В белой станичке кубанской
Из поэтической тетради
***
Бежит за кубанским мальчишкой война,
догонит, отстанет – и гонится, гонится,
и хаты станичной стемневшая горница
укрыть или выдать мальчишку вольна.
Укрыть или выдать? Мелькнут города,
станицы, столицы, районные центры
и к пеплу и пороху – пыли и цедры
добавят в дороге, и вся доброта.
Мужает мальчишка, растёт на бегу.
Предместья, предгорья да степи-курганы…
Спиралями, адского рая кругами
кружи́т и кричит он: – Отстань, не могу!..
Стареет, седеет. Считал сентябри,
да сбился от бега. И дело-то в счёте ли?
«Полвека гоняешься. Сколько ж ещё тебе?
Я выбыл. Я выдохся. Хватит. Бери!»
9 мая 1992
***
В белой станичке кубанской – зи́мне.
Печка погасла, омертвлена.
Надо за «жаром» бы к тёте Зине,
да за порогом снег и война.
Трое мы в мире, три тени в сборе:
профиль, плечо, поперёк – рука.
А за стеной, содрогаясь в сбое,
чешет пурга о порог рога.
Колется вьюга, стучит о ставни,
вьётся, вздымается, вдаль дымя.
Бабушка молится: «Не остави,
ой, не остави, Господи, мя!»
Сами смекните, пургу спросите ль,
слёзно о чём это мать зовёт.
«Господи! Сына спаси, Спаситель,
да отгони войну от ворот».
Третий… Прости, Господь, неумельца.
Ты ему разуму, снег, навей.
«Мне бы губную стащить у немца –
вот бы «Катюшу» сыграть на ней!..»
27 сентября 1993
***
Мать, а там и бабушку
как-нибудь и я
тихо, в шопот, вызову
из небытия,
выпростаю, вызволю
из недвижной тьмы,
обниму, как сызмалу:
вот и трое мы!
Выйду в утро, в позолоть,
вьявь, как на юру:
в невидимки поздно ведь
затевать игру.
Мать, а с ней и бабушка,
сзябнув в охолод,
в помидорный, в тыквенный
ступят в огород,
там ботва губастая
растянулась в смех;
им-то старь кубанская
памятнее всех,
а меня, нелишнего,
вспомнят или нет –
это от Всевышнего
сыдет им ответ.
Их из мира косного
по траве-канве
садик абрикосово
подведёт ко мне;
средь стручков-горошинок,
вызван бузиной,
вот он, я, заборошенек, –
что ж вы не со мной?
Но того заброшенка
узрят? – враз? – не враз? –
это уж как Боженька
даст на то указ.
13 ноября 1995
ДЕВА-ЗАСТУПНИЦА – РЕЧКА РАЕ́ВА
В древности: в детстве, за рожью, на ре́це…
Солнце звало пацанёнка погреться,
мрела Раева и, что ни скажи,
рябью рябела, дышась в камыши,
и отдышала мальчонка – кубанской
лаской речной в чужине оккупантской,
ряской речной заплела и спасла
в годы без месяцев, в дни без числа.
Дева-заступница – речка Раева!
Там, от избы от читальни налево,
там, по-над хатами, вбок от плетней.
… Или уж так распонравилось ей,
илом почмокав, затягивать тинку,
чтоб не пройти сапогу да ботинку?
Но ни ботинок у нас, ни сапог.
ряска с разутых свивается ног.
Бел небосвод, оскользнувшись о воду.
А пацанёнок-то гордого роду,
масти столичной да княжих кровей.
Ты от усмешки, река, не кривей,
он же ведь твой – що и свиту нэ бача,
с грязной гурьбой, по-кацапски балача, –
в тине и в солнце, в пылу и в тени:
вин – як кацапскии хлопци тии.
Это не мне ли, разбросивши мели,
речка Раева дарилась, не мне ли?
Это не я ль, не боясь, что стону́,
тут косолапую ставил стопу, –
и утопала: мальчишья, босая?..
____
Всё это было давно: до Писанья,
где параллели сходились в одно, –
до Мирозданья, до Замысла. До!
Я и прощанья туда не заброшу.
… В древности: – в детстве, на ре́це, за рожью.
13 марта 1994
НАПОСЛЕДОК
... и белую скину рубаху,
и тихо, как свет, упаду.
Но, даже и наземь упавши,
над слабостью приподымусь,
увижу травинку у пашни,
татарник, боярышник, Русь;
а там отползу на поляну
и, если отсрочку мне дашь,
привстану и выше погляну,
но... выше России – куда ж? Александр Колль (1933 – 2001)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 