Подтекст как доминанта художественного мира Леонида Леонова
Глава из книги
Всю свою творческую жизнь Леонид Леонов пребывал в состоянии поиска. И только в самом начале пути, на стадии увлечения орнаментальной прозой, это был поиск самого себя, своего стиля, индивидуальной манеры. Позднее, большую часть жизни, это был поиск, говоря словами Захара Прилепина, «разветвленных леоновских шифров»1. Именно о них он писал известному исследователю своего творчества В.А.Ковалеву 26 февраля 1948 г.: «В том словесном нагромождении, которое представляют мои книжки, могут быть любопытны лишь далекие, где-то на пятом горизонте, подтексты, и многие из них, кажется мне, будут толком поняты когда-нибудь потом»2.
Аналогичные высказывания Леонова вспоминала и З.Б.Богуславская. «В моих вещах, – сказал как-то Леонов,– есть очень настойчивый подтекст, означающий то обстоятельство, что каждая фраза, каждая ситуация имеет, подобно лодке, остов, за которым нужно следить,– потому что главное, чтобы он был сокрыт под водой»3. Сейчас стали известны те факты, которые Л.М.Леонов не афишировал всю жизнь: в 1919 г. в Архангельске он был призван в Белую армию вначале в качестве юнкера, затем – прапорщика. В феврале 1920 г. в город вошла Красная Армия, и Леонова после регистрации отпустили. Пребывание в Белой армии стал своеобразным подтекстом биографии писателя. В мае 1920 г. Леонов уже работал в газете «Красный воин». Несмотря на отсутствие иллюзий относительно трудов и дней новой власти, он решил остаться на Родине и писать для своих соотечественников. Однако донести до них правду о центральном событии века было не так просто, и Леонов всю жизнь измышлял средства создания так называемой «второй композиции» романа, его внутренней структуры, открывающейся читателю, притом не каждому, в процессе «медленного чтения».
«При работе над композицией, – говорил писатель в беседе с А.М. Старцевой, – я стараюсь разместить материал так, чтобы образовать внутри него нужную фигуру дополнительного воздействия. Я создаю в романе как бы «вторую композицию», развивающую особую мысль. «Вторая композиция» есть именно то, что должно заставить читателя блуждать по произведению, дать ему возможность отыскивать в нем простые, интересные для него ценности»4.
Что же, однако, представляет собой подтекст и каковы возможности его декодирования?
«Подтекст, – считает Е.И. Лелис, – один из видов скрытых смыслов, их самый сложный вид»5…Е.Н..Соловьева определяет подтекст как «некий смысловой довесок»6… художественный текст представляет собой целостное и замкнутое явление, поэтому подтекст извлекается читателем (слушателем, адресатом) на основании восприятия текста как эстетического целого»7.
Р.Ингарден полагал, что «… определенную роль в истолковании текста играет личность читателя, его тезаурус, обусловленный целым рядом причин: исторических, социальных, национальных, возрастных и многих других»8. Эта мысль перекликается со следующим высказыванием Леонова:
«… сочинитель я по разным причинам сложный и до сих пор не читал ни одной статьи о себе (включая и ругательные, коих было много), где хоть сколько-нибудь автору удалось понять нечто»9. И еще: «Если бы можно было персонифицировать всего читателя в одном живом человеке – вот с кем хотел бы я поговорить, договориться, поругаться – и так по-русски, на всю ночь».10
В одной из первых отечественных работ о подтексте было сказано: «Что такое подтекст в его обычном понимании? Это – невыраженное словами , но ощутимое для читателя или слушателя значение какого-либо события или высказывания (иначе говоря – какого-либо отрезка текста) в составе художественного произведения.
Расшифровка читателем или слушателем глубинного значения отрезка текста в точке b неможет быть… совершенно субъективной, так как она заранее задана значением точки а и всем дальнейшим развитием произведения, являясь как бы их функцией»11.
«Подтекстом обладает любое художественное произведение… с достаточной вероятностью можно считать, что концентрированность подтекста есть один из показателей степени художественности»12.
