Что называется – от заглавной буквы до точки представляем читателю изданный в Киеве в 1927 году поэтический сборник «Ранняя осень» Евгена (Евгения Павловича) Плужника, самобытного украинского поэта ХХ столетия. К его возвращению в славянское литературное наследство, какое объединяет наши народы, лично причастен наш современник, русский поэт-классик Юрию Поликарпович Кузнецов (1941 – 2003).
Корни Плужника воронежские. Родился Евгений Павлович в слободе Кантемировка Воронежской губернии 26 (14) декабря 1898 года. Учился в гимназиях Воронежа и Богучара, Бердянска и Боброва. В 1918 году семья переехала на Украину. В тяжкие годы гражданской войны на долю Плужников выпало горя через край. Евгений на жизнь добывал пропитание учительством в полтавских селах. Болел. Скитался, потеряв отца, родных, пока не приютила старшая сестра в Киеве, где он позже нашел себя в литературной работе.
Еще на гимназической скамье писал стихи на русском языке. Здесь же окунулся в стихию украинской речи. К тому же в двадцатые годы Советская власть поддерживала развитие народной культуры. «Украинизация», несомненно, тоже увлекла, захватила Плужника. Печататься на украинском языке он начал в 1923 году. Первые стихи подписывал литературным псевдонимом, напоминающим о родимой сторонке, – Кантемирянин.
Евген Плужник – автор стихотворных сборников «Дни» (1926), «Ранняя осень» (1927), «Равновесие» (1933, опубликован только в 1966), романа «Недуг» (1928), пьес «Профессор Сухораб» (1929), «На дворе в предместье» (1929), «Заговор в Киеве» (1933, полностью эта стихотворная трагикомедия напечатана в 1989) и киносценариев. Один из составителей украинского словаря «Фразеология деловой речи» (1926). Переводчик с русского языка на украинский Н.В.Гоголя, М.Горького, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, М.А.Шолохова.
Главное в его творчестве, в наследии – стихи горькой правды и трагического драматизма. Как сама жизнь – его собственная и современников.
Евгений Плужник незаконно осужден в декабре 1934 года. Больной туберкулезом, он скончался 31 января 1936 года в лагерном лазарете на Соловках.
* * *
Если отсчитывать начало творческой деятельности Евгена Павловича Плужника с первой публикации стихов в киевском журнале «Глобус» в 1923 году, если принять во внимание то обстоятельство, что в 1934 году он был незаконно осуждён, – выходит: без малого двенадцать лет выпало ему на долю при жизни быть поэтом. А затем – ни памяти, ни славы, только «тёмная вода» Белого моря вокруг превращённого в тюрьму Соловецкого монастыря и позабытого островного кладбища. Страницы избранной лирики выйдут в Киеве в 1966 году. Плужник вновь начнёт обретать своего читателя. А на родине в Кантемировке о нём узнают только в девяностые годы.
Когда в Воронеже впервые на русском языке будет издана книга стихов, придёт отклик с берегов Днепра.
«…Непередаваемо тронут подарком – сборником видного нашего поэта Евгена Плужника, какой впервые зазвучал словом братского русского народа! Выход этой книги именно сейчас, когда агрессивно коммерцилизируется духовная сфера, когда бумага скупается спекулянтами, когда её не хватает даже на учебники, – это настоящий подвиг!
Если же взять во внимание то, что некие тёмные силы пытаются посеять рознь между россиянами и украинцами, то этой книге вообще нет цены. Поскольку она олицетворяет неспалимый мост между нашими народами, и, как ласточка, знаменует: настаёт пора возрождения наших вековечных братских связей.
Наш Украинской фонд культуры всегда стоял и будет стоять на том, что попытка строить суверенитет на хуторе – пустое и неблагодарное дело. Поскольку духовный простор – неделимый. Уверяю Вас, что во всех благородных делах на ниве братства Вы найдете всяческую поддержку и мою собственно, и нашего Фонда!..
По-братски от сердца –Борис Олейник».
Осень в Киеве, 2005 год. В Украинском фонде культуры при поддержке народного поэта Бориса Ильича Олейника (1935 – 2017) прошла премьера книги Евгена Плужника «Родюча земля». Однотомник поэзии и прозы уроженца слободы Кантемировка Воронежского края, замечательного украинского советского писателя был издан в Воронеже в «Библиотеке» областной газеты «Коммуна».
В большом зале старинного особняка под высокими липами на Липськой улице, где расположен Фонд, собрались прозаики, поэты и драматурги, музыканты и художники, артисты и кинематографисты, журналисты и просто читатели. Евген Плужник любим в Украине. Об этом говорил биограф Плужника Леонид Череватенко: «Евген Плужник – один из великих украинских поэтов XX столетия. Давно и надёжно он «вписался» в мировую поэзию. И это – при немногочисленных переводах на другие языки, это – при малом количестве, при небольших тиражах его украиноязычных изданий.
Плужник – реалист врождённый. Редкостное явление. Жестокая эпоха запечатлелась жестокими деталями в его творчестве. В этой «документальности» – загадка его поэзии, тайна и «неотменимость». Поэт-интеллектуал с высоко напряжённым станом души и в то же время – самый земной. Совершенство простоты – вот главное достоинство его стихов.
Мыслитель, поэт, прозаик, драматург, Плужник принадлежит к писателям, которых не просто читают, а и перечитывают неоднократно».
Знают теперь о Плужнике и на его «милой родине», в России.
Вот сегодняшний взгляд на его творчество.
«…Вспоминаю, чем явилась – небольшим тиражом на украинском языке изданная – книга Евгена Плужника лично для меня. Должна сказать, что украинского языка я тогда не знала, но – случилось чудо, иначе не назовёшь! Эмоциональная яркость стихов, их захватывающая музыкальность оказались таковы, что произошло понимание поэта как бы «поверх текста». Не удивляйтесь, – такое бывает! Более того, я тут же, что называется, «с листа» перевела несколько стихотворений. Именно этот факт побудил меня взяться за изучение украинского языка, – с тех пор, благодаря Плужнику, я читаю украинскую поэзию только в оригинале и перевожу то, что западает в душу», – пишет Светлана Соложенкина, поэтесса. Москва.
Воронежский сборник «Родюча земля» успел увидеть, подержать в руках Юрий Кузнецов, до горького рано закончивший свой земной путь. Он охотно согласился, чтобы его переводы вошли в книгу. Юрий Поликарпович поддержал идею: печатать стихи на украинском вместе с разными вариантами переложений одного и того же стихотворения, «это обогатит понимание поэзии Плужника».
Кузнецов удивился, когда услышал, что Евген Плужник и высоко ценимый им поэт-современник Алексей Прасолов (1930-1972), оказывается, близкие земляки. Родимое прасоловское село Ивановка, ныне исчезнувшее, входило в Кантемировский район.
О стихах Плужника Кузнецов высказался кратко: «классическая лирика, сильна мыслью и поэтической образностью». На просьбу написать хотя бы краткий отзыв-оценку, ответил, что очень занят работой над поэмами о Христе. «Не смогу переключиться. Надо ведь перечитать стихи в подлиннике, подумать. А я сейчас просто физически не в силах это сделать».
Так сложилось, что по выходу из печати книгу Кузнецову не удалось вручить. Поездка в Москву откладывалась. Позже отправили пакетом. А вскоре почтальон принесла не ответ, а газету «Российский писатель» с портретом поэта в траурной рамке…
Киевлянин Леонид Васильевич Череватенко (1938 – 2014) учился в Москве на Высших сценарных кинематографических курсах. В письме из Бучи Киевской области 21 января 2004 года он вспоминал: «Я знал Юрия Кузнецова лично. В общежитии на Добролюбова наши комнаты были рядом. Не буду хвлиться близким знакомством с Юрием Поликарповичем: этого не было, были короткие разговоры на кухне да в коридоре. Из комнаты он выходил редко. Поэт от Бога. Интересно то, что он говорил мне и о Плужнике. Переводы Кузнецова превосходны, особенно – «Дикий сон мне каждой ночью снится: Я – скрипач в пивнушке «Mon ami»… К слову, эта пивнушка, про какую писал Евген Павлович, недавно перестала существовать. Помещение передали в аренду итальянцам, и они перестроили всё на свой лад и вкус».
Открывая для себя Плужника, поэты-воронежцы в стихах высказали свой взгляд на творчество и судьбу земляка.
Михаил Фёдорович Тимошечкин (1925 – 2013). Россошь.
Прииск
Евгену Плужнику,
рудознатцу сокровищ
украинской речи
Не литератор, не писатель –
Старатель-золотоискатель,
Осваивая прииск свой –
Народный говор вековой,
Оставленный тебе в наследство
Далёким слобожанским детством,
Отцом и матерью родной, –
Не в том ли прииске, Евгений,
Нашёл ты для своих стихов
Песчинки круглые речений
И слитки глыбистые слов!
И не затем ли эту речь
Нёс в Киев, чтобы в ней сберечь,
В породе рудоносной той,
Дух Украины Слободской!
