Тулунчанина Николая Васильевича Терещенко с Валентином Григорьевичем Распутиным связывала многолетняя искренняя дружба. И неудивительно: Николай Васильевич – человек разносторонний, влюблённый в жизнь, в свою малую родину, открытый для общения с творческими людьми. Оховед-биолог, предприниматель, меценат, экстримал-путешественник – это его жизненные ипостаси, с которыми он идёт по жизни. Имеет звание Академика Гановерской академии естественных наук. Награждён медалью имени Альберта Швейцера в знак признания его морально-этических качеств и выдающихся заслуг как учёного и специалиста в области выживания человека в экстремальных ситуациях. У Николая Васильевича множество друзей во всех уголках земного шара. Но дружба с Валентином Григорьевичем – это особое, трепетное, уважительное, памятное отношение к выдающемуся писателю. И как говорится в пословице: «Дружба крепка не лестью, а правдой и честью». Именно такая дружба и была между Валентином Григорьевичем и Николаем Васильевичем, о чем он и написал в своих воспоминаниях.
Эдуард Анашкин, член Союза писателей России.
Познакомился я с В.Г. Распутиным в 2003 году. Валентин Григорьевич с иркутскими поэтами Владимиром Петровичем Скифом и Василием Васильевичем Козловым приехали с творческим визитом в город Тулун. И тогда мои друзья Скиф и Козлов познакомили меня с Валентином Григорьевичем лично. Понятно, что заочно – по их рассказам и произведениям – Валентина Григорьевича я знал, а здесь состоялась личная встреча. Они остановились у меня на базе отдыха «Казачка Ия». Мы много времени проводили вместе в разговорах, разъезжали по Тулунскому району. И, как в народе говорят: приглянулись друг другу. Валентин Григорьевич что-то во мне увидел для него интересное. Меня поразила в нём скромность, замкнутость, застенчивая, человеческая улыбка. Разговоры в основном велись о политике, о жизни, о работе. В своих рассуждениях и высказываниях он был неординарен, в отличие от некоторых людей, которые, как попугаи, повторяют чужие слова, пытаются подладиться, подмазаться к политикам. А у него своя линия, своё мнение и понимание в тех или иных вопросах. Он не умел хитрить и притворяться. Не опасался говорить своё мнение. И меня это подкупало. Я к нему отнесся с большим уважением. В жизни я человек любознательный, любопытный и мне интересны были его взгляды на жизнь.
Во время этого визита нас пригласила директор школы села Едогон Надежда Сазоновна Зыбайлова на мероприятие районного патриотического клуба «Красный квадрат». Приехал я за гостями на базу отдыха часиков около девяти. И тогда подметил, насколько Валентин Григорьевич бережлив к одежде и обуви. Он вышел из здания, где они расположились, достал из пакетика небольшую сапожную щётку и аккуратно с обувным кремом почистил чёрные туфли. Это, во-первых, армейская привычка, она даёт о себе знать, ведь Валентин Григорьевич служил в армии. И просто аккуратность человека – он будет встречаться с людьми и туфли у него должны быть чистые. И тогда я подумал: «Надо же, насколько он аккуратен в словах, в действиях, в жизни, настолько он аккуратен в пользовании одеждой и обувью». Одевался он скромно. На нём была простая рубашка, галстук, отечественные костюм и туфли... Ни какие-то там итальянские или ещё какие-то заграничные вещи. С тех пор и я в машине для себя держу обувную щётку с кремом…
Приехали мы в село Едогон. Как же Валентина Григорьевича встречали школьники! Надежда Сазоновна – феноменальный человек. Едогонская школа, благодаря её деятельности и стараниям, считается одной из лучших в России. Она вела с ним длительную переписку, его долго ждали в гости в Едогоне. Прошла хорошая творческая встреча и после встречи был обед. В накрытии стола участвовало, наверное, всё село – широко, по-русски. Такой стол был, что Валентин Григорьевич удивлялся: «Ну что вы натворили, столько наготовили! На свадьбе готовят меньше, чем вы нам». Ему отвечали: «Мы же только обед приготовили». Валентин Григорьевич сам с русской натурой и удивительной широтой души, не переставал удивляться широте души и гостеприимству сельского населения…
Когда закончился творческий визит в Тулуне и гости уехали, у меня появилась интересная мысль… Настолько общение с этими людьми было для меня знаменательно, необычно, важно, торжественно, что я решил оформить памятную доску о пребывании писателей в том здании, где мы кушали и проводили время. И с тех пор по сегодняшний день эта памятная доска находится на базе отдыха «Казачка Ия»: «Здесь в 2003 году с творческим визитом пребывали писатели Распутин Валентин Григорьевич, Скиф Владимир Петрович, Козлов Василий Васильевич». И сейчас я горжусь тем, что таким образом сохранил память о пребывании в Тулуне этих писателей.