Однако в творчестве разных писателей подтекст занимает разное место. У Леонова он является доминантой художественного мира писателя, сохраняя свою роль во всем его творчестве и, может быть, несколько снижая ее только в «Пирамиде», учитывая, что роман был опубликован в значительно изменившихся цензурных условиях. Впрочем, возникнув, по-видимому, как одно из средств избежания цензурных рогаток, подтекст стал органичным, неотъемлемым свойством поэтики Леонова.
«Самоповторяемость автора, его неотступное следование ранее найденным художественным знакам, постоянное использование определенных концептуальных положений, сюжетных и образных характеристик, отсылка читателя к прежним своим произведениям – один из способов выражения и художественного воплощения авторской романной стратегии»,13 – полагает Н.В.Сорокина.
Наличие художественного подтекста неизбежно подразумевает и возможности его декодирования, которое одна из исследовательниц назвала со-творчеством.14
«Подтекст, – считает А. Голякова, – имплицитен по своей природе, недоступен непосредственному наблюдению и подчас ускользает от внимания даже искушенного читателя, начиная проступать через содержательно-фактуальную информацию лишь при повторном, неоднократном восприятии текста… уровень понимания текста может быть элементарным (восприятие фактуальной информации), и концептуальным (умение декодировать глубинный, подтекстовый смысл»)15.
Мы также полагаем, что подтекст – это подразумеваемый и создаваемый различными художественными средствами скрытый смысл текста, подлежащий декодированию при его «медленном чтении».
Это имеет в виду и Олег Михайлов, который не мог говорить в полную силу о леоновском подтексте. «Его многомерное слово, его философская партитура требуют от читателя определенных усилий, даже труда, к которому мы не всегда приучены в торопливой суетности быта. Леонова невозможно перечитывать "на бегу» – нужно остаться наедине с книгой, всматриваясь в ее глубины. Зато труд будет вознагражден сторицей в постоянном и постепенном открывании для себя огромного художественного мира, вобравшего культуру прошлого и устремленность в завтра»16.
Насколько это было возможно в 1986 г., О.Н. Михайлов попытался привести и свое декодирование романов Леонова «Соть», «Скутаревский» и «Дорога на Океан»: «Смысл, суть каждого романа… неоднозначен. И если (с согласия автора) на их страницах «солируют» безусловно верящие в научный прогресс герои– вожаки и технократы, если они несут с собой безусловную правду, которая необходима жизненно, целебна для оголодавшего народа сейчас, то это вовсе не означает абсолютности их правды во времени большом, там, завтра, для ближних и отдаленных потомков.»17 Продолжая мысль О. Михайлова, можно сказать, что руководители Сотьстроя Увадьев и Потемкин, выполняя директивы партии, не понимают преступности вмешательства в жизнь природы, видный ученый Скутаревский за своими научными успехами не хочет видеть сложностей в жизни в стране и, в том числе, в собственной семье, а руководитель политотдела железной дороги Курилов ради своей работы чуть было не отбрасывает от себя все человеческое.
«… как показывают исследователи, – пишет Н.А.Непомнящих, – виртуозность стиля Леонова не есть «искусство для искусства», это не игра и забава с неограниченными потенциями русского слова, не украшательство стиля, не паясничанье и уродство, а конструктивный элемент поэтики, подчиняющийся определенным художественным задачам, а именно: посредством включения ассоциативного механизма и активизации читательской памяти вести к «тайному», скрытому смыслу произведения, к его «второй композиции», подтексту. Причем, для вычленения этого подтекста требуются некоторые усилия. И хотя обычно текст может прочитываться и без учета подтекстового смысла, подлинная полнота и адекватность понимания обретается именно во взаимодействии обоих планов повествования»18.
Интересная попытка расшифровки подтекстов Леонова была предпринята в 1979 г. в кандидатской диссертации И.Я. Сулковского «Поэтика подтекста в романах Леонида Леонова «Барсуки» и «Соть». Исследователь исходит из того, что в романе «Барсуки» есть «подводный сюжет» и реалистический подтекст. Как позднее Л.П.Якимова, И.Я. Сулковский находит этот подтекст в трех вставных новеллах «Барсуков». Только трудно согласиться с тем, что в притче «Про неистового Калафата» подтекст является реалистическим19 и что в «Барсуках» «сквозь призму подпрятовской притчи только Антон воспринимается как личность, совершенно свободная от калафатовщины и максимально приближенная к гуманистическому идеалу писателя»20.
