Диана Елисеевна Канн – замечательный русский поэт. Тот, кто один раз прочел её книги «Високосная весна», «Согдиана», «Бактрийский горизонт», «Подданная русских захолустий», «Междуречье», – уже никогда не забудет это светлое имя в русской поэзии, хотя и живет она в дадеком от Москвы городе нефтяников Новокуйбышевске Самарской области.
* * *
Измельчали мы, измельчали…
Мы не те, что были вначале.
Где косая сажень в плечах?
Где Перунов огонь в очах?
Где предания отчего края?
Расклевала картавая стая…
Где любовь, что веками нам снилась?
Триаршинной косой удавилась.
Алой лентою кровь утекла…
Вот такие, мой друже, дела.
***
Неприкаянно, неприкаянно
Я свивала пути в кольцо…
И когда набрела на Каина,
Не узнала его в лицо.
Я сказала: «Богатым будете
Вы, проливший родную кровь…»
Он ответил: «Вы строго судите
Эту родственную любовь…»
Это что ж за любовь, идущая
Из библейских тёмных глубин –
Дочь, родную мать предающая,
На отца восстающий сын?
Мы к согласью прийти не чаяли -
Каждый правду свою искал.
Но лишь речь заходила об Авеле,
Собеседник глухо смолкал.
И в возникшей неловкой паузе
Мы тайком вздыхали с тоской:
«Почему же кинжал и маузер
Нам роднее, чем брат родной?..»
Погорюем так и – расстанемся.
Впредь не встретимся – жизнь коротка.
А пока…А пока… Апокалипсис
На Руси моей длится века.
***
Пора отрешиться от чепухи –
Чем я, собственно, хуже?
Бросила пить, курить и писать стихи.
Пора подумать о муже.
Был ввысь устремлён белопенный наив
Ветвей, расцветающих в мае.
Настала пора – и осенний налив
Строптивые ветви склоняет.
Часами над милою Волгой-рекой
Сижу – само благонравие.
Неужто надо – за упокой,
Чтобы закончить за здравие?
Пора влюбляться негорячо,
Подонков судить нестрого…
Пора перестать подставлять плечо
Тому, кто подставил ногу.
Пора… Золотая пришла пора.
Рябины пылают гроздья.
А там, где была я ещё вчера,
Не ждут меня нынче в гости.
***
Покуда над Ольшанкою
Серёжками красуется,
Жеманится, кудрявится,
Невестится ольха,
Над тихою Ветлянкою
Старушечьи сутулится,
Скрипит ветла засохшая,
Не чая жениха.
К уютной речке Вязовке
Удилищем привязанный,
Почуешь ближней Липовки
Медовый аромат.
Пусть небогата Вязовка
Налимами за язями,
И малому подлещику
По-детски будешь рад.
В одноимённой реченьке
Несмело отражённая
(Хотя неотразимою
Её зовут подчас),
Грустит краса-черёмуха,
Весной заворожённая –
Красавица, прекрасная
Отсутствием прикрас.
Как ни прекрасны Липовка,
Ветлянка, Таволжаночка,
Ракитовка и Вязовка,
Но всё ж напрасный труд –
Забыть, узрив единожды,
Речушку Черемшаночку,
Когда над Черемшаночкой
Черёмухи цветут.
***
Ликует Анталия. Нежится Ницца…
И только у нас в безрассудстве своём
Закатное небо меж туч кровянится,
И месяц серпом проступает на нём.
Есть галльское небо в изящном плюмаже
Несущихся за горизонт облаков.
Есть гуннское – цвета мерцающей сажи,
Под чьей паранджой скрыта поступь веков.
Античное небо, какому не внове
Пить воду с лица средиземных морей…
И – скифское – цвета запёкшейся крови,
Закатное небо Отчизны моей.
То царский багрец разольёт над Россией,
А то полоснёт по глазам кумачом…
О твердь спотыкаясь ногами босыми,
Не тщусь подпереть его бренным плечом.
Не льщусь удивить его пением лиры
(Пред русскою бездной достойней молчать!).
…Гляжу в него взглядом обугленно сирым,
И глаз от него не могу оторвать.
***
Москва, люблю твою сирень,
Что возле университета
Цвела в застойный майский день,
Будя в душе моей поэта.
То пятизвездие цветов
Благоуханнейшей сирени
Сулило больше, чем любовь –
Сулило сладость вдохновений.
