. Утром снова в путь.

Из дневника Сергея Дудко:

«Приехали в город Гьянгдзе – два часа пути. Вос­хищаемся монастырём Пелкор-Чёде, он основан ещё в XV веке! Здесь же шедевр мировой архитектуры – ступа Кумбум, десять тысяч изображений Будды. Это истинные архитектурные шедевры! А какая внутри скульптура, ка­кие настенные росписи! Какое декоративно-прикладное убранство интерьера! А как красивы массовые богослуже­ния буддийских монахов! Как величественна и прекрасна священная музыка богослужений! Непрерывно из столе­тия в столетие круглые сутки, сменяя друг друга, монахи распевно читают молитвы, ритмично ударяя в барабан и литавры, активируя священных защитников жизни на Земле.

Как вокруг всё ярко, образно, органично, звонко. Как ощутима разлитая вокруг тысячелетняя мудрость.

Великая культура! Великая история! Высокая духов­ность, озарённость, немыслимый покой и умиротворён­ность. Здесь можно провести много лет, но восторг, вос­хищение человеческими талантами и гордость за людей будут неизбывны».

Мощные крепостные стены города Гьянгдзе когда-то остановили английские войска, вторгшиеся в Тибет со сто­роны Индии.

Монастырь Кумбум является третьим по значимости центром буддизма после Лхасы и Шигадзе. Он набит до отказа рукописями со священными текстами, переведён­ными с санскрита на тибетский язык. Многие рукописи продолжают переводить и сейчас. Мы это видели. По­ражаешься трудолюбию и терпению тибетских монахов, переводящих древние индийские тексты день за днём, месяц за месяцем, год за годом. И так всю жизнь. А по­том приходили новые поколения монахов и продолжали священное дело передачи знаний следующим поколениям при слабом свете тибетских свечей, торчащих из чанов с ячьим маслом.

А сейчас приезжают путешественники со всего света, и кто-то просто глазеет на уходящие под мрачные потолки ящики с древними рукописями, а кто-то пытается хотя бы частично, по современным изданиям постичь их непрехо­дящую ценность.

Гостиница в городе Гьянгдзе оказалась современной и просторной, с большими лифтами, и служащий гостиницы, доброжелательный и улыбчивый, развёз наши уже подна­доевшие рюкзаки по хорошим номерам. Затем был ужин, написание этих строк и отбой.

На следующий день, после прекрасного завтрака в 9:00, мы выезжаем в Лхасу. Путь предстоит долгий, через два перевала – Карола (5039 м) и Камбала (4999 м). Едем по неширокой долине. Слева река бежит нам навстречу. За ней посёлки с большим количеством деревьев, что не­типично для скучных и неуютных тибетских посёлков.

Через два часа пути увидели гору Нанджин-Канцо (7216 м), объезжаем её справа и видим могучий разо­рванный ледопад, висящий на крутых скалах. Ещё кило­метр пути, и выезжаем на просторный зелёный перевал Карола (5039 м). Пасутся яки.

Справа ещё одна снежная вершина – Капуронг (6674 м). Спускаемся в широкую долину. Напра­во – поворот в Бутан. До Бутана 70 километров. Перед поворотом с огромного плаката нам ласково улыбаются руководители Китая, и мы едем прямо. Как отказаться от радушного приёма! Проезжаем посёлок, и сразу за ним – озеро Кангму. Это священное озеро. Его ещё называют «душа панчен-ламы».

У каждой ветви тибетского буддизма свой монастырь, своё священное озеро и священная гора. Рядом с озером Кангму находится озеро Ямдрок Цо. Это самое красивое и большое озеро Тибета. Его длина – 150 километров. На берегах озера почти нет посёлков, но очень много яков, овец и ярких цветов. В переводе с тибетского Ямдрок Цо означает «бирюзовые серьги богини». Вода в нём совер­шенно чудного бирюзового цвета. Это озеро мы видели, когда летели из Катманду в Лхасу. С высоты десяти тысяч метров оно казалось нам ещё более живописным. Другие озёра Тибета не имеют столь яркой окраски, и среди бу­рых Тибетских гор их вода кажется серой.

Далеко тибетским озёрам до прекрасных озёр моей ро­дины. Наши озёра Байкал, Телецкое, Мультинские озёра на Горном Алтае, Кольсайские озёра на Тянь-Шане живо­писнее всех тибетских озёр. Их берега покрыты роскош­ной, волнующе пахнущей тайгой. Да и воду из них можно пить без опасения получить какую-нибудь гадкую болезнь или отравление.

Чудные озёра родину моей! Вы подарили мне много счастливых дней, наполненных до краёв вашей красотой и щедростью. На берегах ваших растёт дикая малина, чер­ника, земляника, грибы. А кедровые орехи! Добывать их в тайге – отдельное приключение, есть их – наслаждение.

