История Древне-Еврейской Поэзии

Из цикла лекций «История поэзии». Том 1. Чтения 11

Известие о пророке Иеремии. – Главный характер его. –  Содержание пророчества. – Укоры народу. – Предсказания о пленении. – Места сильнейшие. – Вопль пророка. – Гнев Бога на народы Восточные. – Историческое сказание о пленении. – Плач Иеремии и значение его. – Известие об Иезекииле.– Общее сходство его с прочими пророками и содержание пророчества вообще. – Иезекииль, творец образов. – Видение славы Господней. – Иерусалим в виде жены, – в виде кедра, – в виде львов. – Олицетворение меча. – Тир в виде корабля. – Египет в виде крокодила, – в виде кипариса. – Видение костей. – Мнение ученых об изобразительности Иезекииля. – Общая характеристика трех разобранных пророков. – Каким образом каждый из них соответствовал своей эпохе?

Пророк Иеремия, сын Хелкиев, из Священников, современ­ник Пифагора, писал до пленения Вавилонского и во время оного, и пророчествовал при царях Иосии, сыне Аммоса, при Иоакиме, сыне Иосии, при Седекии, когда последовало пленение, и после, – всего 40 лет. Навуходоносор позволил ему избрать место пребы­вания, и он предпочел остаться на развалинах Иерусалима. Впоследствии говорят, что он за оставшимся народом убежал в  Египет и там окончил жизнь свою; но это едва ли имеет основание. Творения Его суть: Пророчество и Плач во время пленения. Пророчествует он сначала о пленении Вавилонском, о гибели всех народов Азии, о пришествии Мессии и проч. В пророчестве его, как и в пророчестве Исаии, находятся иногда отрывки исторические. Он повествует также о своих собственных бедствиях, о гонениях, какие терпел от Иудеев. Книгу сих пророчеств написал друг Иеремии Варух со слов Иеремииных и читал ее пленникам в Вавилоне.

Горестное состояние отечества, утрата самобытности народной, постыдное пленение, наконец, собственные несчастия Пророка, претерпевавшего большие гонения, положили мрачную печать скорби и уныния на его произведения, которая самою резкою чертою отличает их от писаний других пророков. – Так рассказывает сам Пророк о первом слове, бывшем к нему от Господа: «Прежде чем Я создал тебя во чреве твоей матери, Я уже знал тебя; прежде чем вышел ты из ложесн, – Я уже освятил тебя и поставил пророком в народах». – Иеремия отвечал Богу: «Я отрок, не умею говорить». – «Не говори, что ты отрок, – сказал Господь, – куда пошлю, туда и пойдешь; чтo повелю, то и будешь говорить». – И прикоснулся Господь рукою уст Иеремии и сказал: «Я вложил слова Свои в уста твои; поставил тебя над языками и царствами, да искоренишь, разрушишь и потом опять созиждешь и насадишь. Ратовать будут на тебя, но не премогут тебя, ибо Я с тобою». Из этого видения мы усматриваем, что Иеремия отказывался от призвания Господня. – Исаия, увидев Бога в великолепном Его чертоге, сам желал поведать о Нем и просил только очищения уст своих. Иезекиилю также сладок был свиток, в котором было написано будущее. Иеремия же отрекался от призвания: уж отсюда мы видим, что это призвание было тяжкое, труд­ное, ибо наступал великий перелом для Израильского народа, в котором Иеремия долженствовал быть действующим лицем, – этот плен, это 70-ти летнее искушение, в коем могла погибнуть самобытность Израильского народа.

В том же порядке, в каком протекала жизнь пророка и события исторические, мы пройдем и его писания. Этот способ тем вернее, что в словах пророков, уже по самому назначению их, должна была выражаться современная жизнь, ибо слово их всегда имело целию дать истинное направление народу. Этот способ особенно приличен при разборе Пророчеств Иеремии потому, что в них более, чем в других, преобладает стихия историческая.

Пророчество Иеремии, как и прочие, начинается напоминанием о благодеяниях Божиих и укоризнами народу. Характер последней песни Моисеевой напечатлен повсюду. Иеремия еще более, чем Исаия, нападает на идолопоклонство, которое при нем, как видно, стало гораздо более распространяться от влияния народов иноплеменных. Война, торговля, образование сближали племена Азии между собою. По подробной и верной характеристике всех Азиатских стран, которую мы видим в пророках, уже можно заметить, что эти страны все более и более становились известны Израильскому народу. Сии-то сношения были причиною того, что идолопоклонство усиливалось. Первые укоры народу из уст пророка Иеремии суть укоры в поклонении кумирам и в том, что Израильский народ подчинился народам чужеземным.

