моя Россия, ты опять в опале, а значит – и с тобою вместе я. там, где недавно ангелы витали, сегодня спасу нет от воронья. и вот уже вчерашние подруги и сёстры не таят недобрый взгляд на груди, что по-прежнему упруги, и поступь, для которой нет преград.
не надо ей завидовать, не надо – не лёгок у неё нательный крест. он вылит в дни блокады Ленинграда из пуль, что первым встретил город Брест. он выкован в сраженьях под Москвою, в боях за Киев, Минск и за Берлин и у России право быть живою окроплено всей кровью тех годин.
что нужно вам, скажите сёстры, братья и бывшие друзья моей страны? вам застят глаз просторов наших платья? вас злит, что родники у нас полны? так мы всегда готовы поделиться и сердцем, и умом и всем, что есть. поймите, что Россия – не Царица, а Женщина, имеющая честь.
МОЖНО…
так и не понял, кто таков я есть на этом белом свете, но мир отпетых чудаков мне ближе, ведь они, как дети, не зная смысла бытия, едят и спят, когда придётся, и не злорадствуют шутя, и не плюют в нутро колодца.
а остальным и невдомёк, что можно, отдохнув на крыше, ни рук не чувствуя, ни ног, лететь всё выше, выше, выше – туда, за полог облаков, где небеса совсем раздеты и всех отпетых чудаков возводят ангелы в поэты.
В МАРШРУТКЕ
"благодаря" угрюмому "водиле", который точно встал не с той ноги, в маршрутке, полной духоты и пыли, витало чувство, что кругом враги.
сначала слишком долго "загружался" полуживой, но грузный, инвалид. "шеф", закурив, свирепо чертыхался и злопыхал:"я вам – не Айболит!"
затем, врубив "музон" на всю "катушку", где в песнях через слово "бля", да "бля", он материл ушедшую старушку, ему не доложившую рубля.
потом его бесили: и очкарик, подавший сильно мятый "полтишок", и пёсик, то ли Бобик, то ли Шарик, пересекавший транспортный поток.
похоже – пассажиров ждала трёпка. не важно – виноват, не виноват, а тут ещё, не по-мужицки робко, в маршрутку сунул голову солдат.
и эти вот кадык, глаза и уши, одетые в х\б и сапоги, пролепетали:"дяденька, послушай! будь другом! пропадаю! помоги!
опаздываю! время – на излёте! и, как на зло, нет денег на проезд! а если я не "нарисуюсь" в роте – меня "комбат" без майонеза съест!"
таксист, с которым всё, казалось, ясно, опешил так, что хоть веди к врачу. и тут на всю маршрутку, громогласно, раздалось:"заходи! я заплачу!"
и сразу все прогнали мысль о страхе, витавшем в душно-пыльной тишине. "а мой сынок – в Нагорном Карабахе!" "а мой племяш Андрюшка – в Астане!"
и потянулись руки, руки, руки с "полтинничком", с "червончиком", с рублём... и "шеф" промямлил робко: "что ж мы – суки? с защитников Отчизны – не берём."
СОЛДАТ
солдат... он только с виду, как скала, покрывшаяся тонкой сетью трещин. в противоборстве с чёрной силой зла он не забыл глаза любимых женщин и часто вспоминает поутру, во взгляде тихой грусти не скрывая, родную мать, подругу и сестру, и чуть солёный привкус каравая.
он молча пьёт сто грамм лишь потому, что чудом вышел невредим из боя, а друг, упавший замертво в дыму, не повод для застолья, а святое! и чувства все, что высказать не смог, слезой упав и растворившись в водке, ещё узнают те, кому их Бог едва ль простит в крови невинных чётки.
солдат... он очень редко видит сны, в которых нет военных лазаретов, прогоркло-душных запахов войны и на гробы положенных беретов. и, проклиная смерти дикий пир, мечтает он, не ведающий страха, дожить до дня, когда настанет мир под небом Иисуса и Аллаха.
ДЕНЬ ТАНКИСТА
кто не помнит Сеньку-тракториста и его "пропитое" лицо?! год за годом он, на День Танкиста, выходил с гармошкой на крыльцо и, усевшись гордо на ступени, от воспоминаний сам не свой, "рвал" меха без устали и лени у своей "тальянки",фронтовой.
скромный самоучка из народа, он не знал о пользе гамм и нот, но играл, шлифуя год от года, каждый, "с боем" взятый им, аккорд, до того душевно и сердечно шлягеры лихих военных лет, что сосед с гитарою, конечно, знал, какой он хилый конкурент.
на дворе грустило бабье лето, чуть звеня желтеющей листвой, и кружило Сенькино "либретто" над деревней тучей грозовой. про Катюшу, про судьбу танкиста, про землянку, вьюгу, без конца... и дрожащий голос гармониста бередил всем души и сердца.
через полчаса его концерта выходила из дому жена. выносились: стопка, сигарета и бутылка красного вина. Сеня делал долгую затяжку, ловко откупоривал "агдам" и плескал желающим в рюмашку со словами:"за прекрасных дам!"
это было, вроде, так недавно, но всё чаще кажется – давно. не поёт гармонь о самом главном, не выносят стопку и вино... скоро и не вспомнят гармониста, позабыв и имя, и лицо, что не мог не выйти в День Танкиста со своей "тальянкой" на крыльцо.
ВЕСНУШКИ
мой взводный, вечно хмурый, словно чёрт, вдруг ухмыльнулся и сказал устало: «сегодня ночью делаем проход на минном поле, чтоб оно пропало. пойдём: я, ты и тот рябой боец, что к нам из окруженья вышел с боем. гутарят – он по этой части спец, ну, а покуда – отдыхать обоим».
ночь задалась – ни месяца, ни звёзд, на радость всем троим, как по заказу, и этот, что прорвался, – вот прохвост! – на первую из мин наткнулся сразу. он разобрался с нею в чёрной мгле как ювелир, вооружённый лупой, и поползли мы дальше, по Земле, не веря в то, что смерть бывает глупой.
работа как работа... тут, браток, знай не зевай, но делай всё без спешки, иначе, стоит дёрнуться чуток, достанется всем сразу «на орешки». уж сколько я «перепахал» полей, напичканных довольно разной дрянью, но этот, что стал третьим, дуралей, похоже – к нам прибился по призванью.
ночь на исходе... вроде всё «зер гуд», и взводный сделал знак: «идём обратно». ну что же, поживём ещё... и тут тот, незнакомый, прохрипел: «ребята... ещё одна... придётся попотеть... здесь механизм... мне не понятный что-то... вы возвращайтесь... скоро буду, ведь фартовый я... шуруй домой, пехота».
и мы «ушли», утюжа мокрый снег озябшими от сырости телами. там, позади, обычный человек, скорей всего, уже простился с нами. он просто ждал, когда мы уползём подальше от проклятой этой мины, а мы с тоскою думали о нём – о прикрывавшем грудью наши спины.
как ни смотри – всё просто на войне: любой из нас готов к смертельной сечи. раздался взрыв и в мрачной вышине вдруг загорелись звёзды, словно свечи. и через час, голодный и сырой, цедя холодный спирт из мятой кружки, подумал я о том, что звёздный рой не что иное, как его веснушки.
Леонид Карпов (Карелия)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"