На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Литературная страница - Библиотека  

Версия для печати

Гомер и Давид:

пересечение параллельных художественное исследование

Феноменальные цивилизации греков и евреев, возникшие в Восточном средиземноморье в одну эпоху, сформированные поэтом Гомером и пророком Давидом, веками развивались параллельно друг другу. Их пересечение в I веке привело к зарождению европейской цивилизации. Опыт сопоставления цивилизаций греков и евреев и момент их пересечения в отечественной литературе проводится впервые. Культурософское авторское исследование О. С. Слепынина может быть интересно как антиковедам и библеистам, так и тем, кто интересуется тайнами и смыслами человеческой истории.

 

Поэмы Гомера… дре́вни, как псалмы Давида

Н. И. Гнедич

 

1.

У поэм Гомера сладкий привкус нектара, который, возможно, тем и открывает читателю многомерную реальность, соотносимую со всем, одновременную всему. Веками загадочный автор воспринимался цивилизованным языческом миром как человек каждому близкий, почти родной, так воспринят он был и эпохой Возрождения. Вот и в русском сознании Гомер уже тысячу лет растворён, может и незаметно, но именно как золото в крови. В Повести временных лет Нестор-летописец (сам носитель гомеровского имени [1]), множество раз цитируя пророка Давида, вдруг, перечисляя земли, отошедшие Иафету, сыну Ноя, называет в числе различных территорий девять небольших остров, которые взяты из поэм Гомера [2]. Через столетия в лексиконе А. Пушкина только в «Евгении Онегине» тема Гомера комментариями Набокова отмечена с десяток раз [3]. Через несколько лет после Пушкина, 19-летний Ф. М. Достоевский, ведя литературный спор с братом, пишет: «Вот как я говорю: Гомер (баснословный человек, может быть как Христос, воплощенный Богом и к нам посланный) может быть параллелью только Христу… Ведь в «Илиаде» Гомер дал всему древнему миру организацию и духовной и земной жизни, совершенно в такой же силе, как Христос новому» [4].

В этом есть молодой задор спорщика, но в этом есть и правда.

Здесь же заметим, что имя «Гомер» не было чуждо слуху древнего еврея. Оно встречается в Ветхом Завете (Танахе). Гомер – имя старшего сына Иафета, внука Ноя (Быт. 10:2–3). В Книге пророка Иезекииля (VI в. до РХ.) Господь обещает спасти народы, в том числе некоего «Гомера со всеми отрядами его» (Иез.38:6). В-третьих, в Книге пророка Осии (VIII в. до РХ.) [5] имя это мы видим в «женском роде»: «И пошел он и взял Гомерь, дочь Дивлаима» (Ос.1:3).

Толкователи имя Гомер определяют как «полный», «совершенный» [6]. Но не слепой!

Тексты Гомера обрели свой нынешний вид в Александрйской библиотеке во II в. до РХ. Учёные-филологи во главе с Аристархом Самофракийским (216-144) совершили научный подвиг. В гомеровских текстах, собранных со всего света, ими устранены разночтения, для удобства хранения тексты разбиты на главы (по числу букв в алфавите). Еврейский канон, Танах – еврейская Библия, принял свой канонический вид много позже. Но Септуагинта, перевод Танаха на древнегреческий, был выполнен там же, в Александрии, примерно в тоже время, в III—I веках до РХ.

 

Употребляя в дальнейшем выражения «у Гомера» и «у Давида», уточним: «У Гомера» - у героев Гомера или сказанное самим Гомером «от автора»; «у Давида» - у авторов, говорящих о Давиде или когда он сам в псалмах говорит о себе.

 

Отметим определённую параллель между Гомером и Давидом пока вот в чём.

Гомера начали сбрасывать с корабля современности уже в VII веке до РХ. Знаменитый Зоил – «бич Гомера» цинично оттачивал остроумие на Гомере в IV—III веках до РХ. В ХVII веке аббат д'Обиньяк доказывал, что Гомер как индивидуальная личность никогда не существовал, слово «гомер» означает «слепец», а то что считают поэмами Гомера – «собрание песен слепцов», калик перехожих. Этим аббат дал работу филологам на столетия вперед, обозначив «гомеровский вопрос», который со временем породил два непримиримых лагеря – «аналитиков», расчленяющих поэму, и «унитариев», которые отстаивают целостность поэмы; спор ведётся с переменным успехом и не завешён [7].

Здесь же укажем, что анонимный автор трактата на латыни «О возвышенном» в I в. не только не сомневался в реальности существования Гомера, но и указывал на то, что в отличие от «Илиады», написанной Гомером в зрелым возрасте, «Одиссею» писал «в старости, на закате своего великого гения».

Отрицание Давида случилось не в древности, во второй половине ХХ века. Небольшая, но влиятельная на Западе, группа учёных, породила такое течение как «библейский минимализм». Ими была выдвинута идея «развития независимой от Библии истории Израиля», утверждалось мнение, что царь Давид такая же «историческая фигура», как литературные персонажи король Артур или Робин Гуд. Опора из-под ног «минималистов» была выбита в 1993 году археологами [8]. Но спор продолжился. При этом противники «минималистов» имеют все основания говорить: «Давид вновь предстаёт перед нашей мыслью и взором уникальной исторической личностью и политическим лидером с исключительным обаянием и личными способностями, благодаря которым он создал государство с военной властью, быстро растущим аппаратом чиновников и существенной территориальной экспансией [9].»

Авторство Давида как автора псалмов, или значительной их части, так же оспорена, притом, что св. Григорий Нисский, св. Амвросий Медиоланский, св. Иоанн Златоуст и др. полагали, что Псалтирь принадлежит одному Давиду. Другие отцы и учители церкви – Ориген, св. Афанасий Александрийский, св. Василий Великий и др., считали, что Псалтирь не принадлежит одному автору. Это мнение обосновывают многие ученые новых времён [10].

Тему авторства оставим учёным, здесь просто вспомним слова прп. Ефрема Сирина: «Псалом – радость боголюбцев, он отгоняет празднословие, прекращает смех, напоминает Суд, возбуждает душу к Богу, сликовствует с Ангелами».

 

2.

А. Ф. Лосев в своём «Гомере» начинает и вдруг обрывает важную мысль: «Только очень наивный читатель Гомера может относиться к «Илиаде» и «Одиссее» как к обыкновенным литературным произведениям» [11]. Лосев тут же уходит на снижение и начинает петлять в красивых высоких соснах. А мы взлёт продолжим: пророческий дар Гомера очевиден. Он первый дал понятие о Боге-вседержителе, нашёл для этого форму в своём «тёмным веке», когда и письменность была уже утрачена.

К этому вернёмся, а пока покажем (напомним), что Гомер – очень непростой автор, в том числе и в техническом прогнозировании. Некоторые его пассажи многими понимались как «аллегорические», «сказочные», «фантастические». У Гомера мы видим беспилотники сухопутные [12] (вот, кстати, и первый велосипед!) и мореходные [13], корабли племени феаков словно бы снабжены спутниковой системой навигации. Гомером показаны роботы, снабжённые искусственным интеллектом – так называемые «золотые служанки» Гефеста, обученные «самым различным трудам» [14]. 140-ка стихами им показан золотой щит Ахиллеса [15], на телевизионной плазме которого идёт трансляция событий человеческой истории.

 

О вседержителе

 

В «Илиаде» в одной из сцен Зевс-промыслитель грозит богам жестоким избиением и удалением с горы Иды (как из «зрительно зала») на Олимп, а то и в бездонный Тартар, если кто из богов и богинь примет ту или иную сторону в Троянской войне. Упреждая бунт, Зевс открывает им свою вселенскую силу, что-де может их всех вместе, кто попытается стянуть его с неба, поднять на этой золотой цепи вместе с морем и землёю и подвесить «средь воздушных просторов».

Буквально:

... Все до последнего бога и все до последней богини

За цепь схватитесь, - и все же не стащите с неба на землю

Вы устроителя Зевса всевышнего, как ни старайтесь!

Если же я, не на шутку решившись, повлечь пожелаю, -

С морем самим и с самою землей эту цепь повлеку я;

После вокруг олимпийской вершины её обмотаю, -

И средь воздушных просторов весь мир на цепи той повиснет.

Вот я насколько сильнее и смертных, сильней и бессмертных!

(Ил.8:20±; Вересаев)

Боги к его угрозе относились серьёзно: «Молчанье глубокое боги хранили. Грозная речь молневержца Кронида их всех поразила». Зевсу даже пришлось успокаивать деву Афину, сводя дело к шутке. Вслед за ним некоторые исследователи будут во всём у Гомера отыскивать иронию, описывать его стихи как бурлеск. Но Платон и Аристотель понимал дело иначе [16].

Судя по всему, личное миропонимание Гомера таково – он, отвергая суеверные гадания на птицах, - говорит:

Верить должны мы единому, Зевса великого воле,

Зевса, который и смертных и вечных богов повелитель!

