В мире доброго мира не видно
Стихи о времени, о нас…
***
«Россия оставила Сербию
наедине с НАТО».
(Из газет).
В мире доброго мира не видно,
Всё безумней, циничней дела.
Мне за Сербию больно. Мне стыдно,
Что Россия её предала.
Этот факт бьёт по сердцу, по нервам,
Подтолкнули мы их на краю.
А ведь сербы спасли в сорок первом
И Москву, и Россию мою.
Не ушли от глобальных коллизий,
Не спаслись, не остались в тени.
Целых двадцать немецких дивизий
В сорок первом сдержали они.
Каждый воин в бою был не робок.
Надо знать, что в Европе в тот час
Только сербы и были бок о бок,
Только сербы и бились за нас.
Плачь душа. Распахни им объятья.
Поддержи при любой их грозе.
Это наши последние братья
По кресту, по любви, по стезе…
КАЛИНОВЫЙ КУСТ
По своей, а не чьей-то охоте
На армейский паёк угодил.
Он калиновый куст в огороде
Перед тем, как уйти, посадил.
Видно, внял он чьему-то совету,
Спрятал в сердце весёлую грусть.
«Как поспеет калина – приеду,
Обязательно, мама, вернусь…»
Навык воинский схватывал слёту,
Был отмечен в приказах не раз.
А попал он в десантную роту,
А послали его на Кавказ.
Путь стежками пурпурными вышит,
Ведь в руках у него пулемёт.
Где он? Что же письма не напишет?
Где он? Весточку что не пришлёт?
А какая сегодня калина
Расцвела на родной стороне.
Мать с тревогой весеннего сына
Сколько раз уже видит во сне.
– Это ты ли, мой мальчик, отрада? –
И прижмётся с тоскою к груди.
– Не горюй, не тревожься, не надо,
Я вернусь,– говорит он,– ты жди…
Скоро снеги холодные лягут.
«Мальчик мой…» – еле слышно из уст.
…Держит ягоды, пригоршню ягод,
Не сдаётся калиновый куст.
АДМИРАЛ УШАКОВ
Валерию Ганичеву
Под стягом русской державы
Был он непобедим.
Сколько турецкой славы
Развеял он в прах и дым!
Вот он, девиз Ушакова,
Время его не сотрёт,–
Три сокровенных слова:
«Вера! Отечество! Флот!».
Каркали даже вороны,
Кто-то и им наказал:
– Каменные бастионы
Никто не возьмёт!... – Он взял.
Вот она совесть росса,
И честь его, и закон:
Ни одного матроса
В плену не оставил он.
И не состарили годы
Души его смелой ширь.
Ему бы в моря, в походы…
А он ушёл в монастырь.
Смиренно склоняя выю
Вдали от досужих глаз,
Молился он за Россию,
Молился за всех за нас.
Назначил его недаром
В войско небесных сил
Единственным адмиралом
Архистратиг Михаил.
И вот он под облаками
Морской стережёт простор.
Он в сердце, в молитве с нами
Наш святой Феодор.
Идут корабли по свету
И не боятся гроз.
И знает заповедь эту
Каждый русский матрос.
Свят девиз Ушакова,
Время его не сотрёт,–
Три сокровенных слова:
«Вера! Отечество! Флот!».
***
Это только в России издревле осталось,
Чтобы плакала радость, а горе смеялось.
Это только в России, на подвиги громкой,
Вечно ходит надежда с сиротской котомкой.
Это только у нас смастерили царь-пушку
Не для дела, а так, напоказ, как игрушку.
И такой изготовили колокол медный,
Чтоб и рта не раскрыл он, царь-колокол бедный.
За такое могли только мы лишь и взяться…
Но зато все другие стоят и дивятся.
Все другие глядят и завистливо судят:
Никогда-то у них вот такого не будет…
***
Хорошо лежать в траве,
Позабыв столицу,
Наблюдая в синеве
Самолёт иль птицу.
