Как прихотливо движется река...
Из поэтического дневника
МОЛИТВА СЕРГИЯ
о. Михаилу Капранову
1
В колодезный сруб, как в затмившийся век, заглянуть,
в прохладную темень и глубь, и в зеркальном квадрате
увидеть свое отраженье средь пешая рати
Димитрия – русские двинулись в путь
к Непрядве. Кликуши и вороны, кыш!
Кольчужка дырява, но я не сробею в той битве.
И ангелы реют, и Сергий стоит на молитве,
шепнувши пред этим Димитрию: «Сим победишь!»
2
В затмившийся век, как в колодезный сруб, опусти
рассеянный взгляд и ленивую мысль – хоть от скуки.
Ты видишь ли Сергия? Слышишь ли стоны? И стуки
щитов или копий? Не видишь? Не слышишь? Прости.
Как все обернулось! Гуляет презрительный шиш.
И жизнь не кончается? Странно... И все не в утрате?
Чу! Сходятся снова две веры, две воли, две рати...
Но Сергий стоит на молитве – и сим победишь!
* * *
Как прихотливо движется река:
вот солнце было слева, вот уж справа.
Как хороша береговая справа
в кудрявом окаймленье тальника,
в лугах, в стогах, всхолмленьях за лугами,
где сосны горделиво взнесены,
где зоркий коршун плавает кругами
над чашей оживленной тишины.
Туда бы мне!.. Зачем всегда нас тянет
в чужие, незнакомые места?
Желание, которое обманет:
там та же, что и всюду, маята.
Но каждый раз — но каждый! — из вагона,
автобуса ли, с теплохода ли
зовут те виды, что стоят вдали,
волнует тайна жизни той земли —
как свод ночной, как сны, как время оно.
КЛЕТЬ
Над пропастью во ржи.
Дж. Сэлинджер
А вьюга бешеная гикнет
и пролетит, и просвистит.
Кто искренней, тот раньше гибнет.
Кто не погибнет. Бог простит.
Кто уцелеет без лукавства,
без ухищрений уцелеть,
тот будет посажен на царство,
то бишь на цепь, – и пущен в клеть.
И в той клети, ходя по кругу
неукоснительных забот,
не раз он бешеную вьюгу
обратно в гости позовет.
Но перекрестится с испугу,
всплакнет – и песню заведет.
Про ямщика ли, про отраду,
про васильки средь спелой ржи,
про подколодную отраву ...
Про клеть над пропастью во лжи.
МАЛЬВЫ И ЗОЛОТОЙ ШАР
Валентину Курбатову
Скромные мальвы да шар золотой
дремлют, склонившись к ограде,
мальвы да шар – золотой, не простой –
возле избы в палисаде.
Все, что любовью овеяло нас,
детские дни осветило,
не выставляла душа напоказ,
но суеверно хранила.
Мальвы да шар золотой под окном
в легкой полуденной сини.
Вот набреду я нечаянным днем,
вот повстречаюсь я с ними.
Столько железа грохочет вокруг,
древнюю пыль поднимая,
поле и рощу, и речку, и луг –
все под себя подминая.
Столько железа!
Его не унять.
Как несмышленные дети,
смотрят цветы – и не могут понять,
что происходит на свете.
Много печали я жду от судьбы,
но не поддамся испугу,
только б стояли они у избы,
тесно прижавшись друг к другу.
Только бы знать, обжигаясь огнем,
в громе железа и в дыме,–
вот набреду я нечаянным днем,
вот повстречаюсь я с ними!
* * *
Из ложбинок, ложков, мочажинок,
из-под корня, колоды, следа,
проникая песок и суглинок,
выбегает, струится вода.
Все жива, до конца не разъята,
и на вкус, и на цвет – ничего:
все вода, все полна аромата.
Знать, силенок у нас маловато
превратить ее всю в "аш два о".
Не разъята еще, не убита.