(Ил. 12:240+; Гнедич)

К Зевсу взывают, в том числе и коллективно. При неисполнении мольбы могут и обругать, как Менелай, у которого при атаке на Париса «меч от удара в три иль четыре распавшись куска, из руки его выпал. И возопил Менелай, на широкое небо взглянувши: «Нет никого средь бессмертных зловредней тебя, о Кронион!». Молитвы могут быть исполнены или не исполнены или исполнены частично, как молитва Ахиллеса, которую тот совершил с особой чашей, для этого предназначенной. Из неё «не возливалось вино никому из богов, кроме Зевса». Это очень личное обращение: «… Ты на молитву мою благосклонно уж раз отозвался и возвеличил меня, поразивши ахейцев бедою. Также ещё и теперь мне такое исполни желанье…»

Зевс главное действующее лицо «Илиады», участник военных дел. Поэма начинается рассказом о кровавых последствиях гнева Ахиллеса, Гомер поясняет: «Так свершалася воля Крониона Зевса» (I:5) (Кронион – имя Зевса по отцу Кроносу). Он – громовержец и громоносец, он – молниеносный, чернооблачный, промыслитель, «человеческих войн вседержавный решитель»…

Н. М. Никольский в своём труде «Царь Давид и Псалмы» [17], разбирая вопрос о состоянии религии во времена пророка Давида, показывает: «Бог Ягве, занимавший первое место в еврейском пантеоне, национальный Бог Израиля, это всё ещё прежний воинственный Бог… Когда Он идёт, содрогается земля и небо, шатаются горы, даже сам Синай, этот великан между горами (как Олимп у греков). Этот Бог жаждет крови врагов Израиля, которые являются и его врагами…» Этимология слова jahweh - бог грозы. В псалме 29 «Ягве издаёт раскаты грома над водами; его громовой голос раздробляет кедры Ливанские, заставляет их скакать, как телёнка. От его громов содрогается пустыня Кадеш и валятся леса…». Интересно сравнить с гневностью громовержца у Гомера. Шло ахейское войско и «стоном стонала земля, как под гневом метателя молний». Когда Зевс дал согласие на помощь Ахиллесу, кивнул, тряхнув волосами, «Олимп всколебался великий». Ил. I: 530

Н. Никольский поясняет, почему в русском переводе псалмов, как и во всей Библии, читатель нигде не встретит имени Ягве: «Причина этого заключается в следующем: ко времени перевода ветхозаветной литературы на греческий язык (II в. до РХ.), собственное имя Божества стало считаться святым и неизреченным, и поэтому везде, стояла тетраграмма этого имени».

Ягве – непременный советник и участник военных дел. Он дарует и в гневе отнимет царство из рук Саула и отдаёт его Давиду 1Цар 15:28, так как тот «не послушал гласа Господня и не выполнил ярости гнева Его». Господь через пророка Самуила выносит Саулу смертный приговор: «завтра ты и сыны твои будете со мною, и стан Израильский предаст Господь в руки Филистимлян. 1Цар 31:6; Сир 46:23».

У Давида громовик Ягве не улыбается. У Гомера громовержец Зевс может разрядить конфликтную ситуацию, объяснив свою угрозу шуткой. Видя ужас девы Афины: «Ей отвечал, улыбнувшись, Зевес, собирающий тучи: "Тритогенея, не бойся, дитя мое милое! Это я говорю не всерьез, а к тебе я вполне благосклонен"». (Ил.8:38-40).

Во 2 псалме Ягве, Сущий, «Тот, Кто сидит на небе, смеётся» над народами всего мира, теми, кто «восстали против Ягве и Его помазанника». Переход в понимании Ягве как Единого Бога правды, царящего над всеми народами, относится к VIII веке до РХ.

Время от времени народ Израиля обращается к Ваалу и Астарте.

Зевсу подчинены боги и демоны.

Ягве подчинены низшие божества, ангелы смерти.

У Давида: «И послал Господь язву на Израильтян от утра до назначенного времени; и началась язва в народе и умерло из народа, от Дана до Вирсавии, семьдесят тысяч человек. И простер Ангел [Божий] руку свою на Иерусалим, чтобы опустошить его…» (2Ц.24:15-16). Полагают, речь об эпидемии чумы.

У Гомера гневный Аполлон занят устройством мора, так же полагают, чумы: «Тучами копья и стрелы летали, народ поражая» (Ил.15:319).

Лосев остроумно замечает: «Аполлон и Артемида являются у Гомера прежде всего богами смерти и вероломного убийства. Как отличны эти гомеровские персонажи от позднейших общепризнанных красавцев!»

«Илиада» Гомера о том, как человек из безжалостной машины смерти превращается в человека сострадательного, собственно в человека человечного. Ради этого, судя по всему, поэма и была дана людям.

 

3.

 

Со всей очевидностью, - и это на поверхности, - Гомер «параллелен» Давиду в сюжетах боевых единоборств. Самый известный в нашей цивилизации поединок с выходом «один на один» – бой Давида и Голиафа. Пастух камнем из ручья убивает исполина, тяжеловооружённого, облачённого в драгоценные доспехи со всем изыском воинского искусства! Этот бой можно назвать абсолютным. Схема его такова, разложим как по нотам – да простят маститые антиковеды, разнообразим схему музыкой.

а.♩). Вызов на поединок, оглашение условий.

Филистимлянин Голиаф, бахвалясь, кричит израильскому войску: Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьёт меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами и будете служить нам (1Цар 17:8, 9).

Ставка предельная: победа в поединке – победа в войне. Война за Ханаан, - для евреев Земли обетованной, - ведётся с переменным успехом десятки лет. Даже священный Ковчег Завета филистимляне, поклонники Дагона, хтонического божества, уже захватывали в качестве трофея. Впереди века вражды. Филистимляне как особая народность растворятся в эпоху эллинизма, после походов Александра Македонского. В стане израильтян нет храбреца, готового сразиться с гигантом. Войска готовятся к побоищу, все тянут время. Сорок дней к ряду, утром и вечером, Голиаф повторят свой вызов. Израильтяне, видя Голиафа, «убегали от него и весьма боялись»: столь ужасен был вид Голиафа [18].

б. ♪). Принятие вызова.

Давид случайно оказывается на месте противостояния войск. Но он готов. Его мотив: уязвлённость религиозного и патриотического чувства. Его цель: снять поношение с Израиля, убить того, кто поносит воинство Бога Живаго.

В успех Давида никто не верит, ибо он юноша, а Голиаф воин от юности своей. Чтобы получить благословение, Давид рассказывает царю Саулу о своей силе и отваге: Когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его; и льва и медведя убивал. Верит ли ему Саул – вопрос. Но других героев у него нет, и сказал Саул Давиду: иди, и да будет Господь с тобою.

в. ♫). Подготовка к бою, облачение.

Саул, кажется, решил подшутить над Давидом, вручил юнцу свои доспехи. А был Саул заметного роста: он от плеч своих был выше всего народа [19]. Давид поначалу подчинился царской прихоти, но тут же и одумался. И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню. И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению; потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом, я не привык. И снял Давид всё это с себя. И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним; и с сумкою и с пращею в руке своей выступил против Филистимлянина.

г. ♬). Религиозно-идеологическое выяснение отношений, угрозы.

Бойцы на удалении друг от друга. И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою и с камнями? разве я собака? И сказал Давид: нет, но хуже собаки. И проклял Филистимлянин Давида своими богами. И сказал Филистимлянин Давиду: подойди ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным и зверям полевым. А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил; ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам труп твой и трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть Бог в Израиле; и узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа, и Он предаст вас в руки наши.

д. ♬♩). Бой.

Автор Книги царств достигает кинематографического эффекта, описывая особым приёмом движение героев. Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу Филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень, и бросил из пращи и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицем на землю.

 

е. ♬♪). Осквернение трупа. Взятие трофея. Получение славы.

Победа нуждается в закреплении в памяти соплеменников.

Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его… И взял Давид голову Филистимлянина и отнес её в Иерусалим, а оружие его положил в шатре своем.

ё. ♬♫). Вдохновенный разгром противника.

Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали. И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули и гнали Филистимлян… И возвратились сыны Израилевы из погони за Филистимлянами и разграбили стан их.

Отметим внутреннюю перемену в самом Давиде, произошедшую в результате боя. Псалом 151 (в канон не включён) сюжетно связан с псалмом 143. Давид говорит на песенном языке – описывает своё преображение через образы своих рук, пальцев и музыкальных инструментов: Я был меньший между братьями моими и юнейший в доме отца моего; пас овец отца моего. Руки мои сделали орган, персты мои настраивали псалтирь. В псалме 143 руки пастушка-музыканта становятся руками воина: Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани… Боже! новую песнь воспою Тебе, на десятиструнной псалтири воспою Тебе, дарующему спасение царям и избавляющему Давида, раба Твоего, от лютого меча. (Пс.143:1,9-10).

О чём пел пастух Давид до боя, мы не знаем, возможно, о любви, природе. После боя возникла в нём новая песнь Богу.

 

4.

 

Яркость художественных подробностей боя Давида не уступает красочному слогу Гомера.

Высшей волей и личной отвагой свершается подвиг Давида.

