7 июня 2011 года не стало Юрия Борисовича Юшкина. В это трудно было поверить, и печаль всё не уходила. И не уходит. И это даже не печаль, а тоска. Не будет больше встреч, разговоров, общения, совместных застолий. Не будет ожидания того, что новые встречи (хотя Юрий Борисович из-за тяжёлой болезни в последние годы всё реже приходил в Есенинскую группу ИМЛИ) еще впереди. Ведь так о многом хотелось бы ещё поговорить, помечтать, повыспрашивать.
Я не знаю того времени в жизни Юрия Борисовича, когда он ещё не занимался литературой профессионально. В «Литературной России», где в 1990-е годы кипела бурная, насыщенная жизнь, Юрий Борисович был редактором одного из отделов. В первое время, когда мы встречались, он внешне походил на своих коллег. Но потом появилось ощущение, что жизнь его переменилась. Эти перемены сказались и на его внешнем облике. Он стал совершенно не похож на обычного редакционного работника, в нём появилось нечто старорусское. Думается, произошло это потому, что его внутренний мир в те годы неуклонно тяготел к связи времен: былинного, классического и становящейся современности. Именно это тяготение сделало из Юрия Борисовича настоящего борца – борца за возрождение и сохранение тех сторон жизни, которые воплощались тогда в его миропонимании, отражаясь и на внешнем облике, и в его внутренней духовной и душевной неуспокоенности. Поэтому было очень естественным, что Юрий Борисович оказался в числе тех немногочисленных поначалу подвижников, которые стали продвигать идею восстановления в Москве безжалостно уничтоженного в 1930-годы храма Христа Спасителя. Небольшой рабочий кабинет Юрия Борисовича стал в то время необычайно наполненным не только новыми людьми, но и какими-то документами, старыми фотографиями. Началась активная деятельность по сбору средств на возрождение храма. И кабинет руководителя отдела газеты в здании по Цветному бульвару, 30 стал тогда центром притяжения для тех, кто занимался изучением истории Храма, кто ратовал за его восстановление и жертвовал средства на это. И Юрий Борисович был движителем этой разнообразной деятельности, направлял ее в нужное русло, скреплял своей энергией, своей неуспокоенностью.
Юрий Борисович стал тогда созидателем и защитником. Он смело защищал свои идеалы, которыми руководствовался, мог дать довольно резкую, но аргументированную оценку тому или иному человеку, с творчеством и с поступками которого был знаком.
Юрий Борисович защищал свои идеалы и в Советском Союзе в 1991-м, и в новой России – в 1993-м, и в Югославии. И не просто защищал, а защищал всем своим существом, защищал, отдаваясь до конца своему делу, которое считал главным. Защитил бы и ценой своей жизни. И это всегда вызывало уважение.
Помню, как он принял и быстро напечатал небольшую мою заметку о референдуме, проходившем в городе Печоры Псковской области, что на границе с Эстонией. Мне показывали тогда некоторые бюллетени, на которых местные жители, добавляя от себя, писали о том, что хотят остаться с Россией. Границу с Эстонией по дороге, ведущей в Тарту, тогда я переходил еще без досмотра и не предъявляя документов, а, поднявшись в гору, увидел нечто, напоминающее окопы. Как говаривал один политический деятель, «процесс пошел». Идея о единстве страны, которую отстаивали жители Печор, была очень близка и дорога Юрию Борисовичу. И потому заметка, о подготовке которой я заранее ему не говорил (ездил-то сам по себе – просто купил билет – и в путь), пошла в печать.
Как человек литературной среды своего времени, любивший русскую литературу, глубоко в ней разбиравшийся, Юрий Борисович имел свое устойчивое и непоколебимое мнение относительно ее представителей. И среди наиболее ценимых им поэтов был Сергей Александрович Есенин.
Статьи о поэте, воспоминания о нем регулярно печатались в «Литературной России», благодаря, прежде всего, Юрию Юшкину. Вышел и специальный номер приложения к газете – «Русский рубеж», целиком посвященный теме «Есенин и русская эмиграция».
В то время, когда после смерти главного редактора газеты Э.Сафонова и некоторых других событий «Литературная Россия», что называется, впала в дрейф, Юрий Юшкин покинул это издание, которому отдал много сил и времени.
Он становится членом редколлегии журнала «Новая книга России», близкого ему идейно. И в этом издании Юшкин неизменно отстаивал свои принципиальные позиции.
Но договариваться с близкими и не очень близкими людьми не всегда получалось. Вероятно, поэтому Юрия Борисовича в последние годы все больше тянуло из Москвы – на просторы глубинной России, к земле-кормилице и поилице. Он уезжал далеко от столицы, в Ярославскую область. Была ли зима или лето, он мог подолгу жить сельским жителем. Раскапывать тропу в глубоких сугробах, заметающих единственную дорогу, обрабатывать землю, делать прекрасное, ни с чем не сравнимое по богатству вкуса домашнее вино. Он выращивал и заквашивал огурцы, растил сад.
Важной была для него и жизнь Русской Православной Церкви. Он не только посещал службы, знал окрестных церковных служителей, но и вникал в повседневные церковные нужды. Помню, как он был озабочен вопросами изготовления церковных свечей. И в той московской церкви, в которой его отпевали, он тоже был в числе наиболее усердно помогающих храму прихожан.
Есенинская тема влекла Юрия Борисовича буквально до последних дней его жизни. Имея весьма непростые отношения с некоторыми членами Есенинской группы ИМЛИ РАН, Юрий Борисович, тем не менее, довольно часто приходил на наши заседания. И не просто слушал, высказывал свои оценки по поводу обсуждаемых проблем, но и непосредственно участвовал в подготовке ряда томов есенинского Полного собрания сочинений и «Летописи жизни и творчества С.А.Есенина», редактировал статьи для сборника по итогам конференции. Приносил неизвестные или малодоступные материалы, которые хранились в его домашнем архиве. Всегда был полемичен и эмоционален – ведь речь шла о жизни и творчестве его любимого поэта. Юрий Борисович всегда стремился сделать копии тех текстов и фотографий, которых у него не было. Ему очень хотелось, чтобы ширилась и пополнялась его есенинская коллекция. Есениным он жил, а великий русский поэт помогал ему быть защитником своей земли и созидателем.
Есенина Юрий Борисович мог защищать перед кем угодно. Помню, как-то раз он подошел к тогдашнему губернатору Рязанской области (к счастью, есенинский музей в Константинове существует и развивается по-прежнему, несмотря на смену многочисленных первых секретарей обкома и губернаторов) и высказал свои претензии по поводу происходящего на родине Есенина. Он любил константиновские просторы, где «синь сосет глаза». И Константиново отвечало ему взаимностью.
Как есенинский «захожий богомолец», завершил он свою земную жизнь.
