НА ПРОХОРОВСКОМ ПОЛЕ Николаю Иванову. Это он подарил мне сюжет. Так делают 9 мая каждый год белгородские вдовы, поминая своих мужей.
И вот тогда, когда взорвутся грозы, И ливнями проплачутся поля, И расцветут стыдливые берёзы, Серёжками озвучив тополя, В девятый день трагического мая Крестьянки в поле вынесут столы И выдохнут, года перебирая: «Когда ж вернёшься, милый мой, с войны?!» Где вязли танки, где снаряды выли, Где в небе высь не достигала дна, Они который праздник приходили Сюда, где похоронена война. На этом поле Скорби и Печали Победа с Богородицей вдвоём Пред женщинами русскими молчали. А женщины молчали о своём. Их не уговорили похоронки. Они, на стол поставив хлеб и снедь, Садятся вместе на родной сторонке За горизонт и на небо смотреть. Нет, не летают ангелы над ними. Торжественный не раздаётся хор. Но в этот день с любимыми своими Они ведут безмолвный разговор.
* * * Лишь солнышко по небу скатится, Как вынесут звёзд посветить. Ты тут же подумай: сумятица. Пора небеса запретить. И позже подумай за ужином: Чего-то неведомо жаль. Не пепел, а чёрное кружево – Черёмухи чёрная шаль. Ты впредь обо мне не расспрашивай: Тебе моя повесть – пустяк. Но где – ничего тебе страшного, Мне страшно и боязно так. Пророк – обязательно баловень, Как ни был бы он одинок. Земля – обязательно палуба. Поэт – обязательно бог. Ни слова из песни не выбросить. Ни дня из судьбы не отдать. И жизнь, словно дитятко, выносить И дальше её передать.
*** В нашем городе дворы со старушками. А дороги вперемешку с заплатами. Да зато у нас есть улица Пушкина. И есть улица Ивана Куратова.
И хотя по интернету шатается Наша юность разбитная и гордая, Каждый день она душой прикасается К нашим классикам на улицах города.
Я Онегина встречала над Вычегдой. Он по пляжу проходил с хохотушками И спросил: «А вы Татьяну не видели»? Я сказала: «Она с мужем на Пушкина».
Я ему, конечно, резко ответила, Не меня хотя в романе обидели. А Куратова ни разу не встретила. А другие говорили, что видели.
ПАМЯТИ АНАТОЛИЯ ФЕДУЛОВА I Мне без тебя осталась пустота Последних лет. И в неизвестность дверца. Мне от тебя осталась высота Твоей любви, заполонившей сердце. Мне от тебя остался свет небес. Да, я не верю в тьму, когда припомню, Как много счастья ты рассыпал здесь На радость мне в беды каменоломню. Возьми и ты туда, где нет меня, Не сполох чувств, а тихое моленье. В нём крик души – подобье вдохновенья. А взмах свечи – подобие огня. 8.09.14
II Давайте учиться у нежности таинству речи. Сияет черёмуха ярче к Полярному кругу. И ветер её обнимает за белые плечи, Ревнуя к простору и даже к зелёному лугу.
Мне это знакомо - весёлая искренность страсти. Открытое чувство на грани восторга и муки. Давайте учиться свободному выбору счастья. И радости встречи. И горькой печали разлуки.
Спасибо, любимый, что ты меня выбрал навеки. Что выпала жизнь долготою в строптивую вечность. Давайте учиться у нежности таинству речи, Чему научились у Бога славяне и греки.
*** А мои долги не считаны. А мои стихи не читаны. А мои друзья не брошены. А мои грехи не спрошены. А моя звезда не видана. А моя беда не выдана. А еще чего не сказано, Так я жизнью с тем повязана.
*** Сергею Перевезенцеву Я удивляюсь: я жила непросто. Но рядом был хотя лесоповал, Меня любили северные звёзды. И Млечный Путь дорогу подавал. И в бездну не хотелось мне. А если Была дорога трудной, но земной. И я привыкла к гроздьям, как к созвездьям, Бесхитростной черёмухи лесной.
Моя земля, родимая, как поле, Как двор с избою, где в стене сверчок… Иван да Марья – всё моё раздолье, Искусница да умный дурачок. А наша Церковь – праздничная радость - Меня манила тайной бытия. И улыбалась мне через ограду Родная Богородица моя. И только я шагнула ей навстречу, Как яркий свет моих коснулся глаз. И чуть вздохнули облегчённо свечи, Когда я в Храм ступила первый раз.
И этот пот крестьянского надела, И устроенье царского двора – Здесь нет конфликта. И не в этом дело. А дело в том, что выяснить пора, Зачем нам рушат солнечную душу. И заменяют Главное – Ничем. И заставляют музыку не слушать Родной земли. Зачем они? Зачем?!
ЗЛОБА ДНЯ
А я вчера видала Злобу Дня. Она была бледна и экстравертна: «Да ты совсем не слушаешь меня. Запомни, дорогая: я бессмертна».
И начала из шкафа доставать Свои наряды: Холод, Голод – нате! И вдруг кому-то крикнула: «Подать Немедленно мне главное из платьев».
И эти кто-то вынесли Войну, Сорвав с себя не греческие маски. И разорвало чёрным тишину, Залив наотмашь солнечные краски.
И сдались все наивные мечты. Одна осталась - про любовь до гроба...
А Злоба всё звала из пустоты: «Сюда» Сюда!» На то она и Злоба.
* * * И что удивительно: только России не велено Любить свои песни, свою первозданную речь. Потом упрекают: мол, столько святого потеряно! Меня поражает, что столько сумели сберечь.
И что удивительно: только России положено Страдать за других, умирать за других и скорбеть. Посмотришь на глобус – где наших людей не положено? А что поражает: мол, надо, чтоб так же и впредь.