«Сыны Мемфиса и Тафны познали тебя, Иерусалим, и поругались тебе. За чем ты ходишь в Египет? За тем ли, чтоб пить воду болотную? За чем путь тебе в Ассирию? За тем ли, чтоб напиться воды речной?». Из этого вы видите, что Израильский народ находился тогда между влияниями двух держав сильных – Египетской и Ассирийской. Пророки противились и тому, и другому. С этим вместе сопряжены укоры и против идолопоклонства. Как прекрасно говорит Господь в Своей ревности!

«Забудет ли невеста красоту свою, дева мониста персей? – а люди Мои Меня забыли. Лжепророки их пророчествовали о Ваале. Древу сказали они: ты мой отец; камени: ты родил меня. На всяком холме высоком, под всяким древом лиственным они пожрали кумирам».

Пророк, изображая ревность Божию и идолопоклонство народа, употребляет нарочно образ самый позорный для того, чтобы ука­зать народу на его унижение. Он сравнивает Израиля с блудницею.

Грозен гнев Господа за эту измену, за все грехи его. – Грех Иудин написан писалом железным на ногте адамантовом и начертан на скрижали сердца их». Господь говорит: «Если бы даже Моисей и Самуил просили Меня о людях сих, душа Моя не лежит к ним. Да избудут они. Куда идти нам? – спросят они тебя. Скажи им: обреченные на смерть, идите к смерти, на меч – к мечу, на глад – ко гладу, на плен – во плен. Четырьмя образами казню их: пошлю мечи на заклание их, псов на растерзание, птиц небесных и зверей земных – на пожрание».

Но откуда Господь нашлет все беды на народ Свой? все от севера. «От лица севера возгорятся злая на всех живущих на земли. От севера созову все земные царства, и каждое поставит свой престол пред вратами Иерусалима». – Потом далее: «Наведу на вас язык с севера, язык сильный, язык старый. Тул его как гроб отверст. Он потребит жатву вашу, хлебы, сынов, дщерей, овец, тельцов, виноград и маслины ваши. Глас его как море шумящее; на конях и колесницах ополчится как огонь. Не исходите на нивы, на пути: меч вражий обитает окрест. Дочь Израиля, опояшись вретищем, посыпли пеплом главу свою, возрыдай и рыдай горько!».

Такие предсказания о Вавилонском пленении составляют глав­ное содержание пророчеств Иеремии. Исаия предвидит также это пленение; но оно еще для него отдаленно. Иеремия же сам, уже в настоящем, не только предусматривает близость этого плена, но даже чувствует и необходимость покориться несчастию. Исаия ощу­щает еще силу и самобытность своего народа, и эта сила сообщается и гневному слову его. Иеремия также исполнен укоризны, но гнев его слабее гнева Исаии. Он уже чувствует немощь и бессилие в своем народе; он видит даже ужасную необходимость идти в плен, и потому гнев его переходит в скорбь и сердце – в плач. Те места его пророчества особенно превосходны, в которых выражается это чувство скорби, основное чувство всей жизни Иеремии:

«Чрево мое, чрево мое болит; смущается душа моя; терзается мое сердце: не умолчу, ибо глас трубы услышала душа моя, вопль рати и беды». – Пророк чутким ухом слышит издали вопли этой войны, которая кончится пленом его народа, топот коней и звук мечей воинских, которые уже сверкают над его отчизною. И он не в силах схватить меча, и льет слезы.

«Кто даст главе моей воду, очам моим источник слез? Да восплачу день и ночь о побиенных людях моих. Кто даст мне в пустыни обитель одинокую, да покину народ свой? Он есть сборище преступников. Он наляцает язык свой как лук и стреляет бесстыдно ложью и неправдою». – И далее: «Призовите лучших плачевниц, да подымут над вами плач, да изведут очи ваши слезы, вежды ваши да излиют воду. Гласом плача огласился Сион. Матери: учите дочерей своих рыданию, – и всякая учи под­ругу свою искреннюю плачу. Смерть взошла сквозь окна ваши».

