На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Литературная страница - Библиотека  

Версия для печати

Война и победа

Глава из книги «Александр Родионов»

Как люди верят в гороскопы, так Родионов верил в счастли­вый знак, которым отмечена его судьба. Факт появления на свет накануне великой Победы он находил неслучайным и закрепил его в юношеском стихотворении «Рожденный до Победы за три дня...». Александр Михайлович называл себя «победным»: «Солдаты уже с конца апреля говорили о победе».

 

Весной и летом победного года семье Родионовых выпало много горевать. В небольшой избе попискивал в зыбке мла­денец нескольких дней от роду. Юная мать Таня Родионова, которой еще не исполнилось и семнадцати лет, хотела назвать малыша Аликом. (Потому что рыженький? Аленький?) Но при­шедшая к соседям взглянуть на внука Анастасия Лебеденко сказала: «Какой же он Алик? Он Сашка».

Запись о рождении Александра Михайловича Родионова про­изведена в книге регистрации актов гражданского состояния Ивановского сельсовета 24 мая 1945 года. Свидетельство выда­но на руки матери с прочерком в графе «отец» [286. л. 4]. Ми­хаил Лебеденко в это время на фронте и подтвердить отцов­ство не может, а брак между ивановскими Ромео и Джульеттой не зарегистрирован то ли по «малолетству» — ему 17, ей 16! — то ли отложен на послевоенное время; то ли официальные от­ношения и вовсе не предполагались, и солдат ушел на войну, ничего не зная о беременности возлюбленной.

В 1941 году Егор Александрович Родионов не подлежит при­зыву по возрасту. На войну, вскоре после ее начала, забирают его сына Леонтия. Под приглядом деда Егора остаются бабка Наталья, невестка Марфа на сносях, внучки — тринадцатилет­няя Таня и пятилетняя Люба. В конце первого военного года под Николу зимнего Марфа родит сына. Николаем и назовут. Церквей в округе нет, однако старики традиции помнят. Пра­вославные праздники и порядки в семье Родионовых не гром­ко, не напоказ, но чтят.

Сашка родится ровно через месяц после смерти прадеда Его­ра. Дед простыл в мартовской ледяной воде Малинового озера, куда был направлен председателем сельского совета на работы по добыче соли. Вернулся домой с воспалением легких, пометал­ся в жару несколько дней и умер. Егора Александровича знала вся Ивановка. На Первой «Романской», как называл эту войну сам дед, он служил полковым сапожником и вернулся в Титовку, где жили тогда Родионовы, с внушительным по размерам сун­дуком, заполненным первоклассным сапожным инструментом. На семейной фотографии 1929 года можно видеть, что все Ро­дионовы, включая годовалого ребенка, обуты в ладные сапоги и ботиночки. На обороте карточки Александр Михайлович написал: «Предки: прадед — Егор Александрович, прабабка На­талья, бабушка Марфа Яковлевна. Матери Татьяне Леонтьев­не 1 год, на руках (справа). Слева с младенцем сестра деда Ле­онтия — Лизавета Морозова». Фотография сделана в городе Алма-Ате, где Елизавета Егоровна жила со своей семьей и куда приехали в гости Родионовы из Ивановки. Сапожное ремесло Егора Родионова здорово выручает односельчан в военное лихо­летье: новой обуви нет, Егор Александрович чинит ношенную-переношенную. Вся округа уважает мастера за добротную работу.

Деда Егора похоронили на ивановском кладбище. Местный кузнец сделал крест «из отслужившего свое санного полоза, рассек его на три доли и скрепил их одной заклепкой крест-на­крест, а второй утвердил косую перекладину...» [14, с. 379] О кресте прадеда Александр Родионов помнил всегда, с детских лет, с тех самых пор, как показала его бабушка Марфа. Праде­дов крест, было дело, стал спасительным ориентиром для под­ростка в зимней вьюжной степи.

Двадцать первого июня победного года Сашкиной матери исполнится семнадцать лет, а через три дня, на Троицу, выпав­шую в 1945 году на 24 июня, придет письмо с вестью о гибе­ли ее отца, Леонтия Егоровича Родионова. Позже однополчане доставят вдове шинель Леонтия, и Марфа повесит фронтовую одежду мужа на вешалку при входе, чтобы всегда была видна. В семидесятых годах, переезжая из Ивановки в Егорьевку, Мар­фа Яковлевна заберет шинелку с собой.

