Антология военной поэзии 75-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается
Александр АРТЁМОВ
1912 – 1942
Родился 14 июня 1912 года в селе Фрол Коробовского района Московской области. В 1940 году Александр Артёмов поступил в Литературный институт имени Горького. В июне 1941 года ушёл добровольцем на фронт. Александр Александрович Артёмов погиб в боях за Родину в 1942 году.
ХАСАН
На ветру осыпаются листья лещины
И, как яркие птицы, несутся в простор.
Покрываются бронзой сухие лощины
И горбатые древние выступы гор.
Над кривым дубняком, на крутом перевале,
Опереньем сверкая, взлетает фазан.
В окаймленье вершин, как в гранитном бокале,
Беспокойное озеро — светлый Хасан —
Расшумелось у сопок, шатая утёсы,
Поднимая у берега пенный прибой.
И волна, рассыпая тяжёлые слёзы,
Бьётся глухо о камни седой головой.
Так о сыне убитом, единственном сыне,
Плачет старая мать, будто волны у скал,
И в глазах её выцветших долгая стынет
Напоённая скорбью великой тоска.
Молчаливые горы стоят над Хасаном,
Как тяжёлые створы гранитных дверей,
И повиты вершины белесым туманом,
И разбиты утёсы огнём батарей.
И на склонах исхлёстанной пулями сопки,
На камнях обомшелых, в покое немом,
Под косыми камнями ржавеют осколки
Отвизжавших снарядов с японским клеймом.
Угасает закат, ночь идёт на заставы.
Грозовое молчанье тревогу таит.
Нерушимой вовек, будто памятник славы,
Высота Заозёрная гордо стоит.
1939
НАСТУПЛЕНИЕ
Пугливо метнулись вороны
Над врытыми в снег валунами.
Вся в оспинах чёрных воронок
Поляна легла перед нами.
Немного правей, у болота,
Где бой завязался, наверно,
Как дятлы, стучат пулемёты,
Упорно и чуточку нервно.
Мы прыгаем с кочки на кочку,
Ложимся, за ротою рота,
И ухает глухо, как в бочку,
За спинами бас миномета.
«Вперёд!..» Поднимаемся молча,
Повзводно, готовые к бою.
Над нами тягуче, по-волчьи,
Снаряды бризантные воют.
Невидные лыжные тропы
К поляне ведут, а за нею
От едкого дыма темнеют
В пологих сугробах окопы.
До них недалёко. Мы снова
Встаём, ожидая приказа.
Короткое резкое слово
По ротам проносится сразу.
«В атаку!..» Четыреста глоток
«Ура!» понесли, подхватили
На скованных льдами болотах,
В наносах серебряной пыли.
Когда же надолго устали
Гранаты греметь,
Над штыками
Деревья, как пленные, встали
С простёртыми к тучам руками.
Март 1940 Москва
Вячеслав АФАНАСЬЕВ
1903 – 1943
Великая Отечественная война застала Афанасьева в Москве. Поэт ушёл добровольцем в народное ополчение, затем — в партизанский отряд. Погиб в сентябре 1943 года в бою за освобождение Смоленска.
«Застигнутый последней метой…»
Застигнутый последней метой
И не успев всего допеть,
Благословлю я землю эту,
Когда придётся умереть.
Благословлю её за воздух,
Дыша которым был я смел,
За светлых рек живую воду,
Где телом и душой свежел.
За поле знойное пшеницы,
За сёла и за города,
За наш достаток, где хранится
Зерно и моего труда.
Благословлю земли просторы,
Где жил я здесь в наш светлый век,
Любил её моря и горы,
Как мог свободный человек.
Что здесь учился у народа
Петь песни ясной простоты
И украшать трудом природу
Во имя счастья и мечты.