Ничто не может лучше изобразить времен бедствия и скорби, в которые жил Иеремия, как эти слова, обращаемые к нему Гос­подом: «Не бери жены, да не родится у тебя ни сын, ни дочь: ибо все изомрут лютою смертию и не оплачутся, не погребутся; не преломят хлеба к утешению над мертвым и не будут пить над ним чаши отрадной. – Отниму от сего места глас радости и глас веселия, глас жениха и глас невесты. Уж не будут говорить: жив Бог, изведший нас из земли Египетския, а жив Бог, из­ведший нас из земли северныя!».

Вот какая страшная година наступает для Израильского народа, что он должен будет переменить эру свою, ознаменованную избавлением от величайшего бедствия, и считать годы своей жизни от другого, еще ужаснейшего.

Иногда горестный вопль Пророка переходил в отчаяние, особливо тогда, как он терпел гонения народа, ему не внимавшего. Таково, например, это место: «Проклят день, когда я родился. Проклят муж, возвестивший отцу моему, что родился ему сын; и возвеселивший его радостию. Да будет он, как грады, постигнутые яростию Бога, за то, что не убил меня в лоне матери: лучше бы мать моя была мне гробом. За чем я вышел из ее утробы? чтобы видеть труды, болезни и кончить дни свои в посрамлении». Здесь плач Иеремии напоминает нам плач Иова. – Так лучшие поэтические места его пророчества упитаны слезами. Мы увидим впоследствии, как из этого чувства скорби вылилось лучшее его произведение, в котором выразилась высочайшая минута в его жизни, минута, для коей он был призван Богом из среды своего народа.

Чувство непрестанной грусти ослабляет силу гнева Иеремиина; но когда он обращает пророчество свое на иноплеменных народов и особенно на Вавилон, тогда слово его еще получает силу, и гнев его дышит яростию. Иеремия так же, как и Исаия, провидел разрушение Царств Азии и поглощение оных Царством Персидским. – Гневно ополчает он всех народов севера на Вавилон. «Меч на Халдеев, глаголет Господь, и на жителей Вавилова, и на князей, и на мудрецов; меч на обаятелей, меч на сильных его, меч на коней его, на колесницы его, меч на сокровища его, на воды его. От гласа пленения Вавилонского потрясется земля, и вопль во языках слышан будет. Чаша златая – Вавилон – в руке Господней: от нее пили все народы и потряслись. Внезапу пал и сам Вавилон: плачьте по нем. Воздвигните знамя на земли, вострубите трубою в языках, возведите на него языки, царя Мидского и всея земли, ибо Вавилон восстал на умышление Господне. Наступило на Вавилон море в шуме волн своих, и покрылся он».

Прекрасно описание этого веселого пира всей Азии над погибелью Вавилона; но нельзя сравнить его с торжественным нисшествием Вавилона в ад, какое мы видели у Исаии.

Лучшее поэтическое место во всем пророчестве Иеремии на иноплеменных народов есть глава 25. Господь вручает чашу Своего гнева пророку, и пророк подносит ее по очереди всем народам, сначала – Иерусалиму и Иудее, потом – Египту, Эдому, Моаву, Тиру, царям Аравии, и Вавилон пьет из нее последний. И все народы пьют против воли своей из этой чаши, и пьянеют, и падают при виде меча Господня, который уже идет на них. Ничто не мо­жет быть величественнее этого образа. Мысль об этом образе, правда, мы находим у Исаии: у него только земля, как упоенная вином, шатается и падает. Но здесь тот же образ более развит, – и этот пророк, подносящий слово свое в виде чаши гнева Господня всем народам, превосходен. Здесь сила Иеремии равняется силе Исаии.

Вместе с горестью пророк предлагает и утешение. Он предвещает освобождение от плена; но должно сказать, что эта надежда представляется в отдалении. «Не плачьте мертвого, не рыдайте о нем, – говорит он, – плачьте плачем о исходящем, ибо не возвратиться ему, не увидеть земли своего рождения». – Так и в надежде видна грусть. Но вдали открывается отрада: «Развеявый Израиля соберет его и снабдит его как пастырь стадо свое. С плачем они вышли, с веселием опять введу их». – Надежда поколений погибает, но надежда целого народа не погибла. Пленный будет свободен, по крайней мере, в своих детях и внуках, в своем потомстве.