Александр Гаврилович Нестругин. Райцентр Петропавловка.
Голос
«Мiсток замшiлий i хисткий,
верби в березi, i мальви,
Яку менi вiдкрили даль ви
Давно забуту…»
Евген Плужник
Снег кровавый межу перемел.
«Град» по небу кидает зарницы.
…Я вчера земляка перевёл
Через эти глухие страницы.
На меня покосилась заря,
Как одесская память, сурова.
…Но не зря же, – с тридцатых, – не зря
Шёл он к нам из тумана сырого!
И дыханием выстывшим грел
Дрожь речушки и мостик дощатый.
И белел кантемировский мел,
Заслоняя цветущий Крещатик.
Тут всего перейти – только лог,
Но – расстрелянной степью донецкой…
Для того ли он смерть перемог,
Встал из тяжкой земли соловецкой,
Чтобы боль его, вздох его, взгляд,
Грусть его торопившихся книжек
Слепо ищущий «зрадникiв» «Град»
У России из памяти выжег?
Не захмарит свеченье строки
Правка чёрная века стального.
Точкой вдавлены в жизнь Соловки,
Но тому не поверило слово.
И явилось в родимом краю –
Светом горьким, не теменью схронов.
И спешащую строчку мою
Кто-то холодом за руку тронул.
Он, тот холод – он многое знал…
За межою, что встала терново,
Голос гаснущий жизнь мою звал, –
И чужой не казалась мне мова!
…Снег кровавый межу перемёл.
«Град» по небу кидает зарницы…
Я поэта вчера перевёл
Через эти глухие страницы.
Сборник «Ранняя осень»
1927 год
Книга «Ранняя осень», её стихи взяты из выпущенного в Киеве сборника Евгена Плужника «Поэзия» (1988), составитель Леонид Череватенко. С украинского на русский переложили Виктор Беликов, Виктор Будаков, Юрий Кузнецов, Александр Нестругин, Евгений Новичихин, Светлана Соложенкина, Михаил Тимошечкин и Пётр Чалый.
Настоящая поэзия по-настоящему звучит на родном языке. Как кровный русскому, украинский язык доступен для понимания. Поэтому даём читателю возможность самому оценить творчество большого лирика. Стихи сборника «Ранняя осень» печатаются на украинском – и в переводах, причём, – не в единичном переложении. Ведь всякий перевод, по сути, есть новая «песня» на стихи автора – Евгена Плужника.
***
Передчуттям спокою i нудьги
Мене хвилює мертве листя долi…
Час увiйти в надiйнi береги
Думкам i мрiям…
Як дiброви голi
Очам вiдслонять далечiнь нiму
I сонце ллється скупо i нечасто,
Надходить спокiй, дано-бо йому
У володiння неподiльне час той,
Що зветься осiнь…
Сни i споживай
Те, що придбало лiто. Сни i згадуй…
Та, як уява в тебе ще жива,
Умiй в нудьзi знаходити розраду.
***
Предчувствием покоя и тоски
Меня волнует мёртвый лист опавший…
Пора войти надёжно в бережки
Мечтам и думам…
Опустеют пашни,
И голые леса немую даль
Для глаз откроют. Солнце скупо льётся.
Покой нисходит, светлая печаль.
И время это осенью зовётся.
Живи спокойно. Спи и вспоминай,
Что лето осени вручило, как награду,
Лелей мечты и жизнь не проклинай,
В немой тоске умей найти отраду.
Перевод В.Беликова.
* * *
Предчувствием покоя и тоски
Томит меня листва, что пала долу…
Пора пример брать с медленной реки
Мечтам и думам…
Когда рощам голым
Уже не заслонить немую даль
И солнце льётся скупо и нечасто,
Покой нисходит, получивший в дар,
В дар неделимый долгий-долгий час тот,
Что осенью зовётся…
Сны смотри,
Перебирай, что лето накопило…
И так с тоской своею говори,
Чтобы она из тьмы на свет ступила.
Перевод А.Нестругина.
***
Що день – все глибшає свiдомiсть,
Все ширший розмах у думок, –
Та пристрасть тихшає … Натомiсть
Передосiннiй холодок
Чуття голубить…
Дивно чути,
Як вiдмiняєшся ти сам,
Вотще силкуючись збагнути,
Де грань тим змiнам i часам,
Що в них тi змiни!
Дико знати,
Що, й прохолонувши, чуття
В тобi залишать бiль утрати –
Потребу прагнути життя!
***
Что день – уверенней уменье,
И дум размах широк, глубок,
Но чувства – тише. Утомленье,
Как предосенний холодок,
Голубит чувства.
Видишь ясно,
Как изменяешься ты сам,
Постичь стараясь – и напрасно –
Грань переменам и часам,
Что переменами чреваты.
И чувство, даже охладев,
В тебе оставит боль утраты
И жажду неотложных дел.
Перевод В.Беликова.
* * *
Да, что ни день – сознанье глубже,
Всё шире дум твоих разлёт, –
Но страсть стихает… И всё туже
Знобящий холодок берёт
В осаду сердце…
Удивляет,
Как изменяешься ты сам,
И сердце бедное не знает,
Как переменам и часам
Дать объясненье!
Дико вызнать,
Что чувства, и успев остыть,
В тебе оставят боль – чтоб жизни
Живящей жаждой опалить!
Перевод А.Нестругина.
***
Дивлюсь на все спокiйними очима
(Давно спокiйний бути я хотiв) –
I вже не тiшить вишукана рима,
А бiль її шукати – й поготiв!
Коли дiйшов за раннiй бiль розплати –
Збагнув усю непереможнiсть днiв, –
Чи потребуєш час твiй марнувати
На лад закiнчень, суфiксiв i пнiв?
Нi, на вуста усмiшкою гiркою
Ляга мовчання мудрого печать…
Дар нелегкий ваш, досвiде й спокою,
Дар розумiти, знати i мовчать!
***
Гляжу на всё спокойными глазами
(Давно уж я хотел спокойным стать) –
Уже не тешит рифма, и стихами
Не хочется былую боль искать.
И коль зашёл за грань, за боль расплаты,
Постигнув всю непобедимость дней, –
Захочешь ли напрасно время тратить
На мелочь флексий, суффиксов, корней?
Нет, на уста усмешкою ложится
Молчанья умудрённого печать…
Нелёгкий дар – всё знать, не суетиться,
Всё разуметь спокойно и молчать.
Перевод В.Беликова.
***
Все бiльше спогадiв i менше сподiвань…
I на чолi – утрат слiди глибокi…
Як непомiтно ближчає та грань,
Що жде за нею прикiнцевий спокiй!
Так гiрко вiдати, що юнiсть вiдцвiла!
Та нарiкань i розпачу немає, –
Така вiдмiна, зрештою, мала:
Колишнi мрiї досвiд заступає.
Так дерева, вiдцвiвши навеснi,
Тiльки на те годують соком вiти,
Щоб в днi серпневi, теплi та яснi,
Упав на землю овоч соковитий.
***
Надежд всё меньше, всё былому дань…
И на челе следы утрат отмечены…
Как незаметно близится та грань,
За коей виден и конец предвечный!
Так горько знать, что юность отцвела!
Но нет отчаянья и нареканья, –
Подмена та воистину мала:
Мечтам былым вослед приходит знанье.
Так дерево, отцветши по весне,
Затем всё лето ветви кормит соком,
Чтобы в расцвете предосенних дней
Плодом порадовать нас краснобоким.
Перевод В.Беликова.
***
Коли надходить вересень злотавий
Повiльною ходою i, йдучи,
Шовковi пестить вруна i отави,
I журавлi гуртуються в ключi,
Вночi люблю дивитися, як креслять
Засинений осiннiй небосхил
Падучi зорi, – наче ciє тесля
Срiблясту тирсу з-пiд огнистих пил…
Огню такого! Стомлена природа
Опочиває у красi такiй,
Що, мабуть, справдi вища нагорода
За пристрасть лiта – тихий супокiй!
***
Когда опять сентябрь золотоглавый
Шагает плавной поступью своей,
Когда, лаская озимь и отавы,
Он в косяки скликает журавлей,
Люблю смотреть на вспышки звёзд
падучих,
Летящих в небе, как из-под кресал.
Как будто плотник огненную кучу
Серебряных опилок разбросал…
А даль – в зарницах! Утомившись, надо
Природе отдохнуть в красе такой.
За страстность лета высшая награда –
Покой.
Перевод Е.Новичихина.
***
Когда сентябрь приходит златотравый
Походкой вольной и рукой своей
Колышет щёлковые всходы и отавы
И в клинья собирает журавлей,
Люблю в ночи смотреть: художник пылкий,
Всё небо звездопад перечертил.
Стекают, гаснут звёзды, как опилки
У плотника из-под огнистых пил.
Фонтан огней! Уставшая природа
Тут отдыхает в красоте такой.
И высшая награда ей – свобода,
За буйство лета – осени покой!
Перевод В.Беликова.
