На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Литературная страница - Поэзия  

Версия для печати

Выстрел в окно

Из дневника Кавказских войн

ВЫСТРЕЛ В ОКНО

 

Он что-то ловит ртом.

Пришли. Поцеловали.

Забрезжил. И приник.

Ушли. И он погас.

… Да, в наши дни. Роддом.

Суконный мрак. Цхинвали.

Новорождённый крик,

спелёнатый до глаз.

 

Ту ночь не преломить:

последняя кулига.

По нити на сукне

стекает время. Но

поистончилась нить,

теперь уже полмига

до высвета в окне,

до выстрела в окно.

 

Рванулся выстрел, ал,

и ржаво осветился,

он грозный был пароль,

а отзывом – дитя.

Раскрытый рот орал

по-южноосетински,

на общий эту боль

в себе переводя.

20 марта 1991

 

***

Удаляется Грузия, всё удаляется

и сама удивляется: как это так!..

И всё меньше ей солнечных дней уделяется,

и в глазу у неё грозовой кавардак.

 

А любовь моя тайная не утоляется,

утомляется, сякнет, мельчает, мельчит,

то Куре остановленной уподобляется,

то, как если б оглохла Арагви, – молчит.

 

Но не глохнет Арагви, Кура – укротима ли?

«… Эй, куда вы?! И вопли бросаются вплавь,

и сдвигаются дни боевыми картинами,

и из тайной любви выявляется явь.

 

Приближается Грузия, всё приближается,

на себя обижается или на свет,

принижается в распрях, слезой приблажается,

к тишине приглашается выстрелу вслед.

 

Я разбитым проспектом пройдусь Руставелевым,

и споткнусь о расстрелянный старый пилястр,

и на гильзу наткнусь разуменьем растерянным,

и склонюсь, и надежда меня не предаст.

18 января 1992

 

СУХУМИ, 14 АВГУСТА 1992

 

               Памяти Дмитрия и Георгия Гулиа,

              памяти мирного Сухуми

 

Живы, как прежде, и не постарели,

добрые, о́б руку, оба, –

выйдут опять на проспект Руставели

с улицы длинной Лакоба.

 

Этот вот – Дмитрий, премудрый и горький,

чист, как на мраморном бюсте.

Этот, с задумчивой шуткой, – Георгий,

в приступе чести и грусти.

 

Это – отец, вислоух и классичен,

сын в прозаичном берете.

Что им Сухуми сегодня приспичил?

Спали бы мирно в бессмертье.

 

Вышли. А драка!.. В саду и в квартире.

Бой – у стены, на ступени.

– Что бы на это сказала Фати́нэ?

– Верно, сказала б: «Сдурели!..»

 

Город – в безумии, в полном комплекте

гневного боезапаса,

тут «на делах» не такие, как эти,

тут и бессмертным опасно.

 

Тут не стихи и не проза. Не сказки.

Тут не до ахов-рассказов:

город стреляет в грузин по-абхазски

и по-грузински – в абхазов…

 

– Страшно мне. Рыщут от стара до млада,

спины  под страхом сутуля.

– Смерти единой на всех маловато.

– Я понимаю. Но пуля?..

 

Тонут, отец, тротуары в разбоях,

выстрела ярость драконья.

– Пуле одной не убить нас обоих.

Смерть – это дело другое.

15 августа 1992

 

МЕЖ ДВУХ ОГНЕЙ

 

Ну, что же… проводи меня, о мати,

и ты, «безвестный» отче, – проводи,

я буду там один, ни в чьей команде,

один – клейменный смертью не в кровати,

един – меж двух обрезов, посреди.

 

Я так любил с младенчества Кавказ,

его каркас извилистохребетный,

упрямство моря, эха клич победный,

и там я начинался, неприметный,

теперь мне там закончиться как раз.

 

… Ползла заря кавказская – и я́ с ней,

и было нам все выше, все ясней,

и весь, от той вершины и до сей,

его прошёл я. Там теперь ужасней,

чем на краю. Но с краю быть – опасней,

и я с бедой кавказской: вместе, с ней.

 

Чего терять? Я пожил, сколько мог,

в комок сжимался, гордо выпрямлялся,

и неприятство прятал за приятство,

смеялся, клялся в нежности – и мок

под милыми дождями и слезами,

и кожей змей – года с меня сползали,

теперь – чего ж?.. я пожил… как уж мог.

 

Меж двух огней я стану, посредине.

Простреленные плечи так болят…

А ты, убийца-выстрел, посвети мне

средь ледянистых конусов-палат.

Один, из сил последних, предпоследних,

и пусть их с двух сторон в меня палят:

в любовь и в кровь, и в бровь, и в глаз – подряд! –

 

в висок и в лоб, в беспомощную дужку

слепых очков, готовых вдруг прозреть,

во всё что есть: в желанья, в жизнь и смерть,

в лицо, в затылок – лишь бы не друг в дружку,

лишь не себя б с лица любви стереть.