Высшей волей и личной отвагой свершаются подвиги у Гомера.

 

Главный герой «Илиады» - Ахиллес, он, как и Давид в Ветхом завете, владеет струнным инструментом. Инструмент очень красивой на вид, с перемычкой серебряной сверху Ахиллес не своими руками создал, но взял его в качестве трофея, разрушив город (один из двадцати трёх) в разбойном нападении. Пришедшие к Ахиллесу с царскими дарами послы, желая уговорить его вступить в войну, нашли Ахиллеса

Сердце свое услаждавшим игрою на форминге звонкой...

Ею он дух услаждал, воспевая деянья героев. (Ил.9:185+) [20].

Внутреннее преображение Ахиллеса произойдёт так же после главного поединка его жизни, после убийства вождя троянцев Гектора, во время беседы с его отцом, Приамом, царём Трои.

К этому бою, который медными наконечниками острых копий сошьёт поэму в сюжетозавершённый эпос, мы ещё вернёмся.

В «Илиаде» есть воспоминание о поединке, в котором так же молодой боец и будущий царь побеждает матёрого воина. Это поединок пилосского воина Нестора, с Эревфалионом, аркадским героем. Аркадия – область в центральной части греческого Пелопоннеса, Пилос – приморский город там же. Старец Нестор под стенами Трои, желая устыдить соплеменников, которые оробели, услышав вызов Гектора, говорит им о своём давнем бое около Фейских твердынь, недалеко от струй Иордана! Эревфалион, облачённый в знаменитые доспехи некоего дивного Ареифоя, бахвалясь, выкрикивал противника на поединок. Нестор вспоминает:

Гордый доспехами, тот всех храбрейших выкрикивал к битве.

Все трепетали, страшась, и никто не отважился выйти.

Вспыхнуло сердце во мне: на свою уповая отвагу,

С гордым сразиться! Хотя между ратников был я всех младше.

С ним я сразился, — и мне торжество даровала Афина!

Я человека убил, что всех больше был и всех сильнее!

Рухнул огромный, лежал он в пыли во весь рост распростертый…

(7:150+; Сальников).

Обращает на себя внимание и такая параллель как совпадение греческого и иудейского гидронимов Иордан ('Ιαρδάνου)*.

Вероятно, может быть создана теория дублирующихся вариантов.

Единоборство Париса и Менелая, так же как бой Давида и Голиафа, мог бы решить исход войны. Парис-Александр, девять лет назад похитив прекрасную Елену, жену Менелая, брата царя Агамемнона, прихватив и его сокровища, собственно ограбив (это и стало поводом к Троянской войне), - вдруг надумал сразиться лично с Менелаем и в единоборстве положить конец войне [21].

 

а. ♩). Вызов на поединок, оглашение условий.

Парис объявляет, всех радуя:

В бой за Елену вступлю и за взятые с нею богатства.

Кто из двоих победит и окажется в битве сильнейшим,

Женщину пусть уведет за собою с богатствами всеми.

(3:70+ Вересаев).

б. ♪). Принятие вызова.

Менелай рад, он уж очень давно мечтает добраться до своего обидчика, чтобы свернуть ему шею. Но и себя за войну он вины не снимает:

За преступленье Париса, за распрю, возженную мною.

Кто между нами двумя обречен на погибель судьбою,

Пусть и погибнет. А вы, остальные, миритесь скорее.

(3:100 +).

г. ♬). Религиозных разногласий нет. Ахейцы и троянцы единоверцы. Выяснение отношений.

Идея поединка нравится – и царям и воинам, и Елене. Все молятся. Произносят клятвы, будто что от них зависит. Обещают, мол те, которые клятву нарушат, пусть их мозги, как вот это вино, по земле разольются. Этого мало, пусть их жен другие взведут на постели!

Зря клялись, зря радовались, что войне конец, зря площадку для боя размечали и жребий тянули, кому первому бить копьём. Но пока всё идёт как по писанному, лишь с небольшим смещением наших нот:

в. ♫). Подготовка к бою, облачение.

У Гомера всё это со вкусом и подробно в 11-ти стихах: Парис

Стал между тем облекать себе плечи доспехом прекрасным…

Так же совсем и герой Менелай снаряжался на битву.

(Ил.3:330 -,+)

д. ♬♩). Бой.

Обменялись ударами страшных копий, дошло до мечей, потом и до рукопашной. Мелелай удавил бы Париса ремешком его шлема, шею б свернул.

е. ♬♪). Взятие трофея

Но

Шлем лишь один очутился в могучей руке Менелая.

В воздухе шлем Менелай закружил и швырнул его быстро

К пышнопоножным ахейцам; и шлем тот друзья подобрали.

(Ил.3:375+)

ё. ♬♫). Вдохновенный разгром врага.

Менелай Бросился вновь он вперед, поразить Александра желая

Медным копьем. Но нежданно его унесла Афродита…

(Ил.3:380 -,+)

Унесла прямо в спальню Елены. Не сон ли Париса, будущего убийцы Ахиллеса?

Ещё один бой по классификации «Давид – Голиаф» - поединок «Гектор – Аякс Теламонид». Это скорее спортивный турнир с возможным смертельным исходом, чем поединок, который мог бы повлиять на исход войны. Оговорены условия, победителю – трофеи, побеждённому – достойное погребение: без осквернения трупа. Аполлон и дева Афина, имея каждый свой интерес, решают вопрос, чтобы остановить всеобщее побоище, возбуждают в Гекторе, вожде троянцев, небывалую храбрость. Гомер даёт впечатляющую картину боя на пиках, потом с обменом ударами камня. Дело шло к сражению на мечах: Тут бы, схватившись, мечами они изрубили друг друга, но им передали высшую волю:

«Дети любезные, вы поединок закончите этим.

Зевсу, гонителю туч, вы милы в равной степени оба;

Оба храбры и сильны: в этом все убедились сегодня.

Но приближается ночь; покориться ей очень приятно».

(7:280-,+ Сальников.)

Герои обмениваются подарками, что является полной заменой (е. ♬♪) трофеев, а вдохновенный разгром – пиршествами (ё. ♬♫).

На главный поединок «Илиады» – бой Ахиллеса и Гектора – мы взглянем позже.

 

5.

 

Все минувшие эпохи начинают казаться молодыми и розовощёкими, когда обживёшься в Гомере и в текстах древнего Священного писания. Аристотель даже внешне уже видится не мраморным, а совершено живым, остроумным, бросающим стукачам через плечо: «Груша зреет на груше, на ябеде ябеда зреет», пародируя «Одиссею» [22].

Гомер и Давид своими поэтиками сгенерировали векторы развития двух феноменальных культур: распахнутую в мир цивилизацию греков и углублённо-сосредоточенную в себе – евреев. Это цивилизации мысли и молитвы! Когда С. С. Аверинцев говорит: «Греция дала образец меры, Библия – образец безмерности; Греции принадлежит “прекрасное”, Библии – “возвышенное”», – хочется заметить, что противопоставление «меры» и «безмерности» выглядит искусственным, а «прекрасное» «возвышенному» – странным; кажется, поэтому автор этот пассаж и исключил при републикациях своего интересного материала [23].

Можем увидеть, как происходило движение Гомера и Давида внутри истории, или наоборот – движения истории внутри имён Гомера и Давида, в их магнитных полях, если угодно.

Через тринадцать поколений после Давида, во времена Ассирийского пленения, царь Иудеи Езекия (VIII-VII), восстанавливая традиции, велел левитам, чтоб они славили Господа словами Давида… и они славили с радостью и преклонялись и поклонялись. (2Пар 29:30). Ещё через века, при завершении вавилонского пленения и известного одичания (вплоть до потери письменности), при персидском наместнике Иудеи Неемии (V), левиты славословили Бога по установлению Давида, человека Божия — смена за сменою. (Неем 12:24). Можно думать, речь идёт о возникновении традиции чтения неусыпаемой Псалтири.

Тема влияния Давида на последующие века безмерна…

Даже и сатана искушает Христа, лукаво цитируя Псалтирь: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. (Пс 90:11–12,
 Пс 33:8; Мф 4:6; Лк 4:10).

В новую эпоху тонкий философ святитель Григорий Нисский (IV в. н.э.), отец и учитель Церкви, замечает: «Псалмы так приятны и сладки, что их изучают не только совершенные мужи, уже очистившие свои душевные чувства, но и жены… и дети находят в них удовольствие, как бы в забавах…». Греки стали учиться по Псалтири. О Гомере, разумеется, тоже не забывая. У св. Григория немало ссылок на Гомера, как и у его брата Василия Великого.

Все греки искони учились по Гомеру, говорит Ксенофан Колофонский (VI-V до РХ). В поколении его дедов законодатель Афин Солон (VII-VI) предписал читать Песни Гомера перед народом по порядку: где остановится один чтец, там начинать другому. Таким образом, читался «неусыпаемый Гомер»; Гомер был как воздух. Современник Ксенофанофа Анаксагор (VI-V), по словам Диогена Лаэртского [24], начал первый искать у Гомера этические аллегории и утверждал, что поэмы Гомера гласят о добродетели и справедливости. Сам же Ксенофан на Гомера нападал за рассказы о богах, был он Гомеровых кривд бичеватель задорный, но на суть сказанного им об общем для греков учителе это не влияет. Жившие после Ксенофана столетиями учились по Гомеру, вникая в удивительные тонкости его творения, уча себя и других. Вот небольшой перечень писателей и их сочинений, в большинстве несохранившихся, посвящённых Гомеру.