***
Уже вечiрнi довшають розмови,
Чутнiше хiд повiльных дзигарiв…
Вiщують тихий затишок зимовий
Сльота i сум осiннiх вечорiв.
I так приємно знову разгорнути,
Пурнувши весь у цигарковий дим,
Якийсь роман, давно напiвзабутий,
I не читати, мрiяти над ним!
I довго-довго в лiжко не лягати…
А над столом Некрасов i Барб‘є …
…А дощ шумить, i вiтер волохатий
У шиби б‘є …
***
Всё дольше говорим, собравшись вместе,
И всё слышнее тиканье часов…
Пришло покоя зимнего предвестье –
И хмарь, и грусть осенних вечеров.
И так приятно у стола склониться,
Нырнув надолго в папиросный дым,
Листать романа старого страницы.
Нет, не читать его – мечтать над ним.
Ложиться спать под утро, на рассвете…
А на столе Некрасов и Барбье…
А дождь шумит, и волосатый ветер
Гудит в трубе…
Перевод Е.Новичихина.
***
Вечерние беседы всё длиннее,
Слышнее бой и тиканье часов.
И тишь зимы вещуют всё вернее
Ненастье, грусть осенних вечеров.
И так приятно с книгою раскрытой,
Весь погрузившись в сигаретный дым,
Читать роман, давно полузабытый,
И не читать, скорей мечтать над ним!
И долго на подушки не ложиться…
Барбье, Некрасов над твоим столом…
А дождь шумит, и ветер злой стучится,
Звенит стеклом…
Перевод В.Беликова.
***
На хуторi, як у в,язницi, тихо:
Навколо лiс – береза та сосна…
Книжок немає зовсiм, – це вже лихо;
А друге й бiльше – дощова весна.
Проте дивлюсь спокiйно, як надворi
I землю й небо пойняла вода,
I журавель похнюпий на коморi
Зажурено на пiвдень погляда…
Коли ж з лiсiв дух вогкостi i гнили
Обвiє хутiр, зачарує сад,
Я мов радий крiзь квiтень запiзнiлий
Побачити дочасний листопад.
***
Не хутор – а темница! Тихо-тихо.
Повсюду лес – берёза да сосна…
И книжек нет совсем – такое лихо!
А главное – дождливая весна.
Но не тревожусь я, что овладела
Вода землей и небом – всем вокруг.
Усевшись на амбаре, то и дело
Глядит журавль растерянно на юг…
Когда же дух промозглости и прели
Овеет хутор, околдует сад,
Я буду рад сквозь поздний свет апреля
Безвременный увидеть листопад.
Перевод Е.Новичихина.
***
На хуторе, словно в темнице, тихо:
Напротив лес – берёза и сосна…
Книг нет совсем – и то большое лихо,
Но хуже – что дождливая весна.
И всё ж смотрю спокойно и поникше,
Как небо землю залило вокруг,
И горестно журавль стоит на крыше,
Взирая опечаленно на юг…
Когда ж из рощ дух сырости обвалом
Обвеет хутор, зачарует сад,
Я словно рад в апреле запоздалом
Увидеть вдруг досрочный листопад.
Перевод В.Беликова.
***
Вчись у природи творчого спокою
В днi вересневi. Мудро на землi,
Як вiд озер, порослих осокою,
Кудись на пiвдень, линуть журавлi.
Вiр i наслiдуй. Учневi негоже
Не шанувати визнаних взiрцiв,
Бо хто ж твоїй науцi допоможе
На певний шлях ступити з манiвцiв?
***
Учись животворящему покою,
Смотри, проникшись мудростью земли,
Как от озёр, заросших осокою,
Летят куда-то к югу журавли.
Верь, подражай. Ученику негоже
Не уважать природных образцов.
Создателю – лишь верный путь поможет.
Окольные пути – не для творцов.
Перевод М.Тимошечкина.
***
Учись свободе творчества, покою
У матери-природы, у земли.
Вновь от озёр, поросших осокою,
Плывут на юг куда-то журавли.
Верь и люби. Ученику негоже
Не уважать, постигнув, образцы.
Ведь кто ещё тебе в миру поможет
Найти свой путь, начала и концы?
Перевод В. Беликова.
***
Падає з дерев пожовкле листя,
День уже в обiди догорiв, –
Кажуть, що вночi на передмiстя
Осiнь приблукала з хуторiв.
В центрi вона буде завтра ранком,
Повагом вступаючи туди…
Що ж! Приходь, задумлива селянко, –
Я тебе побачити радий.
***
Падает с дерев листва, пожолкнув,
И в обед уж догорает день, –
Говорят, в предместья в ночь под окна
Осень приблудилась с деревень.
В центре она будет спозаранку,
Шествуя степенно у оград.
Что ж! Явись задумчивой крестьянкой,
Я тебя увидеть буду рад.
Перевод М.Тимошечкина.
***
Падает листва благою вестью.
Догорает день под дым костров.
Говорят, что ночью к нам в предместье
Осень прибрела из хуторов.
В центре она будет спозаранку,
Величаво снизойдёт туда.
Что ж! Иди, степенная селянка,
Я тебя увидеть рад всегда.
Перевод В.Беликова.
***
Четвертий день гарячий суховiй
Дзвенить пiском у помутнiлi шиби, –
Нудьгуй! Нудьгуй… I вже руцi моїй
Перегорнуть сторiнку праця нiби…
З кутка в куток тиняюся всi днi,
I весь розгублений такий i чулий…
Тiльки тобi скажу, тобi однiй:
Болить менi, коли жнива минули!
***
Четвёртый день горячий суховей
Звенит песком, в окно моё стучится.
Хандра такая! Я в судьбе своей
Перевернул ещё одну страницу…
Потерянный, подавленный хожу,
Как будто весь в комок смятенья сжатый…
И лишь тебе, тебе одной скажу,
Как больно мне, когда минула жатва!
Перевод Е.Новичихина.
***
Четвёртый день горячий суховей
Звенит песком и в окна, и в ворота.
Тоскуй! Нудись! Уже руке моей
Перевернуть страничку – как работа…
Хожу из угла в угол по избе,
Потерянный и весь какой-то рыхлый…
Скажу тебе одной, одной тебе:
Мне больно, что страда утихла.
Перевод М.Тимошечкина.
* * *
Четвёртый день мне в окна суховей
Звенит песком – как будто шепчет кто-то:
«Тоскуй! Тоскуй…» Уже руке моей
Перевернуть страницу – как работа.
Так день за днём пережидаю зной, –
И как тут сердцу горестно не сжаться?..
Одной тебе скажу, тебе одной:
Болеть мне скоро – миновала жатва!
Перевод А.Нестругина.
***
Чiткiшi лiнiї фарби спокiйнiшi, –
Благословляється на осiнь, на дощi…
Десь журавлi в похолодiлiй тишi:
– Мерщiй! Мерщiй!
Спiшать до Iндiї, озер пiвнiчних дiти,
До кинутих на чужинi осад…
Але ж нудьга яка – вперед летiти,
Щоб повернутися назад!
***
И чётче линии, и краски миротворней, –
Благословение осенних дней…
И журавли в холодной выси, горней:
– Скорей! Скорей!
Спешат к Индийскому, озёр полночных
дети,
На чужедальный временный уклад…
Какая ж маета – вперёд лететь им,
Чтоб прилететь назад!
Перевод В. Будакова.
***
Я знов на хуторi. Шовковий шум гаїв
Приспав усе надворi i в господi…
Навiть здається, що думки твої
Додумано, – i вiршувати годi!
Хiба одну в старенький свiй альбом
Вписати десь без зайвих слiв i дати:
I хуторовi, й вiршевi – обом
Час помирати.
***
Я вновь на хуторе. Шумят, как шёлк, гаи,
Всё усыпляя во дворе и в хате…
И кажется – додуманы твои
Все думки, и играть стихами хватит!
Ну разве что одну вписать в альбом
Без лишних слов и даты, ибо
Стиху и хутору – обоим
Пришла погибель.
Перевод Ю.Кузнецова.
***
По-осiнньому хмари пливуть,
По-осiнньому вiтер кигиче…
У далеку лаштуючись путь,
Чорна галич злетiлась на вiче.
I весь день в берестках стрекотня
Все полохає хмари високi,
Безгомiння осiннього дня
I мiй спокiй…
***
По-осеннему тучи плывут,
Ветр осенний рыдает всё крепче…
Собираясь в далёкий путь,
Черна галичь слетелась на вече.
В вязах до ночи стрекотня
Разгоняет высокие тучи,
Мой покой средь осеннего дня.
Смуте быть неминуче…
Перевод В.Будакова.
***
По-осеннему тучи плывут,
Ветер чайкой стенанья мечет…
Я в далёкий наладился путь,
Вороньё послетелось на вече.
Над вязками весь день стрекотня
Туч высоких тревожит коймы,
И безмолвность осеннего дня,
И покой мой…
Перевод М.Тимошечкина.
***
Сiра мжичка за вiкнами. Нiч. Кiмната.
