В дорогах длинных мы дни верстали…
Стихи для памяти
МАМА
Песня-поэма
1. ГРУСТНАЯ ПЕСНЯ
Всю жизнь я живу минуткою,
Которая не забудется
Как детство с нянькой Анютою,
Губастенькой, как верблюдица.
Батя приехал с Севера,
Финской «кукушкой» меченый –
Будет детишек семеро
От проводницы встреченной!
В тамбуре «конское ржание»,
Но веет казачьей силою
Мамино содержание
Под формой небесно-синею.
Мама нам дом отгрохала,
Гвозди вбивая в драночки,
С печкой, как церковь Елохова,
А возле печки – лавочки.
– Мамочка, печку привязывай
К небу, в ней черти водятся!
Мама, нам сказки сказывай,
А лучше всего пословицы!
Дед мой, свалявши валенки,
Вьючил их на верблюдицу,
И маму, совсем ещё маленькую,
В рейс отправлял – не заблудится.
И я стал шофёром правильным,
Который нигде не заблудится, –
Повсюду мне светит мамина
На небе Большая Верблюдица!
2.
Я был дальнобойным водителем,
Но были ещё дальнобойнее,
Я знал сердобольных родителей,
Но мама их всех сердобольнее.
Работал, как все водители
В «ПОГАТе», по месту жительства,
Зарплаты годами не видели,
Как русских людей в правительстве.
И дети без детства сладкого,
И без витаминов – матери, –
Душа, как рубаха с заплатками
У члена Союза Писателей!
Выпало нам испытание,
Выпали зубы мамины,
Что были крепки, как здания
Старой Москвы белокаменной.
Насиженный МАЗ покинул я
После разборки с бухгалтером,
Как Брежнев, любил машины я,
Как Гитлер, стал гастарбайтером.
И стал я дешёвой рабсилою,
В таджики пошёл и узбеки я,
Не думал, что маму милую
Покинул отныне навеки я.
Тёмно-голодными зимами,
В эпоху иудопредательства
Не расставайтесь с любимыми
Ни при каких обстоятельствах!
3.
С этой вот грустной песнею,
Злою и нехорошею,
Мне б ещё год до пенсии,
А дальше работать брошу я.
А пенсия наша мизинична,
Прибавят, как крякнет иудица,
Как нас учили, Ильинична?
Не кушает тот, кто не трудится!
И снова Москвы окраина,
Вагончиков жизнь убогая.
Работаю на хозяина
Никона или Когана.
Снова менты-блюстители
Бьют не по имени-отчеству:
Дубинушку не хотите ли?
Спасибо, уже не хочется!
И я отвечаю дерзкою
Улыбкою белокаменной
Такою вот жизнью мерзкою
Я дожил до смерти маминой.
II.
Прилетела весть шальной сорокой
Прямо к гастарбайтеру в Москву.
Ехал он печальною дорогой,
Водкою глуша свою тоску.
В тамбуре, холодном, словно в БУРе,
В сигаретном дыме-молоке,
Попривыкли все к его фигуре –
С литрой, как гранатою в руке.
Угощал он водкой всю округу,
Спать ложился, маму звал в бреду
И к нему тянулись, будто к другу.
Все, хоть раз попавшие в беду.
Как беда зелёные вагоны,
Шли по рельсам, словно по лыжне,
По вагонам шастали «погоны»,
Но его не трогали оне.
Все его «заточки» без ответа
Оставляли и не гнали спать,
Словно был он памятник поэту
На Тверском Бульваре 25.
Все свои «заточки» и замашки
Он бросал на ветер за порог,
Только строчки Новикова Сашки
Он из песни выкинуть не смог:
Что все пути его не ближние
Сводились к сущему и вящему,
Что за рубли свои фуфлыжные
Он бросил мать по-настоящему,
Он бросил жить по-настоящему!
СЕДЬМОЙ
Фрагмент поэмы
…Стыдились ложно – икон не стало!
Отец безбожник твердил устало,
Что молодым нам – везде дорога.
А мать: « Без Бога – ни до порога!»
И словно истина в великом споре
Седьмой ребёнок родился вскоре!
Как появился седьмой – пригожий
Никто не знает – подарок Божий!
Чудесный парень, смешной, не хмурый
Он, как Гагарин, назвался Юрой
Гагарин Юрка был крепче водки
Он в Оренбурге учился в «лётке».
Там над Уралом «крылом могучий»
Валерий Чкалов разводит тучи...
Не надо к бабке ходить для сверки:
В «пятидесятых» пошли Валерки,
В «шестидесятых», как в Оренбурге,
По всей России – сплошные Юрки!
