На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Подписка на рассылку
Русское Воскресение
(обновления сервера, избранные материалы, информация)



Расширенный поиск

Портал
"Русское Воскресение"



Искомое.Ру. Полнотекстовая православная поисковая система
Каталог Православное Христианство.Ру

Литературная страница - Библиотека  

Версия для печати

Неуёмная страсть к познанию

Рассказ-воспоминание

С Кириллом Ивановичем Никоновым я знакома более полувека, и связано это знакомство с нашей кафедрой.  На кафедру истории и теории атеизма (философский факультет тогда находился в комплексе университетских зданий на Моховой) я пришла через шесть лет после окончания нашего факультета, проработав до этого в Горно-Алтайске и Стерлитамаке, а затем по семейным обстоятельствам переехала в г. Подольск. Задумав поступить в аспирантуру, выбрала кафедру философии пединститута им. В.И.Ленина, однако, была принята лишь на заочное отделение, соответственно, некоторое время ходила без работы. Случайно на улице встретила однокурсника Виталия Николаевича Кузнецова, он обещал поговорить с заведующим кафедрой истории и теории атеизма И. Д. Панцхавой; тот взял меня на кафедру лаборанткой  (1962 г.). К.И. в это время уже был аспирантом кафедры.

     Для того, чтобы понять, в какой атмосфере жили и работали  аспиранты и сотрудники кафедры, нельзя обойтись без представления о ее заведующем – Илье Диомидовиче Панцхаве, ибо от руководителя зависит благополучие личностных отношений между сотрудниками, успешность педагогической и научной работы. И.Д.Панцхава был создателем нашей кафедры; на философский факультет МГУ он пришел в 1959 г. с готовой концепцией её будущей деятельности. С самого начала перед кафедрой стояла задача подготовки не только преподавателей основ научного атеизма, но и профессиональных ученых-религиоведов, обладателей знаний в различных сферах духовной культуры  -  в области не только религии и атеизма, но и истории философии, естествознания, художественного творчества, морали и т.д. Илья Диомидович был неординарной, сильной, волевой личностью. Он сумел подобрать и сплотить коллектив сотрудников[1], искренне преданных ему, с готовностью выполняющих все его поручения и требования, - благодаря буквально излучаемой им энергии, остроумию и весёлому нраву наш заведующий обладал огромной притягательной силой.  Так же преданы были мы все нашей науке и нашей учебной дисциплине – истории и теории религии и атеизма. На кафедре живо обсуждались материалы, написанные для учебников, учебных пособий, сборников статей, а также диссертации и дипломные работы.  И.Д.Панцхава крепко держал в руках управление процессами обсуждения научных проблем. Но любой преподаватель мог предложить свой вариант решения, высказать суждения по любому вопросу. Обсуждение носило свободный характер, и, когда «шеф» ставил точку, признав один из вариантов наиболее приемлемым, большинство соглашалось с ним.

     И.Д.Панцхава был блестящим организатором. Он не только создал нашу кафедру, но определял направление научной работы, чётко формулировал названия тем и проблем; строго следил за учебным процессом: дисциплина студентов, аспирантов и преподавателей соблюдалась неукоснительно. Занудливые нравоучения, нотации, этому яркому, неординарному человеку не были свойственны, да они и не нужны никому: заседания кафедры ее членами не пропускались просто потому, что они были интересными.  Илья Диомидович был превосходно образованным человеком; диапазон его творческих интересов был необычайно широк. В центре его интересов стоял человек во всём разнообразии его проявлений – биологическом, психологическом, мировоззренческом, творческом, индивидуальном, социальном и т.д. Эта тема нашла отражение в книге «Человек, его жизнь и бессмертие» (М.,1967). Одним из его научных увлечений было творчество грузинского мыслителя, поэта и переводчика Иоанна Петрици (к.XI-нач.XII вв.), сочинение которого «Рассмотрение платоновской философии и Прокла Диадоха» он перевел с древнегрузинского языка (издана в 1984 г, а книгу о нем он выпустил еще в 1982 г.).