I сьогоднi таке, як вчора…
Перегортаю Рабiндраната
Тагора.
Крiзь щiлини вiконницi нiч знадвору:
Доле людська, чудна яка ти, –
На сторiнках чужого твору
Правду свою шукати!
***
Серая морось. Ночь. Безмолвия вата.
Тоскливо без горя…
Перелистываю Рабиндраната
Тагора.
Ночь тебе в душу вползает ржой.
Доля людская: не нищий, –
А на страницах в мысли чужой
Всё правду свою ищешь!
Перевод П.Чалого.
***
Мудрiсть мудрих… За грiх який
Марнiсть всю її мушу знати?
О, проклята звичка руки
Сторiнку перегортати!
Може, й справдi вся правда – мить,
Мертвi факти й безсмертнi мiти…
О, коли б себе пережить,
Щоб все зрозумiти!
***
Мудрость мудрых… За какие грехи
Тщетность всю её должен знать?
О, проклятая привычка руки
Страницы старых книг листать!
Может, и верно, вся правда – миг,
Мёртвые факты бессмертных мет…
О, если б себя пережить в них,
Чтобы всё понять-разуметь!
Перевод П.Чалого.
***
Минувшину вивчавши, зрозумiв
Красу подiй, що сталися допiру.
Iсторiє! з твоїх важких томiв
Крiзь давнини завiсу димно-сiру
Майбутнє дивиться.
Поете, припади
До джерела пророцтв, сухих анналiв:
Чимало слiв покладено туди,
Що процвiтуть надалi!
***
Былое открывая, в фактах-словах
Вижу красу текущего дня. Верую:
История! В твоих тяжёлых томах
Сквозь старины завесу дымно-серую
Грядущее смотрится.
Припади, поэт,
К источнику пророчеств, сухих анналов;
Букеты цветистых слов через столько лет
Обязательно вспыхнут, как маки, ало!
Перевод П.Чалого.
***
Критики, навчаючи поета,
Залюбки розводяться про те,
Як писати мусить вiн, щоб Лета
Рокiв з п,ять промiння золоте
На трунi у нього не змивала;
Та чомусь iсторiя не знала
Прикладу, щоб критики колись
На собi доводити взялись
Силу ту, що їх наука мала.
***
Критики и наставники поэта
Не жалеют вещих слов:
Как писать он должен, чтобы Лета
Золотых лучей покров
С его гроба скоро не смывала;
Отчего ж история не знала
Факта, чтобы критики когда-то
На себе пытали таровато
Правду ту, что их науки мало.
Перевод П.Чалого.
***
Де забарився ти, вечоре милий?
Очi в журi за тобою,
Груди без тебе спочити не вмiли,
Думи юрбою…
Кожна з них ятрить негоїстi рани, –
Тiльки в менi себе вилий!
…Де забаривсь ти, спочинку жаданий,
Вечоре милий?
***
Где запропастился, вечер милый?
Ждёшь в кручине, не дождёшься,
Сердце истомилось. А постылый
Сон не дозовёшься.
Мысль терзает душу – долгожданный, –
Только ты – возьми меня и милуй!
…Где запропастился ты, желанный,
Вечер милый?
Перевод П.Чалого.
***
Ах, яка це невгамовна пташка –
В грудях серце! Все спiвати б їй!
То пусте, що грудям часом важко,
Не до спiвiв головi твоїй…
Бо стають такi порожнi груди,
Так бездумно никне голова,
Як майне, що вже тебе не буде,
Коли пташка та – не заспiва!
***
Сердце – удивительная пташка –
Всё бы петь неугомонно ей!
А в груди порой бывает тяжко,
Не до песен голове твоей…
Если ж пустота владеет грудью,
Голова безмыслия полна,
Значит, всё. Тебя уже не будет.
Смолкла пташка. Не споёт она!
Перевод Е.Новичихина.
***
Ах, какая неуёмная пташка –
В груди сердце! И всё петь бы ей!
То пустое, что когда душе тяжко,
Не до песен голове твоей…
Ибо кто тебя ещё разбудит,
Кто в душе твоей растопит лёд,
И поверь, тебя уже не будет,
Если пташка та – не запоёт!
Перевод П.Чалого.
Ах, не знает угомона пташка –
Сердце, что в груди всё рвётся петь!
То пустое, что груди бывает тяжко,
Что мешает песня думам зреть…
Промелькнёт – и разом грудь остудит,
Думы тёмным холодом скуёт, –
Что тебя тогда уже не будет,
Если пташка та – не запоёт!
Перевол А.Нестругина.
***
Мудростi не вивчитись чужої, –
Треба помилятися самим.
…Скiльки слiв лишилося вiд Трої,
Що забрав собi на оди Рим?
А проте вчитайся в кожну кому, –
Всякий промовлятиме рядок:
Краще помилятися самому,
Нiж чужих навчившись помилок!
***
Мудростью нельзя прожить чужою, –
Надо ошибаться и самим.
…Сколько слов осталось нам от Трои, –
Тех, что взял себе на оды Рим?
Вчитывайся даже в запятые,
Каждой строчкой пищу дай уму.
Но, ошибки вызубрив чужие,
Лучше ошибаться самому!
Перевод Е.Новичихина.
***
Мудростью нам не прожить чужою, –
Нужно постигать её самим.
… Сколько слов осталось ведь от Трои,
Что забрал себе на оды Рим?
Столько мудрых книг! А посему –
Пусть это не вызовет улыбки:
Лучше заблуждаться самому,
Чем чужие повторять ошибки!
Перевод П.Чалого.
***
Яка нудьга мережити рядки…
Дарма що жар думок у них розлитий!..
Поетiв дар (як всi дари, гiркий) –
Всю недоцiльнiсть вiршiв розумiти.
Вiзьмись вогнем – i раптом прохолонь,
Засхни чорнилом на якомусь вiршi…
Чудний вогонь! –
Щоб не сказати гiрше…
***
Кому нужны твои стихи,
Хоть жар души в строке разлит!
Поэта дар (за чьи грехи) –
Всё понимать. А сам горит…
Сгорает… А огонь
Застыл чернилом в новом вирше…
Чудесный див-огонь!
Хотя? Назвать бы его горше…
Перевод П.Чалого.
***
Напишеш, рвеш… I пишеш знову!
I знов не так… I знов не те…
Аж доки слiв цвiлу полову
Утома з пам,ятi змете!
I затремтять в куточках губи…
А iстина ж така нудна:
Усi слова збери, мiй любий, –
Душi не вичерпать до дна!
Хай нерви збуджено, хай скутий
Ти весь натхнення холодком, –
Умiй спокiйно позiхнути
Над недокiнченим рядком.
***
Напишешь, рвёшь… И пишешь снова!
И снова результат не тот…
Пока истёртых слов полову
Усталость в памяти сожжёт!
И в уголочках вздрогнут губы…
Но как же истина нудна:
«Хоть все слова возьми, мой любый, –
Души не вычерпать до дна!»
Пусть весь ты скован вдохновеньем,
Пусть каждый нерв натянут твой, –
Умей зевнуть без сожаленья
Над неоконченной строкой.
Перевод Е.Новичихина.
***
Напишешь, рвёшь… И пишешь снова!
Не так, не то… увы, увы…
Пока прогнивших слов полову
Не выметет из головы.
И дрогнут губы… Дни унылы,
И скукой истина полна:
Хоть все слова собрать, мой милый,
Души не вычерпать до дна!
Пусть нервы жгут огнём, пусть скован
Ты вдохновенья холодком –
Умей зевнуть с лицом спокойным
Над неоконченным стихом.
Перевод Ю.Кузнецова.
***
Їх меншає – я знаю тiльки двох –
Аматорiв, кому цiкаво й досi,
Чим i коли уславивсь Архiлох,
Кого Алкей уславив на Лесбосi…
Такi наївнi, втiшнi диваки,
Арбiтри метру й еллiнського хисту, –
Для них поезiя лиш там, де вже вiки
В класичнiй формi не лишили змiсту!
Та, сам поет, – дарма що молодий, –
Докором злим не зачiплю нiкого:
В поезiї хiба вряди-годи
Якогось змiсту нибiжиш малого.
***
Всё меньше знатоков былых эпох –
Я знаю двух – расскажут, кто ни спросит,
Когда и чем был славен Архилох,
Кого Алкей прославил на Лесбосе.
Два тихих и наивных чудака,
Арбитры форм, классического стиля.
Для них поэзия – где суть свою века
В чеканный стих для вечности отлили.
И, сам поэт, хотя и молодой,
Не зацеплю я никого брюзжаньем:
В поэзии за всякой ерундой
Так редко поразишься содержаньем.
Перевод В.Беликова.
***
В гiмназiї, де я кiнчав науку,
Один довговолосий гiмназист
До вiршiв так – з нудьги – наважив руку
(За форму дбаючи та нехтуючи змiст),
Що довго я, за римами у тузi,
На нього заздрим оком поглядав;
Якої муки вiн менi завдав,
Шанований вiд ворогiв i друзiв!