1940
Всеволод БАГРИЦКИЙ
1922 – 1942
Родился в Одессе в семье известного советского поэта. С первых месяцев войны работал в «Литературной газете» и учился в Литературном институте. В октябре 1941 года, освобождённый по состоянию здоровья от воинской службы, был эвакуирован в Чистополь. В январе 1942 года, после настойчивых просьб, получил назначение в газету «Отвага» Второй ударной армия Волховского фронта, которая шла к осаждённому Ленинграду. Погиб 26 февраля 1942 года в деревне Дубовик около Любани во время налёта вражеской авиации. Похоронен возле села Сенная Кересть, недалеко от Чудова.
ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!
Я помню,
Мы вставали на рассвете:
Холодный ветер
Был солоноват и горек,
Как на ладони,
Ясное лежало море,
Шаландами
Начало дня отметив,
А под большими
Чёрными камнями,
Под мягкой, маслянистою травой
Бычки крутили львиной головой
И шевелили узкими хвостами.
Был пароход приклеен к горизонту,
Сверкало солнце, млея и рябя,
Пустынных берегов был неразборчив контур…
Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя!
Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищ,
Пусть смерть бредёт по улицам твоим,
Пусть жжёт глаза горячий чёрный дым,
Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,
Одесса, город мой,
Мой спутник и товарищ,
Одесса, город мой,
Тебя мы не сдадим.
1941
ОЖИДАНИЕ
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: «Замёрз, не могу».
Видели мы — и вскипала кровь —
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь
Ждать, негодуя, ждать и терпеть.
По чёрным деревьям всходил рассвет.
По чёрным деревьям спускалась мгла.
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя ещё не пришла.
Слушали (таял снег в кулаке)
Чужие слова, на чужом языке.
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звёзды февральские пересчитал.
Ракета всплывает и сумрак рвёт.
Теперь не жди, товарищ! Вперёд!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьём…
А ты, ефрейтор, куда бежишь?!
Пуля догонит сердце твоё.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма… И снова в путь!
1942
ВСТРЕЧА
Был глух и печален простой рассказ
(Мы в горе многое познаём)
Про смерть, что чёрной грозой пронеслась
Над тихой деревней её.
…Немало дорог нам пришлось пройти,
Мы поняли цену войне.
Кто, встретив женщину на пути,
О милой не вспомнит жене?
…Она стояла, к стене прислонясь,
В промёрзших худых башмаках.
Большими глазами смотрел на нас
Сын на её руках.
«Германец хату мою поджёг.
С сынишкой загнал в окоп.
Никто на улицу выйти не мог:
Появишься — пуля в лоб.
Пять месяцев солнца не видели мы.
И только ночью, ползком,
Из липкой копоти, грязи и тьмы
Мы выбирались тайком.
Пусть знает сын мой, пусть видит сам,
Что этот разбитый дом,
Студёные звёзды, луну, леса
Родиной мы зовём!
Я верила — вы придёте назад.
Я верила, я ждала…»
И медленно навернулась слеза,
По бледной щеке потекла…
Над трупами немцев кружит вороньё.
На запад лежит наш путь.
О женщине этой, о сыне её,
Товарищ мой, не забудь!
1942
Борис БОГАТКОВ
1922 – 1943
Родился в Ачинске Красноярского края. В 1940 году, после окончания десятилетки, он приехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и учился в Литературном институте. С сентября 1941 года в действующей армии. После тяжёлого ранения и контузии в 1942 году был демобилизован и в течении нескольких месяцев работал в новосибирских «Окнах ТАСС», сотрудничал на радио и в газете «Красноармейская звезда». В декабре 1942 года Богаткову удалось добиться возвращения на фронт. Он был зачислен в Сибирскую добровольческую дивизию командиром взвода автоматчиков. Гвардии старший сержант Богатков погиб 11 августа 1943 года во время атаки на Гнездиловских высотах (Смоленское направление). Посмертно награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.
Наконец-то!
Новый чемодан длиной в полметра,
Кружка, ложка, ножик, котелок…
Я заранее припас всё это,
Чтоб явиться по повестке в срок.
Как я ждал её! И наконец-то
Вот она, желанная, в руках!..