На суглинке сыром наискось
отпечатались кругло копыта –
может, конь проходил, может, лось.
Над следами сморода кустится.
По смороде синица свистит.
Или грех наш великий простится?
Ты скажи мне, дружочек синица,
уцелеет ли тот, кто простит?
Тянет свежестью, сказками, детством
из ложбинки, уремы, ложка –
материнским остатним наследством,
бойко пущеным с молотка.
И струится вода, выбегая,
и синица скликает гостей,
и на гостя глядит, не мигая,
в ожиданьи хороших вестей.
***
Завидная доля черемух –
завянуть и снова зацвесть.
Во всем на земле очередность,
всему повторение есть.
А мне повторенья не будет.
За краем ослепшего дня
и ливень меня не разбудит,
и лес позабудет меня.
Земля станет темной, оплывшей»
Но каждою клеткой своей,
несдавшейся, неостывшей,
я все буду помнить о ней!
ОСЕНИНЫ
Хорошо, когда убрано поле
в срок,
в сухую погоду,
сполна.
Прославляя уменье и волю,
хлеборобов отметит страна.
И они,
поднимаясь на сцену
и смущаясь вниманьем таким,
может, внове почувствуют цену
и себе,
и хлебам золотым.
Хорошо в это славное время,
в эти краткие дни осенин
ощущать себя вместе со всеми,
даже если ты бродишь один.
И комбайны стоят на приколе.
И на лицах особенный свет.
Хорошо, когда убрано поле,–
словно выполнен главный завет.
ПРОЩАНИЕ С ОЗЕРОМ
Евгению Гущину
Не видно Озера в тумане.
Шумит Кокши за валуном.
Мы чай заварим на бадане,
по кружкам жарко расплеснем.
До каждой жилки он достанет,
густой почти до черноты.
И снова сердцу больно станет
от обступившей красоты.
Забрать ее – не хватит взгляда.
Забыть – что заживо зарыть.
Не знаю, Женя,
может, надо
срубить избу в тайге – и жить?
Держать, как встарь, рыбачью лодку,
ружье да плотницкий топор,
а для друзей – табак и водку,
да задушевный разговор.
Не знаю, Женя.
Сердцу смутно,
желанный чай не веселит.
Неужто все сиюминутно,
что в нас ликует и болит?
И за кормою теплохода
истает эта красота,
как наши мысли,
наши годы,
как наши память и мечта?
МГЛА
– Господи, хоть бы за обувью последил,
вечно немыта, не чищена…
Из домашних попреков
За душой не услежу – за обувью
я б еще следил!
За Непрядвой кони ржут? За Обью
ли звяканье удил?
Мгла течет, и лает див на западе.
Бесам – несть числа.
Лопнули подпиленные запани –
родина ушла.
И лежит, родимая, в бурьяне,
где-нибудь на острове Буяне,
или затонула в глубину,
словно Китеж-город в старину.
Мгла течет, по весям расточается,
мир свистит в кулак.
Только б не запить и не отчаяться,
а, Иван-дурак?
За Непрядвой, Обью, Енисеем ли
зреет в пашнях гром.
Иль не сами мы его рассеяли?
Инда соберем!
А на том ли острове Буяне
рыщут по чащобам басурмане,
роют землю, чуют: русский дух
истоньшился, смерк, а не затух!
СОВЕТ
Не веришь и не верь,
а я прознал давно:
гони природу в дверь —
она влетит в окно.
Она тебя сильней,
не веришь, да учти.
Следи, следи за ней
и разуму учи.
Не подавай вина,
не ослабляй узды:
чуть вырвется она
— не миновать беды.
Как первобытный зверь,
сидит в тебе темно.
И если гонишь в дверь,
то помни про окно.
СОН О ГЕОРГИИ
Когда в земле родной неправда
царит, и властвует Бирон,
тогда везде течет Непрядва —
во всех углах, со всех сторон.