И что удивительно: недруг в предчувствии мается – Мол, Русь поднимается, объединяется Русь! Меня поражает, но Русь моя впрямь поднимается, А с нею, бессмертной, неужто я не поднимусь?!
*** А другу перекрыли горизонт: За взятки кто-то подкупил управу. Завидовать, конечно, не резон. Но обижаться он имеет право.
Стоит напротив дом. В конце концов, Не одному ему простор закрыли. Нам всё равно не жить в стране отцов. Я говорю: терпи. У нас есть крылья!
А он не хочет жить в своём дому. Нет, говорит, уеду на кулички, Пусть даже хоть к рогатому тому. И так нехорошо терзает спички.
Не горизонт, твердит, а гарнизон. Закрыли солнце. Подожгу управу… Завидовать, конечно, не резон. Но обижаться он имеет право.
*** Ну и что, что чувство ни к чему?! Тоже возводила терема! Это провожают по уму. Ну, а любят даже без ума. Это расстаются на века, Чтобы помнить до смерти и до Самого последнего звонка Памяти, с начальной ноты «до».
Понимаешь? Ну, конечно, да. В этом-то и главная беда.
ПОКАЯНИЕ Певцу Русской земли, смоленскому поэту Виктору Смирнову
Он был большим, не зная, что великий. Он в шумный праздник встречи превратил. Когда в его я заглянула книги, Я ужаснулась: как он страшно жил. Какая боль вошла в страницы эти. Любовь какая и какое зло! Как был он одинок на белом свете, Хотя писал, что в жизни повезло. «…В деревне осень стылая. Сырая. Тоскуя без друзей в своей дыре, Я бы давно повесился в сарае, Не будь коровы на моём дворе. Путь озарив берёзовой корою, Грустя в столицах, веселясь в лесах, Я бы давно зарезался косою, Не будь коня на заливных лугах». Не повезло ни с женщиной, ни с другом. Зато об этом как сумел он спеть! Как он писал жестоко и упруго. Как Родине служил: родная, ведь! Пусть сказано, что «умирать не ново», Но принимая жизнь его навзрыд, Ты, Русь, запомни Виктора Смирнова! Ведь это он с тобою говорит: «Возвышенными не соря словами, Стараясь в меру плакать и шутить, Эпоха наша сгинет вместе с нами. Ей после нас нет вовсе смысла жить».
ТРОПИНКА Памяти моей мамы О.К.Мирошниченко-Кулагиной
Эта тропинка пронзила дороги и тропы, Шёлковой ниточкой сшила навеки судьбу. Я вспоминаю её на дорогах Европы. И на просторах России вдеваю в стальную иглу.
Эта тропинка наивна и непостоянна. В горы взлетает и падает в ноги стремглав. Всё-то ей по сердцу то родники, то туманы. То сквозь огонь пробирается без переправ.
Эта тропинка – то маминой памяти память. Слышишь, родная! Тебя мне уже не вернуть. Но навсегда, ты не бойся, останется с нами Эта тропинка. Теперь я зову её путь.
ДА ПУСТЬ ИДУТ…
Да пусть идут! Кто хочет – пусть уходят, Готовят паспорта и корабли. А то, как дрожжи бешеные, бродят И пузыри пускают на земли. Пусть все уйдут, кому Россия – сука. И не жена она кому, не мать. И мы тогда обнимемся друг с другом И скажем: «Слава Богу! Хватит спать»!
Не упрекая и не сожалея, Сомкнём ряды и, поглядев вокруг, Мы вспомним всё, что любим и умеем. И будет отдыхать нам недосуг. Вам не понять, чего Россия стоит. И почему её не продаём. Мы говорим: «Оставьте нас в покое И бросьте умирать». Мы не умрём.
Вы всё украли. Вот и успокойтесь. На золотом живите этаже. Водою вашей мёртвою умойтесь: Живая не поможет вам уже. И рухнут технологии и фейки. И вдосталь нарожаем мы детей. Мы Родину поднимем без копейки Своей любовью к Родине своей.
*** А вы уходите куда, Мои наивные года? Не говорите никогда, Что навсегда. 1994
СНЕГА-СНЕГА …
Снега-снега. Мне жить здесь целый век Среди снегов и пасмурной тайги. В змеиных кольцах онемевших рек И под присмотром бархатной пурги.
Теплить огонь, поддерживать сердца, Любить мороз, баюкая словцо. И небо цвета темного свинца Держать над полем, словно озерцо.
Зато потом, когда вернется сам Веселый май с кругами на пруду, Сказать себе: «Не вам судить. Не вам». И почему-то думать про судьбу.
*** Они напрасно запустили Хаос. Теперь осталась только Вера в Бога. Теперь из тысячи дорог осталась Одна, зато безсмертная дорога.
Веками на России проживая, Перебивая войны недородом, Народ, по сути, стал непробиваем. Лишь потому и выжил, несгибаем. А как иначе? Родина живая Была б живою с неживым народом?!
И потому, как верно б ни казалось, Но золото припрятав у порога, Они напрасно запустили Хаос. Она безплатной на Руси осталась - Святая Вера в Родину и в Бога.
РУССКИЙ ИСХОД
Всё снизошло до главной простоты: Народа нет. Он полностью изношен. Изношены любимые мечты. И Вера в Бога. И асфальт подошв.
Изношены и нежность, и печаль. И государства карточного домик Рассыплется, чихни вдруг, невзначай, Какой-нибудь заокеанский гномик.
И только Бог не верит, что конец Народу, выжившему на безлюдье. И «Отче наш» вручает как венец. Как голову Крестителя на блюде.
Надежда Мирошниченко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"