В ваших водах плавает рыба, вкуснее которой нет на свете, и я помню, как на Мультинских озёрах закусывал водочку только что выловленными хариусами, слегка их присолив. А байкальский омуль, а нерка! Что может быть вкуснее!

Хорошо во многих краях нашей планеты, я могу судить об этом по собственному опыту, а не по туристическим буклетам. Но нет земли краше и щедрее, чем моя родина – Россия! Чем дальше уезжаю от моей родины, тем больше её люблю. И с каждым днём разлуки скучаю по ней всё больше и больше.

...Но мы уже двигаемся в сторону родного дома, и от этого на душе становится теплее.

Через несколько часов пути мы покинули берега озера Ямдрок Цо, преодолели перевал Камбала и спустились с него по длинному-длинному серпантину к берегу Цангпо – главной реки Тибета, которая, приняв в себя множество ручьёв и речек с Гималайских гор, становится в Индии мо­гучей Брахмапутрой.

Мы остановились на берегу реки. После высоких гор и долин с сухими гравийными руслами берег мощной реки, рвущейся из-под гигантского ледника, казался очень жи­вописным. Ярко зеленела трава, над рекой висела радуга на водяном тумане, воздух был густым и сочным. Мы сошли к воде, постояли на песке, вдыхая озон Гималаев, и у каждого в душе что-то сжалось от предстоящей раз­луки. Так всегда бывает, когда уезжаешь из дорогого тебе места и понимаешь, что не вернёшься сюда никогда. Мы в последний раз посмотрели на ледяные пики Гималаев, которые угадывались за облаками, и покатили вниз.

До Лхасы оставалось девяносто километров, и мы про­ехали их легко.

Отдых в Лхасе

Остановились в другой гостинице, но тоже недалеко от Джоканга, на какой-то из совсем не главных улиц. Поужи­нали в китайском кафе напротив, немного прогулялись по уже вечерним улицам Лхасы. Купили фруктов на улице рядом с гостиницей и с удовольствием грызли их у себя в номере. За время поездки так надоел скудный тибетский рацион!

Накатило сладостное ощущение покоя от лёгкого шума городских улиц, нормального гостиничного номера и тё­плого душа. А с утра начался первый свободный день за всё время нашей экспедиции. Как это хорошо – никуда не спешить, не тащить спросонья тяжёлые рюкзаки по не­удобным, крутым лестницам тибетских гостиниц, не гло­тать через силу непривычный завтрак, не трястись днями на машине по гравийной дороге на высоте более 5000 ме­тров и не чувствовать, как в груди не хватает воздуха, и голова болит, и ноги не очень-то хотят идти на очередную обзорную точку.

Мы хорошо выспались, не спеша позавтракали и бро­дили по городу, изучая уже привычным и несуетливым взглядом улицы, храмы, магазины и лотки с сувенирами. День прошёл приятно и незаметно. Высота Лхасы никак не сказывалась на нашем самочувствии, потому что мы при­выкли к куда большим высотам.

Когда дни отдыха бывают не так уж часто, совсем не жалеешь о потерянном времени, а позволяешь ему течь свободно, и сам находишься в состоянии полного рассла­бления.

Вечер пришёл как-то незаметно. На следующий день была экскурсия в храм-дворец Поталу.

Потала – это совершенно фантастическое, огромное сооружение, построенное в семнадцатом веке. Потала – величавый дворец, царящий над столицей Тибета – Лха­сой. Он совершенно подавляет даже современного че­ловека своими внушительными размерами, а рядовому тибетцу он внушает священный трепет и благоговейное поклонение.

Потала – резиденция далай-ламы. Своё название дво­рец получил по имени горы, расположенной в Южной Индии. Гора эта окутана мистическими легендами, исто­риями и тайнами. Дворец Потала как бы вырастает из мо­гучей горы и является её естественным продолжением и вершиной. Несомненно, вожди Тибета, воздвигавшие это грандиозное по своим размерам и уникальное по архитек­туре сооружение, знали секреты неограниченной власти над жизнью и умами своих подданных.

Потала – это чудо инженерной мысли. Потрясает ко­лоссальный объём работ для создания этого уникального и универсального сооружения. В Потале – в одном зда­нии – проходили обучение 1500 монахов, здесь же испол­нялись функции общегосударственного и хозяйственного управления Тибетом. Здесь же, на нижних этажах, хра­нились запасы продовольствия и имущества, необходимо­го для поддержания жизнедеятельности этого огромного центра обучения, воспитания и управления под названием Потала.

Сейчас это огромное здание – в большей степени му­зей истории буддизма и Тибета. Многочисленные комна­ты заполнены ступами с захоронениями лам, просвети­телей и королей Тибета. По всему дворцу расположены покои и кабинеты правителей. Здесь же залы, отделанные с потрясающей, показной роскошью. В них проводились праздничные торжества, вершилось правосудие и реша­лись вопросы хозяйственной жизни государства.