…Пролетело, отшумело детство
В школах, в пионерских лагерях.
Молодость девичьими руками
Обнимала и ласкала нас,
Молодость холодными штыками
Засверкала на фронтах сейчас.
Молодость за всё родное биться
Повела ребят в огонь и дым,
И спешу я присоединиться
К возмужавшим сверстникам своим!
1941
Годен!
Всё с утра идёт чредой обычной.
Будничный осенний день столичный —
Славный день упорного труда.
Мчат троллейбусы, гремят трамваи,
Зов гудков доносится с окраин,
Торопливы толпы, как всегда.
Но сегодня и прохожим в лица,
И на здания родной столицы
С чувствами особыми гляжу,
А бойцов дарю улыбкой братской:
Я последний раз в одежде штатской
Под военным небом прохожу!..
1941. Москва
Перед наступлением
Метров двести — совсем немного —
Отделяют от нас лесок.
Кажется, велика ль дорога?
Лишь один небольшой бросок.
Только знает наша охрана —
Дорога не так близка.
Перед нами — «ничья» поляна,
А враги — у того леска.
В нём таятся фашистские дзоты,
Жёстким снегом их занесло.
Воронёные пулемёты
В нашу сторону смотрят зло.
Магазины свинцом набиты,
Часовой не смыкает глаз.
Страх тая, стерегут бандиты
Степь, захваченную у нас.
За врагами я, парень русский,
Наблюдаю, гневно дыша.
Палец твёрдо лежит на спуске
Безотказного ППШа.
Впереди — города пустые,
Нераспаханные поля.
Тяжко знать, что моя Россия
От того леска — не моя…
Посмотрю на друзей-гвардейцев:
Брови сдвинули, помрачнев, —
Как и мне, им сжимает сердце
Справедливый, священный гнев.
Поклялись мы, что встанем снова
На родимые рубежи!
И в минуты битвы суровой
Нас, гвардейцев, не устрашит
Ливень пуль, сносящий пилотки,
И оживший немецкий дзот…
Только бы прозвучал короткий,
Долгожданный приказ: «Вперёд!»
1942
«У эшелона обнимемся…»
У эшелона обнимемся.
Искренняя и большая,
Солнечные глаза твои
Вдруг затуманит грусть.
До ноготков любимые,
Знакомые руки сжимая,
Повторю на прощанье:
«Милая, я вернусь.
Я должен вернуться, но если…
Если случится такое,
Что не видать мне больше
Суровой родной страны, —
Одна к тебе просьба, подруга:
Сердце своё простое
Отдай ты честному парню,
Вернувшемуся с войны».
Декабрь 1942
Константин БАЁВ
1916 – 1943
Ушёл на фронт добровольцем. Погиб на льду Онежского озера, возвращаясь из разведки.
ЛОЖКА
Провожая в путь-дорожку,
Мать вложила в сумку мне:
– Вот, возьми, сыночек, ложку,
Пригодится на войне…
С боку звёзды, в центре птичка,
Лаком крытые края.
Сразу видно, что вещичка -
Раскрасавица моя.
В ней вкусна любая каша
И с огня солдатский борщ.
Эх, догадлива мамаша!
Знала: губ не обожжёшь.
Много мне встречалось ложек
Всех фасонов и мастей.
Только эта – всех дороже, -
Память матери моей.
1942 г.
Леонид ВИЛКОМИР
1912 – 1942
Родился в Старой Бухаре. Окончил в Москве среднюю школу и пошёл рабочим на завод «Борец». В 1934 году поступил учиться в Литературный институт им. Горького. С начала войны в качестве корреспондента — на фронте, летал на боевых самолётах, где исполнял обязанности стрелка-радиста, входил в состав танковых экипажей. Воевал на Волховском, затем на Южном фронтах. 19 июля 1942 года старший политрук Леонид Вилкомир погиб при выполнении боевого задания: штурмовик, на котором он летал, был сбит у станицы Ермаковская под Новочеркасском.