Никаких иных чудес
И не надо боле:
Земляникой пахнет лес,
Пахнет хлебом поле.
И незыблемый курган
Веет древней славой,
Словно рухнувший от ран
Витязь величавый.
К речке тянутся стада
В золоте рассвета…
Верю я, что никогда
Не исчезнет это.
***
Все мы летящие в пламени
Листья над стылым ручьём…
Милые, вечные, дальние,
Я не прошу ни о чём.
Испепеляются грамоты,
Плавятся камни в огне.
Если вы мною помянуты,
Значит, вы живы во мне.
Ветер холодный забвения
Да не касается вас.
…Мыслей упорных биение,
Чувств неизбывный запас, –
Всё это вы передали мне,
Встав навсегда за плечом.
Милые, вечные, дальние,
Я не прошу ни о чём…
НА ВЫСТАВКЕ САВРАСОВА
Юрию Лощицу
Это небо и эта дорога,
Эти крестики, прутья, следы,
Талый воздух весны у порога,
Рождество осиянной воды!
И грачи, и тумана полоска…
И гляжу, словно в зеркало, я
В милый дворик, где чахнет берёзка,
В сиротливую суть бытия.
Журавли прокурлыкали где-то.
Всё, что видится здесь и вдали –
Это тихая музыка света,
Слёзы радости бедной земли…
***
Каркнул ворон своё: «Невермор…
И разор у вас будет и мор,
Грянет день – и пойдёт всё насмарку.
Будет насмерть расхристан простор,
Разгуляется празднично вор,
Оседлав, как коня, иномарку…»
Эту истину вспомнишь не вдруг:
Только вырони вёсла из рук –
Всё само и пойдёт поневоле…
Нам помыслить о том недосуг.
Кто нам ворон? Не враг и не друг,
Просто древняя птица – не боле.
Словно клюнул всех вместе петух.
Смрад истошный пошёл, а не дух
От толпы, как от дьявольской черни.
От того, кто не слеп и не глух,
Только пух полетел, только пух,
Только прах полетел от деревни.
То, что было – быльём поросло.
Унеслось, изломалось весло
На каком-то речном перекате.
Жизнь есть жизнь. Опустело село.
Всё сбылось. Роковое число
Запеклось на обугленной дате…
***
И вот в небесах журавлиный парад.
Всё глуше прощальная песня парада.
Ты входишь, как входят в разрушенный град,
В осеннюю стынь отшумевшего сада.
Как пусто. Как грустно. Такая пора:
Зови не зови – не дождёшься ответа.
А это ведь здесь ликовал ты вчера,
Целуя в уста земляничное лето…
ПОСПЕЛИ ТРАВЫ…
У девок и парней бессонница,
А всё гармонь тому виной…
Поспели травы, долу клонятся,
И даже в полночь пышет зной.
И столько в небе электричества!
И заработают часы
Её Крестьянского Величества,
Царицы деревень – косы.
Стальная, с лезвием отточенным,
Как молния, пойдёт в полёт,
И по лугам, и по обочинам
Пойдёт, работница, пойдёт!
Пойдёт полями и полянами,
От ранних зорь и до зарниц.
И травушка рядами пьяными
Падёт, подкошенная, ниц.
Коса! Не тронь. Обрежешь пальчики.
Поосторожнее, брусок…
Потом она в углу, в сарайчике,
Устало встанет на носок.
В хлеву корова в ночи зимние
От голода не заревёт…
Всё по уму,
По главной линии.
Пей молоко. Живи, народ.
***
Продвигается город в поля,
Подминая собой деревушки.
И прерывисто дышит земля,
Как больная, уткнувшись в подушки.
Всё возьмите: дощатый забор,
Старый дом и его прибаутки!
Но ставьте вот этот простор,
Где ромашки и где незабудки.
