Есть такие страницы, к которым привязываешься навек; о которых тоскуешь так же сильно, как о родном человеке. Так навек я полюбил книги Василия Белова.
Вспоминаю, как в марте 1970 года он пригласил меня приехать в его родную Вологду. Мы собрались в дорогу и поехали. Вместе со мной был мой сердечный друг писатель Виктор Лихоносов.
Мама писателя Анфиса Ивановна отнеслась к нам, как к самым родным, близким людям. Помню, как расспрашивала меня о моей семье. Анфису Ивановну и Василия Ивановича как-то радостно удивило, что моя мама Анна Тимофеевна, учительница литературы, учит детей без домашних заданий. И это правда, ведь и сам я когда-то был ее учеником. И она учила только на уроке, берегла наше детство. Она мечтала о том, чтобы у каждого из нас был любимый писатель. И вот прошли годы, и моим любимым писателем стал Василий Белов...
В середине 1990-х в моем Кургане в издательстве "Зауралье" родился проект под названием "Современная русская классика". Курганцы задумали издать ряд выдающихся писателей и, конечно же, в этот золотой список попал и Василий Белов.
Меня сделали ответственным за его книгу: "Вы с Беловым – друзья, и потому даем вам полную волю. На чем остановится ваша душа, то и включайте в книгу..."
И для меня начались напряженные дни – телефонные переговоры с Василием Ивановичем, обмен письмами, телеграммами – и, наконец, все завершилось в 1996 году. Книга вышла под названием "В кровном родстве. Повести и рассказы".
Я так радовался книге, словно некоторые страницы в ней написала моя собственная рука. Я просто был счастлив. И теперь ждал приятной реакции от самого автора.
И вот в один из вечеров в моей курганской квартире раздался телефонный звонок. На проводе была Вологда, а в трубке его до бесконечности родной голос. Но в тот вечер голос Белова был сердитым:
– Виктор, как ты допустил, что моя книга вышла в таком неопрятном виде? Ты почему такой добрый, твоя доброта над тобой подшутила... – И еще что-то стал говорить Василий Иванович, и все такое же колючее и обидное для меня. А закончил он очень кратко:
– У тебя что, в Кургане совсем нет корректоров?
– Но что же все-таки случилось, что?
И тогда он стал объяснять:
– На странице такой-то исчезла запятая. А в соседней главе мое тире заменено двоеточием. Ты слышишь меня?
– Слышу, слышу.
– Так вот на странице 239 вместо моего "поревешь" поставили – "поревишь". А через несколько страниц выпало целое слово, и получилась фраза-обрубыш. Нехорошо...
– Но это же все описки, обычные мелочи. Читатель и не заметит...
– Ты что? Не сходи с ума. – Голос Белова задрожал. – Разве можно так относиться к слову?! Мы же с тобой русские или кто? Я все это изложил тебе в письме...
А потом пришло и письмо. Оно было как приговор. Я совершенно расстроился и даже заболел. А через несколько дней отправил в Вологду ответное письмо и постарался Василия Ивановича как-то успокоить и даже утешить. И, конечно, я сообщил ему, что его книга уже полюбилась нашим читателям и те маленькие огрехи никто и не заметил. Никто! Я нарочно поставил в конце слова огромный восклицательный знак. В конце письма я допустил, видимо, ошибку, потому что сообщил, что лежу, не поднимаясь с кровати, у меня поднялось давление от всей этой истории с корректорами...
Конечно, я зря об этом написал. Через неделю из Вологды пришло от Василия Ивановича новое письмо. Очень короткое, очень сердечное, совершенно братское письмо.
Не могу не привести его полностью: "Виктор, добрый день! Что у тебя со здоровьем? Сосуды? Лечись, как только можешь! Я вот тоже: пальцы не держат ручку... Чай разлил, а надо ехать в Москву.
Я написал тебе о книге только для того, чтобы ты знал... При чем тут ты-то? Просто я хотел, чтобы ты сообщил издателям, какие ленивцы у них корректорши. И языка русского не знают... Вот и все. Извини, рука как у пьяного. А я уже 15 лет не брал в руки алкоголя. Говорят, неврит...
Обнимаю, поклон родным тебе людям.
Белов. 15 сент. 96 г.".
Еще о многом хотелось бы рассказать, но Василий Иванович не очень-то любил пространные монологи и давайте послушаемся его. Вернемся к его книгам. К "Привычному делу". Эта повесть будет жить вечно – пока жив русский человек.
На каждой книге, подаренной им мне, – его автограф. Особенно часто я перечитываю вот этот: "Дорогой Анне Тимофеевне от верного товарища ее сына. С почтением. Белов. 28 мая 1988 г.". Автограф сделан на книге "Кануны".
Я снова и снова повторяю его, – и моя душа в счастливом кружении, ведь он назвал меня своим верным товарищем. И кому назвал – моей матери! Я никогда этого не забуду. До конца своих дней.
Виктор Потанин (Курган)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