Прилежно чту науку ту
Конца двадцатого столетья –
Сквозь смуту, морок, маяту
Цвести победным пятицветьем.
…И душу сквозь родной раздрай
Доселе озаряет светом
Тот яростно цветущий май,
Мне ставший университетом.
***
На Родину, которая до срока
Сказала мне: «Вот Бог, а вот – порог!..»
На Родину, которой одиноко,
Спешу я, под собой не чуя ног.
Туда, где сладкозвучнее сирены
Те, кто мне был когда-то в душу вхож…
Где друг мой Хомутов с лицом гиены
Всё точит на меня свой ржавый нож.
Туда, где я сама всему виною,
Но где ещё душа моя светла.
Где под степной ковыльною звездою
Я не умела долго помнить зла.
Туда, где не нашедши оправданья,
Слезою вспять седой Яик течёт,
Где над могилой мамы – звёзд мерцанье…
Всё остальное, право же, не в счёт.
***
Когда хоронили Россию мою
Помпезно, согласно и чинно,
Поникшие в сбившемся ратном строю,
Рыдали поэты-мужчины.
Забросив свои боевые клинки,
Прощались с Россией навеки.
В плену безутешной сыновней тоски
В гробу закрывали ей веки.
Сиротской слезой орошали они
Родные ракиты-берёзы…
А я? Что же я?
Бог меня сохрани!
Я лишь утирала им слёзы.
«Хоть сабля востра, да мечу не сестра…» -
Уныло кривились мужчины,
Когда намекала я им, что пора
В бою поразвеять кручину.
И вновь поминальный гранёный стакан
Горючей слезой закусили.
И так порешили – лишь тот атаман,
Кто слёзней скорбит по России.
А что же Россия?
Поминки поправ,
Восстав из хрустального гроба,
Она сквозь кордоны кержацких застав
Сокрылась в былинных чащобах.
Ведомая светом скорбящих свечей,
Ушла, не попомнив обиды,
На звон потайных кладенцовых мечей
От скорбной своей панихиды.
А я? Что же я?
На распутье стою
И слёзы друзьям утираю…
Не лучше ль погибнуть в неравном бою,
Чем вживе погинуть в родимом краю,
У гроба пустого рыдая?..
Хоть сабля востра да мечу – не сестра,
Но верному слову – сестрица.
И коли приспела лихая пора,
Пусть Вера Руси пригодится!
***
И ты называешь всё это судьбой,
Мой город степной на полынном просторе,
Что каждое наше свиданье с тобой –
Мой новый побег от тебя и не боле?..
Не слишком ли быстро, однако, бегу?..
А вдруг ты однажды меня не догонишь –
На льду оскользнёшься, увязнешь в снегу,
Пургой захлебнёшься, бураном застонешь?..
И ты называешь всё это судьбой –
Что я, позабыв повседневную прозу,
Надменно несу на свиданье с тобой
Живого дыханья крещенскую розу?..
С тобою осталась навек зимовать,
Забытая мной в неуютном домишке
Стихов моих первых сестрица-тетрадь,
Что позже прославит тебя, ставши книжкой.
Зачем я тогда же её не сожгла?..
Теперь же, по улочкам снежным слоняясь,
Я б, может, гораздо счастливей была –
На радость друзьям и зоилам на зависть?..
***
На куриный переступ
Да на воробьиный скок,
Тьме кромешной дав отлуп,
Прибавляется денёк.
Впрочем, курица – не птица
И не сокол – воробей…
Неумолчно вьюга злится,
Колобродит у дверей.
Хоть и ходит величаво
Зимовея за окном,
Но на смену ледоставу
Поспешает ледолом.
Скоро, словно неудачник,
Не снеся былых обид,
Лёд скукожится, заплачет,
С рёвом к Волге побежит.
Что, сердешный, отсиялся,
Отыскрился под луной?..
Не топиться ли собрался,
Лёд Ледович дорогой?
Брызнет талою водицей,
Набираясь куражу:
«Не топиться, а родниться
С Волгой-матушкой спешу!..»
***
Вновь – аптека, улица, фонарь…
Беспросветный безысходный Блок!
И над всем царит, как государь,
Душный плотный всемогущий смог.
Пожирая голубой простор,
Он сегодня с самого утра
По-драконьи крылья распростёр
Над державным детищем Петра.
Этот город, что тонул в воде
И огнём свободы полыхал,
Агрессивно-щелочной среде
Кто на растерзание отдал?
Город-сказка, голубой фантом,
Миражом завис над топью блат.