Але ще дужче заздрю я на нього
Тепер, коли довiдавсь вiд людей,
Що вiн, змужнiвши, вiршика й малого
Не написав нiколи i нiде!
***
В гимназии, где грыз науку,
Один длинноволосый гимназист
В стихах со скуки набил руку
(Лишь формы ради, не жалея лист),
Что долго я, над рифмою в потуге,
Корпел. И не без зависти страдал;
Какие муки он мне передал,
Не пожелаешь ни врагу, ни другу!
А ещё больше злюсь я на него
Теперь, когда узнал, прослышал от людей,
Что он потом стиха и малого
Нигде и никогда не написал, злодей!
Перевод П.Чалого.
***
Немає сумнiву: менi щораз нуднiше
У товариствi друзiв-юнакiв;
Їх дотепи могли б звучати тихше
I навiть теми бути не такi…
Та в той же час кортить мене додому
З поважних бесiд про минулi днi…
…Бути самому
Хочеться менi.
***
Нет сомнения: мне тоскливо
В кругу товарищей-друзей;
Острить могли бы незлобиво,
Вести беседы помилей…
Встретились-свиделись – не рад никому.
Домой тороплюсь, лечу, как во сне.
…Побыть одному
Хочется мне.
Перевод П.Чалого.
***
Розгорну ввечерi атлас Петрi1,
Четверту, здається, мапу…
Доле! З буденних нетрiв
Не поїдеш нiкуди, мабуть…
Подивлюсь стомлено правдi в вiчi:
Лiжко знайоме, книжки у шафi…
Годi! Не всiм же личить
Пiдручник з географiї.
***
Раскрою вечером атлас Петри,
Голубая поманит даль…
Горечь доли! Жилплощади метры,
Не уйти никуда. Печаль…
Гляну устало правде в глаза:
Диван да книжки и ступени к крыльцу…
А может, хватит себя терзать,
Не всякому география к лицу.
Перевод П.Чалого.
***
Мрiї вiд серця вiдтяв, –
Корiнь виснажують вiти.
…Мало прожити життя, –
Треба життя зрозумiти.
Може, й поети лиш тi,
Що за юнацтва вже сивi…
…Мрiї ж мої золотi,
Мрiї ж мої нещасливi!
***
Мечты отсек, им сердце не сушить, –
Так ветви истощают корень древу.
…Совсем не просто, мало жизнь прожить, –
Найти б в ней смысл. Не для утехи чреву.
Не потому, поэты совестливые,
Вы с юности уже седые…
Мечты ведь мои золотые,
Мечты ведь мои несчастливые!
Перевод П.Чалого.
***
Мiсто мале. На дзвiницю злiзти, –
Видко жита й хутори сусiднi.
Виконком, аптека й канцеляристи…
Всi знайомi, всi рiднi.
Житиму тихо. Як осiнь гарна, –
Бiля ворiт надвечiр сидiти…
Просто – площа базарна,
А на нiй – собаки да дiти…
Знаю, як мало людинi треба.
Спогадiв трохи, тютюн, кiмната…
Iнколи краєчок неба…
…Симфонiя Дев’ята…
***
Городок мой. Со звонницы – скоро
Хутора и поля обозримы.
Исполком. Аптека ль. Конторы…
Мир знакомый, и с детства родимый.
Заживу спокойно. Сколь осень славная! –
У ворот отдыхать неслышно…
Просто – площадь базарная,
А на ней – собаки, детишки…
Как мало нужно живым – в потребу.
Воспоминанья, табак, да очаг небогатый…
Иногда краешек неба…
…Симфония – Девятая…
Перевод В.Будакова.
***
Местечко маленькое. Влезть на колокольню –
Поля увидишь и соседний хутор.
Аптека, канцелярия… Довольно?
Знакомо всё – сто лет здесь прожил будто.
Живётся тихо. Если дождь не мочит, –
Сиди у ворот, гляди… На что глядеть-то?
Да вот – базарная площадь.
На ней – собаки да дети.
Знаю, как мало человеку нужно.
Табак да стены – за что ещё ратовать?
Иногда – небес голубая краюшка.
…Симфония Девятая.
Перевод С.Соложенкиной.
***
Мале хлоп’я, доки старенькiй нянi
У холодку дрiмалось над шитвом,
Жило в лiсах, було на океанi,
I вже землi новi значило гранi
На стежцi, де… не розминутись двом.
Стара ж, на час забувши про дитину,
Що серед скверу снила наяву,
Теж мандрувала в чарiвну країну
I бачила ввi снi м’яку перину,
Тепленький чай, цитринку i халву.
Воiстину життя не знає спину!
***
В саду дитя, пока старушке-няне
Дремалось сладко над шитьём своим,
Брело тайгой и плыло в океане
И землям новым отчертило грани
На тропке, где… не разойтись двоим.
А старая, на миг склонивши спину,
Забыв дитё, плыла, как наяву.
И видела во сне чаривную краину,
Под покрывалом мягкую перину
И тут же – чай, лимоны и халву.
Воистину мечту я не отрину!
Перевод П.Чалого.
***
Дикий сон менi щоночi сниться:
Я – скрипаль в пивницi «Mon ami»1,
Награю гостям такого Гриця2,
Що нiхто й нiколи не умiв…
А вони, вигукуючи хрипко,
П’яно плачуть, всiх i все клянуть…
…Голоснiше вий, ледача скрипко,
Розливай гарячу каламуть!..
Але тихшi все й журнiшi звуки…
Все щирiшi рухи i слова…
Голови не слухаються руки,
Нижче й нижче никне голова…
I тодi п’яним потворним дивом
Вибухає iстина на мить, –
На руках, що держать кухлi з пивом,
Кров чиясь парує i кипить!
I все ширше шириться пивниця…
I пливуть в кривавiм туманi
Посинiлi передсмертнi лиця,
Плач i зойки – дикi i п’янi!
I в гуртi, мiж вбивникiв i трупiв,
Я, скрипаль з пивницi «Mon ami»,
Вию так в обличчя ночi глупiй,
Як нiхто й нiколи не умiв.
***
Дикий сон мне каждой ночью снится:
Я – скрипач в пивнушке «Mon ami» .
Выдаю гостям такого Гриця ,
Как никто на свете, чёрт возьми…
А они, выкрикивая хлипко,
Пьяно плачут, всех и вся бранят.
Завывай, потягиваясь, скрипка,
Разливай густой горячий смрад!..
Но всё тише и печальней звуки.
Всё развязней жесты и слова…
Головы не слушаются руки,
Ниже, ниже никнет голова.
И тогда мгновенным пьяным взрывом
Истина взрывается навзрыд, –
На руках, что держат кружки с пивом,
Чья-то кровь парует и кипит!
Ширится пивнушка и двоится…
И в кровавый дым погружены
Синие погибельные лица,
Плач и визги – дики и пьяны!
Круг убийц и трупов всё жесточе.
Я, скрипач пивнушки «Mon ami»,
Вою так в лицо ослепшей ночи,
Как никто на свете, чёрт возьми.
Перевод Ю.Кузнецова.
***
Вчора над мiстом летiли гуси.
Над камiнним мiстом, вночi…
Стиснути серце мусив, –
Мовчи, безглузде, мовчи!
Досить усяких i мрiй, i болiв…
Адже знають про все книжки.
Чуєш, – тополi голi:
– Нишкни…
Дiвчинко тиха, на мрiї хвора!
Надвечiрня, мрiє моя!
Гуси над мiстом летiли вчора…
А я?
***
Над каменным городом гуси летели,
Вчера летели, в ночи…
Сердце, сожмись, чтоб еле-еле…
Глупое, молчи, молчи!
Довольно всяких и грёз, и болей…
Ведь про всё знают книги.
Слышишь – тополя голые:
– Тихо…
Девушка, мечтательница, из несмелых,
Предвечерняя грёза моя!
Гуси над городом вчера летели…
А я?
Перевод В.Будакова.
***
Над городом гуси вчера пролетали,
Над каменным местом в ночи…
Сжать сердце себе повелел от печали:
Молчи, ты безумно, молчи!
Довольно скорбей и мечтаний без цели…
Всё это глядит со страниц.
Ты слышишь, – вчера тополя облетели:
– Тсс…
О девочка тихая, боль и печали,
Вечерняя грёза моя!
Над городом гуси вчера пролетали…
А я?
Перевод Ю.Кузнецова.
* * *
Вчера над городом летели гуси.
Над городом-камнем, в ночи…
Глупое сердце, стиснуто грустью, –
Молчи, смешное, молчи!
Хватит всяких и грёз, и болей…
Есть книги – всё знают они.
Слышишь, в тополях голых:
– Нишкни…
Девонька, грёзы бедой твоей стали!
Дума ночная моя!
Гуси летели в далёкие дали…
А я?
Перевод А.Нестругина.
***
Дiвчинку здибав колись маленьку
Там, де землю Днiпром розколото:
Вибирала з води у жменьку
Синє золото…
I таке тодi небо було безкрає.