    Обладая стратегическим мышлением, Илья Диомидович заботился о том, чтобы члены кафедры не довольствовались исследованиями в области религии, вышедшими в советское время, но приобщались к обширному пласту дореволюционной  религиозной и религиозно-философской литературы. Так появилась наша удивительная библиотека при кафедральном кабинете научного атеизма. Сотрудники и аспиранты кафедры совершили немало ездок на машине в здание церкви св. Климента, где в те времена находилось огромное книгохранилище, и по списку отбирали книги – от творений Августина и Иоанна Златоуста до подшивок церковных журналов XIX-нач.ХХ вв., житий святых, сочинений русских религиозных философов и западных мыслителей, переведенных на русский язык.  Библиотека привлекала многих представителей интеллигенции.  Сюда заходили, например, историк философии П.С. Попов, завещавший перед своей кончиной личную библиотеку кафедре; культуролог С.С.Аверинцев, писатель Леонид Леонов, - друживший с ним Илья Диомидович пригласил его на встречу с коллективом кафедры. В кабинете занимались студенты и аспиранты не только философского, но и других факультетов МГУ, завязывалась полемика по мировоззренческим проблемам.

    Кафедра организовывала и социологические исследования религиозности в разных районах страны, накапливая эмпирический материал для теоретических выводов. В 1962 и 1963 гг. состоялись три экспедиции; возможно, в них участвовал и Кирилл Иванович. В одной из социологических экспедиций (1965 г.)[2]  побывала и я. Нашу группу из студентов, аспирантов и сотрудников кафедры возглавлял И.Н.Яблоков, разработавший схему опроса верующих. Разбившись по парам (я была в паре с Ф.Г.Овсиенко), мы ходили к верующим разных конфессий в г.Орле и нескольких деревнях, вели с ними длительные беседы, держа в голове все 22 вопроса, составленные И.Н.Яблоковым. Результаты экспедиции обсуждались на заседаниях кафедры; был издан сборник «Конкретно-социологическое изучение состояния религиозности и опыта атеистического воспитания». Под ред. И.Д. Панцхава. (М.,1969), куда были включены и статьи участников предшествующих экспедиций. Есть там и статья К.И. о тенденциях в проповеднической деятельности баптистов, - уже в ней проявились не только интерес к человеку, в данном случае, человеку верующему, но и особенности К.И. как исследователя: основательность, ясность позиции, умение выделить наиболее важные для понимания явления проблемы, блестящий стиль изложения.

    Вот в такой благотворной творческой атмосфере воспитывались и молодое, и старшее поколения нашей кафедры, в аспирантуре которой пребывал и Кирилл Никонов. Я плохо помню детали общения с ним в начале 60-х годов; для меня тогда он был одним из наших аспирантов, но в сознании оставалась память о симпатичном стройном юноше в белом свитере, производившем  впечатление человека талантливого, при этом необычайно скромного.

   В 1976 г он стал доцентом нашей кафедры, и постепенно между нами установились дружеские отношения. У нас, несмотря на разницу в возрасте (он моложе меня на 6 лет), сохранилось с тех пор много общего - в мировоззрении, носящем последовательно материалистический и атеистический характер, во взглядах на общественный строй, в отношении к людям и к работе. К тому же его бывшая жена Люба, любовь и уважение к которой он сохранил до сих пор,  была и остаётся моей подругой; я была научным руководителем их замечательной дочери Лены, обладающей незаурядными способностями к научной работе, что проявилось в ее дипломной работе о проблемах религии в творчестве Макса Штирнера.

      В основе нашего многолетнего общения с К.И. лежало и лежит до сих пор доверие друг к другу, уверенность в том, что никто из нас не предаст другого. Мы обсуждали самые разнообразные вопросы, начиная с семейных и кафедральных и кончая «глобальными» - судьбами нашей страны, процессами изменения мировоззренческих и политических ориентаций в общественном сознании.  А изменения стали заметны уже с конца 70-х гг.: стала возрождаться религиозность; часть творческой интеллигенции начала внедрять в общественное сознание религиозные идеи. Возрождение дореволюционной идеологии отражало и стимулировало изменения в сфере общественных отношений – ослабление позиций социализма, возвращение к отношениям господства и подчинения. Всё это требовало особенно ответственного отношения к исследованию изменений в сфере общественного сознания, в том числе, в уровне и характере религиозности населения.