У Зенона Элейского (V до РХ) - «Гомеровские вопросы» заняли 5 книг.

У Диогена Синопского (V-IV) книги: «Елена», «Ахилл».

У Антисфена (V-IV): «О Гомере», «Об Одиссее», «Афина» (или «О Телемахе»), «О Елене и Пенелопе».

У Демокрита Абдерского (V-IV) книга «О Гомере, или О правильном произношении и непонятных словах».

У Гераклида Понтийского (IV): «Решения гомеровских вопросов» – 2 книги.

У Деметрия Фалерского (IV-III): «Знаток Гомера», «Об Илиаде» 2 книги, «Об Одиссее» 4 книги.

Аристотель (384–322) о «Гомеровских вопросах» написал 6 книг. Но и в сохранившихся «Поэтике» и «Риторике» ряд ключевых суждений делается им с опорой на Гомера.

У Платона (V-IV), учителя Аристотеля, диалог «Ион». Но и весь Платон пронизан Гомером. Это притом, что Гомера в своём придуманном Государстве он бы запретил, как и все прочие художества, дозволил бы лишь религиозные гимны, полагая, что с ростом художественной ценности искусства возрастает его негативное влияние на народ. Основатель неоплатонизма Плотин (III н.э.), живший после Платона через шестьсот лет, использовал тексты Гомера, порой, не для какой-нибудь своей концепции, а, скорее, просто для красоты и выразительности своей речи. [25]. Под влиянием неоплатонизма Плотина находился упомянутый святитель Григорий Нисский, оригинальный и утонченный мыслитель, который вдруг завёл нас сейчас в эпоху христианства, что в наши планы пока не входило.

При Аристотеле сочинения Гомера стали геополитическим фактором истории! Будучи воспитателем царевича Александра Македонского, Аристотель подарил отроку список «Илиады», собственноручно исправленный, который тот всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом, как об этом сообщает Онесикрит [26]. Плутарх передаёт, что «Царь Александр нередко говорил, что изучение «Илиады» – хорошее средство для достижения военной доблести». Таким образом опосредованно Гомер повлиял на создание грандиозной эллинистической империи, включившей в себя помимо прочего Палестину и Египет. Гомер повлиял и на место заложения египетской Александрии, города, которому суждено было стать культурным центром цивилизованного мира. Для закладки греческой цитадели в чужеродной стране была уже выбрана какая-то площадка, но Александр увидел удивительный сон. Ему приснилось, что почтенный старец с седыми волосами, встав возле него, прочел следующие стихи… Это были стихи из «Одиссеи» с упоминанием острова Фарос, лежащего против Египта [27]. Место в дельте Нила напротив острова оказалось настолько удобным, что там и был заложен город, возымевший стратегическое значение не только для эллинов, но и для всей европейской цивилизации. В Александрии, городе полном великолепных дворцов, был возведён грандиозный Мусейон (первоначально храм Муз, фактически академия наук) с библиотекой по образцу собраний при школах Платона и Аристотеля. В Александрии зародилась новая наука – филология, благодаря чему поэмы Гомера в свой час были очищены от позднейших вставок, а еврейский Танах (Ветхий завет Библии) переведён на древнегреческий язык и известен нам как «перевод семидесяти старцев» (на самом деле 72-х) – Септуагинта.

 

6.

 

Приметны и другие аукающиеся темы у Гомера и у Давида.

Некоторые обозначим внутри центральных линий конфликтов.

 

Причина гибели Трои и пресечения династии троянского царя Приама (было у него множество сыновей и дочерей от жён и наложниц) та, что Приам стал ненавистен Зевсу.

Как и царь Саул – Ягве.

Боги, уберегая Энея от меча Ахиллеса, объясняют необходимость его спасания, почему ему суждено жить: Род же Приама царя Крониду (Зевсу) уж стал ненавистен. Будет править отныне троянцами сила Энея, Также и дети детей, которые позже родятся. (20:305). Пророческий взгляд Гомера уходит за горизонты времени. Энею суждено стать вождём уцелевших троянцев. Ромул, его потомок, станет основателем Рима, названного так в память убитого им брата Рема.

Эней был зятем царя Приама.

Давид – зятем царя Саула.

 

Пророк Самуил открывает Саулу, что Бог передаст царство Давиду: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему, лучшему тебяТак как ты не послушал гласа Господня и не выполнил ярости гнева Его…

Царь Саул отнял у Давида жену, Мелхолу, свою дочь. Давид вернул Мелхолу после смерти Саула.

Царь Агамемнон отнял у Ахиллеса его наложницу Брисеиду. Это событие дало толчок для создания величайшей в мире поэмы «Илиада». Ахиллес вернул Брисеиду после раскаяния Агамемнона.

Царь Давид отнял у Урии Хеттеянина жену Вирсавию и подстроил Урии гибель, убийство, этим сделав злое пред очами Его, Господа. И был обличён и раскаялся. И это покаяние стало великой молитвой, 50-м псалмом, поэтический текст которого ежедневно на протяжении тысяч лет прочитывают миллионы человек.

Раскаивается в своём гневе Ахиллес, увидев гибель многих героев, себя в раскаянии называет «земли бесполезное бремя». Но это позже.

Ахиллес оскорблён сумасбродным произволом вождя Агамемнона, царя всех ахейцев, и отказывается от дальнейшего участия в войне. Мало того, Ахиллес взывает к Зевсу, чтобы тот давал поражение грекам от троянцев, такова ярость Ахиллеса. Фактически выступает на стороне врага.

Давид скрывается от сумасбродств Саула в стане филистимлян, врагов евреев. Сначала в городе Геф, том самом, откуда родом убитый им Голиаф, затем в небольшой крепости Секелаг, которую гефинский царь Анхус отдал Давиду, видимо, как вассалу.

Ставка Ахиллеса под Троей являлась хорошо укреплённой крепостью, независимой от Агамемнона.

Секелаг – крепость, откуда Давид со своим отрядом совершает грабительские, истребительные набеги на поселения амалекитян и других ханаанских племён на юге Палестины, до самого Египта.

Когда коалиция филистимлян пошла новой войной на евреев, Давид со своим отрядом в шестьсот человек пребывал в стане филистимлян, при царе Анхусе.

Как и Ахиллес со своими мирмидонцами, Давид со своим отрядом не принимает участия в войне против своего народа.

Войско Саула было разгромлено филистимлянами, когда Давид находился в Секелаге. Он был туда удалён филистимлянами, чтобы им не сделался противником.

Троянцы фактически разгромили греков, Гектор начал уже жечь их корабли. Дело шло к полному уничтожению оккупационного флота и войск. Ахиллес встревожен, но и не более того, он наблюдает.

Изначально Ахиллес имел возможность убить Агамемнона, отнявшего у него возлюбленную Брисеиду, но благоразумно уклонился от поднятия мятежа.

Давид дважды имел возможность убить Саула и оба раза уклонился от этого – от убийства, как он понимал, помазанника Божия.

У Ахиллеса, чья честь уязвлена, выбор: Или, острый свой меч обнажив, всех разбросать и убить Атреида (имя Агамемнона по отцу). Или же гнев прекратить, смирив возмущенное сердце. Выбор сделан: На рукоятке серебряной стиснув тяжелую руку, меч свой огромный в ножны опустил Ахиллес...

Выбор был и у Давида. В пещеру, в глубине которой скрывался от Саула сам Давид и его люди, зашёл туда Саул для нужды. Давиду подсказали: вот день, о котором говорил тебе Господь: «Я предам врага твоего в руки твои, и сделаешь с ним, что тебе угодно». У Давида заболело сердце И сказал он людям своим: да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него, ибо он помазанник Господень. И ещё раз у Давида был случай убить Саула, когда он ночью проник к нему в шатёр: Саул лежит, спит в шатре, и копье его воткнуто в землю у изголовья его… И взял Давид копье и сосуд с водою у изголовья Саула, и пошли они к себе…

Вылазка Давида и его племянника Авессы в стан Саула перекликается с вылазкой Одиссея и Диомида в стан троянцев.

Царю Ресу и его отряду не повезло. В отличие от Давида, который в отношении Саула положился на стыд царя и суд Божий, Диомид положился на соображение военной целесообразности (10:470+).

Ахиллес совсем простил Агамемнона, вступив в войну после смерти Патрокла.

Да и стал Агамемнон тише воды, ниже травы. По просьбе Ахиллеса руководил рубкой и перевозкой леса для погребального костра Патрокла. Ахиллес был учтив, и не думал мстить даже в мелочи. Когда Агамемнон пожелал принять участие в копьеметании на погребальных играх, Ахиллес отдал ему ценный приз без состязания с молодым героем.