Огромный поток народа идёт снизу на высокую гору, продолжением которой является Потала. Идёт, задыха­ясь и останавливаясь, чтобы отдохнуть и перевести ды­хание. Идут старые и молодые, идут китайцы и тибетцы. Идут люди самых разных национальностей. Кем-то движет желание прикоснуться к национальной святыне, кем-то – глубокое религиозное чувство, кем-то – жажда познания нового или просто любопытство.

Поток людей вливается на верхние этажи Поталы и перетекает из комнаты в комнату, с этажа на этаж. Мимо ступ с прахом лам и королей, мимо их покоев, мимо за­лов, заполненных металлическими, богато украшенными скульптурами основателей буддизма, мимо комнат, где хранятся десятки тысяч отлитых из бронзы и меди статуэ­ток будд прошлого, настоящего и будущего.

Душно, жарко, терпко и тяжело пахнет ячьим маслом и затхлостью. Иногда нескончаемые переходы Поталы вы­ходят на террасы. Видны небо с лёгкими облаками, со­временный город Лхаса, небольшое озеро и равнодушные бурые горы, окружившие город и Поталу своим могучим кольцом. Потом снова душные переходы, снова ступы с прахом лам, их учителей и последователей, нескончаемые ряды статуэток и уходящие под потолки ящики с тибетски­ми и санскритскими манускриптами.

Наконец всё это заканчивается, мы выходим на тер­расу и долго спускаемся по широкой наружной лестнице, выложенной крупными, отполированными за столетия миллионами ног камнями. С почтением я смотрел на из­готовленные за столетия святыни буддизма, потрясающие реликвии уникальной духовной тибетской культуры, но в голове стучали строки:

И в пирах; и под гнётом оков

Верность вере своей храним,

Уважаем чужих богов,

Поклоняемся только своим.

В вере прадедов – сила, покой

И духовная высота,

И не надо нам веры другой,

С нами лик священный Христа.

В наших горницах он храним,

Разделяем с ним радость и грусть.

Наши прадеды вместе с ним

Уходили сражаться за Русь.

Это был последний день в Тибете. Завтра летим в Кат­манду.

Из моего дневника, 24 сентября:

«Сейчас, когда я пишу эти строки, наш самолёт, по­кружив над Катманду, возвращается в Лхасу. В Катманду бушует непогода, и аэропорт нас не принял. Зря мы ду­мали, что видим Лхасу в последний раз. Зря смотрели в иллюминаторы и говорили: "Прощай, Лхаса". Мы не знали, что будет дальше.

Погода в Лхасе лучше, чем в Катманду. Облака рас­сеиваются, и мы опять видим буро-жёлтые горы, окружа­ющие Лхасу. И опять миловидные бортпроводницы просят нас пристегнуть ремни безопасности. Мы идём на посадку. Привет, Лхаса!»

Ждём в аэропорту. Вдруг нас решили накормить. Мгновенно в несколько очередей раздали коробки с вер­мишелью и специями. Пассажиры дружно выстроились к ёмкостям с горячей водой. Залили вермишель кипятком, выдавили туда специи из целлофановых пакетиков – и обед готов. Некоторые выдавили всё содержимое па­кетов, и у них вермишелевый суп получился чересчур острый.

Опять ждём час, другой. Вечереет. Нам подают автобус и везут в Лхасу. Столица Тибета встречает нас бурным ко­ротким ливнем и тут же приветствует немыслимым коли­чеством ярких радуг, вставших над городом и окрестными горами. Радуги сверкают, как гигантский фейерверк, как салют в честь нашего возвращения, и это начисто стирает досаду от неудачного перелёта.

Ночуем в гостинице аэропорта. Номер, пожалуй, луч­ший за всё время нашего пребывания в Тибете. Простор­ный, с роскошными кроватями и горячей водой, разумеет­ся. Сразу спускаемся на ужин в огромный зал гостиничного ресторана. Едим какие-то китайские кушанья, острые и пряные.

Так хочется после всех передряг выпить стакан водки, закусить солёным огурцом и куском чёрного хлеба с салом и чесноком! Родина, где ты?

За ужином знакомимся с молодой парой из Запорожья. Они в Китае уже год. Летели в Катманду, а их посадили в Лхасе. Они считают это огромным везением. Давно хотели побывать в столице Тибета. И вот сидят в гостинице, в ресторане, а экзотическая Лхаса – за окном. Несмотря на то, что документов на пребывание в Лхасе у них нет (тут нужен специальный пропуск), они сразу после ужина от­правляются в город.