А сердцу снится чудный сон.
Как будто воин величавый,
овеянный небесной славой,
летит на взмыленном коне
по обескровленной стране.
И в страшных корчах души злые
следят за ним и за конем.
Сейчас, сейчас настигнет змия!
Сейчас, пронзит его копьем!
* * *
Завидная доля черемух –
Завянуть и снова зацвесть.
Во всем на земле очередность,
Всему повторение есть.
А мне повторенья не будет,
За краем ослепшего дня
И ливень меня не разбудит,
И лес позабудет меня.
Земля станет темной, оплывшей…
Но каждою клеткой своей
Не сдавшейся, не остывшей
Я все буду помнить о ней.
ЛЕСНАЯ ДОРОГА
Ане
Когда они скажут:
пропавший
не вспомнит юдоли земной –
туманом и дымом пропахший,
я выйду к дороге лесной.
Я сяду на пень придорожный.
Я брошу рюкзак возле пня.
Твой голос,
сухой и тревожный,
ребенком уткнется в меня.
Пустые и глупые люди!
Легко расточая слова,
они позабыли о чуде
и силе земного родства.
Что там, где чернеет берлога,
где светят гнилые огни,
которых боятся они,
там есть и лесная дорога,
небесной дороге сродни.
Она-то меня повстречает.
Она не скривит, не солжет.
Да голос еще выручает.
Да память еще бережет.
ЗНАМЕНКА
Месторождения: пос. Знаменка...
Запись в паспорте
Окошко тесиной забито
и плесенью зацвело.
Но имя еще не забыто,
каким называлось село.
Еще и ручей напевает,
хоть сильно травою зарос.
Еще и народ здесь бывает
в горячую пору – в покос.
Еще вспоминают: когда-то
стояли (да, знать, не судьба)
вот здесь – чепурнаева хата,
а там – башунова изба.
Где нынче лютует крапива,
означа границы жилья,
виднеется сиротливо
тележная колея.
Да в росном белеющем дыме
к малиннику тянется след.
Да в паспорте значится имя
поселка, которого нет.
* * *
Туман наплывет и растает.
Прояснится даль… или взгляд?
И матерь приметы расставит,
чтоб сын воротился назад.
Простые приметы:
рябина…
подсолнух…
колодезный сруб…
Бессонница мучает сына
и с жаром срывается с губ.
Не радует сына достаток,
не тешат вино и жена.
Как соль выпадает в осадок,
в душе выпадает вина.
Он вроде бы вслушаться хочет,
какое в нем пламя гудит.
Но матерь напрасно хлопочет
и верное слово твердит.
Никто не сведет воедино
две воли, отпущенных с рук.
Хоть сильное средство –
рябина,
подсолнух,
колодезный сруб.
ПОПЫТКА ОПРАВДАНИЯ
По светлому полю пшеницы
скользит неуклюжая тень.
Крикливая хмурая птица
Летает вблизи деревень.
За что эту птицу не любят?
И словно бы счеты сводя,
за что ее гонят и губят
без цели и чем попадя?
За то ль, что цыпленка утащит,
в саду облепиху склюет
и очи нахально таращит?..
И это злопомнит народ?
За то ли, что снова и снова,
смущая музейный покой,
с волшебных картин Васнецова
уколет внезапной тоской?
Кружа по-над битвой кровавой,
слетая до сирых дверей,
предсказывал поклик картавый
великую скорбь матерей.
Но птица ли в том виновата,
и крик ли ее виноват,
что в поле стоят угловато
истлевшие тени солдат?
С восхода пройди до заката –
шевелятся в поле века.
Но птица ли в том виновата,
что скорбь на земле велика?
Убив, не залечите боли,
убив, зашвырнете в кусты,
а светлому русскому полю
не хватит былой красоты –
штриха,
векового слиянья
тревоги и тишины,
печали-воспоминанья,
подспудного чувства вины. Владимир Башунов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 