Птицы

СОРВАНЕЦ

Вот бы стать мне мальчишкою снова

И не знать, сколько в мире тревог,

Постигать настоящее Слово

На распутье житейских дорог.

 

И в родимую хату примчаться

За краюхою хлеба к ночи.

С кем подрался? Где был? – не сознаться

И уснуть возле теплой печи,

 

И бродить заколдованным садом,

И в мечтах своих детских летать,

Знать, что мама находится рядом

И умеет ошибки прощать...

 

В мире все повторяется снова,

И теперь, как когда-то отец,

Я сынишку “пытаю” сурово:

С кем подрался? Где был, сорванец?

 

 

ПАМЯТЬ

 

Я как в детстве прижался к стене

Старой хаты с проваленной крышей

И гляжу, как кружит в вышине

Белый голубь, взлетая все выше.

 

Разобрали соседи крыльцо,

Голубятню зачем-то сломали,

Вдруг увидел отцово лицо

Из далекой пронзительной дали.

 

Был скупой на слова и суров,

Но глаза его сразу теплели,

Когда голуби дружно на зов

С воркованьем и шумом летели.

 

Мне пора уходить в новый дом.

Сердце болью щемящею сжало –

Светлой точкой над мертвым двором

Память в небе о бате летала.

 

МЕЧТА

 

Белым днем у книжного киоска

У мальчишки рубль отобрали,

И стоял он белее воска,

Ноги будто чугунными стали.

 

От бессилия он задыхался,

И от слез ресницы дрожали,

Только что он с мечтою расстался –

Злые люди ее растоптали.

 

Он о книге мечтал со стихами,

С нетерпением ждал, когда купит,

Чтоб вручить в день рождения маме,

Знал, что эти стихи она любит.

 

Ту рублевку копил он недели,

Все копейками, пятаками,

И тайком перед сном в постели

Их считал, чуть звеня медяками.

 

Вечерело, киоск закрывался,

Но стоял рядом с ним мальчишка,

Сквозь стекло он смотреть пытался,

Где лежала мечта его – книжка.

 

ОЖИДАНИЕ

 

С утра на кухне стала суетиться –

К обеду сын приехать обещал,

И сердце ожиданием томится,

Давненько он ее не навещал.

 

Пурга стучится в окна снежной крошкой

Тропинку к дому выстелил ледок...

Но стынет к ночи чугунок с картошкой,

Закутанный заботливо в платок.

 

НИЩИЙ

 

В галошах рваных на босую ногу,

В пальто дырявом летом и зимой

У каждого двора молился Богу

Бездомный нищий с жалкою сумой.

 

До самых звезд бродил старик с котомкой

От ближнего до дальнего двора.

И помню, как всегда гурьбою звонкой

Вокруг него кружила детвора.

 

Не обижали старика – жалели,

В послевоенной нашей нищите

Жить люди дружно, весело умели

И находили место доброте.

 

И, помня детство, нищего котомку,

Сквозь черствость и людскую суету

Годам прошедшим я кричу вдогонку:

– Верните нам былую доброту! –

 

И, как тот нищий, я брожу с сумою

Среди душевной нашей пустоты

С одной всего лишь просьбою простою:

– Подайте, люди, крохи доброты.

 

Но почему-то часто я встречаю

Колючий взгляд и сжатые уста...

Исчезло милосердие? – Не знаю!

Но до сих пор сума моя пуста.

 

В ЦЕРКВИ

 

Покоем душу окружило:

Хор певчих, трепет, благодать,

И смотрит на меня пытливо

С иконы старой Божья Мать.

 

Сияет добротой икона,

Умытая рекою слез,

И дышит вечностью с амвона

Распятый на кресте Христос.

 

А рядом молятся старухи:

– Спаси, Господь, и сохрани

От войн, болезней и разрухи...

И долго крестятся они.

 

Свеча в руке тихонько тает,

И обжигает пальцы воск,

И вера к сердцу подступает,

Снимая с жизни прежний лоск.

 

ГОЛОС

 

Над улицей протяжно, высоко

Знакомый голос спозаранку плыл,

Единственное слово: «Мо-ло-ко-о-о-о», –

Зазывно, по слогам он выводил.

 

Стекались люди сонным ручейком,

Спокойно и без всякой суеты

Бидоны наполнялись молоком,

А души – теплым чувством доброты.

 

Давно иссяк тот ручеек людской,

И голос нас не будит, не зовет.

Теперь с невыразимою тоской

Грусть о былом над улицей плывет.

 

КАКАЯ ТИШЬ

 

Какая тишь!