Мы насмотрелись на Лхасу и ничего уже не хотим. Да­вит накопившаяся усталость. Очень утомили долгие пере­езды по Тибету, пребывание на высоте около 5000 метров и более. Надоела непривычная еда. Мы похудели на во­семь-двенадцать килограммов. Брюки спадают, дырок на ремнях уже не хватает. Куртки свисают с плеч.

Серёжа Дудко ест совсем плохо. Хотя у него самый большой опыт гималайских экспедиций, но и возраст са­мый большой. Он согнулся, как вопросительный знак, и его седая борода уже не торчит победно вперёд, а всё чаще утыкается в седую грудь.

Ему было труднее всего в экспедиции. Он и его дочь Мила, как он её любовно называет, совершили творческий подвиг. В тяжелейших условиях высокогорья, на ветру и холоде, при огромной нехватке кислорода и жесточайшем солнечном излучении они написали десятки этюдов и кар­тин гималайских восьмитысячников – Эвереста, Чо-Ойю, Макалу, Лхоцзе и Шиша-Пангмы. Большую часть восьми­тысячников, не вошедших в этот список, Сергей Дудко ри­совал в свои предыдущие экспедиции в Гималаи и Кара­корум. Гигантская работа по созданию картинной галереи высочайших гор планеты Земля подходит к своему завер­шению. Сергей Викторович вложил в это дело не только свой талант и знание сложного ремесла высокогорного художника, он вложил сюда огромную часть своей твор­ческой жизни, много сил и жизненной энергии. Вложил свою душу.

Несколько лет тому назад, когда он только задумы­вал эту свою четвёртую экспедицию к высочайшим горам планеты, мы с ним говорили о ней, и я, понимая сложность и неподъёмность тяжелейшего груза, который он на себя взваливает, предупредил его, что эта работа уко­ротит ему жизнь, а может быть, он навсегда останется на холодных тибетских просторах. Он сказал, что готов ко всему, и это была не поза, а позиция человека, готового в исполнении своего творческого долга идти до конца, и своей работой в экспедиции он доказал это с убедитель­ной силой. Тогда, во время нашего давнего разговора, он предложил мне поехать с ним в Гималаи, и я, не раздумы­вая, согласился.

Шло время. Нашу экспедицию то включали в планы Русского географического общества, то исключали из них, состав экспедиции менялся, но я остался в ней, чем очень горжусь.

И вот опять мы ждём выезда в аэропорт Лхасы. Грузим наши рюкзаки. В нашем багаже – картины и эскизы к кар­тинам наших замечательных художников – Сергея Викто­ровича Дудко и его дочери Людмилы Александровой.

Долго стоим у гостиницы. Немолодая, но стройная дама из Европы, пококетничав немного с нашим англоя­зычным красавцем Сергеем Лозовым, выходит из автобу­са и делает растяжку на газоне. Мы ещё раз убеждаемся в преимуществах здорового образа жизни. Но иностран­цы почему-то не тягают за собой по всему земному шару тяжеленные рюкзаки и огромные чемоданы, а обходятся маленькими чемоданчиками и сумочками. В чём секрет? В многолетнем опыте перемещения по земным просторам, странам и городам? В привычке к комфорту даже во время путешествия?

Наконец водитель получает команду ехать. Наша по­жилая спортсменка бодро запрыгивает в автобус, и мы вы­езжаем в аэропорт Лхасы во второй раз.

Там всё повторяется. Очередь на регистрацию, тамож­ня, паспортный контроль, зал вылета. Опять сидим час, другой. Наконец команда на посадку. Все вздохнули с об­легчением. Весь полёт в облаках, команда на снижение, и мы видим Катманду. На этот раз сели. Ура! На один пере­лёт мы ближе к дому.»

В Катманду

В аэропорту нас встречает наш милый Ганеш с маши­ной и везёт в уже знакомую нам гостиницу. Иван Генна­дьевич созванивается с Русским культурным центром в Катманду. Оказывается, у них сегодня серьёзное меро­приятие – открытие памятника нашему великому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Памятник установлен на территории культурного центра слева от входа. Присут­ствует, кроме работников центра, очень много представи­телей непальской науки и культуры, в основном бывшие выпускники Российского университета дружбы народов в Москве. Здесь говорят – УДН. Для них это привычная аб­бревиатура. Их много. Все они в основном немолоды, но в общении очень живые и хорошо говорят по-русски. Мно­гие регулярно летают в Москву и вспоминают её и свою молодость в ней очень тепло.

На чёрном лимузине приехал величавый посол со сво­ей красавицей женой. Говорили речи о русско-непальской дружбе. Затем прошёл концерт музыки русских компози­торов на произведения Пушкина.

Было хорошо, но несколько странно слушать замеча­тельные произведения Чайковского и Мусоргского на дру­гом конце земли, в Катманду, у подножия грандиозных Ги­малайских гор, откуда мы только что спустились.