Конный деспот в небо вознесён,
Принимая призрачный парад.
***
Негоже тебе, Русь, как бесприданнице,
Кидаться на восход и на закат.
Ты жди-пожди! Все женихи заявятся,
Благоговейно выстроившись в ряд.
Виконты, и маркизы, и посланники,
Наслушавшись про кладези твои,
Из-за границ наедут голоштанники,
Чтоб клясться с пеной на губах в любви.
Растрачивать приданое готовятся…
Но если завтра ты пошлёшь их в бой,
За честь твою и славу не сподобятся
Пролить ни капли крови голубой.
Богатое Бог дал тебе приданое.
Не каждый встречный будет ко двору.
Храни же первородство Богоданное
И ройся в женихах, как бы в сору.
Своими заграничными уловками
Тебя начнут к взаимности склонять –
Духами, золотыми блохоловками –
Тех блохоловок даром нам не нать!
На что, скажите, русской раскрасавице
На шею надевать такой позор,
Коль от рожденья бани не чурается
Маркизам заблошнившимся в укор?!..
… Надменный бритт и сумрачный германец,
Спесивый лях и куртуазный галл…
Ужо мы с женихов поспустим глянец
И поглядим, какой из них удал!
***
Когда я из глубинной дали
Кляну тебя, моя Москва,
Услышь в лирическом запале
Произнесённые слова.
Услышь! Но снова вранья стая
Обсела сорок сороков.
Услышь, оглохшая от грая,
Меня на рубеже веков.
Сорвётся стаей соколиной,
По ходу выстроившись в стих,
Призыв о доблести былинной
С воспламенённых уст моих.
Не стон, не всхлип и не рыданье.
Не о пощаде жалкий торг.
А – из-под сердца восклицанье:
«Я русская! Какой восторг!»
***
С южным ветром встречается огненный ветер востока
И, обнявшись, идут шалобродить в окрестных лугах.
Растревожат и разбередят молодую осоку
И заснут у задумчивой ивы в зелёных кудрях.
Убаюкает их, приголубит печальная ива,
Хоть никто из двоих ей не сужен, не нужен, не мил…
Но легко ли одной коротать бабий век у обрыва,
Вспоминая Борея, который недолго любил?..
Не ему ли так буйно влюблённая ива махала ветвями,
Раскрылиться мечтая, законы природы поправ?..
Окликаема с горних высот отлетающими журавлями,
Корень свой прокляла, но смирить не сумела свой нрав.
С той поры не пленяется ива дыханьем далёкой Тавриды
И гортанным распевом восточных ветров… Ей милей
Ледяное лобзанье посланца суровой Арктиды
И венчальный убор, что сулил ей, расщедрясь, Борей.
Посулил и забыл, и умчался далече до срока
Обряжать в подвенечное платье просторы земли…
Плачет старая ива.
Грустит молодая осока.
С южным ветром в обнимку
Сбираются в путь журавли.
***
Во-первых строках моего письма
Отпишу тебе, мой родной Яик –
Стосковалась я по тебе весьма,
Да и ты, поди, от меня отвык.
Были многие мне - полынь-судьбой –
Ни напевные, ни сугревные.
Повенчалась я лишь с одним тобой,
Одному тебе стала верною.
И во дни, когда благодать да тишь,
И во дни, когда худо-тяжко мне,
Ты, Урал-Яик, в глубине таишь
Дар венчальный мой – перстень яшмовый.
Ты его храни, сквозь него теки.
Разлучают нас – зря стараются!
Есть твои друзья, есть мои враги –
Только нет между ними разницы!
Утечёшь вперёд, поворотишь вспять,
Воскипишь гневливыми волнами…
Ну куда тебе от меня бежать,
Если мною ты окольцованный?
***
Куда от прошедшего деться?
Залить покаянным вином?
Романс «Разорватое сердце»
Надрывно звучит за окном.
Лишь юность способна так гордо,
Презрев прегрешенья свои,
На два примитивных аккорда
Пропеть о высокой любви.
А голос всё выше и выше…
О, как же походит на нас
Котов расшугавший на крыше
Наивный жестокий романс!
Ты морщишься. Ты не в восторге.
Но вспомни, забывчивый мой,
О том, как наивно жестоки
Мы были с тобою весной!
А ты, как котяра домашний,
Вольготно и сытно живёшь.
Забыв о любовном бесстрашье,
Наивный романс не поёшь.
Диана Кан
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
