Стой как стояла! И блюди себя

Стихотворения

Островок

Триптих

Много ли надо для островка?

— Клок осоки да горсть песка! —

Горсть песка да осоки клок —

Вот и весь островок.

Речка Содонга — ой, бойка:

Так и рвет островку бока,

Так и гложет его края

Немутнеющая струя.

А налимы да пескари

Нынче тоже — не дикари:

Точат остров, жуют песок —

Роют норы наискосок.

Каждый год с приходом весны

Берега для речки тесны,

И приходится островку

С головой уходить в реку.

Крутит-вертит вода, сверлит,

— Сгинь! Исчезни! — ему велит.

Льдины мимо не проплывут —

Обязательно толконут!

А уж если случится плот, —

Бок почешет, как бык, боднёт,

Да уцепится животом —

Прочь пол-острова за плотом!

Кустик рос — и того лишись:

С корнем вырвет!.. Такая жизнь!

Но взгляни: опала вода —

Островок стоит, как всегда.

Стрекоза над речкой дрожит,

Мирно-мирно вода бежит,

И осока шумит, как лес,

И кусточек жив, не исчез!

И песком, чтоб горел, как жар! —

Чистит девочка самовар.

И купает его в реке,

И играет на островке:

Бросит в воду песчинок горсть —

Все песчинки мгновенно врозь!

Бросит пригоршню, бросит пять,

Но ровнёшенько дно опять.

Злится девочка на реку,

Удивляется островку:

— Как ты вырос, и как ты смог

С речкой справиться, островок?

Научи меня, научи! —

Но в ответ лишь вода журчит.

...Я бы тайну открыть могла:

Вместе с островом я росла

В той же речке, и потому

В жизни мне — как в реке ему...

Но девчонку спугнуть боюсь

И пока в кустах хоронюсь.

Вот подружимся — я спою

Тайну острова и мою.

1965 г.

II

Это что же получается?

Справедливый, рассуди!

На меня кричала чаица:

«Уходи» да «уходи»!

Села-высела на золото

Мыта-молота песка

И меня, похоже, по воду

Порешила не пускать?!

Машет крыльями, разбойница,

Чертит около круги...

И смущенно ива клонится

До моей — с ведром — руки.

Норовит утешить чем-нибудь,

Трется около плеча:

Не смущайся, мол, зачерпывай,

А на чайку — не серчай.

Чайка — птица перелетная —

С недомысла, не со зла

Это (думала — свободное!)

Свято-место заняла.

Овладев песчаной отмелью,

Впрямь на ту пору пустой,

Вишь, боится, чтоб не отняли!

У нее в кустах — гнездо...

Я в полуха иву слушала,

Не спешила воду брать,

Над собой кричанья-кружала

Смысл стараясь осознать.

И явились мысли грустные,

И заныло, и зажгло:

Просто так мое отсутствие

Нынче явно не прошло:

Дно речное — камни острые!

Струи — лезвия стекла!

...Я и впрямь на этом острове

Год без мала не была.

Год без мала речкой бредила,

Островком... И — не родня?!

Привечай-ка, чайка-вредина,

Посердечнее меня!

У тебя гнездо меж камушков

Лишь теперь заведено!

...А меня отец да мамушка

Завели давным-давно:

В ало платьице наряжена,

С бантом розовым в кудрях

Я ходить сюда поважена

Во младенческих летах...

Чем с налету брань выхлестывать,

Приземляйся да скажи:

В остову у распри-острова

Что положено — лежит?

Будешь острову царицею,

Коль ответ сумеешь дать:

В споре с резвою водицею

Что сумело устоять?

Что под глинами да илами

Глубже видимого дна?

Замолчала?!

То-то, милая!

Тайну знаю я одна:

Клад — не клад, а все хранится там,

Собирая злат-песок,

С переломленной ступицею

От телеги колесо.

Век — не век, а полстолетия

Скоро сбудется с тех пор,

Как его руками этими

Я толкала на угор:

Уговаривала — в кузницу

Ковылять, а не в реку, —

Хворым — кузница — союзница!

Что ж валяться на боку?

...Но оно, железным ободом

Переотягощено,

С глаз долой — на дно и под воду

Укатилось все равно:

След смолы еще хранящему

От оси (где — не бывать!),

Видно, тошно, работящему,

Было немочи казать.

И, ступицей переломленной

Прислонившись к валуну,

Так осталось, приноровлено

Притормаживать волну.

...Камень-валень — во свидетелях!

Ива-жива — в судиях:

— Так ли было?

— Так!—

Ответили

Камень.

Ива...

Мой!

Моя!

1995 г.

III

Не стало смысла бегать на реку:

Наш островок прирос к материку.