После концерта был фуршет с вином и водкой. К нам подходили интеллигентные и милые непальцы, знакоми­лись, и интерес их был не поддельный, а искренний. Чув­ствовалось, что Россию и русских здесь знают, ценят и любят. Договорились встретиться через день, чтобы обсу­дить наше мероприятие. В гостиницу приехали в девятом часу вечера и сразу упали в кровати.

А на следующий день изучали Катманду. Вначале по­ехали на ступу Боднатх. Боднатх – колоссальная древняя буддистская ступа, одна из самых больших в мире. Общий план огромного сооружения решён в форме мандалы – ми­стического символа Вселенной. Вокруг – кольцевая улица и первая из окружающих ступу стен. Вдоль неё (обязатель­но справа налево) совершается ритуальный обход ступы. Тройная окружность символизирует колесо перевоплоще­ний, бесконечность циклов жизни и смерти и наш бренный мир, потрясаемый страстями, освобождению от которых учит буддизм. Сама ступа с обращённым на все стороны света «всевидящим оком» Будды воплощает идею Беско­нечного и Вечного, Постоянного и Неизменного.

В окружающей ступу внешней стене, на всём её про­тяжении, выдолблена высокая круговая ниша, в которой установлены бронзовые молитвенные барабаны. Они от­полированы и стёрты руками многих поколений паломни­ков. В глубине ниши – рельефный фриз, изображающий сцены из жизни Будды. Внутри ограды возвышаются одна над одной пять террас, образующих ступенчатый стилобат ступы.

Террасы символизируют пять стихий: звёздный мир, воздух, землю, огонь, воду. И пять направлений: восток, юг, запад, север и зенит. Само тело ступы – огромная полу­сфера, символизирующая неизменность небесного мира.

Во время прошлогоднего землетрясения ступа сильно пострадала. Развалился верх ступы, и её тело покрылось трещинами. Ступа находилась в строительных лесах, и ве­лись восстановительные и реставрационные работы.

Мы сделали кору вокруг ступы. Я здесь был десять лет назад. Ничего не изменилось, кроме самой ступы. Те же ларьки, те же молитвенные барабаны, колокольчики, шапочки и ножи кукри. Те же маски, статуэтки Будды и другая атрибутика буддизма. После этого нас ожидало тя­жёлое зрелище. Но я расскажу всё, потому что не все при­едут в Непал и не все увидят то, что увидели мы.

Мы отправились на реку Багмати и видели, как на спе­циальных постаментах у воды пылали костры с телами покойников. Здесь же бродили или лежали вдоль реки в ожидании своей смерти представители самых разных ре­лигиозных сект, пришедшие сюда из разных уголков стра­ны, чтобы именно из этого священного места отправиться к новому перерождению или к вечному блаженству – нир­ване. Смерть на берегу этой реки даёт человеку шанс на нирвану значительно больший, чем смерть где-то в другом месте.

Костры пылали, и дым стелился над рекой. Древние старцы с бородами до пояса и разукрашенными лицами сверлили нас всепонимающими взглядами и охотно брали деньги за разрешение их сфотографировать. Вокруг пры­гали обезьяны, и толпы нищих не давали прохода. И всё это происходило среди мусора и гниющих отбросов, усти­лавших дорогу к реке. Зрелище было тяжёлым и непри­вычным, запах – одуряющим, и мы не стали здесь долго задерживаться.

Завершилась наша программа осмотра Катманду в этот день поездкой на Сваямбунатх. Эта ступа стоит на холме в западной части города и является одним из красивейших и древнейших храмов Непала. Ей 2000 лет. К ней ведут 365 высоких и крутых ступеней. На них, ожидая угощения, сидят обезьяны. Здесь, на территории храма, они защищены законом и умело пользуются этим, вырывая у зазевав­шихся туристок сумочки из рук.

После утомительного подъёма мы увидели грандиоз­ный храмовый комплекс, увенчанный остроконечной пи­рамидой, на которой изображены, конечно же, всевидя­щие глаза Будды.

С высокого холма с парапета, окружающего этот гран­диозный комплекс сооружений, открывается замечатель­ный вид на Катманду. Издалека, с высоты холма, не видно обшарпанных стен, разбитых дорог, недостроенных зда­ний, мусора на улицах, и город очень живописно смотрит­ся в долине Катманду, в обрамлении зелёных гор, уходя­щих всё выше и выше. Лёгкая туманная дымка тянется над всей долиной и лишь украшает город, как хорошие гардины украшают большую комнату. Над городом, ниже вершины холма под нами, парят небольшие орлы, как буд­то высматривают себе добычу.

Обезьяны чувствуют себя на Сваямбунатхе настоящи­ми хозяевами. Людей игнорируют и отзываются только на какое-нибудь подаяние. Лежат на ступах, на лестницах и тротуарах, заходят и заглядывают в ларьки с сувенирами.