     Когда началась «перестройка», очень скоро стало понятно, что она угрожает утратой советской власти (а К.И., как и я, что не секрет, - приверженцы социализма). После переворота 19 августа 1991 г. мы и некоторые наши товарищи с кафедры – Мария Григорьевна Микалина, Зорина Павловна Трофимова, Александр Николаевич Красников, – участвовали в демонстрациях против  ельцинского антинародного режима; было здесь немало и преподавателей философского факультета, - из тех, кто не сжигал свои партбилеты. Марии Григорьевны и Саши Красникова уже нет с нами, но в памяти навсегда останутся те дни, когда сотрудники нашей кафедры вместе с тысячами других советских людей пытались (увы, безуспешно) остановить сползание страны в пропасть.

      Не изменил К.И. и своей мировоззренческой - материалистической и атеистической – позиции, которая проявляется во всех его научных работах. Это не означает, что его взгляды на те или иные проблемы остаются неизменными, - шире и объективнее становится его взгляд на мир; некоторые прежние темы и проблемы требуют новых решений, к чему побуждает меняющаяся реальность. В к.70-х-80-е годы К.И. издал брошюры, а также две монографии, в которых всесторонне и основательно исследовал христианскую антропологию, определив тенденции эволюции современной богословской антропологии. В этих монографиях раскрыты также механизмы мистификации природы человека в разных христианских конфессиях, представлены связи богословской антропологии с определенными философскими течениями, показана несостоятельность обоснования религии с позиций богословской антропологии, и многое-многое другое. Подобных работ, в которых творчески, новаторски  осмысливался  колоссальный фактический и исследовательский материал по богословской антропологии,  в нашей стране, да и вряд ли за рубежом, до этого не было.  Критический заряд в отношении богословской антропологии во всех ее исторических и современных формах, заложенный в книгах Никонова, не означает утраты объективности, но, напротив, способствует восприятию и усвоению материала как адекватного реальному положению вещей.

     Кстати, отмечу еще одно достоинство К.И. как учёного: он превосходно владеет рядом европейских языков, включая славянские, что даёт ему возможность свободно ориентироваться в мировой религиозной, религиозно-философской и религиоведческой литературе, глубоко вникать в суть процессов, происходящих в сфере религиозного сознания. С этим во многом связан тот факт, что К.И. выделил особое направление в религиоведении - исследование религиозной антропологии, и конкретно показал, как это (исследование) следует проводить.

   В последние годы К.И. уделяет большое внимание изучению межрелигиозного диалога на основе анализа контекстуальной теологии, теологии религий. Он раскрывает ту тенденцию в эволюции религий, когда они постепенно из состояния конфронтации в истории их взаимоотношений стремятся к проявлению терпимости, диалогу и сотрудничеству, несмотря на противоречивость этого диалога. Думаю, что интерес нашего учёного к процессу возрастания уровня терпимости между религиями вызван обострённым восприятием того, что вражда между религиями, подрывая запас прочности человечества,  в то же время отвлекает людей от решения кардинальных социальных проблем. Отмечу, что сам он, будучи принципиальным в отстаивании материалистического мировоззрения, глубоко вникнув в природу человека как такового, всегда терпимо, с уважением относился и относится к людям иных мировоззрений.

      Светлыми моментами моей жизни останется время общения с К.И. на основе изучения некоторых проблем истории религии.   Первой серьезной совместной работой (к.70-нач.80-х гг.) было осмысление роли православного старчества в духовной жизни России. Дело в том, что в 70-е гг. появились статьи ряда влиятельных, авторитетных литераторов, которые предлагали, как писал Вл.Солоухин, воспитывать детей, «набираясь ума-разума» «не от нас», а от старцев, в частности, старцев Оптиной пустыни. Старцы провозглашались мудрыми духовными отцами, перед которыми преклонялись русские люди. В советское время религиоведческих работ, специально посвященных старчеству, насколько я знаю, не было.  Ко времени нашей работы Кирилл Иванович, исследуя христианскую антропологию во всех ее конфессиональных разновидностях, уже накопил внушительный запас теоретически  осмысленных им знаний и о православной идеологии. Изучение трудов Макария, Амвросия и других старцев, а также многочисленных апологетических работ о старцах XIX-нач.XX в. убедило: «набираться уму-разуму» у старцев вряд ли полезно для нашего общества, и не в последнюю очередь из-за идеи отрешения от своей воли и полного подчинения воле старца, а также из-за яростной борьбы оптинских старцев против светской культуры и особенно против любых проявлений свободомыслия. В начавшейся пропаганде идей старчества обнаруживались первые признаки стремления части общества возродить в нашей стране дореволюционные порядки с соответствующей этим порядкам идеологией.

