Память сердца не знает забвенья
Из новых стихов
Все длинней и печальней становятся ночи бессонья,
А душа все сильнее тоскует о крае родном.
Ускользают минуты, года — как вода из ладоней.
Только память хранит нежность маминых рук, отчий дом.
Красота Буковины рождала возвышенность духа.
Сила гор даровала безмерную стойкость сердцам.
Мой народ за века пережил войны, голод, разруху.
Он за преданность Вере достоин святого венца...
Шелест зерен, бросаемых в землю, и грохот сражений,
Мирный труд на полях, ручеек, что в ущелье звенит.
Пенье птиц на заре, летний дождь и судьбу поколений —
Все народная память в легендах, в сказаньях хранит.
Память — зеркало Вечности, что никогда не тускнеет.
Ты внимательно в зеркало это душою всмотрись!
Если сердцем ты чист и любовь только в нем пламенеет, —
То покажет в нем каждый заветный свой миг сама жизнь!
Я вот думаю: может быть, это ночное бессонье
Не случайно даровано Господом нам — для того.
Чтоб в ночной тишине перед нами предстали весомей –
Те события, лица, что были роднее всего…
Мне отрадны о Родине доблестной воспоминанья.
Мой народ от нашествий и бедствий веками страдал.
Но не сломлен был дух его в битвах за волю, в дерзаньях.
И мой род буковинский участие в них принимал.
Из далекого прошлого вновь возникают виденья.
Снова турок набег: звон клинков, слезы вдов, плач детей.
Но встречает врагов тех упорное сопротивленье.
И в боях против турок сражался мой прадед Матей.
Сильный духом и Верой святой, жить не мог он иначе.
Воин мужественный, ратный подвиг он свой совершал.
Обессиленный ранами, турками в плен был захвачен,
Но геройски Матей из турецкого плена бежал.
Но не только о собственной воле он думал, плененный,—
Совершил с земляками своими сей дерзкий побег,
И когда он вернулся домой, от неволи спасенный,
Стал в родимом соленье мой прадед примером для всех.
От него и пошел род Матейковых, сильный и мудрый.
И в назначенный Господом час моя мать родилась!
И хоть в жизни ее ясных дней было меньше, чем хмурых, —
Доброта ее сердца дождем на меня излилась,
... Из окна вновь я вижу наш двор, заметенный метелью;
Будто вновь согревает тепло ее ласковых рук.
Сколько раз ее голос звучал над моей колыбелью,
Но слова одной песни печальной припомнились вдруг:
"Така її доля, о Боже мій милий!
За що Ти караєш її молоду?
Пошли ж Ти їй долю, вона молоденька;
А люда чужії її засміють..."
Ох, нелегкая доля была у селян Буковины!
От зари до зари гнули спины на панских полях;
Пот обильно струился по юным кудрям и сединам.
Поздним вечером лишь возжигались лучины в домах.
Редким проблеском — праздники светлые были порою.
Как умел веселиться народ, словно не было бед!
Легким облаком песни плыли над седою горою,
И деревья листвой шелестящей им вторили вслед.
А еще именины и свадьбы справляли всем миром.
Пусть не густо в карманах у бедных людей, — пустяки!
Добротой насыщались сердца, а не княжеским пиром.
В хату — проще войти, а вот замки для них — высоки.
Бедняки, богачи — никогда не понять им друг друга.
Щели глаз богатеевых светятся жадным огнем,
И нужна его толстому брюху на помощь подпруга.
А бедняк — что ему! Он всегда легок был на подъем.
А бедняк-сирота — это тихое, горькое горе,
И кусок черствый хлеба сиротской слезою омыт.
Но коль встретятся двое людей, как суденышки в море,
То им легче идти против ветра жестокой судьбы.
Вот таким сиротой был отец мой, бедняк одинокий.
И послала судьба ему в жены мою юную мать, —
Словно свежего ветра глоток после горестей стольких.
И в убогой хатенке они стали жить-поживать.
О, как тяжко трудились они, просыпаясь с зарею!
Все ж хватало им сил, чтоб очаг свой семейный хранить.
Шел за месяцем месяц. Однажды весенней порою
Час настал долгожданный — младенца-кровинку родить.
Так судил им Всевышний Господь: я на свет появился.
И с пеленок я был материнской любовью согрет.