А когда-то – о! как несправедливо ругал царя в лицо, ненавидя: «Пьяница жалкий с глазами собаки и с сердцем оленя!» (сердце оленя у греков, что у русских заячье сердце).

Ахиллес, несмотря на то, что был могуч, безжалостен и непобедим, по внутренней своей сути бывал как слезливый ребёнок. Психологически это понятно. В душе мужчин порой кипят слёзы, пока не превращаются в пламя. Когда царь отнял у него Брисеиду, он превратился в дитя, у которого отняли игрушку! Весь в слезах... сел близ седого прибоя, руки вперед протянул и к матери милой взмолился: «Мать моя!..»

Не раз плачет и могучий Давид. Узнав о желании Саула убить его: и плакали оба вместе (с сыном Саула Ионафаном), но Давид плакал более. (1Ц.20:41). Увидев, что Секелаг разграблен и сожжён амаликитянами, а женщины и дети уведены в плен: И поднял Давид и народ, бывший с ним, вопль, и плакали, доколе не стало в них силы плакать.

Страшную войну против троянцев начинает Ахиллес после смети своего друга Патрокла. И не было у него жалости. Целую энциклопедию военных смертей и убийств разворачивает Гомер перед своим зрителем-слушателем. Смерть, например, ничем неизвестного нам Девкалиона открывает так:

Девкалиону за этим, на месте, где сходятся в локте

Мышц сухожилья, пронзил Ахиллес мускулистую руку

Медною пикой. Остался стоять он с повисшей рукою,

Видя смерть пред собой. Мечом Ахиллес размахнувшись,

Голову вместе со шлемом срубил и далеко отбросил.

Брызнул мозг позвонков. На земле распростерлося тело.

(480+,-)

Гомер, показав множество фрагментов побоища, открывает и общую картину действий Ахиллеса через сравнение:

Так же, как бурный пожар по глубоким свирепствует дебрям

Горного леса сухого. Вся чаща лесная пылает.

Ветер гонит огонь пред собою, повсюду бушуя.

Так повсюду он пикой свирепствовал, богу подобный,

И избивал убегавших; земля струилася кровью.

(20: 490+)

Давид вступает в страшную войну против амаликитян, разоривших его Секелаг. (Амаликитяне враги евреев со времён Моисея.) Он застал их врасплох. И не было жалости у Давида: И поражал их Давид от сумерек до вечера другого дня, и никто из них не спасся, кроме четырехсот юношей, которые сели на верблюдов и убежали. (1Ц. 30:17)

Ожесточение войны, бойцы готовы к полному истреблению врага, как сейчас сказали бы, к геноциду. Агамемнон упрекает брата за мягкость, в плен кого-то взял: …Жалостлив? В доме твоем превосходное сделали дело эти троянцы! Пускай же из них ни один не избегнет гибели быстрой и нашей руки! Пусть ребята, которых матери носят во чреве своем, - пусть и те погибают! Пусть они все без следа и без похорон, - все пусть исчезнут!

(8:55 +,-)

Пророк Самуил передаёт Саулу:

Так говорит Господь Саваоф… иди и порази Амалика и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла. (1Цар 15:2,3)

Жесток Ахиллес. Гомер говорит с осуждением: Острою медью зарезал, свершив нехорошее дело – о двенадцати пленных Трои прекрасных сынов, принесённых им в жертву, мстя троянцам за смерть Патрокла. Зарезал у погребального костра и побросал их в огонь, как перед тем побросал убитых собак. Погребальный костёр – огненный мавзолей! Сруб из дубов сто на сто ступней (под900 м. кв). Качество ненависти Ахиллеса, машины смерти, при этом лишь нарастает.

Вся кровавость поэмы Гомера меркнет перед несколькими строчками Второй книги Царств, где сказано о судьбе аммонитян после взятия и разграбления Давидом их столицы Раввы: А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими. (2Ц:12:31). Это ад и освенцим. Исполнение ярости гнева Ягве.

 

7. О чести

 

«Илиада» Гомера во многом о чести. Поводом к войне стала оскорблённая честь самой влиятельной семьи ахейцев – братьев царей Агамемнона и Менелая. Заморский принц Парис-Александр, находясь у них в гостях, их обесчестил: увёз в Трою жену Менелая Елену и её сокровища в кораблях изогнутых; оказался – вор. Война ведётся за восстановление чести греков – это по большому счёту. При сужении масштаба мы слышим разговоры о чести с самого начала поэмы, с момента, когда Агамемнон не захотел честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп за его дочь невольницу. (Ил. 1:20+). Когда по настоянию Ахиллеса, всем на благо, Агамемнон был вынужден вернуть дочь отцу, жрецу Аполлона, то тут же оскорбил честь самого Ахиллеса. В качестве компенсации за потерю наложницы, Агамемнон в сумасбродстве своём отнимает у него его наложницу, возлюбленную Брисеиду: ахейца храбрейшего так обесчестил! (Ил. 1:245-).

Аристотель, рассуждая о гневе в «Риторике», обращает внимание на слова о чести: Ахилл в гневе говорит:

…[Агамемнон] меня обесчестил…

И еще:

…обесчестил меня перед целым

 народом ахейским…

Аристотель комментирует: …Уважения к себе люди требуют от лиц, уступающих им в происхождении, могуществе, доблести и вообще во всем… [28].

Когда поражение грекам кажется неизбежным, троянцы уже жгут их корабли у моря, послы Агамемнона, пришедшие в ставку Ахиллеса с царскими дарами, обещают чествовать Ахиллеса, прямо как бога, только бы он вступил в войну! Сулят ему сокровища, прелестных женщин и целые города. Ахиллес в гневе своем непреклонен. Он сын героя и богини, ему честь оказана самим Зевсом, подарки не могут быть компенсацией. Агамемнон должен поплатиться. Чем? Что должно произойти? Этого пока никто не знает.

Интересно сопоставить понятие о чести и хранение чести у Ахиллеса и Давида.

Чувство национальной и личной чести у Давида, выходца из среды мелких скотоводов, обострено с юности – иначе б не вышел на бой с Голиафом. При этом по сравнению с Саулом, своим царём, Давид, став успешным военачальником, себя он считает ничем. Когда царь, позавидовав его народной славе (женщины в хороводах пели песенку, ставшую популярной: Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!) [29], - то заподозрил Давида в желании занять его место. Он возненавидел Давида и решил убить. Давид бежит. Саул пускается в погоню. Давид, доказав, что не хочет смерти Саула, кричит ему, выйдя из пещеры, в которой перед тем Саул был для нужды: Против кого вышел царь Израильский? За кем ты гоняешься? За мёртвым псом, за одною блохою. По сравнению с помазанником Давид видит себя дохлым псом, насекомым, которых давят не замечая. Однако личная честь Давидом сохранена и состояло это в том, что он не убил царя, когда мог. А мог убить дважды! Первый раз, когда Давид со своими вооружёнными людьми прятался в пещере, и зашёл туда Саул для нужды. Давиду подсказали: вот день, о котором говорил тебе Господь: «Я предам врага твоего в руки твои, и сделаешь с ним, что тебе угодно». У Давида заболело сердце, и сказал он людям своим: да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него, ибо он помазанник Господень. И второй раз жизнь Саула оказывалась у Давида в руках, когда он проник ночью к нему в шатёр: Саул лежит, спит в шатре, и копье его воткнуто в землю у изголовья его… И взял Давид копье и сосуд с водою у изголовья Саула, и пошли они к себе…. Потом издали он показал это копьё Саулу и прокричал, апеллируя к Богу: Господь да будет судьею и рассудит между мною и тобою. Он рассмотрит, разберёт дело мое, и спасёт меня от руки твоей. (1Цар 24:15,16). Что и произошло. В псалме 20-м Давид говорит о себе во втором лице, глядя на себя как бы со стороны, восхваляя Бога:

Он просил у Тебя жизни; Ты дал ему долгоденствие на век и век.

Велика слава его в спасении Твоем; Ты возложил на него честь и величие.

Ты положил на него благословения на веки, возвеселил его радостью лица Твоего, (Пс.20:5-7) [30].

Бог даровал Давиду высшую честь, царскую, какая была дарована Ахиллесу при рождении.

Уклонился, заметим, и Ахиллес от убийства царя Агамемнона – высшей волею, но и своим разумением. Был Агамемнон носителем царского скипетра, который прошёл через руки Зевса. Выбор: Или, острый свой меч обнажив, всех разбросать и убить Атреида (имя Агамемнона по отцу). Или же гнев прекратить, смирив возмущенное сердце. Выбор сделан: На рукоятке серебряной стиснув тяжелую руку, меч свой огромный в ножны опустил Ахиллес...

Здесь заметим: ночная вылазка Давида и его племянника Авессы в стан Саула перекликается с ночной вылазкой героев Гомера Одиссея и Диомида в стан союзника троянцев, царя Реса. Отряду царя Реса не повезло. В отличие от Давида, который положился на стыд царя Саула и суд Божий, Диомид положился на соображение военной целесообразности, убил всех (Ил. 10:470+).