И в первую встречу между нами завязались дружеские отношения на многие годы. Неоднократно Валентин Григорьевич приезжал ко мне в гости отдохнуть. Ездили мы с ним в тайгу за черникой. В одну из поездок был такой интересный случай: я совком чернику беру, а Валентин Григорьевич говорит: «Я не умею совком брать. Собираю ягоды руками. Раньше совков не было». Минут за 30-40 начерпал я совком ведро черники. Набираю совок ягод почище, чтобы высыпать Валентину Григорьевичу. Подхожу к нему, а у него немного меньше полведра собрано. Ягода чистая – ни листьев, ни хвои. Я предлагаю: «Давайте совочек Вам высыплю. Мне собирать некуда». А он в ответ: «Нет, нет! Не нужно! Что Вы, Николай Васильевич». На Вы всегда разговаривал, уважительно. «Да что Вы, Николай Васильевич, это не хорошо, не нужно». А я говорю ему: «Валентин Григорьевич, а что мне теперь – высыпать ягоды на землю? Сыпать-то мне некуда». И он с такой неохотой, неподкупно, неподдельно с величайшей скромностью согласился принять от меня эту ягоду. В нём наивность, скромность, порядочность проявлялись даже в таких незначительных жизненных моментах.
Он был человек тонкой души, тонкого понимания жизни – не от мира сего. Валентин Григорьевич, по сути, деревенский человек. В тайге с ним было легко. Он знал, что и как делать. Не гнушался и дрова заготавливать, и еду готовить. У костра много сидели. Разговоры начинались по-простому: о жизни, об экономике, о бизнесе. Как это, как то. Интересовался всем искренне. Хотел узнать от народа о его жизни. Сам прошёл через многое.
Был и я у него много раз на даче, которая находилась на берегу Иркутского водохранилища. Там он мне подарил чайник, керосиновый фонарь и понягу – досточку с сыромятными ремнями и завязками, к которой он прикреплял груз для переноски в тайге. Он знал, что я любитель собирать предметы старины. Передавая чайник, фонарь и понягу, Валентин Григорьевич сказал: «Я думаю, Николай Васильевич, что Вам они пригодятся в вашем музейчике». Я ответил: «Очень благодарен и счастлив, что Вы сделали мне такой подарок». Чайник медный, покрыт сверху никелем. Более благородный, чем из другого металла. Из рук великого писателя получить три таких презента – это же очень здорово! А ещё на даче у него печка-голландка из кирпича с чугунной плитой, чтобы готовить можно было. В сторонке лежала кипа листочков-черновиков, исписанных мелким убористым почерком. И я подумал: «Вот это да! Вот это человек работает!». В дачном доме было очень скромно. Никаких излишеств. И Валентин Григорьевич располагал к себе именно скромностью.
Авторитетом и величием – он же Герой социалистического труда и много наград высоких имел – никогда не пользовался. Горбачёв ему в Москве квартиру приличную выделил, так как Валентин Григорьевич много времени проводил в Москве на писательских съездах, собраниях, симпозиумах, встречах. Я был у него на московской квартире. Поехали в 2005 году в африканское Сафари компанией, в которой был и Сергей Владимирович Ястрмбжемский, в то время помощник президента В.В. Путина. У меня были телефон и адрес Валентина Григорьевича. Я созвонился с ним, сообщил, что нахожусь в Москве. Он сразу же пригласил к себе в гости. Продиктовал ещё раз адрес. Я прихватил с собой немного гостинцев – кусочек дикого мяса, брусники, мёда. По русскому обычаю в гости с пустыми руками неудобно как-то пойти. Приехал к нему на метро. А он опять начал: «Что Вы, Николай Васильевич, зачем беспокоились, в самолёте с таким грузом». Я говорю ему: «Давайте не будем об этом говорить. Я же не могу приехать к Вам с пустыми руками. Привёз Вам скромные сибирские дары. Все моими руками добыто – ничего не покупал». Он согласился со мной и успокоился. Я приехал к нему в обед и пробыл до вечера. Долго разговаривали о разных жизненных аспектах. Чай пили. Такой маленький штрих. Я стал собираться. Говорю: «Уже поздновато. Надо ехать в гостиницу». Он приглашает: «Оставайтесь ночевать». Я отвечаю: «В гостинице вещи, бритвенные приборы и прочее». Он согласился: «Ну, ладно». И задумался. Потом говорит: «Подождите минуточку. Я сейчас – на балкон». Был февраль месяц. Зима. Холодно. Сходил он на балкон и принёс камуфляжный чемоданчик, обшитый