Поможи менi, дядю, трошки!..
…А в самої очей немає, –
Волошки.
Гей,дiвчатко! Найкраща з моїх химер!
Чи далося ж тобi те золото?
…Вже менi не смiятись тепер
По-старому, безглуздо-молодо…
***
Девочку встретил однажды в пути
Там, где земля Днепром расколота:
Черпала из воды в горсти
Синее золото…
Небу нет края, зелень-лоза.
– Помоги мне, дядя, немножко!
…А у самой не глаза, –
Волошки.
Лучшее – из моих потерь.
И далось же тебе то золото?
…Уж мне не смеяться теперь
Как тогда – безрассудно-молодо…
Перевод П.Чалого.
***
Когда-то я девочку встретил маленьку
Там, где земля Днепром расколота, –
Из воды выбирала в жменьку
Синее золото.
И были тогда небеса без края.
Помоги мне, дядя, немножко!..
…А у самой нет глаз – сверкают
Две волошки.
Девочка! Лучшая из химер!
И зачем тебе это золото?
…Уж мне не смеяться теперь
По-старому, глупо-молодо.
Перевод Ю.Кузнецова.
***
Рiчний пiсок слiдок ноги твоєї
I досi ще – для мене! – не занiс…
Тремтить рiка, i хилиться до неї
На тому березi рiденький лiс…
Не заблукають з хуторiв лелеки, –
Хiба що вiтер хмари нажене…
О друже мiй єдиний, а далекий,
Який тут спокiй стереже мене!
Немов поклала ти менi на груди
Долонi теплi, i спинилось все:
I почуття, i спогади, i люди,
I мертвий лист, що хвилями несе…
Немов ласкавi вересневi феї
Спинили час, – i всесвiт не тече…
I навiть цей слiдок ноги твоєї
Вже не хвилює серця i очей…
Бо я дивлюсь i бачу: все навiки
На цiй осiннiй лагiднiй землi,
I твiй слiдок малий – такий великий,
Що я тобi й сказати б не зумiв!
***
Твой чистый след… его в душе моей
Доселе не занёс речной песок…
Шумит река, и клонит ветви к ней
Приречный очарованный лесок…
Где аисты из хуторов глубоких? –
Одни лишь тучи по ветру плывут…
О друг единственный мой, друг далёкий,
Какой покой меня настигнул тут!
Как будто ты ладони – как в свиданье! –
На грудь мою. И всё – замри кругом:
И люди, и людей воспоминанья,
И мёртвый лист, что волнами влеком…
Иль времени шаги остановила
Плеяда многоласковая фей…
И жизни нет. И даже след твой милый
Не трогает ни сердца, ни очей…
И вижу: всё навек и не напрасно
На кроткой, на уживчивой земле,
И даже след твой малый – столь прекрасен,
Что рассказать о том – суметь бы мне!
Перевод В.Будакова.
* * *
Где ты ступала, там песок метёт,
Но твой следок – лишь мне – оставлен весь…
Дрожит река, вжимаясь в берег тот,
А там – лишь редкий облетевший лес…
Кто аистам заступит в небе путь?
Ну, разве что свинцовых туч броня…
О друг единственный! Стесняя грудь,
Какой покой тут стережёт меня!
То рук твоих, далёких рук тепло –
Мне верится – пришло побыть со мной.
И смуту чувств, и память уняло,
И мёртвый лист, качаемый волной.
Как будто феи поздних тёплых дней
Остановить сумели этот час…
И даже этот след ноги твоей
Не тронет сердца и усталых глаз.
Я разглядел с осеннею рекой:
Здесь ничему уже не умирать.
И след твой малый – он большой такой,
Что я и слов не смог бы подобрать!
Перевод А.Нестругина.
***
Цiлий день якийсь непевний настрiй,
Почуття великої утрати, –
Двi морозом знiвеченi айстрi
Ти з садка принесла до кiмнати…
I, коли цi напiвмерлi квiти
Ти менi на книжку положила,
Я вiдчув, як, протiкавши звiдти,
Смертний холод перебiг по жилах!
I весь день гнiтить мене сьогоднi
Почуття утрати чи розлуки…
I чогось думки такi холоднi…
I чогось такi холоднi руки…
***
Целый день шалят сегодня нервы,
Настроенье взяв моё в осаду, –
Астры, что мороз пометил первый,
Принесла ты в комнату из сада…
Стебли, чуть живые от остуды,
Тихо мне на книжку положила.
Ощутил я сразу, как оттуда
Смертный холод побежал по жилам!
И гнетуще надо мной нависло,
Чувство то ль утраты, то ль разлуки…
И невольно коченеют мысли…
И невольно коченеют руки…
Перевод Е.Новичихина.
***
Целый день душа грустит, безгласна, –
Чудятся великие утраты, –
Две морозом схваченные астры
Ты из сада принесла к нам в хату.
И когда их, замерших от боли,
Ты на книгу молча положила, –
Вздрогнул, их коснувшись, поневоле,
Смертный холод пробежал по жилам!
И весь день гнетёт меня угрюмо
Призрак то ль утраты, то ль разлуки…
И зачем-то холодны так думы…
И зачем-то холодны так руки…
Перевод С.Соложенкиной.
* * *
Целый день душе моей ненастно,
Ничему душа моя не рада, –
Две морозом тронутые астры
В комнату ты принесла из сада…
И когда, задетые остудой,
Ты цветы на книжку положила,
Ощутил, как, долетев оттуда,
Смертный холод пробежал по жилам!
И весь день гнетёт меня и мучит
Чувство не утраты, так разлуки…
Думы – словно снеговые тучи,
И никак не отогрею руки…
Перевод А.Нестругина.
***
Це закон: замруть червоножили, –
Розiрветься рiвна низка днiв;
Проведуть до тихої могили
Кiлька душ знайомих i рiднi.
Хтось покине славу i достатки,
Хтось сухоти дiтям i борги…
Як у друзiв не заробиш згадки –
Може, не забудуть вороги!..
Але ж ти усiх рiвняєш, плито,
Написом рiзьбарського пера:
Народився був N.N. тодi-то
I тодi-товмер… et caetera…
***
Круг извечен: кровь затихнет в жилах,
Разорвётся связка дней живых;
И проводит до глухой могилы
Горстка душ знакомых и родных.
Кто оставит славу и довольство,
Кто – чахотку детям и долги…
Станется, друзья не вспомнят вовсе –
Может, вспомнят верные враги!..
Всем, судьба-плита, выводишь даты –
Надписями скорбного пера:
Был рождён и жил Н.Н. тогда-то
И тогда-то он… эт цетера…
Перевод В.Будакова.
***
Как закон: кровь захолонет в жилах –
Разорвётся вереница дней;
Провожая, встанет у могилы
Малым кругом горсточка людей.
Кто достаток смог семье оставить,
Кто – чахотку детям и долги…
У друзей не заработал память, –
Что ж, вспомянут лютые враги!..
Поравняет бедных и богатых
Надписью резцового пера:
Народился – имя-рек – тогда-то
Рядом – смерти год… et caetera…
Перевод М.Тимошечкина.
***
Є острови, яких нема й на мапi,
Країни є, не знанi дотепер…
Ще можна днi свої вiддать канапi, –
Жив-проживав такий-то i помер…
А є й такi, що до нудного скону
Не розумiють, хто вони такi,
I, книг морських перечитавши з тонну,
Не знають навiть назв материкiв.
Та є у нас усiх прикмета спiльна:
Час промине, поменшає снаги, –
I зможе кожен позiхнути звiльна,
Спокiйно подивившись навкруги.
***
Есть острова, неведомые страны,
Доселе не открытые для нас…
И можно жизнь пожертвовать дивану, –
Мол, жил да был такой-то и угас…
А есть такие, что и до кончины
Понять не могут, кто из них каков,
И, книг морских перечитав лавины,
Не знают даже всех материков.
Но есть у них и общая примета:
Проходят годы, меньше зов пути, –
И каждый может, позевав при этом,
Спокойным взором землю обвести.
Перевод В.Беликова.
***
Ракетою пiднiсся i упав,
Широким ревом прокотивсь додолу
Гудок останнiй. Рушив пароплав,
Кормою повертаючись до молу.
П’ять-шiсть хвилин шамкої метушнi,
Гарячий вибух рухiв, слiв i лiнiй, –
I знову сонце в синiй вишинi,
I друге сонце у безоднi синiй…
Юрба на молi рiдшає, i тi,
Що залишились, встигли вже забути,
Що в безбережнiй свiтлiй самотi
Йде корабель, щоб, може, не вернути.
***
Ракетою вознёсся, сбавил лёт,
Широким рёвом прокатился к долу
Гудок последний. Подал пароход,
Кормою поворачиваясь к молу.
Пять-шесть минут в подарок суете,
Горячий взрыв движений, слов и линий, –
И снова солнце в синей высоте,
Другое солнце в бездне синей…
Морской причал враз опустел.
Окутан дымкой берег дальний.
Плывет корабль, его удел
Невозвратимый и печальный.