Наконец, наступило для пророка время борьбы, время испытания. Иерусалим осажден Вавилонянами. Пророк видит неминуемую беду, видит невозможность защиты и должен признать необходимость плена. Он вынужден даже, от имени Господа, сказать это горькое слово народу: «Кто останется во граде сем, тот умрет мечем, гладом и мором; кто же пойдет к Халдеям в плен, тот жив будет». – Донесли Царю на Иеремию, что он расслабляет мужество народа и отнимает у воинов дух, необходимый для за­щиты, доказывая неизбежность плена. – Велено Пророка заключить в тинную яму. Авдемелех, вельможа царский, советует Седекии призвать к себе Пророка. Он призван, и перед лицем Царя подтверждает то же, и опять заключен в ров темничный.

Предсказание Пророка сбылось. Он, освобожденный врагами из темницы, был свидетелем ужасного события. На его глазах младый Царь Иудеи Седекия отведен в плен и лишен очей, и сыны Царя убиты, и 4600 Иудеев отведено в Халдею. На его глазах сожжены и дом царский, и великолепный храм Соломонов, и вынесены из них все золотые и серебряные сокровища, и столпы медяные, и море медяное4, которым славилась Иудея на Востоке, и венец, и чаши, и фимиамники, и кадильницы, и чашицы. – И видел Иеремия, как вся гордость, слава и богатство Иерусалима переносились в Вавилон. Но когда Навуходоносор предложил Иеремии место, какое хочет он избрать для жительства, Иеремия предпочел украшенному Вавилону Сионское пепелище.

Когда пророк увидел пленение своего народа и невозможность оружием и кровью искупить самобытность своего отечества, – какое последнее средство оставалось к тому, чтобы, по крайней мере, поддержать чувство единства в народе плененном, последнее чув­ство жизни? – Сесть на пепелище Иерусалима, пеплом его посыпать главу свою и рыдать громким воплем, и этим воплем сзывать сердца к родному Сиону. – Вот временное значение Плача Иеремиева, этой высокой отечественной элегии, которая избавила на время народ Иудейский от гражданского небытия и в которой совершенно выразились характер и призвание Иеремии. Из пророчеств его мы видели, как в очах его уже копились слезы о Сионе, – и вот, этот скопившийся источник вылился обильным потоком на пожарище Иерусалима, и Пророк нашел главе своей воду и очам источник слез, о которых взывал он прежде, – и душа его, рож­денная для слез об отечестве, выразилась в песнопении Боговдохновенном.

Видно, что Бог Израильский прилагал попечение о Своем на­роде. В самую скорбную минуту жизни Он послал ему чувстви­тельную душу Пророка Иеремии, а не гневное слово Исаии. Во время бедствия неизбежного гнев и упорность были бы неуместны. Нужна была душа страдательная, уклончивая и терпеливая, какова была душа Иеремии. Нужны были слезы такой души для целения ран отечества.

«И бысть, повнегда в плен отведен бе Израиль и Иерусалим опустошен бяше, сядe Иеремия пророк плачущ, и рыдаше рыданием над Иерусалимом». – Вот минута, на которую был рожден Иеремия! Какое высокое чувство любви отечественной мы находим в этом рыдающем страже своего родного пепелища! Так изобра­зила его кисть великого Микель-Анжело: он сидит у него в глубокой горести, склонивши главу на левую руку и устремив очи вниз на землю опустошенную. – Представив себе пророка в этом положении, мы поймем всю силу и красоту стихов его высокой элегии по отечестве.

«Как это совершилось, что Иерусалим, сей град многолюдный, сидит как вдовица; прежний Царь других градов – теперь данник? – Он проводит ночи в слезах: из всех любящих его никто его не утешит. Все друзья вероломно его покинули. Пути Сиона рыдают, ибо никто не ходит по ним в праздники; врата его вросли в землю. Жрецы воздыхают. Красота дочерей его обе­зображена. Князья его, как овны без пажити, бессильные бегут пред лицем пастыря. Старейшины его сели на земле и умолкли, посыпали перстию главы свои, препоясались вретищем. – Младенцы просили хлеба и от голода, от ран, изливали свои души в лоно матерей своих. Все проходящие, всплеснув руками, покивали главой и говорили: «Это ли град, венец славы, веселие всей земли?». – Оскудели очи мои в слезах, смутилось мое сердце, излилась слава моя на землю слезами от сокрушения душевного. Стены Сиона, как водотеча, да лиют слезы день и ночь. Сердце мое да выльется все, как вода, пред лицем Господним».

