Русские поля
Моим ровесникам, зверски расстрелянным фашистами
Владимир Фирсов Русские поля Моим ровесникам, зверски расстрелянным фашистами
РУССКИЕ ПОЛЯ
Моим ровесникам,
зверски расстрелянным фашистами
Лишь глаза закрою...
В русском поле —
Под Смоленском, Псковом и Орлом —
Факелы отчаянья и боли
Обдают неслыханным теплом.
Пар идет от стонущих деревьев.
Облака обожжены вдали.
Огненным снопом
Моя деревня
Медленно уходит от земли.
От земли,
Где в неземном тумане
На кроваво-пепельных снегах,
Словно в бронзе,
Замерли славяне.
Дети,
Дети плачут на руках,
Жарко,
Жарко.
Нестерпимо жарко,
Как в бреду или в кошмарном сне.
Жарко.
Шерсть дымится на овчарках.
Жадно псы хватают пастью снег.
Плачут дети.
Женщины рыдают.
Лишь молчат угрюмо старики
И на снег неслышно оседают,
Крупные раскинув кулаки.
Сквозь огонь нечеловечьей злобы
Легонький доносится мотив.
Оседают снежные сугробы,
Человечью тяжесть ощутив.
Вот и все...
И мир загробный тесен.
Там уже не плачут,
Не кричат...
Пули,
Как напев тирольских песен,
До сих пор
В моих ушах звучат.
До сих пор черны мои деревья.
И, хотя прошло немало лет,
Нет моих ровесников в деревне,
Нет ровесниц,
И деревни нет.
Я стою один над снежным полем,
Чудом уцелевший в том огне.
Я давно неизлечимо болен
Памятью
О проклятой войне...
Время, время!
Как течешь ты быстро,
Словно ливень с вечной высоты.
В Мюнхене
Иль в Гамбурге
Нацисты
Носят, как при Гитлере, кресты.
Говорят о будущих сраженьях
И давно не прячут от людей —
На крестах — пожаров отраженье,
Кровь невинных женщин и детей.
Для убийц все так же
Солнце светит,
Так же речка в тростниках бежит,
У детей убийц
Родятся дети,
Ну а детям мир принадлежит.
Мир — с его тропинками лесными,
С тишиной и с песней соловья,
С облаками белыми, сквозными,
С синью незабудок у ручья.
Им принадлежат огни заката
С ветерком, что мирно прошуршал...
Так моим ровесникам когда-то
Этот светлый мир принадлежал!
Им принадлежали
Океаны
Луговых и перелесных трав.
Спят они в могилах безымянных,
Мир цветов и радуг не познав.
Сколько их,
Убитых по программе
Ненависти к Родине моей, —
Девочек,
Не ставших матерями,
Не родивших миру сыновей.
Пепелища поросли лесами...
Под Смоленском, Псковом и Орлом
Мальчики,
Не ставшие отцами,
Четверть века спят могильным сном.
Их могилы не всегда укажут,
Потому-то сердцу тяжело.
Никакая перепись не скажет,
Сколько русских нынче быть могло!..
Лишь глаза закрою...
В русском поле —
Под Смоленском, Псковом и Орлом —
Факелы отчаянья и боли
Обдают неслыханным теплом.
Тает снег в унылом редколесье.
И, хотя леса давно молчат,
Пули,
Как напев тирольских песен,
До сих пор
В моих ушах звучат.
ВОЗМЕЗДИЕ
Амнистией
Как бы броней бряцая
И как бы осознав свою вину,
Еще живут на свете
Полицаи,
Что стали полицаями в войну.
Во дьявольской красе,
К нечистой силе
Они прибились
В свой урочный час.
Их гитлеровцы к нам
Не завозили,
Они до срока
Жили среди нас...
На Колыме свое отбарабаня,
Один из них,
Знакомый с детства мне,
Вернувшись,
Дом срубил,
Поставил баню
И позабыл как будто
О войне.
Он в службе оккупантам
Не был первым,
Односельчан
Он жизни не лишал.
Он просто полицаем был
Примерным
И новые порядки
Уважал.
Минировал поля.
Был в деле скорым.
Дом двухэтажный вздыбил
Над рекой.
Но трепетал
Под взглядом женщин
Скорбным
И под суровым взглядом стариков.
Когда же отступали оккупанты,
Он дружное их бегство
Не простил.
Свой дом он сжег
Своими же руками,
И след его
На двадцать лет
Простыл.
Фронтовики
От нас уходят рано.
И внуки
Патриотов той войны
Торжественно к могилам ветеранов
Кладут
Цветы Победы и весны.
А полицай живет
Под теплым кровом
Среди такой беспечной тишины...
Как плакал он,
Когда его корова
Подорвалась
На мине той войны!
Природою приговоренный к мукам,
Доставшимся повыцветшим глазам,
Как он рыдал,
Когда один из внуков
Набрел на мину,
Что он ставил сам!
И дом сожгла
Гроза!
Но он к народу
Не обращался.
Понял навсегда:
Прощенный государством,
Он
Природой
Прощенным стать не сможет
Никогда.
И все ж он вновь отстроился.
Как прежде,
Живет в деревне мрачно,
Как бирюк.
Живет,
Не зная сам какой надеждой,
И трудится не покладая рук...
Да, жить ему в родном краю
Не мило.
И все ж не покидает он его,
И скромная прибавка
К Фонду мира
Исходит каждый месяц
От него.
Он постарел.
Он бездну мук изведал,
Он сам себя
На муки осудил.
Но из дому
В святые дни Победы
Он никогда еще не выходил.
Природою
Приговоренный к мукам,
Он ждет как милость
Вечный упокой.
И, озираясь,
На могилу внука
Кладет цветы
Слабеющей рукой. Владимир Фирсов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"
|