фанерой, с ручкой, на котором написано – «Калашников». Валентин Григорьевич пояснил: «Мы с Калашниковым, конструктором автомата, хорошо были знакомы, и на одной из встреч он мне, как сибиряку, подарил хрустальный автомат наполненный водкой. Такой сувенир. Вам на охоте пригодится». Я говорю: «Да не вопрос, конечно, пригодится». Валентин Григорьевич порадовался: «Как хорошо, что я про этот сувенир вспомнил. А то стоит на балконе без применения». Взял я чемоданчик и поехал в гостиницу. Прилетели в Париж в аэропорт «Шарль де Голль». Далее надо было лететь самолётом Камерунских авиалиний. И таможенники-пограничники увидели этот чемоданчик. Встали «на дыбы», начали суетиться. Как я уже сказал, в нашей компании был С.В. Ястрмбжемский, который французский язык знал лучше французов, он спокойно начал им объяснять про чемоданчик, затем повысил голос, а уж потом чуть ногами не топал. «Вы посмотрите, – объяснял он, – это же сувенирэ». Таможенники упёрлись: «Не разрешаем вам посадку в самолёт». Их корёжило, что русские едут с автоматом Калашникова, пусть даже с хрустальным сувениром наполненным водкой. Объясняли: «Водку перевозить нельзя». Кое-как их уговорили. Они нас пропустили. Ну и в самом деле, как Валентин Григорьевич предполагал, на охоте нам водка очень пригодилась.
Я хорошо знал его супругу – Светлану Ивановну. Часто бывал у них на квартире в Иркутске. Хорошая большая квартира рядом с управлением железной дороги. Знал детей Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны – доченьку Машеньку и сына Сергея. Когда погибла Машенька, я был на её отпевании. Маша летела к родителям просить согласие на брак с молодым человеком. Валентин Григорьевич на похоронах держался с трудом, а Светлана Ивановна просто «тяжёлая» была.
Владыка Вадим, он вообще очень красноречив, на отпевании классически сказал: «Никто не знает, почему одни люди погибли в этой авиакатастрофе, а другие выжили. Пути Господни неисповедимы…». Смерть дочери очень подкосила родителей. Через два года после её смерти ушла из жизни Светлана Ивановна, а в 2015 году и Валентин Григорьевич.
14 марта 2016 года, в День рождения Валентина Григорьевича и к годовщине его ухода из жизни, в Иркутске состоялось открытие музея. Был на открытии губернатор С.Г. Левченко и много творческих личностей. Меня тоже пригласили, и я с радостью поехал на столь значимое событие. Через два дня после открытия музея поехал я по новому мосту по делам на ту сторону реки Ангары, на левый берег. И только съехал с моста, вижу надпись: библиотека имени Валентина Распутина. Огромные буквы с расстояния больше километра очень хорошо видны и читаются. Думаю: «Слава Тебе, Господи, что земляки-иркутяне увековечили такого великого человека». А у Валентина Григорьевича и была мечта, вернее, он высказывался, не мне конечно, но в узких кругах: «Я был бы счастлив, если бы моим именем назвали библиотеку». И мне было очень приятно, что желание писателя осуществилось.
Незадолго перед Днём памяти Валентина Григорьевича мне позвонила из Иркутска моя дочь, Наталья Николаевна, и попросила: «В школе готовятся к Дню памяти В.Г. Распутина и Коля – мой внук – хочет подготовить реферат к этой дате. Ты нам вышли фотографии подарков от Валентина Григорьевича и фотографию, где вы фотографировались в сентябре 2014 года». Мне стало очень приятно, что моя дочь с уважением отнеслась к моей дружбе с Валентином Григорьевичем и память об этом хочет сохранить в своей семье. Знают и помнят Валентина Григорьевича моя супруга Галина Анатольевна, внук Коля и внучка Арина, зять Александр. Мои внуки воспитаны в духе патриотизма. В семье дочери чтят День Победы и ходят на парад. Символично, что мой отец родился в 1922 году 22 июня, семь лет пробыл на войне, прожил всего 64 года, а мой внук Коля, правнук моего отца – в 2008 году тоже 22 июня. Дочь – хорошая мама, внуки знают историю страны.
О подарках, полученных на даче, я уже рассказал. Кроме этого Валентин Григорьевич подарил мне подарки на мои юбилейные Дни рождения: старинную икону и две старинные книги на старославянском языке. Книги я увёз на реставрацию в библиотеку «Молчанова-Сибирского». Библиографы заодно определят и «возраст» книг.