 

8. Общие ступени

 

Отметим некоторые другие перекликающиеся сюжеты.

Ахиллес, несмотря на то, что могуч, безжалостен и непобедим (но учтив, как мы ещё увидим), по внутренней своей сути как ребёнок. Психологически это понятно. В душе мужчин порой кипят слёзы, пока не превращаются в огонь. Когда царь отнял у него Брисеиду, он превратился в дитя, у которого отняли игрушку! Весь в слезах... сел близ седого прибоя, руки вперед протянул и к матери милой взмолился: «Мать моя!..»

Не раз плачет и могучий Давид. Узнав о желании Саула убить его: и плакали оба вместе (с сыном Саула, Ионафаном), но Давид плакал более. (1Ц.20:41). Увидев, что Секелаг, крепость Давида, разграблена и сожжена амаликитянами, а женщины и дети уведены в плен: И поднял Давид и народ, бывший с ним, вопль, и плакали, доколе не стало в них силы плакать.

 

Давид, убегая от неправедного гнева Саула, оказывается в стане филистимлян, своих недавних врагов. Первоначально попадает в город Геф, родной для убитого им Голиафа, потом получает на кормление небольшую крепость Секелаг. Когда коалиция филистимлян громит войска Саула, он пребывает в филистемлнской крепости. О войне филистимлян против евреев знает, но занят другими делами, не пытается вмешаться. Саул и его сыновья погибают.

Оскорблённый Ахиллес через дивную свою мать Фетиду взывает к Зевсу, чтобы тот дал победу троянцам, своим врагам. Когда, наконец, войско греков разгромлено, отброшено от стен Трои к морю, Гектор жжёт корабли и дело идёт к ликвидации флота и войск ахейцев, к абсолютной катастрофе, Ахиллес обеспокоен, но ни во что не вмешивается.

Причина гибели Троянского царства и пресечения династии Приама, у которого до войны было множество детей (более 50 сыновей погибли на войне в боях), та, что стал он ненавистен Зевсу Крониду. Его заменит Эней. Спасая Энея от меча Ахиллеса, боги объясняют, почему Энею суждено жить: Род же Приама царя Крониду уж стал ненавистен. Будет править отныне троянцами сила Энея, также и дети детей, которые позже родятся (20:305). Пророческий взгляд Гомера выводит нас за горизонты его эпохи, когда Эней станет вождём уцелевших троянцев, предком Ромула, основателя Рима, названного так в память убитого им брата Рема.

У евреев пророк Самуил открывает царю Саулу, что Бог передаст царство Давиду: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему, лучшему тебяТак как ты не послушал гласа Господня и не выполнил ярости гнева Его… (Цар 15:28).

Царь Саул отнимает у Давида его возлюбленную жену Мелхолу, свою младшую дочь. Давид вернёт её после смерти Саула.

Царь Агамемнон отнимает у Ахиллеса его Брисеиду. Событие стало струной, которая организовала звучание величайшей в мире поэмы. Агамемнон, раскаявшись, вернул Ахиллес Брисеиду, как, поклялся, нетронутой.

Царь Давид отнял у своего воина Урии Хеттеянина его жену Вирсавию, подстроив гибель Урии. Давид был обличён, наказан и раскаялся перед Богом в своём грехе. Это его покаяние стало великой молитвой, стихи которой на протяжении десятков столетий лет ежедневно прочитывают миллионы людей, 50-й псалмом.

Увидев гибель Патрокла, друга детства, и многих единоплеменников, Ахиллес раскаивается в своём гордом гневе. В раскаянии своём называет «земли бесполезное бремя».

Перекличка сюжетов слышится (при желании можно найти немало других) не от того, что «эпоха у них одна» или что «как по программе события дублируются», но от того, возможно, что каждый человек, народ каждый проходит назначенное или не проходит по единственным, общим в своей сути для всех ступеням.

 

9. Жестокость

 

Давид нагоняет амаликитян после разорения ими его крепости Секелаг. Амаликитяне коренные обитатели Ханаана, враги евреев со времён Моисея. Они празднуют по причине великой добычи... И поражал их Давид от сумерек до вечера другого дня, и никто из них не спасся, кроме четырехсот юношей, которые сели на верблюдов и убежали. (1Ц. 30:17)

 

Целую энциклопедию военных смертей разворачивает перед нами Гомер. Убийство, например, ничем неизвестного Девкалиона открывает он чудовищно красочно – так:

… на месте, где сходятся в локте

Мышц сухожилья, пронзил Ахиллес мускулистую руку

Медною пикой. Остался стоять он с повисшей рукою,

Видя смерть пред собой. Мечом Ахиллес размахнувшись,

Голову вместе со шлемом срубил и далеко отбросил.

Брызнул мозг позвонков… (480+,-)

После гибели своего друга Патрокла, Ахиллес начинает страшную войну. И нет у него жалости. Он знает пророчество, вскоре он и сам погибнет. Умолять о пощаде его бессмысленно. Качество ненависти Ахиллеса, машины смерти, не меркнет и после убийства главного героя Трои – Гектора. Он острою медью зарезал, свершив нехорошее дело, - говорит с осуждением Гомер о принесённых Ахиллесом в жертву двенадцати пленных Трои прекрасных сынов. Он режет пленников у погребального костра Патрокла и зашвырнул их тела в высокий огонь, как перед тем зарезал и зашвырнул в огонь двух своих собак. А костёр был – гигантский огненный мавзолей, сруб из брёвен сто на сто ступней – под девятьсот метров квадратных! Поминальный огонь был не только по Патроклу, но и по нему, Ахиллесу, чью гибель после смерти Гектора предсказала его мать Фетида, когда у Ахиллеса ещё был выбор – безвестоно дожить до старости на родине или умереть молоды в Илионе, получив бессмертную славу.

Вся красочная кровавость поэмы Гомера меркнет на фоне нескольких скупых строк Книги царств, где говорится о судьбе пленных аммонитян после взятия и разграбления Давидом их столицы Раввы: А народ, бывший в нём, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими. (2Ц:12:31). Это ад и освенцим по меркам ХХI века. Исполнение ярости гнева Ягве.

Таинственный автор трактата «О возвышенном» в I веке по РХ соотнёс «Илиаду», открывающую бога непорочным, великим и непобедимым, с Ветхим заветом, сказав: Точно так же и иудейский законодатель, человек необычный, до глубины души проникся сознанием могущества божества и перед всеми раскрыл это могущество… [31].

Об этой параллели, отмеченной в древности, тоже нужно было сказать. Но продолжим.

 

10. Богоборческая наглость

 

Исключительно редки в речах и действиях героев «Илиады» богоборческие выбрыки. Мы уже упоминали Менелая, по-босяцки ругающего самого Зевса: Нет никого средь бессмертных зловредней тебя, о Кронион! (3:365+). Однако богоборчество наглеца Диомеда (как назвал героя бог войны Арес) – исполнение высшей воли. С позволения могущественной девы Афины Паллады Диомед ранит в руку богиню Афродиту, спасавшую своего сына Энея. Афродита-Киприда, выбравшись с поля боя, жалуется матери, обобщая, обвиняя всех людей в богоборчестве, преувеличивая по-женски: «Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва, нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!» (Ил.5:380). Вслед за Афиной Энея от Диомеда защищает Аполлон, отбивая атаки героя… Бессмертные боги Гомера ранимы в буквальном смысле: они чувствуют физическую боль, раны их кровоточат, они страдают от ран. Страдают как люди, или, заметим, как совесть в человеке, или как в человеке оскорблённая честь [32]. Аполлон натравливает на Диомеда буйного бога Ареса: «Не сгонишь ли с поля ты этого мужа… который готов и с Зевесом сразиться? Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти, после и против меня устремился…» (5:455). Могучий Диомед, ободрённый Афиной Палладой, атакует и Ареса, втыкает ему пику в низ живота, прекрасную плоть растерзавши, выдернул пику обратно (5:855). Арес бежит, жалуется… Оказывается, на дерзкий бой лихого душой Диомеда есть высшая воля. Зевс, услышав жалобы Ареса, своего сына, отрезает: «Будет сидеть и скулить! Душа перемётная, смолкни! Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих!» (5:890).

О некоторых богонеугодных делах израильских царей мы упоминали: о непослушности царя Саула, о грехе пресыщенного роскошью царя Давида. В Священном писании можно видеть немало и другого богопротивного, вплоть до полного забвения некоторыми царями Завета. Но за рамки существенного для нас здесь выходить не будем.

 

11. О богопослушности

 

Ахиллес – личность трагическая, отмечали многие, сложная. Скажем здесь о его учтивости и богопослушливовости.

Знаменитый эпизод: Ахиллес хватается за меч, готовый обрушиться на Агамемнона, появляется дева Афина, видимая только ему, предлагает: Бурный твой гнев укротить я сошла, если будешь послушен, с неба; послала меня белорукая Гера богиня… Ахиллес делает выбор, вразумляется: Вашего с Герою слова, богиня, я слушаться должен, как бы духом гнев ни владел, ибо так оно лучше. Тем, кто послушен богам, и боги охотно внимают. (1:205+).

