Дитя,
ты спишь в своей постели.
Твоей души чудесный свет,
легко пройдя сквозь толстый плед,
чуть освещает
ветку ели...
РАССКАЗ ПОДРУГИ
В тот год на всенощной под Рождество,
у сына сильно разболелось сердце.
Он все просился: мам, пойду согреться...
А в церкви было жарко таково.
Он чувствовал, ребенок кровный мой,
как закричали петухи втории,
как холод охватил дитя Марии —
там, на земле,
в хлеву,
во тьме,
зимой!
* * *
Погладь меня, Господи, по голове.
На это уйдет минута, ну две...
И под утешительной Отчей рукой
пусть хоть на чуть-чуть
обрету я покой!
Вращается сердце на острой игле.
Ночь. Боль. Вот лекарство стоит на столе.
Жестокой обиды зверек жестяной
живет во мне, жрет меня, властвует мной!
О челюсти лисьи сомнений и муть
мечтаний о мести: убить и уснуть!
Уже не утишить молитвой меня,
уже не залить ледяного огня.
По лезвию мысли упрямо скользя
быть страшной хочу,
если страстной нельзя!
Как лик на иконе конически строг.
Суд высказан. Очи глядят на порог.
Такой приговор разве выдержит кто?!
Иду в коридор, надеваю пальто.
Не видь меня, Боже, не слышь меня, сын,
будь славен один и будь счастлив один!
Я вздрогну
и выдерну
ключ из замка —
на голову
тихо
ложится
Р У К А.
САМОЕ ПРОСТОЕ
Раба Божия рябина,
кривобокая, в рябинах,
к церкви приросла,
на ветру промозглом стоя,
просит самое простое —
света и тепла.
Раба Божия Марина
и нарядом из ряднины,
и лицом страшна,
На ветру у церкви стоя,
просит самое простое —
хлеба и вина.
Жизнь проходит у рябины.
Жизнь проходит у Марины.
И судить не нам,
чем они угодны Богу,
что дается им так много:
жить у входа в храм.
ОПЯТЬ ОБ УМАНИ
Знаю, знаю, где моя Родина,
Где черно загустела смородина,
Где синеет до неба дельфиниум —
Сиди, думай, при чем тут дельфиний ум!
Выйдет мама босая: по садику
То собаки несутся, то всадники,
Что-то сдвинулось, видно, во времени:
То бандеровцы ходят, то древние,
Кто с копьем, а кто с лазерной пушкою,
Кто-то наг, кто-то в шубе с опушкою…
Мама машет: «Мени всэ до Нобэля!
Тут щодэнь такэ писля Чернобэля!»..
И опять — поливать да пропалывать,
Сорняки казнить, цветы жаловать…
А хрущи гудят меж березами!
Роз в капусте куст ярко-розовый:
Ах ты ж роза, капустная рожа,
Ах, капуста — зеленая роза!
Вот и я стою, кверху донышком,
Осеняема сладостным солнышком,
У клубники усы обрываю
И на весь огород распеваю —
Ну куда там Ротару! — коронную,
Про «чаривную» руту червонную…
За забором солдат, в ноги раненый,
Стоит, слушает, одурманенный,
Во всю грудь — ордена на колодочке,
А в глазах — тоска по молодочке!
А за ним, вон, какой-то монголовый
Уже ладит стрелою мне в голову…
БРАТУ
(из цикла «Домой»)
Я кровной травою умоюсь
И в землю родную войду
По шею, по локти, по пояс…
И скроюсь, как камень в пруду.
И там, средь червей и кореньев,
Как прах в прародительской мгле,
Я стану — сотленной творенью,
Я стану
родною
Земле.
Как высшее счастье приемлю
И знаю, что больше, брат мой,
Родную полюбишь ты землю —
Лишь только
Землей став
Самой.
СГУЩЕНКА ВРЕМЕНИ
(Из цикла «Домой»)
У мамы в подвале хранится сгущенка
Еще с той советской поры,
Когда я была сладкоежка-девчонка
И помнила сладость игры.
На даче картошка цвела фиолетом,
Летали шальные шмели —
И в этом раю украинского лета
Мы с братом дуэтом росли.
Средь яблок, малины, клубники и вишен,
В сплошной мешанине садов,
Где каждый цветок так роскошно излишен
И в руки сорваться готов,
Вся сладость природы несла нам в угоду
Плодов злато-алый поток,
Но мы предпочли и варенью, и меду
Консервную радость, браток!
Когда-то теперь доберусь до Паланки?
Житье-то — в миру колотье…
У мамы в подвале
Запаяно в банке
Сладчайшее детство мое.
Наталья Лясковская
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
