Много громких стихов о России...
Из новой книги
* * *
Много громких стихов о России.
Только грустно бывает читать…
И рифмуют, и пишут красиво,
И твердят, что Россия нам – мать.
Да, Россия – нам Мать. Как и Божья…
Хоть сие неподвластно уму,
Но они друг на друга похожи,
Так похожи, что… сам не пойму.
Не пойму, почему обречённо,
У зажатого, словно в тиски,
От какой-нибудь веточки клёна
Что-то дрогнет внутри от тоски.
Дрогнет, больно кольнёт и отпустит,
На все стороны хоть уходи.
И уже ни тоски, и ни грусти,
Только холод. И пусто в груди.
Как в гробу. А вернее, – на кухне.
Ты один, не замечен никем,
Ждёшь, когда сигарета потухнет
В чуть дрожащей и вялой руке.
И глядишь на икону. И в дрожи
Вдруг подумаешь… страшно сказать…
Как они друг на друга похожи –
И Россия… и Божия Мать.
* * *
На солнечном закате, на берегу реки,
Под тихую беседу курили старики.
Их разговор сермяжный сводился к одному:
Кто был в деревне первым, и умирать кому.
– Ты, Ваня, не посетуй, но это буду я;
Ведь ты всю жись был первым, щас очередь моя.
– Ну, вот ещё… придумал, – сказал ему Иван, –
А кто мою Глафиру тогда отвоевал?!.
– Она меня любила, – ответил просто Пётр.
Ивану ж показалось, что Пётр как будто горд.
– Она тебя жалела, – Иван пустился в спор…
– Она тебя… – И долго б их длился разговор,
Когда бы за погостом, где полыхал закат,
Их не окликнул кто-то, как много лет назад.
И оба замолчали, курили вновь и вновь,
Что смерть не поделили, как первую любовь.
ВИШНЯ В ЦВЕТУ
Что за ночь!.. Эту ночь ты хоть как назови,
Всё равно – хоть соблазном, обманом…
Щебетали своё соловьи,
Полоща горло хладным туманом.
Ветки вишен, купаясь в цветочном дыму,
Собирали росу по крупицам,
И уже никогда не пойму – почему? –
Вдруг захочется снова влюбиться.
Снова стать молодым. Но не выгоды для
И не славы, которой хватало…
Ощутить, как дышала когда-то земля,
Полной грудью со мною дышала.
Чтоб душа нараспашку, как вишня в цвету,
Соловьём майским ночью звенела…
О, тогда я не видел её наготу, –
Видел только лишь бренное тело.
Видел то, что давно бы хотелось забыть,
Что вовеки теперь не приемлю…
В эту ночь почему-то так хочется жить…
Просто жить. И любить эту землю.
ЗВЕЗДОПАД
Вечер был угрюм и молчалив.
Ждали, как обычно, электричку.
Кто-то, сигарету закурив,
Просто так держал зажжённой спичку.
Кто-то к окнам кассовым приник,
Сквозь толпу проталкивался кто-то…
Словом, как положено, в час пик
Много было всякого народа.
Звёзды с неба, будто невпопад,
Сыпались, как спички, догорая.
И не знали люди, что стоят
У порога ада. Или рая.
ПОКАЯНИЕ
Она смотрела, как смотрят дети.
Средь падших женщин всегда в «чести».
Могла умело расставить сети,
Любого мужа с ума свести.
Но было чудо: Бог дал ребёнка,
И светлый ангел слетел с небес.
«Святая», – кто-то сказал негромко.
«Сошла с ума», – засмеялся бес.
РУССКАЯ ГОЛГОФА
С полынной скорбью на устах,
Молитву вечную читая,
Она – незримо – у Креста
Стояла, Крест свой ожидая.
Из многих ран сочилась кровь
И впитывалась в древесину,
И Тот, Который есть Любовь,
Уже молился за Россию.
ДОЛЯ ГОРЬКАЯ
По небесному всполью,
Свой оставив удел,
Чтоб испить горьку долю,
Ангел к русским слетел.
И, явившись к застолью,
Долго думал, спросил:
«В чём же горькая доля?»
И свалился без сил.
* * *
Спасибо, Господи, за всё…
За первый вдох и вдох последний,
За Русский Крест, что мы несём
Голгофою тысячелетней.
Мы без Креста ни то, ни сё,
Мы без Него совсем бессильны…
Спасибо, Господи, за всё…
И всё же… не оставь Россию.
СОРОКОВИНЫ
Посвящается Вячеславу Ерохину
«Мы с тобой ещё выпьем, мой друг, –
Был последний его звонок
(То ли голос дрожал на ветру,
То ли хмель подкосил его слог):
– Мы с тобой никогда не умрём…
В этой жизни так много всего…».
…Он был прав: мы всегда вдвоём,
Только пью я теперь без него.
* * *
Почему всё так глупо, нелепо?..
Мысли на удивленье просты…
Как январское стылое небо,
Полевые в июне цветы.
Да, всё просто. А может, и сложно.
Так случается в полубреду:
Ты на ощупь идёшь, осторожно,
Вдруг оглядываясь на ходу.
И внезапно становится ясно,
Даже где-то вдали просвет,
И уже не пугает опасность,
И на всё есть как будто ответ.
Даже смерть подозрительной лаской
Не пугает безликим лицом…
Лишь захочется в детскую сказку,
Хоть с наивным, но добрым концом;
Где не пишут стихи на потребу,
Не кривляют усмешечкой рты,
Где январское чистое небо,
А в июне так дивны цветы.
ОДНА
Ты закроешь за мною двери
И в холодную ляжешь постель.
Стрелка в телеэкране отмерит
Час последних ночных новостей.
Вновь покажут волнения где-то
И, под титры бегущей строки,
Ты, наверно, услышишь соседа,
Его – сверху – глухие шаги.
От бессонницы он неприкаян
И, похоже, совсем одинок.
Только ты, ни во что не вникая,
Лишь уставишься зло в потолок.
Также зло, вперив взгляд в телевизор,
Ты, с навязчивой мыслью: «Абсурд!..»,
Вдруг с каким-то не женским капризом
Бросишь с неким отчаяньем пульт.
* * *
Зной звонил во все колокола.
Город мстил. Но в мареве, над смогом,
Полыхали в небе купола
И крестами прославляли Бога.
Выезжал из города народ
И жарой и шумом утомлённый.
С постных лиц стекал солёный пот.
Не кровавый, а ещё солёный.
* * *
Что– то стало не так.
Что-то здесь по-другому.
И дома, и машины, и звуки не те.
Словно кто-то чужой полоснул по живому.
Как веслом, лишь оставив круги на воде.
Что ж, бывает и так, убивают без крови.
Без удавки и яда.
И даже без слов.
Впрочем, можно и словом… не двинув и бровью.
Этот способ, конечно же, тоже не нов.
Пошатнётся земля.
Скрипнет наст под ногами.
И окажется, свет впереди – эшафот.
Но так было всегда.
И так будет веками.
А паденье... ну что ж… это тоже полёт. Геннадий Карпунин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 