А едва научасъ говорить, вместе с мамой молился, —
С той поры для меня воссиял Веры истинной Свет!...
Годы шли, след деяний людских за собой оставляя.
Мир менялся, и страны меняли свой облик и строй.
Лишь судьбы колесо убыстряло ход, не уставая.
Для народов и стран луч надежды являя порой.
Я — всем сердцем уверовал в Милость Всевышнего Бога,
И мой жизненный путь предначертан был Богом Самим.
В мир и к людям вела меня Веры священной дорога, —
Доносил Слово Божие им я в служенье своем.
А отец мой и мать, как всегда, непрестанно трудились,
Но не нажили тяжким трудом ни добра, ни хором.
В этом мире царила по-прежнему несправедливость;
Не хотела удача заглядывать в скромный наш дом.
И вот слух о победе народа дошел в Буковину;
Мол, теперь все обязаны честно, достойно служить.
И решился пойти из родимых краев на чужбину —
Мой отец, чтоб семье обеспечить достойную жизнь.
Со слезами в душе мать отца в долгий путь провожала.
Но надежды на лучшее — маленький лучик сиял,
Каждый день из далеких краев мать вестей ожидала;
День за днем уходил, отец знать о себе не давал.
От молчания этого в сердце вселилась тревога.
Что случилось? И сколько еще нам в неведенье ждать?
Мать — в хатенке, я — в келъе молились Всевышнему Богу,
Чтобы добрые вести могли об отце мы узнать...
Но пришла весть оттуда, откуда мы не ожидали.
Так товарищ отца нам поведал в письме, наконец, —
О трагедии мрачной подробности. С болью, с печалью
Мы узнали: за правое дело жизнь отдал отец.
... На заводе, в Челябинске, после работы бригада,
Где работал отец, села ужинать, как и всегда.
Но ворвался начальник к ним, словно исчадие ада,
Стал кричать, что им крепкий кнут нужен а не еда.
Мол, они за работу свою пищу не заслужили,
План не выполнили, — и себя, и других подвели.
И велел, чтоб уставших, голодных людей окружили
И поникших, трудом обессиленных — прочь увели.
Все вначале опешили, слова сказать не успели.
Но из этой толпы мой отец вышел. Глядя в упор
На начальника злобного, он произнес, — чтоб не смели
Издеваться над ними: трудились они на измор.
Что тут стало твориться с начальством, не вымолвить словом:
Как орало, хрипело, стучало ногами оно!
И схватили отца, и избили его, и в оковах
Увели на расправу, швырнув на темницы холодное дно…
А потом увезли на рассвете в холодные дали.
Словно саван печальный, гнал ветер колючий листву.
Без суда и свидетелей в поле отца расстреляли
И могила его безымянная стынет на вечном посту.
Невозможно без боли и слез вспоминать это снова,
Но чем старше становишься, — многое видишь ясней.
Понимаешь: разящим оружием может быть слово.
Только с правдой живя, ты становишься чише, честней.
Но как дорого стоит нам это святое прозренье,
Ведь о многом ушедшем приходится нам сожалеть.
Все былое ушло; настоящим его не заменим.
Только Веры священной свеча будет вечно гореть!
Лишь одно меня в думах моих о родных утешает:
Отца встретила на Небесах моя добрая мать.
Верю: Ангелы их песнопеньем своим услаждают,
И в Хорале Небесном там можно слова услыхать:
"Радуйся, Стефане, каторжник, узников защитниче!
Испытал ти немало ужасного в жизни земной,
И как мученик — принял ты смерть свою, тем защитивши
Человека достоинство, правду, рискуя собой.
Ты во имя людей не боялся расправы жестокой.
Ты вступился за сирых и слабых — пред сильным и злым;
Люди поняли, что даже здесь — они не одиноки;
Может, путь святой ты указал им примером своим!...»
Верю в то, что молитвы Небесных высот достигают;
Верю в то, что лишь Вера Святая мир этот спасет!
Всех людей на Добро неустанно я благословляю!
Верю: Вечная Жизнъ наши души прозревшие ждет!
Будем — веровать в Бога Святого, усердно молиться —
И друг другу в земной нашей жизни во всем помогать!
И, конечно же, надо всем нам непрестанно трудиться!
Да пребудут над нами — Господня Любовь и Его Благодать!
16 октября 2008 г.,
г. Харьков
Никодим, митрополит Харьковский и Богодуховский
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 