В тени теней, в зелёных омутаx
златых птенцов…
* * *
Вещий ворон летит тяжело,
воздух скриплыми пашет крылами.
Что опять его к нам занесло?
Напророчить всемирное зло?
Но в подробностях знаем и сами.
Да, грядущие хмурые дни
недалече, но мы и не ропщем.
Вещий ворон, ты, брат, не стони.
Эти злые, уйдут и они.
Это нам не впервой, между прочим.
2008
* * *
Ни словечка я не изобрёл.
Хватит тех, что давали мне люди.
Слово «б ы т ь» – всем глаголам глагол.
Потому-то мы были, мы будем.
Потому-то мы с вами есть
в естестве своём, в звонкой сути.
Слова русского божья весть,
я молюсь тебе: «Буди, буди!»
2009
* * *
О том, что не сбылось, не произошло,
не сталось меж нами на свете,
однажды мы будем томиться светло,
слезами давиться, как дети.
Зачем же, скажи, будто жизни назло,
какая-то жёсткая сила
велит, чтоб не сбылось, не произошло,
чтоб сердце впустую изныло?
2008
ПТАХ
Валерию Ганичеву
В тени теней, в зелёных омутаx
златых птенцов высиживает птах.
Но коль тебе не надоела жизнь,
в тени теней найти гнездо не тщись.
Златых птенцов не выдаст птах-отец.
Узришь его и тотчас ты – мертвец.
Затем, что он в словах невыразим:
то ль Сирин-Алконост, то ль Серафим?
В тени теней, в зелёных омутах
ходи вприжмур, с затычками в ушах.
Затем, что свист его невыносим
для всех, кто петь затеял рядом с ним.
В миру льстецов, лжецов и прощелыг
не дай вам Бог услышать этот зык
или узреть алмазный этот зрак
в миру бельмастых и кривых зевак.
Глазок сверлящий в прах испепелит.
А свистнет птах – язык твой пригвоздит.
Вот почему шататься зря не смей
в зелёных омутах, в тени теней.
2008
РАЗГОВОР
(Песнь песней )
– Хочу подойти к тебе – не подойду.
Хочу улыбнуться тебе – а не в силах.
Покойно ли, милый, лежится в саду
тебе под навесом небес моих синих?
Как девичье тело прохлада легка,
но мысль моя ласковей тени древесной.
Хочу, но смогу ли тебе на века
стать матерью, чадом, женою, невестой,
желанной, единой, хотя бы на миг,
хотя бы постылой, подстилкой хотя бы.
Хочу просочиться в твой утренний мир,
мой сладкий, мой сущий, мой спящий, мой слабый.
Хочу стать щербатым покрытием крыш.
Ты, взор свой царапая, их созерцаешь.
Хочу стать вином я, которым горишь,
и ветром нагорным, который вдыхаешь.
Хочу я вплотную тебя окружить,
разлившись медовым полуденным жаром,
плотнее, чем синяя сетка из жил
набрякшую руку твою окружает.
Хочу я подкрасться неслышно, как тать,
войти в тебя тайно, как входит простуда,
впустить, растворить твоё тело, впитать
в себя и не выпустить больше оттуда.
– Милая, прости, я так далёк –
за сто лет от собственного тела.
Вдруг открылось мне, что уголёк –
всё живое. За пределом – темень.
Будто бы откуда-то извне
на деревья наши и на башни
только миг короткий, как во сне,
я глядел, узнал, и стало страшно.
Ноет, как от вывиха, плечо.
Милая, ты знаешь, я не робок.
Но от вида этого ещё
до сих пор колотится меж рёбер.
Словно мы летели в пустоту,
а сады цвели, сияли горы,
на рожке своём играл пастух,
у соседей продолжались споры.
Кувыркались на тропе козлы,
полководцы собирались к бою,
мертвеца на кладбище несли,
женщины рожали, громко воя.
Алые водовороты роз
пенились, подпрыгивали реки.
Лист лавровый по линейке рос,
и твердели в панцирях орехи.
Где-то копошился суховей.
Львы лениво раззевали пасти.
Виноград смотрел из-под ветвей,
как глаза, туманные от страсти.
Но за нежной этой кисеёй
темнота бескрайняя зияла,
и летели мы вниз головой…
О, как страшно мне в ту пору стало.
А никто нигде не чуял зла.
Горизонты конница пылила.
Гусеница по стволу ползла.
Бабочка над башнями парила.
1965
* * *
Сердце возраста не чует,
счёт обидам не ведёт,
всё надеется на чудо,
всё несбыточного ждёт.
Размечталось, разрезвилось,
расшалилось снова, ишь!
Сорвалось, со счёту сбилось…
Ну, куда ты так, малыш?
С кем, скажи, играешь в прятки?
Затаилось в закуток.
Застучат босые пятки,
только дверцы – торк да торк.
Боль? Была. Да боле нету!
Вышла вся – не отыскать.
Хорошо по белу свету
за бессмертием скакать
через ту тоску-кручину,
через пень-колоду ту,
через пропасть и пучину,
по калинову мосту,
по ступенечкам звончатым,
во всю мочь свою да прыть…
В царстве, в царстве тридевятом
хоть денёчек, а пожить!
2008
ТРИ ЗАГОВОРА
1
Кровка моя, ты согрей меня,
костка моя, укрепи меня,
кожа моя, не рассыпь меня,
совесть моя, не терзай меня.
Око моё, не завидь,
ухо моё, не вострись,
душе моя, не томись…
Ты же, рука, удерживай посох.
Ты же, пята, крепи мою поступь.
Ты же, язык, не криви мою речь.
Дых чтобы был не впопых.
Сон чтобы был глубок.
Боль чтоб свернулась в клубок,
закатилась за холмок,
закатилась да не вернулась.
2
Слёзка, не лейся,
Бровки, не супьтесь,
Лобик, не морщься,
Губки, не кривьтесь,
Сердце, не жалься.
Ушки, откройтесь
чистому слову.
Глазки, погляньте
на зорьку красну,
на Божье небо,
Тресветло солнце.
Аминь.
3
С миру по ниточке,
с бору по сосенке,
с моря по капельке,
с поля по зёрнышку –
вот и наполнилась
чудо-шкатулочка
Алое лентие –
в косу ячменную.
Дай-ка, поглажу
головку пушистую.
Что, моя умница.
ты призадумалась,
сырость-печаль
под подушку запрятала?
Ты ж у нас крепкая,
ты у нас мудрая,
ты у нас добрая,
честная, чистая,
тихая, кроткая,
ты наша любая,
самая-самая.
Ты у нас Божия.
Аминь.
2009
Юрий Лощиц
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 