Купил две небольшие картины. Продавец просил 25 долларов за одну. После жёсткого торга продал две кар­тины за 22 доллара. Такой вот у них бизнес.

Приехали в гостиницу и выпили местного рома, что­бы хоть как-то снизить возможность получения инфекции. Пошли гулять. В одном из сувенирных магазинов встре­тились с нашим соотечественником. Худой, бородатый, в майке, шортах и шлёпанцах. Вопрос, откуда он, вроде не расслышал. Путешествует несколько лет по Азии – Бирма, Индонезия, Индия, Тибет, Непал. Из Непала собирается в Киргизию.

Мы не раз встречали таких молодых людей, стран­ствующих поодиночке или парами, с такими же ранеными Индией или буддизмом подругами, порой в экзотических одеяниях, с экзотическими причёсками, обритыми напо­ловину головами, иногда с раскрашенными лицами.

Что они потеряли среди другого народа, бесконечно далёкого от нас по вере, поведению и пристрастиям? Что ищут они, оторвавшись от родной земли и блуждая года­ми у святилищ с изображением чужих богов? Может быть, мода на чужое, вошедшая чересчур глубоко в душу, мо­жет, непреходящая страсть к экзотике и новым ощущени­ям, а может, прошлые жизни, проведённые в этих необу– строенных и непонятных для рядового европейца местах, властно тянут к себе и лишают настоящего, а порой и будущего на бескрайних просторах земли под названием Русь.

На следующий день мы идём смотреть исторический центр Катманду. Наш гид Сергей был здесь уже не один раз и предложил пойти туда пешком. Он постоянно оза­бочен желанием максимально погрузить нас в быт той местности, где мы бываем. Мы его послушались и долго добирались к непальским святыням по узким улицам Кат­манду.

Многие храмы исторического центра Катманду постра­дали от прошлогоднего землетрясения. Один из храмов был разрушен до основания. Остальные потрескались, не­которые накренились, и их поддерживали металлические и деревянные конструкции. Полностью уцелел лишь храм Кумари, но мы тщетно простояли у окна храма около часа: она так и не выглянула и не показала своё юное личико.

Мы посидели в тени одного из храмов. Почувствовали, как мимо нас и через нас протекает вечность. Звуки толпы, бродящей неподалёку, доносились как будто издале­ка и не касались сознания. Голуби прилетали, топтались рядом и улетали, как посланцы из другого мира. Солнце было нежарким, и ветерок – лёгким. Не хотелось никуда идти.

Но всё кончается. И мы опять идём по пыльным ули­цам Катманду, уворачиваясь от несущихся мотоциклистов, велорикш и малюсеньких такси. Заходим во дворики, из­вестные нашему всезнающему гиду, бродим вокруг ступ, притаившихся там, заглядываем в сувенирные магазины, слушаем бесконечное «намаете!» и отвечаем тем же.

После обеда – встреча в уже знакомом нам Русском центре. Иван Геннадьевич Чайка рассказал культурной общественности Катманду и сотрудникам центра о созда­нии и истории Русского географического общества, его ра­боте и достижениях, о вкладе наших земляков – Н.К. Рери­ха, Н.М. Пржевальского, Г.Ц. Цыбикова, Б.Н. Лисаневича и других – в изучение Азии и Гималаев. Рассказал также о задачах нашей экспедиции «Русское наследие Гималаев. Продолжение пути».

Выступил Сергей Викторович Дудко с информацией о художественных задачах экспедиции, о проделанной ра­боте у высочайших гор планеты. С рассказом о маршру­те нашей экспедиции и показом слайдов выступил Сергей Лозовой.

Все выступления были содержательными и убедитель­ными. Гости культурного центра выслушали их с большим интересом. Как я уже говорил ранее, они почти все пре­красно знали русский язык.

Несколько человек с непальской стороны тоже высту­пили – говорили о пользе нашего мероприятия, о необхо­димости организовать выставку картин наших авторов в первую очередь в Непале. Затем администрация культур­ного центра вручила нам всем сувениры на память о на­шей встрече. После завершения официальной части пили чай, общались, обменивались адресами и телефонами. Расставались очень тепло, с ожиданием новой встречи.

Из моего дневника, 28 сентября 2016 года:

«Важное событие нашего путешествия – поездка в усадьбу нашего знаменитого соотечественника Бориса Лисаневича (1905-1985), открывшего Непал для Европы и Европу для Непала, Советский Союз для Непала и Непал для Советского Союза.

Борис Лисаневич был необыкновенно яркой и знаме­нитой в Азии личностью. Он родился под Одессой в се­мье помещика-конезаводчика, и его, как и его старших братьев, ожидала обычная судьба: кадетское училище, офицерская служба в императорском флоте и спокойная старость в поместье своего отца.