Этот плач, содержащий в себе четыре главы и разделенный на строфы, по числу букв Еврейской азбуки, заключается утеши­тельною молитвою к Богу об освобождении Иудейского народа.

Кроме сего возвышенного плача, которого значение вам теперь ясно, известно послание от Иеремии к народу, отводимому в плен, против идолопоклонства; но ученые толкователи говорят, что это послание или прямо написано на Греческом языке, или есть преложение Греческое слишком вольное, обличаемое слогом своим5.

Вместе с 4600 пленных Иудеев, которые отходили в землю Халдейскую, по повелению Навуходоносора, покидал со слезами род­ную страну свою юный сын священника Вузия. Из всех пленных на этого юношу особенно Господь обратил Свое око. – В то время, как печальный Иеремия оставался на страже отечественного пепелища, нужно было послать к народам другого вдохновенного избранника Божия, который во время пленения должен был напоминать народу о Боге, поддерживать в нем надежду на избавление от плена и тем укреплять народное чувство. Этот избранник был Иезекииль. Он пророчествовал народу во время Вавилонского пленения, при царе Иоакиме, наследнике Седекии.

По мнению Гроция, Иезекииль есть самый ученейший из всех пророков. В нем видно особенное, глубокое познание Государственного устройства и торговли всего востока. Находясь в земле чужой, он, вероятно, имел более случая узнать все это, чем его предшест­венники, которые уступят ему в этом знании.

Иезекииль так же неистощим в укоризнах от Бога народу, как и другие пророки; так же, как и Иеремия, предвещает он на­роду четыре образа казни: смерть, голод, меч и расточение; так же, как он, гремит против идолопоклонства; заимствует даже в этом случае посрамляющее сравнение у Иеремии, но еще сильнее поносит Израиля, чем Иеремия; также ратует со лжепророками; так же, как Исаия, сначала немилосерд в предвещаниях и восклицает: «Горе на горе, весть на весть; не будет и видений от про­рока; закон погибнет у жреца, совет у старцев»; – но после таких гневных предвещаний он обещает соединение расточенных, предлагает в подробности план храма, который имеет быть вновь сооружен из развалин, и делает начертание тому, как по возвращении должны быть расселены племена Израильские. – Также провидит он сокрушение всех царств востока и также каждому из них изрекает свою кончину, кроме одного Вавилона, о котором говорит не прямо, но намеками. Пленение не позволяло ему говорить слишком открыто, дабы не навлечь новых бедствий на народ свой. Часто находит он отношение между Египетским рабством и Вавилонским, вероятно, с тою целию, чтобы воспоминанием об Египте возбудить в народе еще большее омерзение к постыдному плену Вавилонскому и внушить надежду на вторичное избавление от руки Господа. Изрекая гибель на Египет и на Тир, он казнит их за то особенно, что они не предложили никакой помощи Иудее, что Египет был для нее тростяным жезлом, а Тир еще радовался ее гибели.

Во всем этом Иезекииль более или менее сходится с проро­ками, ему предшествовавшими. Чтo же собственно характеризует его в поэтическом отношении, и его жизнь в Вавилоне не имела ли какого-нибудь участия в характере его поэтических образов?

С первого взгляда на внешнюю только сторону пророчества Иезекииля мы можем заметить, что поэтическая их часть блещет удивительным богатством образов, иногда самых великолепных, иногда самых чудесных. Чтo у Исаии выражается в сильном, вдохновенном, гневном слове, чтo у Иеремии выливается в глубоком чувстве скорби, то у Иезекииля приемлет самый полный поэтический образ. – Сила вообразительная в высочайшей степени отличает видения Иезекииля от видений других пророков. – Он уклоняется от дидактики и красноречия, которые довольно обильны в пророчествах Исаии. Он любит всему дать картину и описать ее в подробностях. Иезекииль из пророков есть изобразитель по преимуществу.

Чтобы увидеть это на деле, мы пройдем вкратце его пророчество, заметим все его образы и остановимся на некоторых из них, не столько общеизвестных.