………………………………………....

…………………………………………

Иль благородный пламень ваш затух?

Не подвергайте честь свою лишенью,

соседа – мщенью, горечи – старух.

Мне надо стать средь ваших заварух

живым барьером, чучелом, мишенью.

Флажком белейшим вам машу, немею,

считаю про себя: до трёх… до двух…

18 декабря 1992

 

ЧТО, РОССИЯ?..

 

Что, Россия, – выбилась, устала?

Стоном расплатилась за добро?

 

… Рвали перстень, тискали у стана,

жгли у плеч кровавое тавро,

жирно объедали, обпивали,

обирали начисто, с лихвой,

и преуспевали в отпеваньи

над ещё красивой и живой;

по сто раз в лицо орали на день,

врали всяк, кто чист и прокажён,

теребили, как младенец – матерь,

мяли, как молодку – ухажёр,

били в грудь, забыв про суть, про милость,

вили вервь – утишить, удушить…

 

Вырывалась, гневная, прямилась –

доглядеть, дочувствовать, дожить.

 

Чем взбесила родинка у шеи?

Чем некстати родина пришлась?

Неужели даром хорошели

сны твои? Рассыпались, крошась.

Неужели – те ли, все ли, я ли –

из княгинь свели тебя да в грязь,

неужели мало было яви,

чтоб и сны рассеять, озверясь?

 

Но – вставала, слепо, как с тумана,

а потом яснела, как и встарь,

молодела, светлая, ступала –

дорешить, дозвать себя: восстань!

И слыхали скот и обирала

чистый клич: «Попробуй-ка, смоги!..» –

Уходила, чести не теряла,

лишь теряла туфельку с ноги.

 

А сынам своим достойным – нежно

за́ плечи обняв и ширь внуша,

громче гроз нашёптывала: «Нешто

стерпит дольше наша-то душа?

Исполать! А тем несдобровати,

зычным, грязно-алчным, как ни смой.

В новый путь и в новый день ступайте,

да не в чей, а в наш, святой и свой!»

………………………………………..

………………………………………..

Пусть кругом несносно и неясно,

день скулит продажно, кость грызя;

боль кругом – но вражьим татям на́зло

в боль раскрыла ясные глаза,

назло лицедею, лиходею

доброе лицо открыла в боль,

улыбнулась: «Я-то молодею –

вам-то, старым недругам, вольно ль?..»

21–22 марта 1993

 

***

Приехал электричкой и, сойдя,

пробрёл меж грядок лука и редиса

и в третий раз я к жизни возвратился,

к земной, привычной, – из небытия.

 

Таков порядок счёта числовой,

таков Устав той службы караульной,

когда в беде, кровавой и разгульной,

стоишь ты, безоружный часовой.

 

И снова караулю я «Маяк»,

и всё над той же кровлей тополь тот же,

и из-под Псоу окрик – тот, но строже,

и снова сдал я духом и обмяк,

 

и счёт-возврат – он будет всё крепчать,

и было три, и будет и четыре,

и вновь прощаться будут в Очамчире,

и в Гудауте девочка кричать.

8 июня 1993

 

***

Я вам настырно твердить не брошу,

впредь образумить вас норовя:

не раздавите коровку Божью

и муравья!

 

Вас, богачей, богоборцев, бо́мжей,

я заклинаю, прошу, молю:

не навредите коровке Божьей

и муравью.

 

Совесть взывает – вынь да положь ей! –

нежно ступать в траве-мураве,

не забывать о коровке Божьей

и муравье.

 

Будьте любезны быть осторожней

с жизнью людской, смиря неуём.

будьте любезны с коровкою Божьей

и с муравьём!

10 октября 1993

 

P.S. Мы не знаем, вёл ли самобытнейший волгоградский поэт, журналист, книгоиздатель Александр Колль (1933 – 2001) в начале девяностых годов прошлого века полевой дневник во время своих неоднократных командировок на Кавказ, – в его вдруг заполыхавшие межэтническими усобицами и войнами внутренние пограничья. Но тематика стихотворной публицистики Колля той поры, бережно соблюдённые самим автором даты, – всё убедительно свидетельствует: образ такого дневника-летописания был для поэта твёрдо осознанным волевым актом и, одновременно, духовным императивом его державного мировосприятия. Осенью нынешнего 2013 года исполнится 80 лет со дня рождения поэта, члена Союза писателей России, чье обширное словотворчество в силу ряда субъективных причин до сих пор всё ещё не оценено по достоинству даже представителями критического цеха. Нынешняя публикация – не первое знакомство читателей «Русского Воскресения» со стихами того, кто по праву достоин возвращения в число самых востребованных сегодня поэтов России. А потому мы считаем своим долгом соучаствовать в «воскрешении» Александра Колля и впредь.

Ю.Лощиц, член редакционного совета «Русского Воскресения»

Александр Колль


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"