    Несколько иной характер носила совместная, если можно так выразиться, работа над разделами «Католицизм» и «Протестантизм» в учебном пособии «История религий». К.И. предложил мне соавторство уже после того, как он написал эти разделы. Естественно, я категорически отказывалась. Ознакомившись с текстом, я была поражена и восхищена обширными и глубокими познаниями К.И. в истории христианства, в охвате им самых разных аспектов христианских конфессий. Ни о каком соавторстве и речи быть не могло.  Всё же, постепенно, убеждая меня в том, что представленный материал де-сырой и требует доработки, редактирования, возможно, добавления еще каких-то моментов, автор этих замечательных разделов добился моего согласия. Собственно, добавила я немного - параграфы о ересях и католической философии (да и то в последнюю версию пособия К.И. включил фрагмент о теологии фон Бальтазара),  ряд небольших вставок – сведений о некоторых персоналиях, отдельных фактов; добавления нового материала (вместе с К.И.) при переизданиях пособия.

На нашу кафедру иногда приходили просьбы со стороны разных организаций дать отзыв на ту или иную работу. Так, мы подготовили рецензию по просьбе издательства «Советский писатель» на рукопись романа А.И.Байгушева «Хазары» (через несколько лет он пригласил нас на обсуждение нового варианта своего романа); написали положительную рецензию и на книгу Г.М.Керимова «Шариат и его социальная сущность», которая вызвала подозрение в пропаганде ислама у каких-то высоких инстанций.

Бывало, что вместе ходили на мероприятия, которые имели отношение к религиоведению, -  они иногда давали возможность уловить намечавшиеся тенденции в отношении интеллигенции к религии. Так, в начале 80-х гг. в советской печати еще не принято было открыто пропагандировать религию.  Однако, сознательно или бессознательно, велись поиски путей её возвращения в духовную жизнь общества, даже, например, подчеркиванием преимуществ мистики перед религией.   В одном из блокнотов у меня сохранился конспект лекции Б.С.Ерасова[3] «Культурно-исторические проблемы мистицизма», прочитанной студентам и преподавателям МГУ (1982 г.). Сохранились и вопросы, предварительно записанные в блокнот,  которые мы посылали ему в процессе чтения лекции. Целью лектора было, по его словам, «освободить мистицизм от негативных моментов». Он противопоставлял мистику (на примерах йоги, дээн и суфизма) как явление прогрессивное ввиду ее будто бы всегдашней оппозиционности ортодоксальной религии и власти, решения ею судеб человека «здесь и теперь», – религии, всегда лояльной к господствующим слоям, выносящей подобное решение «в другое существование».  «Образованный человек не должен отвергать опыт мистических переживаний», который ведет к «важнейшему условию развития человеческой личности – равновесию и гармонии», - говорил Б.С.Ерасов. Он подчеркивал нравственное значение авторитета (махатм), кармы, гуманизм учения Н.Фёдорова. Любопытно, что наши вопросы об оценке лектором собственного мироощущения, о методологических основаниях данного им определения мистицизма, о пользе мистицизма в воспитании советского человека он проигнорировал, просто не прочитав их.  Вопрос К.И. о том, гуманистично ли учение Фёдорова о «патрофикации», если не предполагается воскрешение женщин, удостоился уклончивого ответа: «Если бы воскресили Никона и Аввакума, тут такая бы драка началась! Зачем же их воскрешать!»