Но судьба всё решила по-своему. Гоянула революция. Лисаневич в пятнадцать лет принимал участие в уличных боях против Красной армии, получил ранение и чудом из­бежал революционного трибунала.

Затем он поступил в балетную школу при Одесском оперном театре и в 1923 году по контракту с парижским театром эмигрировал во Францию. Там поступил в труп­пу известного деятеля русской культуры Сергея Дягилева и принимал участие в знаменитых "Русских сезонах" в Париже.

За годы, проведённые во Франции, Борис стал извест­ным артистом, и в 1933 году он отправился в гастрольную поездку по Азии. Выступал на сценах Китая, Индии, Бали, Борнео, Бирмы и других азиатских стран. Азия стала его второй родиной навсегда. Он входил в элитарный "клуб трёхсот" в Калькутте, где познакомился и завёл дружбу со многими выдающимися деятелями Азии, Англии и Ев­ропы.

Джавахарлал Неру стал его другом. И когда Борис Ли­саневич познакомился с королём Непала Трибхуваном, ли­шённым к тому времени власти и нашедшим себе убежище в соседней Индии, он познакомил его с Джавахарлалом Неру и посодействовал в его возвращении на трон.

Трибхуван не забыл помощь Бориса Лисаневича, и ког­да стал королём, пригласил его в Непал.

Шли пятидесятые годы. Непал был экзотической стра­ной, притаившейся в Южных Гималаях и практически не­доступной для всего мира, и Лисаневич с помощью своего друга-короля распахнул границы Непала для туристов со всего мира. Он арендовал часть королевского дворца и открыл в нём громадный по тем временам отель и знаме­нитый ресторан "Як и йети".

Новый король Непала – Махендра – продолжил поли­тику открытых дверей и распорядился выдавать визы на месте, на территории Непала. Обычай этот существует до сих пор. Туристы со всего света получают визы пря­мо в аэропорту без утомительных и нервных формаль­ностей.

В 2006 году виза стоила десять долларов, в 2016 году – сорок долларов, но это совсем небольшие деньги за то, чтобы посмотреть такую дивную и экзотическую страну, чьей несомненной жемчужиной являются Гималаи.

Король назначил Бориса Лисаневича ответственным за приём почётных гостей на своей коронации, и он вы­полнил эти обязанности с необыкновенным размахом. Бо­рис принимал делегации из Советского Союза, он встре­чал английскую королеву Елизавету II и многих других коронованных особ и руководителей государств. Среди его друзей – самые знаменитые восходители гималайских восьмитысячников: Эдмунд Хиллари, Тенцинг Норгей, Кристиан Бонингтон и другие. Борис Лисаневич стал "вто­рой достопримечательностью после Эвереста" как писал на своих страницах один из американских журналов.

Борис Лисаневич был яркой кометой в политической и хозяйственной жизни Непала. Необыкновенно одарённый организатор и предприниматель, он сделал очень много, чтобы Непал из средневекового захолустья, отгороженно­го от всего мира, превратился в толерантное государство, где себя прекрасно чувствуют люди со всех стран, любо­го социального устройства и любых религиозных конфес­сий».

Нас пригласила в гости Кабита Лисаневич, вдова млад­шего сына Бориса Лисаневича. Мы познакомились с ней в Русском культурном центре, где она была со своей доче­рью Аешей.

До усадьбы Бориса Лисаневича было не так уж легко добраться. Мы долго петляли по узким улочкам Катман­ду, иногда пересекая широкие улицы и уворачиваясь от несущихся на нас грузовиков и мотоциклистов. Наш из­вилистый путь привёл нас на окраину Катманду, и мы ещё долго пробирались между скопищем недостроенных и по­луразрушенных домов, пока не выехали на холм, окружён­ный добротной оградой с капитальными воротами.

Нас уже ждали. Когда мы ехали сюда, у каждого из нас возникала мысль: а как сейчас живут потомки нашего зна­менитого земляка? Оказалось, живут достойно. На самой вершине холма, окружённый деревьями, стоял большой изящный дом из кирпича и дерева с просторными веран­дами и беседками, обставленными удобной мебелью. Лу­жайки перед домом были аккуратно подстрижены, дорож­ки из бетонных плиток вели в разные стороны от дома, не подавляя природной красоты этого места.

Внизу в сиреневой дымке утопал Катманду. Как всегда, издалека он казался загадочным и красивым. За редкими облаками синели предгорья Гималаев.

Хозяйка дома Кабита Лисаневич встретила нас с вели­колепной аристократической добротой и вниманием. Мы сидели на просторной веранде, пили чай, и она нам по­казывала многочисленные публикации в разных газетах и журналах мира, различные документы Бориса Лисаневича и фотографии. Запомнились фотографии с королями Не­пала Трибхуваном и Махендрой. Рядом стояла фотогра­фия с Джавахарлалом Неру и первым покорителем Эве­реста Эдмундом Хиллари. На стене висели фотографии Бориса с охотничьими трофеями – тиграми, носорогами и слонами.