«Мы победим. Мои — слова…»
Мы победим. Мои — слова,
Моя над миром синева,
Мои — деревья и кусты,
Мои — сомненья и мечты.
Пусть на дыбы встаёт земля,
Вопит, и злобствует, и гонит
Меня к своим ногам не склонит,
Как в бурю мачты корабля.
Я буду жить, как я хочу:
Свободной птицею взлечу,
Глазам открою высоту,
В ногах травою прорасту,
В пустынях разольюсь водой,
В морях затрепещу звездой,
В горах дорогой пробегу.
Я — человек, я — всё могу!
1941
Павел ВИНТМАН
1918 — 1942
Родился в Мариуполе. Участвовал в Советско-финской и Великой Отечественной войнах. Лейтенант, командир стрелковой роты 748 стрелкового полка 206 стрелковой дивизии. Погиб 21 июля 1942 года на Шиловском плацдарме в Воронежском сражении. Похоронен в братской могиле № 113 (Шиловский плацдарм) в городе Воронеже.
«Дорога торная, дорога фронтовая…»
Дорога торная, дорога фронтовая, Поникшие сады, горящие стога, И в злой мороз, и в зное изнывая, Идти по ней и вечность постигать.
Такая в этом боль, тоска кругом такая В молчанье деревень и в дымном вкусе рос… Дорога торная, дорога фронтовая, Печальная страна обугленных берёз.
5/IX–1941
«Мне легко ходить по свету…»
Мне легко ходить по свету, Шевеля листвою слов, Мне не надобны советы Критикующих ослов.
И в боях кровопролитных, Где дрожат и не ужи, Мне не надобны молитвы, Я и так останусь жив.
Если ж путь уже измерен, Если сочтены года,— Я хочу упасть, не веря В то, что умер навсегда.
Не поймут моей дороги — Голубой, как луч сквозь дым, Люди медленного бога, Люди маленькой звезды.
4/XI–1941
Путеводное
В боях мы не грубеем – только руки, А сердцем стали, кажется, нежней. Нас осеняют светлые хоругви Любви к народу, к родине, к жене.
Без жалоб мы пускаемся в дорогу, И где-нибудь, на энском рубеже, Последний шаг мы отдадим народу, Последний вздох – оставленной жене.
Мы потому уверены в Победе, Нам потому неведом жалкий страх, Что юность наша с мужеством — соседи, Что нежность наша – ярости сестра.
9/I–1942
«Не нужно слов. Слова бывают лживы…»
Не нужно слов. Слова бывают лживы. Не нужно клятв, произнесённых вслух. Но если мы с тобою будем живы — Поверит мир в предназначенье двух.
Наверно, мы смешны, как могикане. Пришла война, мгновенно развалив Не слишком прочно пригнанные камни И верности, и чести, и любви.
Погас в сердцах последний чистый лучик, Возлюбленных забыты имена. И таинству совокупленья учит Чужих невест приезжий лейтенант.
Но мы с тобой… К чему пустые речи? Не нужно клятв, произнесённых вслух. И если суждено свершиться встрече — Поверит мир в предназначенье двух.
30/III–1942
Харьковскому фронту
Мы шли на бой во власти древних правил — Щадить детей, лежачего не бить… А нас поили злобой и отравой, И я клянусь – мы не умели пить. Мы научились пить вино военной славы, Пусть горечь Керчи в крепости вина, Но повторится вновь победный день Полтавы, Как повторился день Бородина.
22/VI–1942
Мирза (Реваз) ГЕЛОВАНИ
1917 – 1944
Родился в местечке Тионети. В 1936 году семья Геловани переехала в Тбилиси. С 1939 по 1944 служил в рядах Красной Армии. Участник Великой Отечественной войны с первых дней. Погиб на третий день операции «Багратион» 26 июня 1944 года при форсировании Западной Двины. Похоронен в лесу, у села Нижнее Кривино. В посёлке Тианете близ Тбилиси есть дом-музей Мирзы Геловани.
ТЫ
Ты помнишь,
мины рвались то и дело
И вся земля вокруг была черна?
