С отцом я вместе выполз, выжил…
Стихотворения разных лет
***
Когда на братскую могилу
Я приношу свою тоску,
Я думаю: а мы смогли бы
Вот так погибнуть за Москву?
Уже навек во тьме кромешной
Уткнуться в снеговую шаль?
Сорокалетней, многогрешной.
Угрюмой жизни — тоже жаль.
Смогли б, наверно. Но не скрою,
Что в бой ушли б с большой тоской:
Известно ль было тем героям
О куцей памяти людской?
И что Москву к ногам положат
Не трёхнедельным удальцам –
Бандитам, стриженным под ёжик,
Своим ворюгам и дельцам.
И всем самоновейшим ваням,
И тем, кто кормится при них,
Кто подплывает к изваяньям
С собачьих свадебок своих.
Стоят, косясь не без опаски
С иноплеменною душой.
Им те высоты – остров Пасхи
С культурой странной и чужой.
1995
***
В пятидесятых рождены,
Войны не знали мы, и всё же
Я понимаю: все мы тоже
Вернувшиеся с той войны.
Летела пуля, знала дело,
Летела тридцать лет назад
Вот в этот день, вот в это тело,
Вот в это солнце, в этот сад.
С отцом я вместе выполз, выжил,
А то в каких бы жил мирах,
Когда бы снайпер батьку выждал
В чехословацких клеверах?!
1974
Клад
Огород оттаявший копали
Братья в три лопаты дотемна,
И уже на вскопанное пали
Золотые отсветы окна.
То, что в сказках, разве невозможно
Повстречать среди привычных дел?
Вот лопата звякнула тревожно,
И один на корточки присел.
И взглянули все заворожено,
Рук не чуя и не чуя ног,
На увязанный, на обожжённый
Маленький кормилец-чугунок.
И нашедший молча повинился,
Разрывая старую тесьму,
Что пораньше к бабке не явился,
Ну, хотя б по третьему письму.
А глаза другого заскучали,
Он давно мечтал о «Жигулях»,
И над пряслом облачко печали,
Повисев, растаяло в полях.
Ну, а третий знал о жизни мало,
Но заметил всё-таки малыш,
Как меж ними что-то пробежало,
Крохотное, серое, как мышь.
Разогнулись быстро эти спины,
Только в лица лучше не смотри.
Чугунок отдал им корпус мины,
Где записка рваная внутри.
Бабкино оконце золотое
Высветило след карандаша:
«Нас теперь в окопе только трое,
Как сегодня зорька хороша...
В третий раз мы отогнали немцев,
Родина...» Расплылся карандаш.
Лишь в конце: «Иван Переведенцев,
Пётр Замятин, Славка Барабаш».
Где они? Сыры земли объятья.
Где они? У сумерек спроси.
...Бережно вносили в избу братья
Главное сокровище Руси.
1985
***
Если жаждой сведёт тебе губы —
Вдруг покажется, чащей храним,
Р одничок, опоясанный срубом,
И берестяный ковшик над ним.
Пробираясь по кладям над бродом,
Умиляться не вздумаешь ты —
Это делалось нашим народом
Неприметно и без суеты.
То добра незаметные корни,
А не стебли, что празднично прут.
Иногда он как будто укор мне,
Бескорыстный застенчивый труд.
..Режу ковшик руками моими,
Невеликий — хотя б на глоток,
Не трудясь обозначивать имя,
Чтобы он прохудиться не мог.
1975
***
Алине
Я тебя заслоняю от ветра:
Не хочу, не хочу, не хочу,
Чтоб исчезла тоскливая вера,
Что смеяться тебя научу.
Постоим возле нашего дома,
Погуляем вдоль тёмной куги,
Больно мне, что тебе незнакомо
Вот такое пожатье руки.
Видишь: тьма накопилась в овражке,
Видишь — губы заботой свело.
Я тебе собираю ромашки,
Чтоб скорей на земле рассвело.
1981
Публикация вдовы поэта Дмитриевой А.Д.
Николай Дмитриев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 