На моём 55-летии В.Г. Распутин познакомился с Николаем Тимофеевичем Романкевичем, Героем социалистического труда, знаменитым руководителем совхоза имени «Парижской коммуны», что находился в селе Мугун Тулунского района. На память о той встрече у меня осталась фотография: в центре – Валентин Григорьевич, слева – я, справа – Николай Тимофеевич Романкевич. Жаль, что эти люди ушли из жизни. Когда фотографировались, я в шутку предложил: «Валентин Григорьевич, загадывайте желание, так как стоите между двумя Николаями». Посмеялись по этому поводу. А снимок очень памятный остался.
Познакомил я Валентина Григорьевича со своим другом Соломоном. Соломон – пасечник, медовуху делает. Они с ним годки – с одного 1937 года. Только Валентин Григорьевич родился 14 марта, а Соломон – 26 июля. Познакомил я их на юбилее, когда мне было 55 лет. Смотрю, они рядом сели, народ гудит, кто песни поёт, кто разговаривает, а они нашли общий язык и разговорились. О Соломоне я Валентину Григорьевичу рассказывал, что это труженик, пчеловод, бескорыстный человек, а такие люди не так уж и часто встречаются. Конечно, есть и в селе, и в городе порядочные люди. Но просто так встретиться с ними трудно. Смотрю, Соломон бросил медовуху пить, разговаривают и разговаривают. О чём говорили, мне неизвестно. Мне было приятно видеть, как два аксакала, годки так сошлись и разговорились. Один – рядовой пасечник, совесть деревни, совесть рабочего класса. И другой – писатель, человек с мировым именем, совесть общества, совесть интеллигенции. После этого, когда качка мёда начиналась, Соломон, говорил мне: «Ты увези медку Валентину Григорьевичу». Я отвечал: «Не беспокойся, увезу».
На 60-летний юбилей Валентин Григорьевич приехать не смог. Перед этим он был на родине в Усть-Уде, вернулся домой в Иркутск и приболел. А подарок и письмо передал. В этом письме он выразил своё отношение ко мне: «Дорогой Николай Васильевич!
Ещё три часа тому назад я был уверен, что завтра увижу Вас на юбилейном торжестве. И вот прости, дорогой Николай, к несчастью остаюсь в стороне. Вчера, позавчера ездил на Лену, и вчера на обратном пути почувствовал себя неважно. Уверен был, что за сутки пройдёт и даже сего дня собирался к вам, но вышел на улицу, походил-походил и почувствовал, что дело плохо. До того плохо, что пришлось добираться до дома «по-геройски»: три шага сделаешь и стоишь.
Пришлось брать отступную – извини, пожалуйста, Николай. Обнимаю, поздравляю, передаю приветы всем гостям, надеюсь на скорую встречу, где ты после юбилея предстанешь моложе и красивей, но поверь, что в этом случае берегу не только себя, но и забочусь о тебе и твоём празднике.
Люблю тебя и преклоняюсь и перед неутомимой деятельностью и перед твоей неутомимой благодетельной жизнью.
Искренне горжусь дружбой с тобой.
Твой Распутин
И – долголетия, такого, что ахнут многие!
15 сент. 2010
К 18 сент.»
У меня есть фотография с Валентином Григорьевичем за полгода до его смерти. В сентябре 2014 года созвонились и Валентин Григорьевич говорит: «Я в больнице лежу». Я ему отвечаю: «Я подъеду к Вам». Взял гостинцев – сок, фрукты – и к нему. Он опять начал: «У меня же всё есть. Все что-то приносят». А я ему ответил: «Я же с пустыми руками не могу прийти». Взял он пакет с гостинцами. Я ему предложил: «Давайте на память сфотографируемся». Тогда я не знал, что эта фотография с ним окажется последней. Он спустился ко мне сверху из палаты, поторопился видно, даже рубашечка застёгнута неровно. Мы посидели с ним в вестибюле внизу, поговорили. Слово за слово завязался разговор. Он честно признался: «Я, Николай Васильевич, ничего не помню. Сосуды головного мозга совсем отказали. Ничего не помню. Лечат меня, системы ставят, только улучшения нет». Он чувствовал приближение конца, но воспринимал всё спокойно, достойно. Человек он сильный. Я его не успокаивал, не вселял ложную надежду, да это и не нужно было. Только подбодрил: «Держитесь, Валентин Григорьевич. Сколько Господь отпустил, столько и проживём». И это была наша последняя встреча…
Николай Терещенко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