Самое первое видение, в каком предстала Иезекиилю слава Господня и которое носится, можно сказать, по всему его пророчеству, характеризует нам его с первого раза. Это есть таинственное видение четырех животных крылатых с лицами человека, льва, тельца и орла, и четырех колес, исполненных очей и неутомимо вращающихся за животными. Над этим видением, на тверди небесной – сапфирный престол и на нем лик человека, весь огненный. Это символ Господней славы, в котором явился пророку Адонаи Господь в первый раз. – Тогда-то он пал ниц пред Ним, и дух его поднял, и принял он в уста от Бога свиток книжный, в нем же написано было и преднее и заднее, и вписаны рыдание, жалость и горе, и пророк напитался этим свитком, и сладок был он ему, как мед. – Исаия видел Бога в чертоге небесном, как царя; Иеремия слышал просто голос Божий; но здесь вы видите образы гораздо сложнее, чудеснее, загадочнее и доступнее чувствам.

Иерусалим представляется пророку сначала в виде прекрасной жены, убранной богато и великолепно, которая потом делается жертвою разврата всех народов. – Потом сравнивается Иерусалим с кедром: орел великий, великокрылый, исполненный ногтьми, занес семя кедра в землю Хананейскую, и разросся он великолепно, – и другой орел, т.е. царь Вавилона, сокрушил его, и кедр сгнил до корней. Но Господь возьмет избранную ветвь от высокого кедра и посадит ее снова на горе высокой, и сотворит она плод, и вырастет кедром, и почиет под его сенью всякий зверь и всякая птица.

Далее он сравнивает еще Израиля со львами, из которых один попался в сети Египту, а другой – Вавилону, потом – с виноградом. Все является ему в образах.

Прекрасно олицетворение меча, которым Господь губит Изра­иля. Часто упоминают пророки об этом всегубительном мече ярости Господней; но ни один из них не сделал из него такого живого поэтического и полного образа, как Иезекииль.

«Меч, меч, изострися, разъярись, возблистай блеском, секи, истребляй, отрешай всякое древо! Сыны Израиля предаются на усечение мечное. Остер сей меч, хорош на посечение, славно он сверкает. Проходи же, меч, как молния; изощряйся справа и слева, всюду, куда ни пойдешь. Я сам буду рукоплескать тебе. Меч, меч, извлеченный на усечение, извлеченный на скончание, двигнись, да блеснешь. Пади на выи беззаконников, но потом возвратись в ножны свои. Я уже на тебя излию гнев свой. Ты будешь снедию огня. Кровь твоя будет посреди земли твоея и не будет твоей памяти».

Очень вероятно, что в виде этого меча олицетворяется Вавилон, завоеватель и бич народов. Пленный Пророк должен был прибегать к олицетворениям такого рода. Он часто говорит об этом мече-губителе. Адонаи Господь глаголет пророку: «Сын человеч, я поставил тебя стражем дому Израилеву. Когда увидишь ты меч, грядущий на него, возвести о нем народу». – Из этого образа уже видно, что этот грядущий меч есть Вавилон, ибо слова Пророков, стражей независимости народной, стали раздаваться сильнее с тех пор, как Вавилон, этот меч между народами, начал угрожать блестящим острием своим.

Тем вероятнее это олицетворение, что о падении Вавилона нет никакого особенного пророчества у Иеремии, если только пророчество о Гоге и Магоге не принять за иносказание о гибели Вавилона.

Возвратимся к характеристике образов Иезекииля. Как Вавилон у него – меч, так Тир есть корабль, Египет – крокодил, а в другом месте –  кипарис. – Исаия в своих видениях на страны чуждые характеризует их просто природою их и занятием. Иезекииль же всякую из стран воплощает в особенный образ. Остановимся на изображениях Тира и Египта.

Тир представлен в виде корабля, украшенного и нагруженного всеми роскошными дарами торговли востока. Здесь особенно замечательны все подробности в описании этой торговли.