Заснули лес и нивы,

Лодчонка тенью по реке скользит,

Лишь ветер, заблудившись в ветвях ивы,

Листвой ее играя, шелестит.

 

Какая тишь!

Прохладой умываюсь,

Прошу природу ночь не торопить:

Как редко в жизни с красотой встречаюсь,

Так хочется подольше в ней побыть.

 

Какая тишь!

И месяц в небе тоже,

Залюбовавшись тишиной, застыл...

С годами все становится дороже,

Чем раньше очень мало дорожил.

 

Какая тишь!

 

ВРЕМЯ УСТАЛО ОТ БЕГА

 

Сердце зовет постоянно,

Тянет меня без конца

В край, где бегут неустанно

Воды седого Донца.

 

В край, где душой отдыхаешь

В мире лесной тишины,

Жадно, всей грудью глотаешь

Воздух целебный сосны.

 

Дымки рассветные тают:

Контуры монастыря

Дивной красой проступают,

Сказочный образ даря.

 

В роще дубы величаво,

Молча стоят под горой,

Травы у ближнего става

Шепчутся между собой.

 

Лилии хлопьями снега

Тают в заросшем пруду.

Время устало от бега,

Замерло здесь на виду.

 

Сердце зовет постоянно,

Тянет меня без конца

В край, где бегут неустанно

Воды седого Донца.

 

птицы

 

Черный дым достигает небес,

Стаи птиц поднимаются с гнезд:

Полыхает пожаром их лес,

Тьма скрывает сияние звезд.

 

Кто укажет спасенье в пути

Над горящей землей их отцов?

Где спокойное место найти,

Чтоб себя прокормить и птенцов?

 

Те, в ком гордость и дух послабей,

С милой стаей прощались тогда,

Улетали с отчизны своей,

Кто – на запад, а кто – в никуда.

 

Тем, кто мужество смог сохранить,

Пересилив и слабость, и страх,

Предстояло огонь погасить,

Чтобы в белых летать облаках.

 

СЛОВО

 

В трамвае возле ног чужих

Увидел клок газеты,

На нем мелькнул знакомый стих

Про тихие рассветы...

 

И болью отозвался слог,

Коснувшись сердца снова,

И вырвал я из-под сапог

Растоптанное слово.

 

РАССТАВАНИЕ
                 Кирилловым

 

Напоследок гляжу я тоскливо

На покинутый старенький дом,

И знакомый мне пес сиротливо

Заскулил за соседним двором.

 

Не скули, мне ведь тоже не сладко

От потери и частых разлук,

Моя жизнь протекает не гладко:

Одна радость – на тысячу мук.

 

Боль одна – не зайти больше в хату,

Где душою всегда отдыхал,

Разве можно восполнить утрату,

Если что-то в душе потерял...

 

А когда повстречаемся снова,

Вспомним мы у другого крыльца

Теплоту того, прежнего, крова

И смешного лохматого пса.

 

ЗВОНАРЬ

 

Как некстати звонарь расхворался,

Тишину поселив за окном,

Почти век со Всевышним общался

Колокольным седым языком.

 

А когда месяц с небом развелся,

К церкви дед, обивая росу,

С мальчуганом соседским поплелся –

Праздник Божий почти на носу.

 

И на звоннице долго, с любовью

Колокольные нити ласкал,

И щемящим, надтреснутым звоном

Паутину тиши разорвал.

 

И, как раненый зверь, звон метался,

Всех вокруг своей болью будил,

Будто знал, что звонарь с ним прощался

И последний раз Богу служил.

 

А разбуженный ветер спросонок

С деда шапку порывом сорвал,

И ее осторожно мальчонок,

Как судьбу, на себя примерял.

 

МАТЬ

 

В руках худых, иссохших – фото сына,

В глазах – мольба, надежда и печаль...

Священная в величии картина –

Ждет мать, подслеповато щурясь вдаль.

 

– А, может, кто узнает, может, слышал

Про Петьку-забияку моего?

Всмотритесь в фото – вот красавец вышел!

Он весь в отца, взгляните на него.

 

Пришла бумага – без вести пропавший,

Ни жив, ни мертв, а просто так – пропал...

Вот сколько лет я жду – придет уставший

И скажет: «Здравствуй, мать. Прости, устал…»

 

Одной тоскливо в доме суетиться,

Смотреть на фото в рамке и молчать.

Как жаль, что не обучена молиться,

Хоть этим дни могла бы коротать.

 

Вернись, сынок, недолго мне осталось,

Вернись, родной, пока еще жива,

От этой жизни я прошу лишь малость

Успеть сплести внучатам кружева...

                                Вернись, сынок!