Мои осенние поля. Как пусто в них: ни журавля, Ни аиста в холодном небе, Ни даже вздоха там о хлебе, Давно сошедшем в закрома. И где-то там уже зима Готовит белую угрозу. И дни одной щекой к морозу Идут, снижая облака…
И вот уж с вешалки рука Снимает плащ, и чья-то воля Из одного в другое поле Ведёт меня. Зачем? Куда? Какая странная звезда Сокрыта там, в седом тумане? И не видать её, а манит, Как донный вздох из камыша… И вот уже щемит душа Вот тут, в груди, и там, во поле, Как боль сама, как эхо боли, Чужая чья-то и своя – Зовёт, и я иду в поля.
2
Иду в осенние поля, Не рву рывком с плеча ружья, Не целюсь в бедного зайчишку: Пускай себе живёт, трусишка, Пускай бежит за горизонт И всё, что поле даст, грызёт. А я, Где пахотой, где пожней, Иду И в ранний час, и в поздний В литых отцовских сапогах, Не тороплю усталый шаг, Души своей не тороплю И говорю себе: люблю.
До слёз люблю такую пору, Когда я сам, под стать простору, Раскидан весь и окрылён, Как взрыв, и тут же взят в полон Тоской полей остро и хватко До узелка… Но вот загадка: Куда иду? И почему? Пожал бы руку – но кому? Сказал бы слово – но о чём? Плечо бы чьё своим плечом Доукрепил… Да только жаль, Во все концы немая даль Крестом лежит сквозно и мглисто, И никого – ни тракториста, Ни конюха, Ни овчара, Лишь я один, как и вчера. Один. Но мне не одиноко, – Во мне самом идёт дорога Особой меты и длины – И в сторону того омёта, Что словно кто открыл ворота Из августа в предзимний день: Стоит и отрицает тень.
3
И я иду в его зарю И, подойдя, благодарю За приглашенье в летний полдень, За свет, которым он наполнен, За то, что он жилой такой… И я прилёг, прильнув щекой К нему, как к печке русской дома… И слышу вдруг, как через дрёму Совет мне кто-то подаёт: Мол, встань и постучись в омёт.
И я не пренебрёг советом – Встаю, Стучусь, Как будто это И в самом деле чей-то дом. А раз есть дом, То в доме том Должны же быть и домочадцы, Чего бы к ним не постучаться? Стучусь. И сам глазам не верю: Передо мною – настежь двери, Мол, раз уж надо – заходи И всё, что хочешь, огляди.
4
И я вошёл в омёт. Да только Где тут хоромы? Где светёлки? Таких тут и в помине нет, Один – сощурься – свет на свет. Но свет не то чтобы всевышний, Как белый наш, А летописный, Бестеневой, Упавший ниц, Как тот, с пергаментных страниц. И не такой уж чтобы светлый. В нём что-то есть не то от пепла, Не то от праха что-то есть – Такой он запредельный весь.
5
Ну а вокруг всё то же поле, Но в нём – другое время, что ли? – Не те косилки, трактора… В разгаре страдная пора Косьбы и сенозаготовки: Там грабли вон, а тут литовки Вонзились в жаркие валки…
А бабы где? Где мужики?
И сразу стало сердцу трудно: Покос в степи, а так безлюдно. Такого, нет, не может быть. Кому-то ж надо подсобить? И я невольно озираюсь, Тревожным взглядом упираюсь То вон в ходки, То в хомуты, То в ту вон полную воды Дубовую сырую кадку… Ну что за чёрт – и тут загадка, Хоть самого себя казни!
И вдруг – Ах, вон где все они! – Увидел их, и сердце радо: В лесопосадке всей бригадой Они сидят, здоровяки. Зерновы, Шпаки, Рудяки, Чинилины и Ивановы, Кондрашины и Острецовы, Безусые, но не юнцы, Плечом и статью молодцы, И все едят сливную кашу, И все молчат. А что тут скажешь? Обед, брат, он и есть обед.
Но почему здесь женщин нет? Красавиц, в ком души не чаю?
Меня такое удручает. Ни кротких нет, ни озорных… Ну а какой покос без них? Без них покоса не бывает, Без них охота убывает Валки валить до той межи. А целоваться с кем, скажи?
Но факт есть факт. А в чём причина? – Об этом лучше знать мужчинам, Но те сидят себе, молчат Про жён своих и про девчат.
Вдруг обожгла меня забота: В их лицах что-то есть от фото Тех давних довоенных лет. Какой-то запредельный свет.
Но я беспечным быть стараюсь, К ним подхожу и улыбаюсь Им, знатным землякам своим, И – здрасте! – говорю всем им. А Рудяку привет особый: – Как поживаешь дядя Стёпа? – И отдаю ему поклон, Как старшему из всех, а он…
А он, как эхо из окопа: – Какой тебе я дядя Стёпа? По возрасту – ты дядя мне. А по своей по седине Уже сойдёшь и за папашу. Ты лет на сорок всех нас старше. Не веришь? Зеркало бы дал, Да бабой я ещё не стал.
Так и сказал, как подытожил. А у меня мороз по коже От слов, не ясных мне вполне. – А что сказать твоей жене, Такой хорошей тёте Нюре? – А то скажи, что вот покурим, Докосим клевер и – придём…
6
В лицо ударило дождём. И я открыл глаза, опомнясь. Была уже сырая полночь. Шёл туч растрёпанный свинец… И только тут я наконец Пришёл в себя и сердцем понял, Какой же верою наполнен В том, что они ещё живут – Докосят клевер – и придут. Придут в конце моей строки – Всем похоронкам вопреки.
Егор Исаев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