А что такое здешний материк?

А материк немеряно велик!

И если даже очень захотеть,

Не обойти его, не облететь.

Он весь зарос, покрылся с головой

Крапивой, ивой, сорною травой.

Там комары, слепни и овода

Заели лошадь до смерти... беда!

А что такое бывший островок?

...На нем блистал серебряный песок!

Над ним сияла солнечная высь!

Стрекозы с тихим шорохом вились!

В промытой гальке слитки-янтари

Оказывались запросто — бери!..

Увы! Пока в уюте островка

Мы подставляли солнышку бока,

По дну протоки от материка

Ползли шпионы — корни ивняка.

И вот: один росток, другой росток,

А из ростка — листок... потом — кусток...

Потом — другой... и вырос целый лес!

И островок серебряный исчез.

Как не бывал — припал к материку!

...Нет больше смысла бегать на реку.

2000 г.

* * *

Все — путем! Хожу и напеваю.

Есть причина, чтобы напевать:

Две недели день поубывает —

И начнет минуткой прибывать.

Хоть зима еще и не бывала

(Дорог самолет — идет пешком!),

Радость предстоящих карнавалов

Овевает юным запашком.

В храмах мольбы: — Господи, помилуй! —

В школах слезы: — Власть, подай за труд!

А крестьяне вскидывают вилы —

В бой с навозом фермерно идут.

А шахтеры дружно голодают:

На миру и смерть порой красна!

И красно знамена расцветают:

В ноябре на площади — весна!

Но зима навалится, жестока,

Разморозит утлый подогрев...

У сограждан Дальнего Востока

К Гимну свой появится припев.

Ничего, славяне! Переможем!

Без лекарства хворый не умрет:

Доктор пациентам непригожим

Рецептует свежий анекдот.

Брат поэт! Оставим самохвальство!

Хватит ныть! Давайте лучше петь:

Надо посочувствовать начальству,

Президента надо пожалеть.

* * *

Назвали песню «очень старой»

И в фонотеке «не нашли»...

А кто-то слал ее в подарок

Родной душе на край земли.

И песню смаху заменили:

Единоликую — на штамп...

И две души разъединили.

Но аз воздам! Но аз воздам!

«Когда весна придет — не знаю,

Пройдут дожди, сойдут снега,

Но ты мне, улица родная,

И в непогоду дорога»...

Лети, мелодия, скорее!

Звучите, славные слова!

Такие песни не стареют —

Эфиродиктор — не права!

«На этой улице подростком

Гонял по крышам голубей,

И здесь, на этом перекрестке,

С любовью встретился своей»...

Очнитесь, люди, от угара,

Долой беспамятный запрет!

Назвали песню «очень старой»,

А ей — пятидесяти нет.

«Теперь и сам не рад, что встретил...» —

Горюет голос молодой.

Живи, бессмертная, на свете!

«...Моя душа полна тобой...»

* * *

Потешу собратьев:

Не руша традиций,

Сошью себе платье

Из синего ситца.

По синему полю —

Да белые капли:

Как будто по морю —

Суденки-корабли!

Да выберу брошку —

Как раз, невелику:

С болота морошку

Али княженику.

Прикноплю-прилажу

Близ сердца, под горло:

Пусть царствует-княжит

Достойно, не гордо.

Запутаю шею

В рябиновы буски,

И захорошею

По-сельски, по-русски.

И в этом наряде —

При полном параде! —

Я — в гости к собратьям...

Да, видно, некстати:

Молчат, суетятся,

Сопят, косоротят:

Меня-то стыдятся!

Глаза-то отводят!

Ведь ихни-то жены

При тальях неузких

Теперь наряжены

По-турски — французски!

По-шведски — английски!

Испански — цыгански!..

Великие риски —

Ходить по-славянски!

* * *

Открыла форточку. А там:

По небу — Господи Исусе! —

Навстречу снежным облакам

Летят заснеженные гуси.

Их клин — как будто и не клин:

Опустошен! Раздроблен! Скомкан!

Вот — два... вот — пять... вот — сам — один —

Летят... в родимую сторонку.

Который день они летят?

Где, на ночь глядя, приземлятся

И что, усталые, съедят,

Чтоб стало силы вновь подняться?

Мороз внезапно осерчал:

Весна поблазнила — и скрылась.

Подснежной клюквы на кочах

Для птиц еще не появилось.

Что поклюют они в ночи?

Где прикорнут, крылом прикрывшись?

«Молчи, — велю себе, — молчи:

Они другое сверху слышат!»

Они летят и гомонят,

Свой клин подравнивая криком,

Сквозь мрак и снег — к безночным дням

На диком Севере Великом...

1-

Блаженной ли, святой ли — быть ли, слыть…