Увы, измолче гортань мой
И исчезосте очи мои!
Благоволи, Господи, избавити мя.
Г о с п о д и, п о м о щ и м и п о т щ и с я,
С к о р о д а п р е д в а р я т н ы
Щ е д р о т ы Т в о я, Г о с п о д и,
я к о о б н и щ а х о м з е л о.
П о м о з и н а м, Б о ж е,
С п а с и т е л ю н а ш.
Свет моя! Еще ли ты дышишь?
Друг мой сердечной! Еще ли дышишь,
Или сожгли, или удавили тебя?
Не вем и не слышу;
Не ведаю Ц жива,
Не ведаю Ц скончали!
Чадо церковное,
Чадо мое драгое,
Феодосия Прокопьевна!
Провещай мне, старцу грешну
един глагол: жива ли ты?
Увы, Феодосия! Увы, Евдокея!
Два супруга нераспряженная,
две ластовицы сладкоглаголивыя,
две маслины и два свещника,
пред Богом на земли стояще!
Воистину подобни есте Еноху и Илии.
Женскую немощь отложьше,
мужескую мудрость восприявше,
диявола победиша и мучителей посрамиша,
вопиюще и глаголяще:
«Приидите, телеса наша мечи ссеците
и огнем сожгите,
мы бо радуяся идем к жениху своему Христу».
О, светила великия,
солнце и луна русския земли,
Феодосия и Евдокея,
И чада ваша, яко звезды сияющая Пред Господем Богом!
О, две зари,
Освещающия весь мир на поднебесней!
Воистину красота есте церкви
И сияние присносущныя славы Господни по благодати!
Вы забрала церковная
И стражи дома Господня,
Возбраняете волком вход во святая.
Вы два пастыря,-
пасете овчее стадо Христово
на пажитех духовных,
ограждающе всех молитвами своими
от волков губящих.
Вы руководство заблудшим в райския двери
И вшедшим древа животного наслаждение!
Вы похвала мучеником
И радость праведным
И святителем веселие!
Вы ангелом собеседницы
И всем святым сопричастницы
И преподобным украшение!
Вы и моей дряхлости жезл,
И подпора, и крепость, и утверждение!
И что много говорю? Ц
Всем вся бысте
ко исправлению и утверждению
Во Христа Исуса.
Как вас нареку?
Вертоград едемский именую
И Ноев славный ковчег,
спасший мир от потопления!
Древле говаривал и ныне то же говорю:
киот священия,
скрижали завета,
жезл Ааронов прозябший,
два херувима одушевленная!
Не ведаю, как назвать!
язык мой короток,
Не досяжет вашея доброты и красоты;
Ум мой не обымет
подвига вашего и страдания.
Подумаю, да лише руками возмахну!
Как так, государыни, изволили
С такия высокия ступени ступить
И в бесчестие вринутися?
Воистину подобни Сыну Божию:
от небес ступил,
в нищету нашу облечеся
и волею пострадал.
(Из письма к боярыне Ф.П.Морозовой
и княгине Е.П.Урусовой)
На первой же странице «Жития»
протопоп Аввакум предлагает читателю своего рода литературный манифест: «Еи вы,
Господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю
свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже
не словес красных Бог слушает, но дел
наших хощете» Легко догадаться из этого объяснения с читателем, что под «виршами философскими» Аввакум имел в виду
моду на силлабические вирши, да и
самого законодателя западной (точнее
сказать, польской) литературной моды Симеона Полоцкого. Вождю староверов ловкий и льстивый литературный карьерист
вряд ли пришелся по душе. Такого рода «
просветительство», когда за деньги зарифмовывают все и вся подряд и при этом
умудряются удобопонятную и певучую
русскую речь превратить в груду скрежещущего акустического хлама, озадачило
тогда не одного Аввакума. Его отказ от подобного «красноречия» в пользу языка
«природного» подтвержден каждой страницей
«Жития».
Но мы находим у Аввакума глубинное
понимание древней и незаемной поэтичес-
кой традиции. И когда надо, он
пригоршнями черпает из ее чистого
источника.
Как и все почти поэты, принадлежащие
к этой традиции, Аввакум невозмутимо перемежает в своих текстах прозаические фрагменты со стихотворными . Он
замечательно свободен в таких поступках. Нужно лишь привыкнуть немного, и мы
легко научимся открывать в Аввакуме поэта. Он в равной мере владеет
искусством возвышенной, панегирической
речи (похвала боярыне Феодосии
Морозовой и княгине Евдокии Урусовой) и стихом, близким к раешному, как
например, вот эта словесная карикатура блудницы из его «Книги толкований»: «А
прелюбодеица белилами, румянами умазалася, брови и очи подсурмила, уста
багряноносна, поклоны низки, словеса гладки,
вопросы тихи, ответы мягки, приветы сладки, взгляды благочинны, шествие
по пути изрядно, рубаха белая, ризы красныя, сапоги сафьянныяЕ.» И тут же Ц
резкий переход к прозе, с библейскими аналогиями и горячей аввакумовой бранью:
«Как быть хороша Ц вторая египтяныня Петерфийна жена, или Самсонова
Диалила-блядь. Посмотри-тко, дура, на душу свою, какова она красна».
Как видим, стихотворная речь у
Аввакума различается без особого труда, даже если мы ее печатаем прозаической
строкой. Но можно себе представить и
такое издание его произведений, в котором бы поэтические фрагменты набирались именно стихотворной строкой. Вот,
для примера, отрывок из письма, в котором
Аввакум рассказывает своему собеседнику о святителе Иоанне Златоусте:
«От юности возлюбил Бога и работая Христу всем сердцем и всею душею, Мелетием в
чтецы поставлен, а Флавиан в той же Антохии совершил во освященство, напоследок
же с честию царь Аркадий и Евдоксия царица в Царь-град
взяша на престол патреаршеский, и пять лет святый церковь правил. ядый хлеб
токмо ячменный и родостаму, еже есть вареную воду, пияше.
Возрастом мал бе,
Главу имея велику.
языком златословесен,
Милости источник,
кипящая во устех его
благодать Духа Святаго,
яко река, изливашеся повсюду,
на гордыя высок,
к кающимся милостив,
заблуждшия обращая,
непокоривыя обличая и потязая,
гладныя питая,
обидимыя заступая,
всем вся бых,
да вся приобрете».
Юрий Лощиц. 22.05.01
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