В целом же, с И.Я. Сулковским можно только солидаризироваться, когда он утверждает, что «романы Л.Леонова 20-х гг. отличаются исключительным многообразием подтекстовых форм. К таким формам относится структура «роман в романе», характерная для «Вора», символические ключевые ситуации, вставные новеллы, картины сновидений героев, двуплановые по смысловому значению диалоги, художественные детали, порой возвышающиеся до символов, цветовые образы, историко-литературные реминисценции, притчи, библейские и евангельские образы, нередкие «остраненные» изображения явлений и другие формы. Материал скрепляется в романах Леонова «подводной» сюжетной линией, воплощающей в себе логику развития скрытой авторской мысли»21.
Декодированию леоновских подтекстов способствовала не только проницательность их читателей, но и изменения самого времени, углубление возможностей его постижения, более полное представление о литературном процессе, в котором участвовал Леонов, об исторических деятелях его эпохи.
«Творчество Леонида Леонова, – писала Л.П.Якимова, – являет собой образец такого художественного текста, подлинный смысл которого имеет тенденцию возрастать и углубляться с течением времени и каждой эпохе открываться теми своими сторонами, до постижения которых она доросла. Теперь уже ясно, что прежде всего это связано с глубоко осознанной установкой писателя на особо семантико-эстетическую роль и глубину подтекстового содержания его произведений»22.
Исследовательница справедливо (правда, мимоходом) говорит о «каком-то даже интуитивном уровне», на котором Леоновым «осмыслялась природа человека»23. Думается, что хотя в произведениях Леонова некоторые подтексты (например, «архитектоника» «Вора») тщательно и обдуманно сконструированы, другие даны именно на интуитивном уровне, что и обусловливает их многозначность (вспомним, например, последнюю фразу «Соти»). О многозначности подтекста говорила и современная исследовательница М.И.Александрова: «… подтекст обладает не только прагматическим потенциалом, но и способностью генерации новых смыслов. Свое окончательное воплощение подтекст получает на уровне сверхфразовых единиц, сочетаний сверхфразовых единств, а иногда и целого произведения»24.Классическим примером вывода такого подтекста на поверхность и его авторского декодирования является эпилог к роману «Вор» 1990 г.: оценив жизненный путь Митьки Векшина и Маньки Вьюги, автор обращает их не в исправившегося труженика и восходящую кинозвезду, а в «барыгу и паука» и в «каторжную». Однако этот подтекст оказывается столь многозначным, что, как мы уже писали, этой многозначности не выдерживают даже некоторые леоноведы.
Подтекст прошел через все творчество Леонова. Можно вспомнить раннюю повесть «Конец мелкого человека», где подтекст начался уже в заглавии (Кто этот мелкий человек? Почему Федор Андреевич мелкий человек? Почему при новой власти такие, как Лихарев и его сестра обречены на гибель?) и заканчивается последним романом «Пирамида» (Почему сносят Старо-Федосеевский некрополь? Что за идея погубила Вадима Лоскутова? И главное – какое будущее ждет Россию?)
Публикация романа в 1994 г. в , казалось бы, бесцензурных условиях еще раз подтвердила, что подтекст был для Леонова не только средством тайнописи, но и одной из доминант его художественного мира.
1Прилепин Захар. Леонид Леонов. «Игра его была огромна».М., 2010.– С.271
2 Из творческого наследия русских писателей ХХ века. М.Шолохов, А.Платонов, Л.Леонов. СПб, 1995.– С.427
3 Богуславская З.Б. Леонид Леонов. М., 1960.– С.318
4Старцева А.М. Особенности композиции романов Л.Леонова// Вопросы советской литературы.– М.-Л., 1959.– Вып.VIII.– С.389
5Лелис Е.И. Подтекст как лингвоэстетическая категория в прозе А.П.Чехова. Ижевск, 2013.– С.5
6 Там же.– С.9.
7 Там же.– С.11
8 Там же. С.11-12.
9 Из творческого наследия русских писателей ХХ века.– С.426