Ты помнишь, пуля мимо пролетела,
Но сердце друга встретила она?
Лежал он у ограды церкви бывшей
В шинели непомерной ширины,
Ещё не знавший счастья,
не любивший,
Неделю не доживший до весны.
Взрывной волною сплющен был и погнут
Его видавший виды автомат…
И ты сказал, что главное —
не дрогнуть
От скорби, испытаний и утрат.
Идём с боями…
Медленные метры!
В глазах убитых — злых пожарищ медь…
Ничто и нас не оградит от смерти,
Коль не сумеем смерть мы одолеть.
1942
ОТ МТАЦМИНДЫ ДО СМОЛЕНСКА
От Мтацминды до Смоленска путь далёк:
Были горы, были степи и болота.
Помнишь ночь?
На минном поле ты залёг
Под огнём неумолимых пулемётов.
Помнишь Днепр,
Холодный, мутный, как рассвет?
Осень листьями дороги устилала…
Был я ранен, а остался только след —
Небо Родины, как лекарь, исцеляло.
…Я твой дом своим письмом не огорчил:
Написал, что в битвах всякое бывает,
Что охотник из Пшави не отступил,
Сердце друга на войне не умирает.
Сердце, нет,
не умирает, как боец,
Всё мне кажется теперь в огне похода,
Что отныне я
владелец двух сердец,
Что к своим годам
твои прибавил годы.
1943
Перевод с грузинского Юрия Полухина
Захар ГОРОДИССКИЙ
1923 – 1943
Родился в Самаре. В восемнадцать лет ушёл на фронт, в августе 1943 года был ранен. Скончался 12 августа 1943 года, не дожив четырёх месяцев до своего двадцатилетия. Похоронен на городском кладбище, на окраине города Зеленодольска, где лечился в госпитале. Стихотворение «Если мне смерть повстречается близко…» появилось в его блокноте за три дня до смерти.
«Здесь всё по-прежнему…»
Здесь всё по-прежнему:
Смеющиеся лица…
Жара и пыль… Красавцы тополя,
А где-то там,
На западной границе,
Перемешались небо и земля…
1941
«Серый пепел выжженных полей…»
Серый пепел выжженных полей,
Камни разорённых деревень…
Пни и угли — вместо тополей,
Вместо солнца — сумрачная тень…
Здесь забыли отдых и покой,
Здесь всё время в воздухе висит
Чёрный дым разрывов над рекой,
Над густыми ветками ракит.
Здесь не знаю, что такое сон.
Вверх взлетает рыхлая земля.
Здесь огонь и смерть со всех сторон
И травой заросшие поля…
Ночью от ракет светло как днём,
Днём темно от дымовых завес.
Люди под губительным огнём
Роют блиндажи, таскают лес.
Зорко смотрит часового глаз,
Спорит с пулемётом пулемёт.
Все готовы к бою, каждый час
Ждут приказа двинуться вперёд!
12 апреля 1943
«Если мне смерть повстречается близко…»
Если мне смерть повстречается близко
И уложит с собою спать.
Ты скажешь друзьям, что Захар Городисский
В боях не привык отступать.
Что он, нахлебавшись смертельного ветра,
Упал не назад, а вперёд,
Чтоб лишних сто семьдесят два сантиметра
Вошли в завоёванный счёт.
9 августа 1943
Татул ГУРЯН
1912 – 1942
Родился в Западной Армении. Погиб в 1942 году в дни обороны Севастополя.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Отдав поклон больнице и палате И медсестре, отнянчившей меня, Пришёл я вновь на линию огня, Где льётся кровь моих отважных братьев.
Как вражеская пуля ни лиха – Невмоготу ей одолеть поэта, Чья жажда жить теперь так велика, Что смерть ничто в сравненьи с жаждой этой.
Сразимся же, друзья мои! Весь мир Коричневой чумою атакован; А нам… нам легче лечь в бою костьми, Чем променять свободу на оковы.