Мороз на стёклах рисует сказки
Юркеш, чуть тёплый с ружьём в коляске,
Чтоб стать солдатом, ему – седьмому
«Нельзя до хаты» – как часовому!
Лет пять, как тёзка, проспал Юранья
На койке жёсткой, как воспитанье.
Потом, ребята, как МАЗ мне дали,
Мы с Юркой – братом в кабине спали.
В дорогах длинных мы дни верстали,
На всех кабинах – Иосиф Сталин!
У нас в героях – Гагарин Юра,
А за спиною – тюрьма и фура!
Гагарин Юра – любимый самый!
В «стальном окурке» под небесами,
Он чудом выжил, на спуске звёздном,
А имя в жизни так судьбоносно!
***
Как судьбоносно бывает имя
Узнали с Юрой мы молодыми,
Мне восемнадцать, как тонн в прицепе,
Он – пятилетний, как план в «УТЭПе».
Мой путь шофёрский обыкновенный,
Сначала дали ЗИС-5 военный,
Четыре брата и две сестрёнки –
Со мной, как скаты, моей «трёхтонки».
Потом прозвали МАЗистом ярым,
А как пропал мой прицеп с товаром,
То «посадили» на судьбоносный,
На предармейский Урал – трёхосный.
Братишка всюду со мной катался,
Я лгать не буду, как жив остался, –
Спасибо Богу, спасибо мамке
К штанам в дорогу, пришила лямки!
Неслись Уралы в ночной клоаке,
Где стоп-сигналы горят, как маки,
Открылась дверца – сиденье пусто!
Ну, Юрка – лётчик! Похлеще Руста!
Заснул и выпал в открытый космос!
Бежали с криком к машине сосны.
Летел с откоса – повис на лямке,
Целуй колёса – поедем к мамке!
Штаны на лямках, как школьный ранец,
Господь спасает детей и пьяниц!
***
Смерть нынче косит быстрей комбайна,
Открытий просят былые тайны,
Годов шофёрских сдымив две пачки,
Мы едем с Юркой в «нормальной тачке».
Купили «тачку» банан-пятёрку,
Потом семёрку, потом восьмёрку,
Потом девятку, потом десятку –
Когда ракету прикупим, братка?
Я прожил много, ты Юрка слушай.
А то, как Богу отдам я душу?
У всех, как трасса, – одна дорога,
Но всяк по-разному приходит к Богу.
Пока, ты Юрка, летал с откоса,
Пришёл я к Богу с одним вопросом,
Как жить мне снова с такой потерей?
– И дал я Слово, и в Спаса верю!
Любовь к невесте, жена, сын-кроха, –
На первом месте, но после Бога!
Понятье это уходит в древность,
Прости поэта и божью ревность!
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Памяти матроса Ивана Кузнецова
На кладбище «Майском» сегодня кресты,
Как будто вчера самолеты,
Воздушные к Богу наводят мосты,
Но нам умирать неохота.
На кладбище орском не к месту слова.
Стояли орчане, молчали.
Синицы слетали с ветвей, как листва,
На желтые розы печали.
У наших девчонок, как море, глаза,
А слезы – как вешние росы,
Соленой водою омоет слеза
Геройского парня-матроса.
Он город на Волге в опасности спас,
Когда взрыв за взрывом звучали.
Глаза не от водки заплыли у нас –
От волглой, как Волга, печали.
В ту пятницу пятился весь белый свет,
Но знали в той воинской части –
У орских парней задней скорости нет –
Хоть их разбери на запчасти!
Герои способны подняться в полет,
Когда перекрыты дороги,
Лишь Ваня да мичман рванули вперед
В огне и удушливом смоге...
P. S.
Все взрывы утихли, потушен пожар,
Стою я с орчанами вместе,
Слезу обронив, как серебряный шар,
На эту прощальную песню.
ОТЕЦ ОТЕЧЕСТВА
У отца было только три сына
Двое умных, а третий герой!
А единой стране все едино,
Что свершиться с его детворой.
Был отец тише тихого Дона
А сыны, как лихой ипподром,
Старший Петька всегда вне закона,
Но в тюрьме стал законным вором.
Был отец дальнобойным шофером,
Много разных он знал передач, –
Через все двадцать восемь заборов
Чай, на зону летал, словно мяч.
Средний, Юрка, не знался с ворами,
Белых лилий он был звездочет,
Любовался тюльпанов коврами,
Никому не давая отчет.
Но призвали, забрили в солдаты,
Воевать в чужедальной стране,
Где горели КАМАЗы, как хаты,
В предыдущей священной войне.
Стал чумаз, как КАМАЗ, средний сынка,
И броваст, как дорога в Афган,
А оттуда в «гробнице» из цинка
Возвратил его «Черный Тюльпан».