Открытая проповедь полезности обращения к мистическому опыту в обход религии предвещала в скором времени распространение самых разнообразных явлений религиозного плана, соответственно, ставило новые задачи перед религиоведением. Как раз в 80-е гг. К.И. заложил фундамент для последующих исследований  религиоведов, и прежде всего, своих учеников,  в области религиозного учения о человеке.

Общение с К.И. благотворно во всех отношениях.  Все, кто сотрудничает  с К.И., будь то студент, аспирант, или коллега, испытывают чувство глубокой благодарности за его душевную щедрость, стремление помочь в обретении знаний, в становлении образованным человеком.

Талант человека проявляется, как известно, во всём. Студенты и преподаватели знают, что К.И. - уникальный педагог, преподаватель.  Прекрасная память, обширные познания в философии, в религиоведении, литературоведении,  артистическое изложение материала привлекают на его лекции студентов с других факультетов и даже вузов. Его ответственное отношение к преподавательскому труду, организованность, требовательность   уже сами по себе являются актом воспитания молодежи. А иногда и одна фраза может стать средством воспитания. Помню момент, как еще в начале 80-х гг. вдвоем принимали экзамен у студентов философского отделения, где преподаёт К.И.  Обычно он вызывал студентов отвечать словами: «Товарищ Иванов, Петров…, пожалуйста». И вдруг строгим тоном: «Сейчас пойдет отвечать господин Сидоров».  – «Почему ты называешь его господином?» - удивляюсь я.  К.И. отвечает: «А кто же он? Конечно, господин! Господа не любят работать, но любят получать то, чего не заслужили своим трудом».   Стремление К.И. помочь нашим студентам стать профессиональными религиоведами, знающими предмет не «вообще», а конкретно, глубоко и всесторонне, сказывается даже в том, что на экзаменах К.И., указывая на недостатки ответа, нередко пополняет знания студента и присутствующих, добавляя к ответу своеобразную мини-лекцию. Его искренняя забота о совершенствовании нашей науки проявляется также в побуждении студентов, аспирантов и преподавателей к участию в научных конференциях, в сборниках научных статей, к подготовке и защите диссертаций. И в этом тоже я усматриваю значительный вклад К.И. в развитие религиоведения. 

Во многом успешность научной и педагогической деятельности К.И. обусловлена его личными качествами. Он обладает редким обаянием, привлекающим к нему  людей  разного интеллектуального уровня, социального положения, разных взглядов на мир, разного пола и т.д. В его душе живёт неуёмная страсть к познанию, и прежде всего – к постижению природы человека. Он понимает человека, знает его слабые и сильные стороны. Он способен радоваться успехам других в разных областях, и прежде всего, в области научной, - это редкое качество, присущее лишь людям великодушным. Он совершенно  лишен чувства зависти. Впрочем, и ему никто не завидует, как не завидуют божеству. И очень важно, что Кирилл Иванович – патриот, гражданин, ставящий свою профессиональную и общественную деятельность  на благо трудящегося народа.

Всем нам, знающим, ценящим и любящим Кирилла Ивановича, необходимо, чтобы он берёг свое здоровье, был счастлив в  личной жизни и жил долго-долго, принося тем самым радость окружающим.



[1] Это были пришедшие с ним вместе и несколько позже Сергей Фёдорович Анисимов,  Михаил Петрович Мчедлов, Виктор Дмитриевич Тимофеев, Юрий Филиппович Борунков, Иван Григорьевич Иванов, Михаил Петрович Новиков, Николай Александрович Пашков, Ия Валентиновна Алёхина, Игорь Николаевич Яблоков, Дмитрий Модестович Угринович, Юрий Михайлович Павлов, Марта Анатольевна Попова и др. Я работала лаборанткой на кафедре в 1962-63 гг. вместе с Фридрихом Григорьевичем Овсиенко и Валентиной Урожаевой. Старшим лаборантом с момента основания кафедры была Мария Григорьевна Микалина, пользовавшаяся огромным авторитетом среди сотрудников не только кафедры, но и всего философского факультета.

[2] До этого, в 1962 и 1963 гг., работали еще три подобные экспедиции.

[3]  Борис Сергеевич Ерасов - в то время научный сотрудник Института востоковедения РАН, позже преподавал на нашем факультете

Зульфия Тажуризина


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"