Вот враг опять лавиной огневой Рванулся к нам; он лезет вон из кожи… Пренебрежём же смертью, уничтожим Прожорливые полчища его!
За мной, друзья! Всей грудью на врага! Вперёд, на зов армянского поэта! Да будет наша честь нам дорога! Да сгинет враг! Да здравствует победа!
Свинцовый дым густеет на холмах, Гремит и содрогается Малахов, Парят орлы, не знающие страха, Поблёскивая звёздами впотьмах.
И огненные наши бастионы Позор и смерть пророчат вам, тевтоны! И каждый наш корабль береговой Выносит вам свой смертный приговор!
Крепки ряды друзей моих суровых – Они встают и падают, но снова Встают и устремляются вперёд, Святая месть сквозь пламя нас ведёт.
С победной песней, поступью широкой Шагаешь, Севастополь наш, и ты, Перед тобой кровавые потоки И вражьих тел зловещие хребты.
И в этот час нам смерть не тяжела, О нас потомки скажут без печали: Они дрались за Родину и пали, Чтоб Родина любимая жила! 1942 Перевод Вруйра БАЛАСАНА
Муса ДЖАЛИЛЬ (Муса Мустафиевич Джалилов)
1906 – 1944
Родился в деревне Мустафа Оренбургской губернии. Начальное образование получил в деревенской школе, учился в медресе «Хусаиния» в Оренбурге, в Казани на рабфаке, в 1931 году окончил Московский государственный университет. В первый же день войны ушёл в ряды действующей армии. В июне 1942 года на Волховском фронте, тяжелораненый, был взят в плен. В концентрационном лагере вёл активную подпольную работу, был брошен в фашистский застенок — тюрьму Моабит, где создал цикл стихотворений. В 1944 году был казнён. Друзья по застенку сохранили его записные книжки. Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
КАСКА
Что ж! Пускай ты боец, закалённый в борьбе,
Ну, а всё же скажу напрямик:
Нелегко и с одеждой расстаться тебе,
Если ты к её складкам привык...
Не однажды в жёстоких сражениях я
Защищал мою родину-мать,
И осталась железная каска моя
На бруствере окопа лежать.
Был лесок впереди.
Немчура из леска
Нас огнём поливала три дня.
И, казалось, связались с землёй облака
Жёлтой лентой сплошного огня.
Ты – боец! Как бы враг ни палил, – карауль
Все уловки фашистов в бою!..
Глянул я из окопа – и несколько пуль
Тотчас щёлкнули в каску мою.
«Э! Видать, мою каску, – подумал я тут, -
Взял на мушку немецкий стрелок.
Он старается, чтоб и на пару минут
Я привстать из окопа не мог!»
Я поднял на штыке её и в аккурат
Над собою поставил, на вал.
Немец к ней пристрелялся. Его автомат
Так огнем её и поливал!
«Ну, молодчик, – я думал, – довольно тебе
Тратить столько патронов и сил!..»
Я укрытие немца нашёл по стрельбе.
И его наповал уложил.
Прогремело «ура!». И пошла, как стена,
На фашистов советская рать,
И осталась пробитая каска одна
На бруствере окопа лежать.
Пусть она не годится!.. В окоп под горой
Всё ж за ней я вернулся на миг:
И с пробитою каской расстаться порой
Нелегко, если ты к ней привык!
А она мне надёжной подругой была:
Помогла уничтожить врага
И в боях не однажды от смерти спасла, -
Вот за что она мне дорога!
1941
Перевод с татарского Д. Кедрина
ВАРВАРСТВО
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришёл хмельной майор и медными глазами
Окинул обречённых… Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землёю,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжёлый.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребёнок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Ещё не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Всё понял, понял всё малютка.
«Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать!» —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
«Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждёшь?»
И хочет вырваться из рук ребёнок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
«Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнёшь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно».
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее красной лентой извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах,
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слёз, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят.