Где вечерней звезды самоцвет
В чистой лужице радует снова
Как счастливого детства привет,
Как свеченье забытого слова…
***
Гляжу, испытывая шок,
И не хозяин, и не гость.
Как будто вновь Батый прожёг
Просторы русские насквозь.
Полынь не всплачет ни о ком.
Нет деревень – один туман.
Как будто танковым катком
По ним прошёл Гудериан.
О, Родина!.. Как мы грешны.
Каких не знала ты измен.
Какие плечи быть должны,
Чтоб вновь поднять тебя с колен?!
***
Я видел и Обь, и Иртыш,
И кедры над ними, и ёлки.
Я слушал таёжную тишь
В далёком якутском посёлке.
С собратом своим по перу
Летел в вертолёте над Леной.
Следил я шаманью игру –
Загадку души вдохновенной.
Я шёл первобытной тропой,
Как древний охотник по сути.
Крестился на крест золотой
Воскресшего храма в Сургуте.
В пути спотыкалась строка
О звёздные гребни и крыши.
Я понял: Сибирь велика,
Но Родина больше и выше.
Всё близко и всё вдалеке,
Всё русская воля связала.
Сияет в державной руке
Алмазная чаша Байкала.
Я понял в раздумье своём
Какую, назло бездорожью,
Мы трудную ношу несём,
Какую ответственность Божью…
***
В Михайловском яблонный цвет над округой,
А в Болдине буйно бушуют сирени…
Мы связаны крепко цветущею вьюгой,
Когда в лепестках и крыльцо, и колени.
Родная земля! Синеокие дали,
Где мы повстречались, любили, рыдали.
Смеялись от счастья, немели от горя,
Но жили достойно и не были жалки
Под звёздным покровом, где пышут в просторе
Лугов одуванчиковых полушалки.
Здесь церкви встают на намоленном месте,
Журчанья ручьёв со стихами созвучны.
И радостно нам оттого, что мы вместе
Грустим и взыскуем, что так неразлучны.
Как мчится отпущенных дней коротанье!
Века или годы мелькнули – и нету.
Как в Болдине ближе, причастнее к тайне,
В Михайловском ближе к небесному свету…
ЛОМОНОСОВ
Поморский отрок, русский гений,
Он к нам шагнул сквозь времена,
Признав в одном из размышлений:
«Звездам числа нет, бездне дна…».
И столько тайн открылось взору!
Всё испытал, во всё проник
Под стать величьем Святогору
Простой архангельский мужик.
Наука – это то же поле,
Паши, объяв и даль и высь.
Другие столько съели соли,
А до него не поднялись.
Пинка немецкому засилью
Давал, смутив немало трон.
«Россия прирастёт Сибирью»,–
Сказал – и не ошибся он.
О сколько он гусиных перьев
Извёл, когда душой парил!
Четырёхстопным ямбом первый
Он, он у нас заговорил.
Целуя царственную руку,
Слагая строфы звучных од,
Воспел и труд он, и науку,
Восславил русский он народ.
Вот эту мощную державность
Да можно ль выжечь в нас, стереть?!
На Ломоносовых держалась
И будет Русь держаться впредь.
ЖУРЧАЛА РЕЧКА…
Журчала речка сквозь орешник,
В янтарном зареве песка,
Вся голубая, как подснежник,
Тонка, как жилка у виска.
К ней ребятишки летом мчались,
Махая флагами рубах.
Над ней черёмухи качались
То в соловьях, то в воробьях…
…Всё заросло остервенело.
Ни речки. Ни села. Ни дач.
Ну что ты стал белее мела?
Уж если можешь, то поплачь.
И пусть тебя в глуши безвестной,
Где ты как будто ни при чём,
Услышит Ангел лишь небесный,
За правым реющий плечом.