Перевод П.Чалого.
***
Над морем високо, на непорушнiй скелi,
Квiт чарiвний на мертвому стеблi,
Горить вогонь, – щоб у морськiй пустелi
Знаходили дорогу кораблi.
Буває iнколи: уже надiя зблiдла, –
Не вiдшукати напрямку нiяк! –
I враз кладе на хвилi смугу свiтла
Ще не приступний для очей маяк.
I скоро промiнь той туман розоре
(Не вiдiрвати погляд вiд землi!), –
I кораблi iдуть в широке море,
Зникаючи в зловiснiй млi.
***
Над морем, на скале, над бездной синей
Цветком на стебле, вестником земли,
Горит огонь, чтобы в морской пустыне
Дорогу находили корабли.
Бывает иногда: надежды тают,
Курс в темноте не отыскать никак, –
И вдруг на волны света луч кидает
Ещё не зримый для очей маяк.
И этот луч тумана мглу пропорет
(Глаза так жадно тянутся к земле!),
И корабли идут в широко море
И исчезают вновь в зловещей мгле.
Перевод В.Беликова.
***
Синє море обгорнули тумани,
В синiм морi анi хвилi, нi луни…
Тiльки тиша… Мертва тиша i туман,
Повнi тiней, небезпеки i оман…
Хто запевнить, що проясниться блакить,
Що Голландець у туманi не летить, –
Невидимий, невпiйманний корабель,
Чорний вiсник з невiдшуканих пустель,
Да все тиша… Мертва тиша й тумани,
Анi вiтру, анi хвилi, нi луни…
***
Море – пленником туманной пелены,
В синем море – ни волны, ни луны…
Только тишь-тишина да туман-туман,
А в нём – тени, опасность и обман.
Кто же скажет, что откроется лазурь,
Что Голландец не зовёт в тумане бурь,
Не летит сквозь тучи и сквозь синь
Чёрный вестник из неведомых пустынь,
Где туман лишь, да морока тишины,
И ни ветра, ни волны, ни луны…
Перевод В.Будакова.
***
Ой гудуть, дзвенять мiцнi вiтрила,
Все буйнiший вiтер верховий…
…Не одна, мабуть, сьогоднi мила
Цiлу нiч не склонить голови…
Не одна над море вийде мати,
Материнську долю клянучи,
Молодого сина виглядати
З темної безоднi уночi!
А з безоднi – тiльки пiна бiла,
Вище й вище кожен вал новий…
…Ой гудуть, дзвенять старi вiтрила,
Не вщухає вiтер верховий!
***
Ой гудят упругие ветрила
Под упругим ветром в вышине…
Не одной, видать, сегодня милой
Не забыться – даже в малом сне.
Не одна ли к морю выйдет мати, –
Доля материнская горька, –
Станет из пучины выкликати
Сына, – или ночь, или века!
А в пучине – только белокрыло
Пена над высокою волной…
И гудят бывалые ветрила,
И не тихнет ветер верховой!
Перевод В.Будакова.
***
Туман стiною. Часом загуде
Лютiше вiтер, змиє коням гриви, –
Тодi кiльце намiтиться руде
Там, де пурнуло сонце в морок сивий…
I знову мжичить. Важчає сiряк,
У сон схиляє голову вiдлога…
Та конi пiд горбок не йдуть нiяк, –
Така важка, така грузька дорога!
Злiзаю з воза i одним плечем
Допомагаю коням з пiвгодини…
Не розбереш, що по виду тече:
Гарячий пiт чи дощовi краплини…
Таке безлюддя! Скiльки не гукай, –
Лиш пiд ногами стогне мокра глина…
А що, як справдi вся вона така –
Закохана в електрику країна?
***
Туман стеною. Загудит в лицо
Злой ветер и коням растреплет гривы,
И засквозит вдруг рыжее кольцо
Там, где нырнуло солнце в сумрак сивый.
Вновь моросит. Кожух дождём набряк,
В сон низко клонит отворот кожуха.
Но кони в гору не идут никак –
Тяжёлая дорога так разбухла!
Слезаю с воза и одним плечом
Толкаю сзади – ну же, вороные!
Не разберешь, что по лицу течёт –
Горячий пот иль капли дождевые…
Что за безлюдье! Слышу голоса –
Нет, это стонет под ногами глина…
А если впрямь она такая вся –
Влюблённая в электростолб краина?
Перевод Ю.Кузнецова.
***
Косивши дядько на узлiссi жито,
Об жовтий череп косу зазубив…
Кого й за вiщо тут було забито,
Хто i для кого вiк свiй загубив,
Йому байдуже…
Тут, на мiсцi бою,
Таке дорiдне жито та густе;
А що на гнiй хтось жертвував собою, –
Пусте…
Косар схиливсь над рiччю дорогою –
Косою срiбною, що череп пощербив,
I, череп той вiдкинувши ногою,
– Порозкидало вас! – проговорив.
***
Мужик, близ леса скашивая жито,
Об жёлтый череп косу зазубрил…
Чья и за что была тут жизнь убита,
Кто за кого тут голову сложил,
Ему едино…
Тут, на месте боя,
Родится жито тучное, а то,
Что землю сдобрил человек собою, –
Ничто…
Косарь поник над вещью дорогою –
Своей косой, что череп пощербил,
И, череп тот отбросивши ногою,
– Поразбросало вас, – проговорил.
Перевод Ю.Кузнецова.
***
Косил мужчина у подлеска жито,
Об жёлтый череп косу зазубрил.
Кто и за что лежал вот тут убитым,
Кто чего ради век свой погубил,
Ему не важно…
Тут, на месте бою,
Такая выспела густая рожь.
На почву кто-то жертвовал собою?
Ну, что ж…
Косарь склонился, с вещью дорогою,
С косою пощерблённую в руках,
И, череп тот, откинувши ногою,
– Пораскидало вас! – сказал в сердцах.
Перевод М.Тимошечкина.
***
За давнини якийсь дикун незнаний,
Жрець i мисливець, воїн i поет,
Колись зробив собi з копитця лани
Вiд мар нiчних надiйний амулет.
Коли рiзьбив невправною рукою
Уламок рогу, чи гадав про те,
Що на дозвiллi працею такою
Свої часи з прийдешнiми сплете?
Що десь, в якiмсь нечуванiм столiттi,
Властитель моря i земель шукач,
Конкiстадор блукатиме по свiтi
Пiд регiт бур i щогли тихий плач.
I приведе уламки бригантини
До острова – могили дикунiв,
Де змив норд-ост з берегової рiни
Навiть слiди давно минулих днiв!
I, вiрний звичцi золота шукати,
З землi пiднiме кiльки камiнцiв, –
I заблищить той амулет строкатий
В його вiтрами пещенiй руцi!
А цей iспанець, взявши до кишенi
Нужденний спадок вiри дикуна,
Чи покладав, що в нiм первiсний генiй
На всi вiки прийдешнi залуна?
Що вже онук його в Кастiльї рiднiй,
Забувши славу славлених подiй,
Не раз забуде i державнi злиднi,
В той амулет втопивши погляд свiй…
А далi пройде той дикунський витвiр
Десятки рук, кiльки країн i мiст, –
Такий змiстовний у рiзьбi нехитрiй,
Такий безсмертний, як i творчий хист!
Алхiмiк темний, бакалавр учений,
Пустун маркiз i мудрий антиквар,
Столицi свiту, Темзи, Шпре i Сени –
Всiм амулет натхне глибоких чар!
А потiм десь засне на оксамитi
В музеї тихiм, затхлiм i нуднiм,
Аж доки час докотиться до митi,
Коли поет нахилиться над ним
I, весь в думках, коли вже й слiв немає,
Мов попливе якимсь блакитним сном
Кудись туди, де щось його єднає
З тим невiдомим темним дикуном!
***
Давным-давно дикарь небесталанный,
Жрец и охотник, воин и поэт,
Искусно сделал из копытца лани
От чар ночных надёжный амулет.
Когда он резал тот обломок рога,
Навряд ли думал о его судьбе,
О том, что сквозь века его дорога,
Что память он оставил о себе.
Что где-то там, в неведомом столетье,
Властитель мира, джентльмен удач,
Конквистадор пройдёт вокруг планеты
Под рокот бурь и шторма дикий плач.
И приведёт обломки бригантины
К тем островам – могиле дикарей,
Где смыл норд-ост с береговой пустыни
Даже следы давно минувших дней!
Искатель кладов, он рукою хищной
С земли поднимет, словно горсть монет,
Морскую гальку. Вязью необычной
Сверкнёт в руке дикарский амулет!
А тот испанец знал ли в то мгновенье,
Вещицу спрятав вроде пустяка,
Что к дням грядущим первобытный гений
Пробьётся в ней на долгие века.
Что внук его в Кастилии далёкой,
Забыв о славе рыцарских побед,
Не раз замрёт в волнении глубоком,
Глаза вперив в тот древний амулет.
Пройдет потом нехитрая вещица
Десятки стран и множество домов,
Пройдет по городам и по столицам,
Бессмертная, как творчество само.