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
Октябрь 1943
Перевод С. Липкина
Палачу
Не преклоню колен, палач, перед тобою, Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей. Придёт мой час — умру. Но знай: умру я стоя, Хотя ты голову отрубишь мне, злодей.
Увы, не тысячу, а только сто в сраженье Я уничтожить смог подобных палачей. За это, возвратясь, я попрошу прощенья, Колена преклонив, у родины моей. Ноябрь 1943
Перевод С. Липкина
Владислав ЗАНАДВОРОВ 1914 – 1942
Родился в Перми. Окончил военную школу. В звании лейтенанта командовал подразделением минометчиков. Участник Сталинградской битвы. Геройски погиб 28 ноября 1942 года в бою у деревни Русаково Ростовской области. Похоронен в братской могиле в станице Чернышевской.
Родина
Вот она — лесная родина: Над рекой падучая гроза, Наливная чёрная смородина, Чёрная, как девичьи глаза.
А в лесах, за горными вершинами, Травы стынут в утренней росе, И берёзы с лопнувшими жилами Падают, подвластные грозе.
И навек пленённая просторами, Выбегает узкая тропа. Дальнее село за косогорами, В воздухе повисли ястреба.
И потайно за густыми травами Сказывали парням молодым, Как по Волге с Емельяном плавали, Жили с атаманом Золотым.
Над крестами, над моими предками, Над крутыми строками стиха Снова машет огненными ветками Дикая заречная ольха.
И хоть сколько бы дорог ни пройдено, Ни отмерено далёких вёрст — Хлебом-солью повстречает родина, Улыбнётся тысячами звёзд.
А меж гор, что с тучами обвенчаны, Кама силу пробует свою. Я ни друга, ни отца, ни женщины Не любил, как родину мою. 1936
РОДНОЕ
В траве по колено леса
И стёжки, родные для взора,
И чистые, словно слеза,
За жёлтым обрывом озёра.
И кажется, дремлют они
В суровые, трудные дни
С вечерней зари до рассвета…
По-новому смотришь на это.
И юности вечной родник,
Тропа босоногого детства!
Посмотришь — сливаются в миг
Удары винтовки и сердца.
1941–1942
Война
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это боль головная, что ломит висок;
Это юность моя, что в окопах истлела;
Это грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это жизни короткий последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как
завершенье —
Под разрывы снарядов, при вспышках ракет —
Беззаветная гибель на поле сраженья.
1942
*** На развороченные доты Легли прожектора лучи, И эти тёмные высоты Вдруг стали светлыми в ночи…
А мы в снегу, на склонах голых, Лежали молча, где легли, Не поднимали век тяжёлых – Высот увидеть не могли.
Но, утверждая наше право, За нами вслед на горы те Всходила воинская слава И нас искала в темноте. 1941
Кусок родной земли
Кусок земли, он весь пропитан кровью. Почернел от дыма плотный мёрзлый снег. Даже и привыкший к многословью, Здесь к молчанью привыкает человек.
Впереди лежат пологие высоты, А внизу — упавший на колени лес. Лбы нахмурив, вражеские дзоты Встали, словно ночь, наперерез.
Смятый бруствер. Развороченное ложе. Угол блиндажа. Снаряды всех смели. Здесь плясала смерть, но нам всего дороже Окровавленный кусок чужой земли.
Шаг за шагом ровно три недели Мы вползали вверх, не знавшие преград. Даже мёртвые покинуть не хотели Этот молньей опалённый ад.
Пусть любой ценой, но только бы добраться, Хоть буравя снег, но только б доползти, Чтоб в молчаньи страшно и жёстоко драться, Всё, как есть, сметая на своём пути.
Под огнём навесным задержалась рота, Но товарищ вырвался вперёд... Грудью пал на амбразуру дота — Сразу кровью захлебнулся пулемёт!
Мы забыли всё... Мы бились беспощадно... Мы на лезвиях штыков наш гнев несли, Не жалея жизни, чтобы взять обратно Развороченный кусок родной земли. 1941—1942
Составитель и публикатор Геннадий Красников
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