Воинская судьба Леонтия Егоровича Родионова, к сожа­лению, до конца не ясна. Поиск на электронных ресурсах Министерства обороны РФ «Мемориал» и «Подвиг народа» выдает ссылку на единственный источник — Книгу памяти Егорьевского района Алтайского края. Три строчки мелким шрифтом информируют о том, что Леонтий Родионов родил­ся в 1906 году в селе Титовка Егорьевского района, призван на войну в 1944 году, пропал без вести в апреле 1945 года. В годе призыва очевидная ошибка. Если бы Леонтий ушел на фронт в 1944 году, то он увидел бы младшего своего ребенка, сына Ни­колая, который родился в декабре 1941-го, и, наверное, успел чем-либо запомниться малышу. Но сын и отец никогда друг друга не видели.

 

В мае 1971 года Александр Родионов запишет в дневнике: «Рассказ матери про деда помнить» [227, л. 30]. В другой тетрад­ке за 1970 год он кратко фиксирует либо содержание письма, либо то, что бабушка и мать узнали из рассказа однополчан Леонтия Егоровича: «...погиб в конце марта; ранен, умер и похоронен в г. Нейса, дер. Ретесвальде. Посмертно награж­ден орденом Красного Знамени. Через Москву запрос дал — пропал без вести». Строчкой ниже стоит дата смерти праде­да Егора: 6 апреля 1945 года [217, после л. 81, стр. не прону­мерована].

Бабушка Марфа осталась вдовой. В июне 1945 года ей, од­ногодке с мужем Леонтием, еще не исполнилось тридцати де­вяти лет (молодая женщина по нынешним временам). Теперь ей некого ждать. Ждала и надеялась дочь Татьяна. Отец ее ры­женького Шурки Михаил Сергеевич Лебеденко был призван в армию в ноябре 1944 года. Он служил на Дальнем Востоке во взводе пешей разведки 716-го Стрелкового Ордена Суво­рова полка 157-й стрелковой Неманской Ордена Кутузова дивизии. Остался жив, но в Ивановку, к Татьяне и сыну, после войны не вернулся.

Марфе Яковлевне пришлось стать главой семьи. Под ее опекой две девчонки, Таня и Люба, семнадцати и девяти лет, четырехлетний сын Коля и внук Шурка, младенец. А времена не то что бедные, а совсем убогие, безысходные. «Невероятная жизнь-то была, — оглядывается в послевоенное детство Нико­лай Леонтьевич Родионов. — Один эпизод: мать пришла с рабо­ты, а солома закончилась, не подвезли. Зима. Пять часов, солнце садится. Корове дать нечего. Она взяла веревку, лопату, пошла в поле, откопала там копну, навязала вязанку, на плечо ее и до­мой. Корове был корм на ночь. Представьте сейчас женщину ка­кую, предложи ей такую прогулку в поле по темноте. Бабка На­талья от такой жизни очертя голову бежала к дочери в Алма-Ату. Жила там какое-то время. Потом, как она говорила, у нее сердце не выдерживало, и она ехала опять в Ивановку — спасать нас».

Александр Михайлович знал от бабушки и матери о тяго­тах, которые пришлось пережить семье. Да и сам кое-что за­помнил. Накануне своего шестидесятилетия, волнуясь, мечась по комнате — три шага к шкафу, три к столу, — вспоминал он подробности: «Дома не было ни корки, ни лоскута. Мать вы­порола из штанов прадеда карман и сшила мне рубаху. Хва­тило. Большой у прадеда карман был. <...> Помню весенний день. Я стою на деревянной кровати, меня собирают на улицу. Шапки нет. Повязывают платок. Моя Ивановка была нищей деревней. Года до пятьдесят восьмого наша изба была кры­та дерном — по этой детали можно судить об уровне жизни. Степь практиковала в послевоенное время такой строитель­ный материал». 

Лариса Вигандт (Барнаул)


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"