Алхимик тёмный, бакалавр учёный,
Болтун маркиз и мудрый антиквар,
Париж и Темза, и Берлин бессонный
Не избегут глубоких древних чар.
И уж потом на бархате в музее
Заснёт средь скуки древний амулет
До тех времен, когда над ним, глазея,
Вдруг в тишине наклонится поэт.
Он в думах весь, в мечтаньях бессловесных,
Вдруг поплывёт прекрасным синим сном
Во глубь веков, где гений неизвестный
С ним говорит на языке одном.
Перевод В.Беликова.
***
Вiд берегiв дзвiнкої Брамапутри
До Iнду тихого й на пiвнiч, де Пенджаб,
Нiхто не скаже просто Зороаб,
Але побожно: Зороаб Премудрий.
Вiн був мудрець всiм мудрецям на диво,
Навчав-бо щастя i навчати вмiв, –
Хто в ту науку вдатися насмiв,
Тому жилось довiльно та щасливо.
Та раз колись, стомившися над мiру,
Вiн спочивав десь з учнями в гуртi
Й крiзь сон почув, як, не поснувши, тi
Провадили собi розмову щиру
Про те, який-то, мабуть, вiн щасливий,
Коли навчає щастя, – недарма
Вiд слiв його щасливiє юрма,
Мов води Ганговi повнiшають вiд зливи!
Тодi, зiтхнувши, вiн сказав: – Дурнi ви!
Де ж бачили ви вчителiв таких,
Якi б того навчали, що для них
Вiдоме добре?..
***
От берегов певучей Брахмапутры
До Инда тихого и к югу, где Пенджаб,
Никто не скажет просто Зороаб,
Но с преклоненьем: Зороаб Премудрый.
Он был мудрец всем мудрецам на диво,
Учил он счастью. И учить умел, –
Кто в ту науку весь войти посмел,
Тот жил на свете вольным и счастливым.
Но как-то раз, уставши от забот,
Он спал в кругу учеников знакомых
И вдруг услышал сквозь ночную дрёму,
Что между ними разговор идёт
О том, как счастлив он, коль всё умеет,
Коль учит счастью – ведь совсем не зря
От слов его сердца огнем горят,
Как воды Ганга от дождей полнеют!
Тогда, вздохнув, промолвил он: – Глупцы,
Где видели учителей таких,
Которые тому учили б, что для них
Совсем знакомо?..
Перевод В.Беликова.
***
Хай чужина комусь вбирає очi,
Нехай про неї навiть мрiє хтось
(До перемiни мiсць такi охочi
Всi тi, кому в життi не повелось).
Для мене ж досить – певне, до загину –
Кiлькох губерень чи округ тепер,
Що на землi становлять Україну –
УСРР.
Бо що менi та слава галаслива
Про всi дива за тридев’ять морiв,
Коли я досi i малого дива –
Землi своєi ще не зрозумiв!
***
Пускай чужбина манит чьи-то очи,
Пусть кто-то сладко про неё поет
(До перемены места те охочи,
Кому, как говорится, не везёт.)
Что до меня – вовеки не покину
Всех тех губерний-округов теперь,
Что образуют в мире Украину –
УССР.
И пусть молва несётся, горделива,
Про чудеса заморские опять, –
Земля моя, ты – маленькое диво,
Которое хочу за жизнь понять!
Перевод С.Соложенкиной.
***
Пускай чужбина кому-то застит очи,
Пусть о ней мечтают мне назло
(К перемене мест лишь те из нас охочи,
Кому в жизни круто не везло).
Я же рад тебе, пока не сгину, –
Сбор губерний, иль округов теперь,
Что явили миру Украину –
УэСээРэР.
Ведь что мне слава та шумливая
О чудесах за тридевять морей.
Вовек ведь не постигну диво я –
Родимой красоты земли своей.
Перевод П.Чалого.
***
Де ви тепер, давно змужнiлi,
Товаришi юнацьких лiт, –
Хто з вас почує цей привiт,
Хто спить, забутий, у могилi?
Як першi павутинки бiлi
У чуб почне вплiтати час,
Так хочеться зiбрати вас
До серця ближче…
Друзi милi!
Так хочеться почути знов,
Коли зневiра серце ранить,
Юнацьких запальних розмов
Про те, що мужнiсть не обманить…
***
Где вы теперь, давно ведь в силе,
Друзья далеких юных лет, –
Кто вдруг услышит мой привет,
Кто спит, забытый уж, в могиле?
Да, паутины седые
В чуб нам вплетает час,
Вот бы увидеть вас,
Други мои вы, родные!
Так хочется услышать вновь,
Когда неверие сердце ранит,
Наш жаркий спор, играла кровь,
О том, что жизнь нас не обманет!
Перевод П.Чалого.
* * *
Где вы теперь – все те, кто были
Друзьями юношеских лет, –
Кто слышать может мой привет,
Кто, позабытый, спит в могиле?
Как белых паутинок нити
Возьмётся время в чуб вплетать,
Так хочется меж вами стать,
Друзья, – чтоб вместе в зрелость выйти!
И вновь расслышать (пусть на миг),
Когда неверье сердце ранит,
Речей кипенье молодых
О том, что зрелость не обманет…
Перевод А.Нестругина.
***
Тепер мене хвилює мало
Все те, що замкнено в слова;
Не зап’янiє, як бувало,
З дзвiнкої фрази голова.
Нi, все частiш кортить мовчати
Пiд шелест чуваних розмов
Ї вiрш, нудьгуючи, початий
Забути й не кiнчати знов…
Бо що тодi слова готовi,
Коли сприймаєш без кiнця
Все те, що не дається мовi
Й не потребує олiвця?
***
Теперь меня волнует мало
Всё то, что заперто в слова;
Не запьянеет, как бывало,
От звонкой фразы голова.
Под шелест праздных разговоров
Всё чаще хочется молчать
И легковесный стих, который
Строчил от скуки, – не кончать…
Ведь лишь такое слово вечно,
Когда откликнется в душе
Всё то, что неподвластно речи,
Где нет нужды в карандаше!
Перевод Е.Новичихина.
***
Теперь меня волнует мало
Всё, заключённое в слова.
Не запьянеет, как бывало,
От звонкой фразы голова.
Всё чаще хочется молчать мне
Под шелест слушаемых слов.
Свой стих, тоскующе зачатый,
Забыть неконченным готов.
И как безмолвности перечить,
Коль то, чем полнится душа,
Не выразить ни в устной речи,
Ни с помощью карандаша.
Перевод М.Тимошечкина.
Теперь меня волнует мало
Всё, заключённое в слова;
Не захмелеет, как бывало,
От звонкой фразы голова.
Всё чаще я молчанью верен,
Теряя разговора нить.
И стих, что мне тоской навеян,
Не дописать хочу – забыть…
Зачем слова в тисках калечить,
Когда несёт уже душа
Всё то, что не даётся речи
И шелесту карандаша?
Перевод А.Нестругина.
***
Нехай комусь судився довший
Шлях до останньої межi,
Свiй коротенький перейшовши,
Не нарiкатиму, – я жив!
Я стiльки бачив! Стiльки й нинi
Думок в собi не погасив!
Жив iнший хто в такiй країнi,
Такi переживав часи?
Щоб мiг сказати так свiдомо,
З таким спокоєм на виду, –
Гряди, сподiвана утомо,
Вгамовуй пристрасть молоду!
***
Что ж, пусть суждён кому-то дальше
Путь до окраинной межи,
Свой сверхкороткий отшагавши,
Не предрекаемо – я жив!
Я столько видел! И доныне
Я столько дум не погасил!
Кто там другой в краю родимом
Такое время пережил?
Чтоб мог сказать осознаваемо
С лицом спокойным пред людьми, –
Час устали, приди, как чаемый,
Пристрастья юные уйми!
Перевод М.Тимошечкина.
***
Цвiтуть думки, а на слова скупiше…
Я знаю сам, – росту. Мiняю лист.
…Нехай, кому не лiньки, пише,
Що от, мовляв, запеклий песимiст…
Я ж почуваю так: скажу – бо мушу! –
Хоч щось своє, не казане нiким;
Коли рядкам якимсь звiряти душу, –
Тiльки таким!
А там нехай, кому не лiньки, пише,
В словах нудьгу розводячи густу…
Цвiтуть думки, i на слова скупiше…
Росту.
***
Цветут мысли, а на слова скупее…
Я знаю сам, – расту. Меняю лист.
…Пускай, кому не лень, отметит, не жалея,
Вот что сказал заклятый пессимист…
Я понимаю так: скажу – как мне дано уже –
Только своё, сработанное лишь тобой;
Если строкой какой понравиться душе, –
Только такой!
А там пускай, кому не лень, отметит, не жалея,
В словах тоску разлив густую…
Цветут мысли, и на слова скупее…
Расту я.
Перевод П.Чалого.
Составитель Петр Чалый
Обложка книги. 1927 год.
Евген Плужник
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