«В сердце моря блистал корабль. Сыны Тира его украсили. Истесали на него кедр из Санира. Соткали его из досок от кипарисов Ливана. Из дубов Васанских сделали ему весла. Тонкий лен Египта на парусах его. Багряница островов Элиссы на его флаге. Все бесценные камни его украшают. Князи Сидона и Арада – его гребцы; премудрые Тира – кормчие. Все корабли и суда морские вились около него. Все народы нагружали его своими сокро­вищами. Персы и Лидяне несли ему щиты и шлемы. Карфагеняне – злато, сребро, медь, железо, олово. Эллада – рабов своих. Сыны Родоса – зуб слоновый. Иуда и Израиль – пшеницу, мед и елей. Дамаск – вино Хелвонское, волну блещущую Милета. Ассиил – железо деланое. Аравия – верблюдов, овнов и агнцев. – Купцы Саввы и Раммы – сладости и камни дорогие». – Какое богатое опи­сание всей торговли востока! – «Ты пресытился всем этим, ко­рабль, ты отягчал в сердце моря. Вода не сдержала тебя: ветр южный сокрушил тебя; все кормчие и советники пали с тобою в сердце моря. Цари народов морских сходят с престолов, свергают венцы с глав, совлекают с себя испещренные ризы и ужасаются ужасом. Островa в море мятутся от твоей погибели. Купцы разноплеменные сопровождают ее свистом: ибо ты был им обидою, и не будет тебя во век, и на месте Тира рыбаки сушат свои мрежи». Великолепно это кораблекрушение первого торгового царства роскошной Азии. Редко найти можно во всей поэзии образ столь полный, стройный и вместе значительный, как это описание.

Также Фараон или Египет сравнивается со змием или крокодилом, который говорит: «Мои все реки». Господь изведет его на уде и прострет по земле, и наполнит им поля, и посадит на него птиц небесных, и насытит им всех зверей земных, и плотью его и кровью наполнит горы, землю, дебри, и покроет небо и звезды тьмою. – Здесь изобилие Египта изображено фигурально, посредством тучности крокодила, а не просто описано, как у Исаии.

Далее следует сравнение Египта с кипарисом. «Се Ассур – кипарис на Ливане, добр отраслями, высок величеством, част покровом; середи облак власть его; вода воспитала его; бездна вознесла его; он простер свои составы ко всем древам поля. Его величество вознеслось выше древес; расширились его ветви. Возгнездились в них птицы небесные; под ним раждались звери; под сению его веселились народы. Кипарисы рая питали к нему ревность. И за гордость его Господь попустил чуждых губителей сокрушить его – и они повергли кипарис на горах, и по всем дебрям распались его ветви, и все птицы с ним пали. Да не возносятся же величеством древеса! Да не властвуют середи облаков! Когда сошел он в ад, плакала о нем бездна, и утешали его в аду меньшие деревья, ибо и они сошли с ним вместе».

Наконец, какой образ так поэтически – возвышен и вели­колепно – ужасен, как дивное воскресение костей человеческих, это пророчественное сказание о всеобщем воскресении, которое одушевляло гений и кисть Микель-Анжело, когда изображал он Страшный Суд! Как воображение художника постигло сильную живопись этих слов: «И совокуплялись кости, кость к кости, и каждая к своему составу, и натягивались на них жилы, и росла плоть, и обле­кались они кожею, а духа в них не было. И от четырех ветров дунул в трупы дух жизни, и ожили они, и стали на ногах: собор многий». – Великий художник Италии понял вдохновен­ного Пророка-песнопевца и кистью перевел словa его в видимые образы.

Из предложенных примеров вы можете видеть, что все у Пророка принимает характер зримого, доступного чувству, осязаемого образа. Изобразительность есть главный отличительный харак­тер священной поэзии Иезекииля в отношении к другим пророкам. В его созданиях более, так сказать, пластического и живописного искусства, чем в двух первых Пророках. В Данииле мы видим то же самое. Вот почему великие живописцы Христианские имели особенное сочувствие с Иезекиилем, – и оба великие гения кисти запечатлели в чудных произведениях два великие его об­раза. Я уже напоминал о том, как Микель-Анжело одушевился его видением оживающих костей. Рафаэль изобразил видение четырех животных и Бога.

Ученые критики говорят, что сношения Иезекииля с Халдеями имели влияние на богатство его образов и на их загадочность. Правда, что он в юности своей переведен был в Халдею и что новый мiр, среди коего он находился, мог подействовать на его воображение. Его окружали чувственные образы, рукотворные кумиры языческого Вавилона. Эта стихия могла поразить земную стихию его духа – воображение – и напечатлеть свой след на некоторых его созданиях. Но она совершенно противилась Божественному духу, его осенявшему, и потому должна была освятиться иным значением, сообразным чистой вере пророка. Так, в храме Соломона мы видим влияние Финикийского зодчества, потому что строил его Тирский художник; но Бог, благоволивший освятить сей храм Своим присутствием, сообщил всем формам этого зодчества высшее знаменование. – Так и образы Иезекииля среди чувственно-образного мiра Халдеи освятились высоким духом религии истинной и потом перешли в символы Христианства.