Лишь он, невидимый и странный,
Лишь он, страдающий в тиши,
С незаживающею раной
Твоей души, твоей души…
***
Евгению Титкову
Идём, поскольку жизнь сурова,
То по прямой, то по кривой…
Мне снова бы под сень Сарова
Войти с поникшей головой.
Пройти бы нам, мой друг любезный,
Вдоль речки в пёстром камыше,
Чтоб вновь увидеть свет небесный
В своей встревоженной душе.
Понять, что в таинстве молений
Нет места помыслам пустым,
И в тёмной келье на колени
Встать перед образом святым.
Пройти бы там, где сохранима
Берёзок, сосен древних вязь,
Нетленной тропкой Серафима
Пройти, от радости светясь…
***
Люблю деревенские наши просторы,
Где в сёлах, как витязи в шлемах, соборы,
Где бани при каждом стоят огороде,
Где мох зеленеет на крыше сарая,
Где старый пастух, кнутовищем играя,
Ещё как никто уважаем в народе.
В народе, которого мелкие крохи
Рассыпаны в избах давнишней работы,
И где на крылечках, отстав от эпохи,
Старушки вздыхают, обутые в боты.
Пылятся на подловках старые книги,
Пучки сон-травы, зверобоя, черники…
Мы тоже оттуда, из той глухомани.
Бежали купаться на пруд после бани.
Там рожь колосится,
Там свет из окошек,
Там стук деревянных некрашеных ложек.
Там встречный учтиво снимает фуражку…
Идёшь – и душа у тебя нараспашку!
ПИСАТЕЛЬ
Кто так вот о жизни, чтоб – слёзы из глаз,
Чтоб – горько, чтоб – губы до крови?
Кто так отлюбил и отплакал за нас
В молитвенно-совестном слове?
Кто так обнажил, отпечатал следы
Эпохи, грозящей распадом,
Чтоб стойко изба нашей русской судьбы
Держалась под ветром, под градом?
Кто так вот сорвался всемирно на крик
Над бедным родительским краем,
Какой мы души золотой материк
Теряем, теряем, теряем…
Кого-то смущает простой его вид,–
Ни шика, ни стати особой.
В беседе вдруг каменно он замолчит.
О чём? Догадайся попробуй.
Безбрежна, наверное, русская грусть.
Но тот, кто однажды коснётся
Нетленных страниц,
тот возьмётся за грудь
И что-то поймёт, и спасётся…
ЛЕВ ТОЛСТОЙ
Бруском о косу – вжик,
Трава – за валом вал…
«Я больше вас мужик»,–
Он Горькому сказал.
За плугом он привык,
Когда встаёт заря.
«Я больше вас мужик»,–
Граф обронил не зря.
«Я больше вас мужик»,–
Стоят за томом том…
…Писатели, на миг
Задумайтесь о том.
АКСИНЬЯ
Вот сверкнуло над вечерней синью,
Громыхнуло в небе – быть беде…
Берегом спускается Аксинья
К Дону, к холодеющей воде.
И не крикнешь ей: постой! Куда ты?
Знает, знает женщина куда.
Плечи загорелые покаты,
На ходу легка и молода.
Он из-за ветлы к ней выйдет скрытно,
где-то снова молния сверкнёт.
И она слезу смахнёт бесстыдно
И к нему, к женатому, прильнёт…
Ой, узнают скоро, ой, осудят!
Рухнешь, рухнешь на кровать пластом!
Разве не читала ты, что будет,
Что, Аксинья, станется потом?
А она, счастливая, не охнет…
Тихий Дон, прости её, прости.
Если сердцем женщина присохнет –
И трава в степи ей не расти.
Пахнет дождевой внезапной стынью,
Дробью хлестануло по воде.
К дому возвращается Аксинья.
А гроза всё ближе – быть беде…
***
Слова – суть бытия земного,
В них радость жизни и беда.
А что могущественней слова?
Неужто дело, господа?