Это ж надо! – Случиться такому!
Мать завыла, белей, чем зима!
Вор-Петруха просился «до дому»,
Д а его не пустила тюрьма.
Младший сынка увидел «Груз 200»
И сказал «Плакать будут, зверьки»,
Есть у русских закон кровной мести,
О котором молчат русаки.
Сашка, третий пацанчик, спокойный,
Не «хлестался» – иду, мол, на «Вы»!
В подмосковных «петрушкиных войнах» –
Снайперенок славянской братвы.
Он сказал, что погибнет на месте,
Если батя не пустит в Чечню,
И ушел, и пропал он без вести
На броне и одетый в броню.
Сашка-третий в спецназ был забратый
И попал под огонь батарей.
На плече не чертенок пархатый,
А порхающий Кассиус Клей!
Наколов две звезды на колени,
Был он третьим на рынке страны,
Но ушел со своим поколеньем
В неизвестность чеченской войны.
Мы с отцом его спиртом лечились,
И пролил я нечаянно свет,
Как в Москве на литкурсах учились
И чеченский и русский поэт
Все в застолье решается быстро.
Он для сына на все был готов –
«Раз поэты повыше министров,
Значит, завтра мы едем в Ростов!»
До Ростова нам проще простого,
Если ходко машина бежит,
Сколько нашего «тела Христова»
В «морозильниках» там уж лежит!
На дороге мы старые «волки»
Тешим сердце в вечернем луче –
«Мы узнаем его по наколкам
На коленях и левом плече!»
То в кювете сидим, то в буфете,
С Богом в сердце, с царем в голове
Он стихи мои видел в газете,
Я – Петруху в «Бандитской Москве».
Распрощался Петруха с баландой
И, хоть в сильные мира не лез,
Поимел и «Фазенду» с верандой,
И крутой, словно жизнь, «Мерседес».
Он сидел не за что, а за что-то,
Был в ответке линеен и прям –
Из ручного стрелял пулемета
В кабаке по двуногим чертям.
Разлетелись бригады и звенья
Посрывались с цепей псы войны.
Спит Россия, покрытая тенью
Шестипалой звезды и луны.
Вновь вещует душа, как Кассандра,
Вновь, как дог, ощетинился год.
Ждет Отчизна царя Александра,
Как отец Сашку-третьего, ждет.
Мы прошли и Ростов, и Воронеж,
В память врезался каждый пацан.
Эту тему сейчас если тронешь, –
Кровь пойдет из Запекшихся ран.
По вагонам прошли и палатам,
Побывали, считай, на войне,
Подсказали нам дети-солдаты,
Что искать надо Сашу в Чечне.
И отец потащился куда-то
Средь убитых войной матерей,
Он поверил, что Сашку-солдата
Может выручить Кассиус Клей!
Дал я «зелень» ему на дорогу,
Да побил телеящик «Рекорд»
В нем глумился над Русью убогой
Телеглаз «вырожденческих морд»
Телеграмму послав за подмогой,
Я прошел и «вокзал», и «базар»,
Но помог мне конкретно немного
Лишь чеченец Замаев Хизар.
Обагренный сыновнею кровью
И отеческим русским стыдом,
Я поехал один в Подмосковье
На свиданку с Петрушкой-Вором.
У поэтов другие «окопы»,
Где строчит пулеметом строка,
В небесах облака, как сугробы,
И дорога, как жизнь, нелегка.
За Отечество было обидно,
За отца я был весточке рад
Тормознулся я в городе Видном,
Да и к тренеру, в Зеленоград.
Тренер дал полотенцем отмашку,
Прочитал про «отцов и детей»
И сказал: «Только пленного Сашку
Может выручить Кассиус Клей!»
Я ударил по лапам из кожи
И ответил «В компот не пыли!»
Если Кассиус Клей не поможет,
То поможет Мохаммед Али!
Сашку пленным представить не мог я,
Потому и закончил рассказ,
И Петрухе ничем не помог я –
На Петруху наехал Камаз.
Вор-Петруха погиб за баранкой
В «Мерседесе» в «железных тисках».
И теперь стало глухо, как в танке
В наших славных славянских «войсках».
А отец был в Чечне ополченцем,
Безконтрактным, как знамя полка,
Но стрельнуть в молодого чеченца
У него не поднялась рука.
Музыкант и поэт Яндарбиев
Обещал мне прислать пару строк,
За которые в нашей России
Могут дать оглушительный срок.
Век 20-й катился к закату,
Оставалось лишь несколько лет,
И под «Лунную» выли сонату
И чеченский, и русский поэт! Николай Пашков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 