Я скажу еще более: когда Евреи подвергались неизбежно влиянию идолопоклонства, – может статься, даже необходимо было принять чувственные образы в мiр поэзии, дабы сообщить иным поэтическое, другим более высшее значение. Только подобным противодействием можно было удалять народ от поклонения кумирам. Бог всегда нисходил к слабостям людей Своих и к потребностям местного и временного их положения. – Создавши их из плоти и подчинив их влиянию всего невечного, Он знал их нужды. Может быть, потому Он и посылал пророку Иезекиилю в Его видениях образы более чувственные, чтобы высоким знаменованием оных противодействовать несколько воображению народа, которое увлекалось кумирами Вавилона.

Сии три великие пророка – Исаия, Иеремия и Иезекииль – будут для нас главными представителями пророческих писаний у Евреев. Из предложенных мною примеров и главных черт постарайтесь теперь в уме своем изобразить каждого с особенностию его физиономии. Внутренний дух пророков есть один и тот же; в нем они совершенно между собою согласны, ибо все шли от одного Божественного начала. В этом они отражают общий характер Слова Господня, в котором царствует повсюду гармония, ибо все течет от единого источника – от Бога. Цель пророков есть равным образом одна и та же: к действию ведет их слово. Кроме времен­ной цели для Израильского народа, слово пророческое имело в виду еще вечную цель, ибо оно исполнено предсказаний об Искупителе. Временным назначением слова Пророков было поддерживать един­ство и самобытность Израильского народа. Оно, как временное, могло исполняться временно. Но вечное назначение этого действующего слова нашло свое исполнение, свое действие, только в Христианстве.

Дух пророков един, но внешняя форма, земная, в какой сей дух явился, разнообразна по характеру поэтическому сих Пророков. Исаия сочетал в себе силу воображения и чувство в полном равновесии. Это чувство обращалось в нем в сильный гнев на все высокомерное и нечестивое и в кроткую милость ко всему малому и смиренному. Оно соответствовало временному положению эпохи, но в нем пророчески выражалось и Божественное чувство, одушевляющее Евангелие в первых словах его: «Блаженни кротции, яко тии наследят землю».

Между двумя другими пророками разделены были две земные стихии поэзии. Иеремии досталось в удел чувство, Иезекиилю – сила вообразительная. Чувство в Иеремии приняло иной характер, чем в Исаие: гнев, при сознании немощи народной, перелился в нем в скорбь и в плач; чувство милости, смягчающей гнев, в чувство отдаленной надежды.

Человеческий и поэтический характер каждого из Богодухновенных пророков соответствовал совершенно эпохе, в какую каждый из них был послан от Провидения. Гнев Исаии, умягченный чувством самоуверенности народной, соответствовал той эпохе, в которую еще далека была погибель самобытности народа, и Израиль мог еще чувствовать в себе силу. Тогда можно было на него действовать гневом. – Чувствительность Иеремии, который должен был признать необходимость плена, кажется, послана была самим Провидением на то, чтобы постоянными слезами питать последнее чувство жизни в расслабленном народе, который без этих слез мог бы угаснуть духом на веки под игом Вавилона. – Наконец, во время пленения Вавилонского, когда народ неизбежно подвергался влиянию чувственных кумиров Халдейского мiра, вообразительная сила пророка, неистощимая в образах поэтических очевидных, но проникнутых высоким, Божественным знаменованием той веры, за которую действовал Пророк, могла отвратить народ от идолопоклонства тем, что, с одной стороны, удовлетворяя несколько своими образами пораженному воображению народа, она поддерживала в нем чувство истинной веры, давая этим образам свое, особенное, высшее знаменование. Так всякий из сих трех пророков в своем земном характере выразил потребность своей эпохи, а тем самым исполнил свое временное послание.

Сими тремя главными пророками я заключаю изучение священной поэзии Евреев и вместе древнего восточного периода, в котором мы избрали ее главною представительницею, потому что она, в духе своем будучи исполнена пророческих вещаний об обетованном Искуплении, естественно всех более имела влияния на западную поэзию времен Христианских.

Теперь следует перейти к изучению периода Греческо-Римского.

Текст подготовлен к переизданию М.А. Бирюковой

Степан Шеверёв

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"