О горестном плаче Ахиллеса, обращённом к матери-богине на Илионском побережье («Мать моя!»), а через неё и к Зевсу, мы поминали. Ахиллесу кажется, что Зевс лишает его, и без того обречённого смерти молодым, чести малой, заставив сносить оскорбление от гордого могуществом царя. Смирившись, Ахиллес выказывает полное послушание высшей воле.

Бежав от восстания Авессалома, своего сына, Давид забирает с собой ковчег Божий, потом возвращает, решив смиренно: Если я обрету милость пред очами Господа, то Он возвратит меня и даст мне видеть его и жилище его. А если Он скажет так: «нет Моего благоволения к тебе», то вот я; пусть творит со мною, что Ему благоугодно. (2Цар15:25, 26). Давид кроток пред Богом. Скорбел душой он на Елеонской горе.

Странным образом в истории цивилизации перекликаются топонимы Илион и Елеонская гора, происхождение которых принципиально различно [33].

 

Через многие столетия Иисус Христос на Елеонской горе, в Гефсимнском саду будет молиться, по человечески переживая смертельный ужас: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. (Мф 26:39) И в другом месте: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет. (Лук 22:42).

Ужасные страдания Иисуса Христа, Распятого же за нас, Который берёт на Себя грех мира [34], ни с чьим иным сопоставлять не приходится. Однако некая параллель с плачем Давида на Елеонской горе несомненна. Соотношение же страданий царя Давида с муками царя Ахиллеса в иных уже плоскостях вряд ли в истории цивилизации случайна, в отличие от случайной созвучности топонимов Илионский холм и Елионская гора (если не допустить отражения в этом неких сокровенных реалий, пока неведомых нашей науке, заметим в скобках).

 

12.

 

Гибель Ахиллеса предопределена с момента его вступления в войну под стенами Илиона. Ему об этом известно. Прежде, за годы войны, он взял 23 троянских города: На кораблях я двенадцать забрал городов многолюдных, пеший одиннадцать их разорил. Когда к нему в ставку пришли герои, послы Агамемнона, он, отвечая на очередной их посул, заговорил вдруг о ценности жизни: Можно, что хочешь, добыть, - и коров, и овец густорунных, можно купить золотые треноги, коней златогривых, - жизнь же назад получить невозможно; её не добудешь и не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела». (9:405).

Чрез ограду зубов!

Ему, молодому человеку, ведом ужас смерти. Очередная ситуация, когда кажется, что выбор есть.

Замечание А. Ф. Лосева, который в сложной натуре Ахиллеса обнаруживает «капризную и эгоистическую психологию уже выходящего за пределы эпоса героя» [35], представляется устаревшим. Отнятая Гектором жизнь Патрокла разрушает все чувства – и горделивые, и тайные, «стыдные», если таковыми считать страхи неизбежной скорой смерти. Теряет смысл неучастие в войне за оскорбленную честь, а ужас смерти переходит в иное качество, в ненависть. Он готов к бою.

Прекрасная мать его Фетида, заливаясь слезами, напоминает: «Близок же, сын мой, твой смертный конец, если так говоришь ты! Тотчас за Гектором вслед и тебе ведь конец уготован!». Ахиллес готов, он казнит себя: «Рад умереть я сейчас же, когда от опасности смертной друга не мог защитить я!» Ахиллес клянёт себя за то, что допустил гибель героев: И ни Патроклу я светом не стал, ни товарищам прочим, - всем тем многим, которых избил шлемоблещущий Гектор. Праздный, сижу у судов я, земли бесполезное бремя…» (18:95+).

Он пребывает между морем, сушей и небом – в самом неустойчивом состоянии. Осознание себя бременем земли – крайняя точка уныния.

Ахиллес громит троянцев; река полна их трупами, уцелевшие разбегаются, уносят ноги, прячутся за крепкими воротами высоких стен. Гектор остаётся один. Он готов к новой схватке с Ахиллесом, но лишь до момента, пока не появляется сам Ахиллес. Появляется в блеске. Страшный; и медь на доспехах сиянием ярким блистала, словно горящий костер иль лучи восходящего солнца. Гектора трепет объял, как увидел его. Не решился ждать он; пустился бежать, назади оставляя ворота. (22:135+,-.)

Если вспомнить о нашей схеме «Давид–Голиаф», то принятый вызов здесь сразу же переходит к пункту разгрома и бегства, а далее все ноты перемешиваются. Герои бегут. Приз - не жертвенный бык и не шкура бычачья (как в обычном состязании), - за душу Гектора оба бежали. (22:160+). Тонок Гомер.

Судьба поединка предрешена жребием Зевса. Догонялки кончились.

И через нежную шею насквозь острие пробежало. Гектор при смерти, но ненависть Ахиллеса не погашена. Он обещает (Гектору это страшнее всего): «Собаки и птицы труп твой растащут с позором». (22:325+). Оказывается, Ахиллес сдерживает себя: «Если бы гневу и сердцу свободу я дал, то сырым бы мясо срезал я с тебя и съедал его, - вот что ты сделал! Нет, никому от собак не спасти головы твоей, Гектор!»

Ежедневно Ахиллес таскает труп Гектора по земле, привязав за ноги к колеснице, трижды объезжая могильный холм Патрокла. Ахиллес знает: это и его холм, ему в нём лежать пеплом и костьми. Поругание тела Гектора ужасно его отцу, царю Трои Приаму.

Приам является в ставку Ахиллеса, он привёз выкуп за тело сына. На этой войне он потерял пятьдесят сыновей. Приам умоляет люто ненавидимого врага: Сжалься, Пелид, надо мною… Делаю то я, на что ни один не решился бы смертный: руки убийцы моих сыновей я к губам прижимаю! …

Ахиллесу вновь внятна высшая воля. И ему жаль старика. Он тронут белой его бородой и седой головою. Плакали оба они. Припавши к ногам Ахиллеса, плакал о сыне Приам, о Гекторе мужеубийце. Плакал Пелид об отце о своем, и ещё о Патрокле. (Ил. 24:500+).

В этот момент Ахиллес перестал быть машиной смерти, он – человек. И он исполняет всё, о чём просит царь Приам, и более того. Он отдаёт тело Гектора для погребения, а на дни траура в Трое объявляет перемирие. Завершается великая поэма погребением Гектора и блистательным пиром троянцев в доме Приама. Гомер не показывает нам смерть Ахиллеса, вероятно, не только потому, что современникам подробности гибели известны. Герой в поэме остаётся жив. Он снискал бессмертие. В этом высокий авторский изыск.

***

Цивилизации греков и евреев веками существовали параллельно. Жизнестойкость греков и евреев была предопределена распахнутостью в мир одних и углублённой сосредоточенностью в себе других. Разумеется, не без парадоксов. Распахнутость сопровождалась проникновением в тайны мира на атомном уровне. Сосредоточенность (благодаря рассеянию начиная даже со времён Вавилонского пленения, а затем при Македонском при устранении границ) – распространяем по ойкумене тайны существования единого Бога, но и закладкой гнёзд для будущих ересей и самых мрачных тайных учений.

Соприкосновение цивилизаций случилось в царствование Александра Македонского. В IV веке до РХ Палестина стала частью эллинистического мира, как и многие другие земли ойкумены – от Египта до границ Индии. После смерти Александра (323 год) империя распалась на несколько государств. В эллинистическом Египте при Птолемеях в III-I веках был осуществлён перевод древнееврейского канона Танах (Ветхого Завета) на древнегреческий (койне), создана Септуагинта. Там же, в Александрии, поэмы Гомера на койне были очищены от позднейших вставок. Койне – диалект («общий греческий»), первоначально утвердившийся в армии Македонского, распространился на завоёванных эллинами землям. Концом эллинистической эпохи принято считать 30-й год до РХ, год установления римского господства над Египтом – последним эллинистическим царством. Разобщённые эллинистические государства были впитаны в себя Римской империей. Мир, не ведая того, предуготовлялся к Рождеству Иисуса Христа. В Иерусалиме в то время уже несколько лет правил Ирод Великий, утверждённый на царство Римом в 36 году до РХ, который в свой час возжелает убить Богомладенца [36]. Внешне воцарение Рима выглядело как создание огромного единого рынка капиталов, рабов и прочих стратегических и нестратегических товаров. В Римской империи греческий язык стал вторым государственным. Незнание его считалось признаком слабоумия. Собственно, признаков было два: неумение плавать и незнание языка Гомера, языка великой культуры.

Многие учёные сейчас сходятся на том, что первое по времени Евангелие от Матфея было изначально написано на койне, как и весь Новый Завет. Адресованное евреям – иудеохристианам, Евангелие от Матфея, как показывают исследователи, имеет очень сложную и тщательно продуманную до мелочей композиционную структуру [37]. Текст, очевидно, был создан боговдохновенным интеллектуалом, искушённым в тайнах высокой литературы… Здесь же, не отрываясь от темы, заметим, что Евангелие от Луки, самое большое по объёму и обращённое, как известно, к язычникам, несомненно, знатокам Гомера, состоит из 24 глав. Возможно по совпадению, но это число литер в древнегреческом алфавите, то число, на которое александрийские филологи для удобства хранения разбили поэмы Гомера. В этом можно видеть некую культурную преемственность. Судя по тонкости описанных характеров и сюжетов в целом, апостол Лука, ученик апостола Павла (он же автор Деяний), был и по светским меркам величайшим писателем своего времени.