Да разве человек бы выжил,
Вот этот мир бы сотворил,
Когда себя бы не услышал,
Когда бы не заговорил.
И я скажу, пускай не ново:
У человека до сих пор
Не столько дело, сколько слово –
Его и слава, и позор.
***
Я писал о любви, но внушала эпоха,
Что масштабнее выглядеть должен талант.
Я когда-то играл на гармошке неплохо,
А теперь уж какой из меня музыкант.
Где-то в омуте мой заколдованный перстень,
Проскакал вдоль околицы конь вороной.
Я, конечно, сыграю, да только тех песен
Больше некому спеть на сторонке родной.
Я сыграю, да нет того света в окошке,
Нет ни клуба того, ни девчонок тех нет,
И травой заросли наши стёжки-дорожки,
Свёрнут флаг и закрыт навсегда сельсовет.
Пройден этот рубеж и поставлена веха,
Роковой изменить невозможно маршрут.
Далеко то село – ни дойти, ни доехать,
То село, где меня обязательно ждут…
ЛАСТОЧКИ
Кто это буквами резкими
Вычертил синий листок?
Это над перелесками
Ласточки учат урок.
Крылья… Забытая клинопись…
Может быть, кто-то прочтёт?
Вот они стайкою ринулись
Вновь в реактивный полёт.
Белое… Чёрное… Синее…
В этом крутом вираже
Что-то есть необъяснимое,
То, что не вспомнить уже…
***
«По небу полуночи Ангел летел…»
М. Лермонтов
Звякнет под вечер ведро у колодца,
Птица зальётся средь тёмных ракит.
Так же нам плачется, так же смеётся,
Жизнь продолжается – Ангел летит.
Это не важно, зима или лето,
Если не ставшее злым от обид
Сердце полно и тепла и привета,
Света полно – значит, Ангел летит.
Ах, прочитать бы среди полуночи
Что напророчит нам Млечный петит!
Вспыхнут от счастья небесные очи,
Губы к губам – это Ангел летит.
Только б с душою душа подружилась,
Веруя в то, что есть высший удел.
Только Земля бы привычно кружилась,
Только бы Ангел летел и летел…
***
Глядит на род людской Господь,
На сирых и бездомных:
Проникли и в земную плоть,
И в плоть небес бездонных.
Но если в дерзости такой
Достанем до печёнки,
Смахнёт природа нас рукой,
Как муравьёв с клеёнки…
АИСТЫ
Может быть, такой сосны в природе
Не было в округе зеленей.
Все уже забыли, в коем годе
Поселились аисты на ней.
Но гроза в слепой, могучей силе
Обожгла гнездовье и сосну.
Не вернутся, люди рассудили,
Как встречать без аистов весну?
К ним в деревне попривыкли с детства,
Вот и эта радость – на куски.
Да на них порой не наглядеться
От нужды и сумрачной тоски!
Что вы, люди, что вы, в самом деле,
Им не надо новое жильё.
Прилетели снова, прилетели
В отчее гнездо, где всё своё.
Вот и он, знакомый купол храма,
Нет милей заветной стороны.
На стволе обугленном упрямо
Старым стенам аисты верны.
КОНЧИНА
На кровати лежит в передней,
Чист его величавый лик.
Умирает в селе последний
Пахарь, сеятель, фронтовик.
Деток вырастил. Нянчил внуков
И не пропил родную даль…
…Ты узнай его, маршал Жуков.
ВАСИЛЁК
Он во ржи всегда стоит весёлым,
Он под ветром даже не прилёг…
Улыбаться солнцу, листьям, пчёлам –
Это счастье, думал василёк.
А сорвут – возможно ведь и это –
На судьбу роптать бы я не смог.
Пригожусь, быть может, для букета
Иль девчушке в радостный венок.
Господи! Я вырос среди хлеба,
Среди поля,– нет ему конца.
Я любил, я видел это небо,
Я людские радовал сердца… Николай Рачков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 