Среди множества публикаций попадались и газетные статьи на русском языке. Мы постарались переснять как можно больше материалов о нашем легендарном земляке. Кто знает, может, когда-нибудь настанет такой момент, когда мы изучим жизнь Бориса Лисаневича более подроб­но и напишем о ней.

Агата Кристи когда-то написала, что Борис Лисане­вич – главный авантюрист XX века. Может, и так. Но если он и был авантюристом – то авантюристом с широкой и доброй душой, и он всегда сближал людей, а не разъеди­нял их.

Любезная хозяйка показала нам дом Бориса Лисане­вича, который строился как дача неподалёку от дачи ко­роля Непала. Теперь это окраина Катманду, но городские здания никак не нарушают уединения этого места и не за­крывают дивных пейзажей долины Катманду и предгорий Гималаев.

Проводя нас по дому, хозяйка шутя сетовала: все вещи старые, на новые денег нет. На стенах и на полу висели и лежали антикварные вещи, собранные её мужем Алексан­дром, сыном Бориса Лисаневича.

Когда мы беседовали, над верандой летали синие по­пугаи, в просторном вольере покрикивали павлины, а рядом с нами, за изгородью, бродил пятнистый олень с самкой и внимательно смотрел на нас своими выпуклыми фиолетовыми глазами.

Мы ходили по прекрасной, ухоженной усадьбе, любо­вались долиной Катманду, тающей в сиреневой дымке тё­плого осеннего вечера, и тепло прощались с этой замеча­тельной женщиной, ставшей живым мостиком между нами и нашим знаменитым земляком.

И опять разбитые дороги Катманду, какофония ав­томобильных и мотоциклетных сигналов. А на высоком холме, в красивом доме, парящем над долиной Катман­ду, осталась добрая и милая женщина, хранящая память о человеке, чья могучая энергия и многочисленные таланты сделали его другом королей и премьер-министров и по­могли ему соединить прагматичный запад с таинственным и загадочным востоком.

Когда мы прощались, Иван Чайка вручил хозяйке на память о нашей экспедиции картину Людмилы Алексан­дровой, и теперь в её доме на другом крае земли на стене, прогретой южным солнцем Непала и обдуваемой свежими ветрами близких Гималаев, находится маленький кусочек России.

...Наш самолёт вылетает из Катманду в 12 часов ночи. Я сижу у окна. Повезло. Вижу, как разворачивается внизу ночная панорама города и долины Катманду. Никаких ярко расцвеченных магистралей и улиц, как в Европе или Америке. Сплошное свечение мелких огоньков, и в этом свете не различимы ни здания, ни дороги, ни улицы, ни набережная реки Багмати, ставшая последней остановкой для многих непальцев и индусов на пути в другую жизнь, наполненную страданиями и мелкими радостями, или в нирвану, полную покоя и райских наслаждений.

Просыпаюсь глубокой ночью. Внизу феерическое све­чение островов и дорог в океане. Это не Катманду. От­сыпанные песком и грунтом дороги между островами ярко освещены, и сами острова ярко светятся разноцветными огнями, как будто огромные горсти золота и изумрудов пе­ремешали между собой и бросили на чёрный бархат океа­на. Всё горит, переливается и блестит.

А вот и сверкающий пожар материка, и самолёт идёт на посадку. Опять знакомый зал, где мы были двадцать пять дней назад. Как давно это было! Этот день совсем потерялся за дождливым маршрутом по скользким тро­пам Лангтанга, за долгими и изнурительными поездками по Тибету, за потрясающими видами Эвереста, Чо-Ойю, Шиша-Пангмы, Макалу, Лхоцзе и других великанов, под­пирающих ярко-синие тибетские небеса своими ледяными пиками.

Прощайте, холодные ночёвки в продуваемых тибет­ских гостиницах с их непосредственными, добрыми и про­стодушными хозяевами и обитателями! Мы в стеклянном оазисе среди пустыни. Недалеко плещется тёплое море, но туда не попасть. Мы в зале для транзитных пассажи­ров, и отсюда никуда не уйдёшь. Упоительная свобода давно ставшего родным и близким Непала закончилась, и никто не закричит нам: «Намаете!» – как кричали из от­крытых окон в горных селениях, когда мы топали по гор­ным тропам Лангтанга.

Бросаем коврики у окна и сразу засыпаем. За окнами ревут двигателями самолёты всех мировых авиакомпаний. Рядом шаркают чьи-то ноги – босые, в шлёпанцах, санда­лиях, лакированных штиблетах, но мы на это уже не об­ращаем внимания. Спим.

Владимир Никулин

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"