На светоносном луче, векторе, если угодно, обозначенном Гомером, расцвела великая культура греков, героическая и сочувствующая человеку, жаждущая бессмертия и спасения человеческой души. При пересечении с лучом, отражённым жизнью Давида, произошла вспышка. Векторы, как велит аналитическая геометрия, при пересечении перемножаются, образуя третий вектор; явилось христианство. Проиллюстрировать не менее ярко и неожиданно хочется ещё так…

Греки, здороваясь, произносили: радуйся, будь радостен (хейл(р)е, chaire, χαίρε). Приветствие это звучало и в том случае, если им самим и тем, кого они приветствуют, было совершенно не до радости. «Радуйтесь!» - восклицает Ахиллес, встречая посланцев царя в момент надвигающейся катастрофы (9:195+). Он же приветствует и своего мёртвого друга: Радуйся, храбрый Патрокл! и в Аидовом радуйся доме! (23:20-).

Евреи говорят: Мир всем! Мир вам! (шалом ль-хуль, שלום לכול). В книге Царств Давид повелевает посланцам: и скажите так: «[здравствуй,] мир тебе, мир дому твоему, мир всему твоему… (1Цар 25:5,6). Или: Ради братьев моих и ближних моих говорю я: «мир тебе!» (Пс. 121:8).

Православие на славянском языке приняло в свои молитвы приветствия греков и евреев [38]. Пожелание радости, мира (а на Руси исстари – здоровья) – всё это из области земного. Но вертикальным лучом, возносящим радость мира к небу – явился луч из пересечения древних – пасхальный возглас: Христос воскресе!

От Пасхи до Вознесения Русь оглашалась этим приветствием. Саровский чудотворец Серафим приветствовал так людей круглый год, прибавляя: Радость моя. В его слове «радость» слышится, конечно, эхо светоносного греческого приветствия.

«Илиада» Гомера о том, как человек из безжалостной, но вполне чувственной машины смерти превращается в человека сострадательного, собственно в человека человечного. Ради этого, судя по всему, поэма и была дана людям. Ветхий Завет и Давид в нём о том, как богоизбранный человек сосредотачивается на этом уникальном своём даре и из безжалостной, но чувственной машины смерти, превращается в человека богопослушного, богобоязненного.

Кто-то уверенно сейчас судит по зримым признакам и полагает, что живём мы в последние времена, мол, учение Христа для огромнейшего большинства – пепел таинственной сказки, тем более Давид и Гомер – пепел, что человечество, забравшись в постхристианский цифровой будильник, разлагаясь, бурно превращается на финальной черте в земли бесполезное бремя. Возможно. Но можно предположить и иное. Человечество переживает сейчас очередное искушение, а христианство в православной своей ипостаси лишь только предуготовляется к исполнению высшего замысла, пережив своё трудное детство, войдя ныне в свою метущуюся юность.

Весна-лето 2021

 

Краткие комментарии и ссылки

Цитирование Библии по Синодальному изданию https://algart.net/bible/synodal/bible.html#iov_ch01, если источник перевода не оговорен особо.

Цитирование поэм Гомера по переводам:

Николая Гнедича http://az.lib.ru/g/gomer/text_0030.shtml

Василия Жуковского

https://rvb.ru/19vek/zhukovsky/01text/vol3/03ep_poems/314.htm,

Викентия Вересаева http://az.lib.ru/g/gomer/text_0040.shtml,

Александра Сальникова

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=456318.

 

***

1. Нестор – царь Пилоса, герой минувших войн, могучий старец, многоречивый оратор.

2. Греческие острова в Повести временных лет: Эвбея (Евбея), Родос, Хиос, Лесбос, Китир (Кифера), Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира.

3. Сайт В. Набокова http://nabokov-lit.ru/words/1-ГОМЕР/nabokov/gomera-gomere-gomer.htm

4. Письмо М.М. Достоевскому (1 января 1840) https://fedordostoevsky.ru/works/letters/1837-1844/01-01-1840/.

5. Гомерь – имя бывшей блудницы, жены пророка Осии. Это тот самый ветхозаветный пророк, за которым в Пасхальные дни мы повторяем: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13:14).

6. Словарь BDB. P. 170 производит имя Гомер от еврейского глагола гамар, что значит "заканчивать, завершать, исполнять, совершать" (to end, come to an end, to complete). Словарь HALOT. № 1829 - понимает гомер как "совершение, окончание, полноту" (completion “enough!”).

7. Уместно вспомнить, что по аналогии с «гомеровским вопросом» существует «шекспировский», как и «шолоховский», мол, «Тихий дон» не мог написать паренёк в 20 лет. Да и о А. Солженицыне, который способствовал развитию «шолоховского вопроса», в своё время мелькало, что «Архипелаг» не мог написать один человек (ЦРУ, мол, старалось), как не мог один человек сочинить такие огромные поэмы как «Илиада» и «Одиссей» и удерживать их в памяти (письменность была утеряна во время войн при смене технологического уклада, при смене бронзового века – железным). Однако с равным темпераментом можно утверждать и обратное: мог. Таково свойство гения. Гомера, о котором, как и о Шекспире, ничего неизвестно, представляют слепым старцем. С равной степенью вероятности можно утверждать, что Гомеру было лет 30-40 лет в момент творческого взлёта и глаза его изнутри были освещены солнцем, а снаружи бешеной молнией. Как и то, что улыбка самого Гомера по поводу споров вокруг «гомеровского вопроса» явно проступает во всю ширь его поэм, перетворяясь порой в гомерический хохот.

8. В 1993 году экспедиция археолога Авраама Биран (1909-2008) обнаружила в Тель-Дане фрагменты арамейской стелы IХ в. до РХ, на которой есть выражение Бет Давид, «дом Давида», широко присутствующее в библейских книгах, а также в ассирийских надписях.

9. А. Горохов: Оценка царя Давида как государственного деятеля в современной западной историографии древнего Израиля, https://www.rsuh.ru/cbjs/student-conference-on-jewish-studies/.

10. Александр Павлович Лопухин. // Толковая Библия. Толкование на Псалтирь https://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/tolkovaja_biblija_22/.

11. Алексей Фёдорович Лосев, в монашестве Андроник (1893-1988) - русский философ, антиковед, переводчик, писатель, профессор, доктор филологических наук. Издание: А.Ф. Лосев. Гомер. Государственное учебно-педагогическое издание Министерства просвещения РСФСР, Москва 1960. http://annales.info/greece/losev/homer01.htm.

12. (Ил. 18:375±):

 Гефест пред мехами вертелся…

 К ножкам треножников он золотые приделал колеса,

 Чтобы в собранье богов они сами собою катились

 И чтобы сами домой возвращалися, взорам на диво.

 В этом они уже были закончены. Не было только

 Ручек красивых; готовил Гефест их…

13. (Од.8:555+):

 Так назови же мне землю свою, государство и город,

 Чтобы, тебя отвозя, туда свою мысль направляли

 Наши суда: у феаков на них не имеется кормчих,

 Нет и руля, как у всех остальных кораблей мореходных.

 Сами они понимают и мысли мужей и стремленья,

 Знают и все города…

14. (Ил. 18:420-):

 Двинулся к двери. Навстречу ему золотые служанки

 Вмиг подбежали, подобные девам живым, у которых

 Разум в груди заключен, и голос, и сила, - которых

 Самым различным трудам обучили бессмертные боги.

15. (Ил. 18:478+):

 В первую очередь выковал щит он огромный и крепкий,

 Всюду его изукрасив; по краю же выковал обод

 Яркий, тройной; и ремень к нему сзади серебряный сделал.

 Пять на щите этом было слоев; на них он искусно

 Много представил различных предметов, хитро их задумав.

 Создал в средине щита он и землю, и небо, и море,

 Неутомимое солнце и полный серебряный месяц…

И т. д.

16. С этим согласен и А. Лосев: «Платон и Аристотель, видевшие в Гомере настоящего трагического поэта, были совершенно правы». Сказав «совершенно», Лосев разламывает это утверждение уточнением, чтобы не перечёркивать вышесказанного и воспринятого, кажется, от В. Нестле о бурлеске: «Как мы уже сказали, юмор у Гомера замечательным образом совмещается с трагедией». Тема «гомерического смеха», раскрытая Лосевым, требует определённой корректировки.

17. Николай Михайлович Никольский (1877-1959) — русский советский историк, библеист, специалист по семитским языкам и клинописи. Издание: Царь Давид и Псалмы. Н.М. Никольский. Санкт-Петербург, типография Ю. Н. Эрлих, 1908 г. https://azbyka.ru/otechnik/Biblia2/tsar-david-i-psalmy/.

Олег Слепынин


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"